— Что за морок, — охнула Игла. Отражение улыбнулось ей, демонстрируя жемчуг зубов, поманило пальцем с золотым перстнем, а когда Игла шагнула ближе, оскалилось, обернувшись дряхлой старухой. Зубы выпали, волосы превратились в пепел, а бирюза глаз — в слепые бельма. Игла вскрикнула, отпрянула от зеркала, налетела спиной на шкаф, и тот зазвенел, роняя на пол свои сокровища. Разбилась под ногами хрустальная ваза, осыпались на голову свитки, жемчуга и кольца.
— Кто здесь? — послышался хриплый, надтреснутый голос из темноты.
Игла вздрогнула, развернулась, выставляя перед собой нож, но никого не увидела.
— Кощей? — позвала Игла голосом звонким, как натянутая струна.
Тишину прерывало только её прерывистое от испуга дыхание. А потом снова донеслось слабое: «Кто здесь?» — и спустя долгую паузу, будто говорящему приходилось собирать силы для каждого слова: «Помогите».
Игла опустила нож, схватила висевшую в воздухе свечку и, крадучись, отправилась на звук. Но и спустя десяток шагов она никого не увидела.
— Не бросайте меня.
Игла развернулась, и рыжий свет упал на высокий железный... ящик, — вернее слова у Иглы в запасе не было, — повторяющий контуры человеческого тела. Он стоял над ней истуканом и глядел золотой маской с чёрными провалами глаз. Железное тело опоясывали цепи, а на груди темнела запирающая руна.
— Помогите... — повторил ящик, и Игла увидела на полу следы давно высохшей крови, будто она вытекала прямиком из ящика.
Правду говорили, что в тереме Кощеевом обитает зло, что бессмертное чудище мучает и лишает жизни своих гостей, потому как не в силах отнять собственную и ненавидит всех, чьё сердце бьётся и замирает по зову смерти. Его же сердце давно поросло паутиной ни живое, ни мёртвое.
— Помогите...
Голос сбросил с Иглы оцепенение, отогнал образ зловещего старика, прожившего на белом свете так долго, что тело успело превратиться в иссушенный скелет.
— Потерпи! — выдохнула Игла, бросаясь к ящику. — Потерпи, миленький, я мигом!
Кровь, которой была начертана запирающая руна, присохла намертво, и Игле пришлось соскребать её остриём ножа. Стоило разорвать плетение линий, сами собой осыпались на пол цепи и превратились в прах. Игла спрятала нож и ухватилась обеими руками за крышку ящика, потянула изо всех сил.
— Помоги, миленький! Подтолкни! — Игла от натуги сцепила зубы.
Крышка поддалась, заскрипела и отворилась, обнажив ряды острых шипов, сплошь покрытых кровью. Игла вскрикнула, когда из ящика на неё упал человек, попыталась удержать его, но не хватило сил. Взметнулась снежная вьюга волос, сверкнули золотом глаза, и Игла повалилась на каменный пол. Длинные белые пальцы нашли её горло, разорвали ворот рубахи, и по зале разнёсся мучительный стон. Не успела Игла опомниться, как почувствовала, как силы покидают её, как бьётся в крови магия, с каждым ударом сердца вспыхивает и ручьём покидает тело, стремясь к холодным, чужим рукам на её шее. Закричав, Игла дёрнулась, оттолкнула от себя человека, и удивилась, как легко у неё это вышло — настолько он был немощен и худ. Человек царапнул длинными ногтями кожу на её груди, стараясь поймать последние крохи магии, упал на бок и замер. Игла подскочила, отпрыгнула, налетев на ящик и чуть не угодив в его зубастую пасть. Схватилась за горло, защищаясь от нового нападения, но человек на полу не шевелился.
Отдышавшись, Игла поманила свечи, и они послушно подплыли ближе. У ног Иглы лежал юноша, немногим старше её самой. На молодом, осунувшемся лице застыла мука. Длинные волосы белой волной разметались по полу, худые, похожие на хрупкие ветви, руки, с длинными, обломанными ногтями подрагивали, на платье виднелись дыры от шипов и застывшая кровь. Игла присела рядом, потянулась к юноше, боясь, что юноша истечёт кровью, но украденная магия, уже начала исцеление — раны стремительно затягивались.
— Явилась за Кощеем, а нашла его пленника, — пробормотала Игла, убирая с лица юноши снежную прядь. На его лбу выступила испарина, губы беспокойно шевелились, но слов Игла разобрать не сумела. Её сила была в другом.
Юноша не приходил в себя три дня. Игла оттащила его в ближайшую спальню и уложила на кровать и молилась богам, чтобы хозяин дома не вернулся раньше времени. На рассвете она уходила в лес за травами, днём отпаивала отварами юношу, который мучился лихорадкой, не переставал стонать и бормотать что-то невразумительное, а вечерами исследовала терем, в надежде узнать, куда и по каким делам мог отправиться Кощей. Ей бы бежать на поиски, но Игла не могла бросить больного — её заботы всегда лежали там, где лежали чужие беды. До города Игла бы юношу не дотянула, чтобы передать лекарям, и лекаря привести не могла — боялась оставить юношу надолго, он грозил сорваться в объятия смерти, не дождавшись помощи. Поэтому Игла оставалась рядом, читала заговоры, клала на лоб юноши пропитанную отваром тряпицу и ждала.
