. Он причислен к лику святых 12 марта 1622 года.
Такого подхода к делу средневековая ментальность не знала. Привнести в духовность технологию? Это и сегодня немного коробит слух, а в первой половине XVI века звучало и вовсе кощунственно. В те времена мир еще не утратил теоцентристской направленности, несмотря на бурно пробивающиеся ростки гуманизма. Средневековая культура, так или иначе, существовала вокруг Церкви, а творчество подчинялось канону, проповедовавшему «неотход от истины». Новаторство казалось чем-то почти неприличным.
И вот появляется человек, который, нарушая все законы современного ему мировоззрения, «делает себя сам», будто герой знаменитой «американской мечты». Да еще и в самой консервативной сфере, какую только можно себе представить. Казалось бы, такому новому для средневековой истории персонажу логично было бы примкнуть к реформаторскому движению, охватившему всю Европу. Но вместо этого он яростно защищает «морально устаревшую» католическую церковь, причем добивается в этом деле успехов мирового масштаба. Каким образом сложилась в его сознании дикая и гремучая смесь радикального традиционализма и самобытного новаторства?
«Человек, который пытается изменить других, теряет время напрасно, если он не начал с себя» — один из важнейших афоризмов Игнатия Лойолы.
А вот еще два:
«Берегись, как бы тебе не стать столь смиренным, чтобы смирение твое превратилось в глупость».
«Дабы достичь истины во всяком предмете, мы всегда должны быть готовы поверить, что то, что нам представляется белым, на самом деле — черное, если так решит церковная власть».
Между двумя последними фразами можно увидеть противоречие. Оно и стало закваской для своеобразной духовности. Не стоит называть ее «иезуитской моралью». Орден создавался как тайная грозная сила для защиты церкви, и лучшие из членов Общества Иисуса всегда старались действовать согласно своему девизу Ad majorem Deigloriam (к вящей славе Божьей — лат.), несмотря на недоверчивость окружающих. В большинстве случаев иезуиты были честны перед собой, просто шли к цели весьма нетрадиционными путями. Успешность и закрытость ордена порождали самые невероятные легенды.
А какими странными казались современникам «Духовные упражнения» Лойолы! Их создателя даже обвиняли в одурманивании людей и превращении их в сумасшедших. И не зря. Практика, созданная святым Игнатием, несет в себе много непривычного для европейца, местами даже напоминает восточные медитации.
Но ведь и сам Лойола по большому счету не вполне принадлежал к европейскому этносу. Он был баском. В свое время его национальной принадлежностью сильно заинтересовались лидеры Третьего рейха, в частности Гиммлер. Некоторые немецкие оккультисты вели баскскую родословную от исчезнувшей расы атлантов, и соратнику фюрера импонировала мысль о том, что «Духовные упражнения» Лойолы являются осколком подлинной традиции Учителей Атлантиды.
Официальная наука, разумеется, не подтверждает происхождения соплеменников Лойолы от мифических атлантов… но и не опровергает, поскольку происхождение этого народа окутано тайной. Ученые дискутируют о нем уже почти 200 лет. Есть гипотезы о родстве басков с древним доиндоевропейским населением Европы или даже с народами Кавказа.
Неразрешимую загадку таит в себе и баскский язык — эускара — предмет особой гордости носителей. Большинство историков относят его возникновение к временам палеолита, из европейских языков он единственный реликтовый, зародившийся задолго до возникновения Римской империи. Его анализ также наталкивает ученых-лингвистов на мысль о Кавказе. Уж слишком подозрительно тождество слова «баски» с наименованием древнего кавказского народа «абаски». Да и Иберийский полуостров повторяет название древней страны Иберии, находившейся на Кавказе.
Было бы логичным предположить, что предки Лойолы когда-то в незапамятные времена пришли с Кавказа, но баскский менталитет почти не оставляет шансов этой гипотезе. Баски живут очень замкнуто в труднодоступных горных районах и в отличие от многих кочевых племен, пришедших в Европу, абсолютно не ассимилируются. Процент генетической чистоты изначальной расы у них в разы выше, чем у всех остальных европейцев. Свою аутентичность им не раз на протяжении веков доводилось защищать с оружием в руках.