Лепёшки заканчивались, Игла собирала ягоды, орехи и носила воду из ручья — еду, что щедро предлагал Кощеев дом, она так и не решилась. Зато Игла отыскала книги — тысячи книг, что хранили в себе бесконечные залы. После заката, напоив юношу зельем и обтерев его тело отваром, Игла садилась в кресло у его кровати и читала вслух, плохо и медленно — как умела. И ей казалось, что когда комната наполнялась её голосом, юноша переставала стонать.
А на четвёртую ночь, когда Игла, свернувшаяся калачиком в кресле, открыла глаза, кровать, на которой лежал юноша оказалась пуста.
Глава 2
У кровати спала, свернувшись клубком в кресле, какая-то девчонка. Кощей нахмурился, разглядывая её. На покрытом веснушками лице застыло глупое, беззащитное выражение. Значит, эта зверушка вытащила его из саркофага? Пробралась, чтобы что-то украсть? Кощей сел, и со лба на колени упала пропитанная терпким варевом тряпица. Подцепив её двумя пальцами, Кощей поморщился, — она, что, пыталась лечить его припарками? Лучше бы ещё магии отсыпала. Но эти зверушки всегда были жадными, когда дело касалось сил. Хмыкнув, Кощей отбросил тряпку прочь и встал с кровати. Девчонка даже бровью не повела. А отбирать у них силы всегда было так просто... Кощей наклонился, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом ведьмы. Ничего особенного, сил не больше, чем в лесном ручье. Ума, должно быть, и того меньше, раз решила забраться в его терем. Как проснётся, следует выставить её вон.
Выйдя из спальни, Кощей направился прямиком в купальни. Не нужно было смотреть в зеркало, чтобы понять, что выглядит он отвратительно, а душок за ним плёлся попросту невыносимый.
Купель уже ждала хозяина дома, полная чистой горячей воды. Кощей скинул с себя дырявое тряпьё, которое прежде было одеждой, осмотрел своё тело, на котором не осталось и следа от острых шипов, что мучили его в саркофаге. Магия девчонки помогла нарастить мышцы на истощённом теле, но оно всё ещё было болезненно худым. Но это ничего, уже через седмицу, он вернётся в форму. Быстрее — если выпьет девчонку до суха. Возможно, именно так и следует поступить. Кощей расправил плечи, размял руки, спину, хрустя позвоночником, провёл длинными пальцами по впалому животу, отметив, что к мертвенно-серой коже медленно начал возвращаться здоровый цвет. Удовлетворившись осмотром, Кощей забрался в воду. Мочалка и мыло тут же принялись оттирать кровь и грязь, ножницы подскочили, чтобы остричь ногти, расчёска принялась распутывать волосы. Кощей запрокинул голову и удовлетворённо выдохнул. Наконец-то он сможет поесть и выспаться.
Сидеть в саркофаге было до смерти скучно. Боль — полбеды. К боли со временем привыкаешь, она становится чем-то вроде назойливой мухи, с которой ты ничего не можешь сделать, — раздражает, но, как говорится, не смертельно. А вот скука. Она разъедает черепушку изнутри, захватывает тело и не заканчивается, не заканчивается, не заканчивается.
Кощей распахнул глаза. Сердце колотилось с неожиданной для его почти мёртвого тела скоростью и силой. Кощей поморщился. Надо избавиться от этого треклятого саркофага, всё равно в нём не было ничего интересного. Лет триста, а может четыреста назад он выменял эту штуковину у какого-то пустынного плута, Кощей уже даже не помнил — на что, но долго не мог признаться себе в том, что его явно облапошили. Или он был пьян? Может и был, иначе зачем ему понадобилась эта блестящая, уродливая хреновина.
Когда Кощей вылез из воды, платье и штаны уже ждали его на стуле. Чёрный шёлк приятно прилегал к коже. Сдержанная красная вышивка цветами вилась по воротнику и подолу. Обувь Кощей надевать не стал, и босиком вышел направился в главный зал.
Стол, полный яств, терпеливо дожидался хозяина. Кощей взял с золотой тарелки зелёное яблоко, подбросил и, ловко поймав, надкусил с громким хрустом. От сладости даже челюсть свело, а желудок сжался, требуя отведать по меньшей мере половину блюд.
Кощей оглянулся за миг до того, как дверь открылась, и ведьма влетела в зал.
— Вот ты где! — воскликнула она, и лицо её скривилось в улыбке, став ещё более безобразным, чем прежде. — Ты... о, — она осеклась, окинув Кощея растерянным взглядом. — Ты уверен, что есть это безопасно?
Кощей озадаченно покосился на яблоко.
— Разумеется, это самая обычная еда. Если, конечно, ты не упырица.
Голодный взгляд ведьмы метнулся к столу, её желудок громко заурчал. Но она мотнула головой и вернулась к Кощею.
— Это же логово Кощея. Его дома нет, я проверила, но лучше, на всякий случай, ничего не есть и не пить...
Кощей от удивления даже перестал жевать. Так девчонка в придачу ко всему ещё и сумасшедшая?
— В таком случае, ты можешь поесть где-нибудь в другом месте. — Он взмахнул рукой, и невидимая сила оторвала ведьму от земли, обвила за талию, согнуло пополам, заставив ведьму неловко повиснуть. Она вскрикнула, забрыкалась, а сила уже несла её к выходу.
— Пусти! Ты что делаешь? — заверещала она. — Кощей же тебя в ящик посадил! Я тебя вытащила! Мы же должны быть заодно!
— Это вряд ли. — Кощей вернулся к яблоку, попутно наливая в кубок вина. — И хватит кричать, или я тебе шею сверну. От твоих воплей голова разболелась.