Одному из таких случаев посвящена «Песнь о Роланде». Баски, не поддержавшие имперских устремлений Карла Великого, коварно объединились с маврами и напали в Ронсевальском ущелье на арьергард франкского короля. Справедливее назвать это событие не битвой, а резней, поскольку франки оказались запертыми в каменной ловушке, к тому же их атаковали бойцы, сызмальства привыкшие к опасным горным тропам.
В упомянутой поэме предки Лойолы предстают исключительно отрицательными героями, погубившими славного паладина Хруотланда (Роланда), маркграфа Бретани. Позже, когда Испания подверглась арабской экспансии, именно земля басков стала одним из важных центров Реконкисты. А во второй половине XX века из-за деятельности террористической организации ЭТА (Euskadi Та Askatasuna — Страна Басков и свобода) о басках заговорил весь мир. Их неистовую тягу к независимости не удалось усмирить ни генералу Франко, ни другим представителям власти, их теракты отличались изобретательностью и яростью, как легендарная Ронсевальская битва. На пути следования своего заклятого врага, адмирала Луиса Карреро Бланко, они прорыли подземный ход и устроили взрыв такой силы, что остатки автомобиля нашли потом на балконе близлежащего монастыря.
Глава третья«ХИТРОУМНЫЙ ИДАЛЬГО»
Создатель Общества Иисуса соединял в себе самобытное мышление в сочетании с взрывным характером и упорство, доходящее до упрямства. Это накладывало отпечаток на всю его деятельность. Непоколебимую твердость воли признавали за ним и единомышленники, и враги. Кардинал Родольфо Пио да Карпи говорил по поводу некоторых весьма радикальных решений Игнатия: «Он уже забил гвоздь», — имея в виду полную невозможность переубедить этого человека.
Секретарь Лойолы, Луис Гонсалес да Камара, приводит предостерегающие слова португальца Симона Родригеса: «Ты должен понять, что отец Игнатий — добрый человек и очень добродетельный; однако он баск, и стоит ему принять что-то близко к сердцу…»
Действительно, несмотря на прекрасное воспитание, первый иезуит являл собой образец типичного баска: вспыльчивого, упрямого, прямодушного, а вовсе не коварного дипломата и лицемера, как могло бы показаться. Подобными особенностями национального менталитета обладали одновременно с ним тысячи его соплеменников. Однако никто из них не добился таких удивительных результатов, как Игнатий Лойола. Правда, первые 30 лет жизни ничто не предвещало ему ни славы основателя могущественной церковной организации, ни тем более причисления к лику святых. Будущий глава иезуитского ордена стремился исключительно к земной славе, при этом со всем пылом юношеского и баскского максимализма. Помешанный на рыцарских романах, он мнил себя героем, с фанатическим упорством овладевая ратным искусством. Впрочем, было бы ошибкой представлять его мрачным агрессивным рубакой. Юный Лойола производил на окружающих самое благоприятное впечатление. По словам Рибаденейры — его первого биографа, — в молодые годы Игнатий был «живым и изящным юношей, который очень любит изысканно одеваться и красиво жить». Кроме того, он не был обделен вниманием дам, а также с успехом исполнял канцоны собственного сочинения, аккомпанируя себе на мандолине. Уже тогда в нем проявлялась болезненная тяга к самосовершенствованию. Помимо уже упомянутых боевых искусств, он мог часами работать над своим и без того великолепным почерком.
Особой религиозности по сравнению с современниками будущий святой не обнаруживал. Он просто любил свою веру, как любят детские воспоминания. По той же причине с особым пиететом относился к апостолу Петру — покровителю рода Лойола. Святилище Сан-Педро-де-Эгимендия находилось всего в нескольких шагах от родительского дома нашего героя. Лойола даже посвятил апостолу целую поэму; к сожалению, этот юношеский опус не сохранился.
Помимо периодического умиления, Лойола в молодые годы не совершал христианских поступков. Он обожал азартные игры, легко вступал в любовные связи и охотно ввязывался в любую ссору, выхватывая оружие по самому ничтожному поводу. Однажды даже ухитрился подраться с монахами.
Его двоюродная тетка, Мария Гевара, до которой доходили слухи о «подвигах» племянника, как-то сказала ему: «Ты не научишься уму-разуму, пока кто-нибудь не сломает тебе ногу»[4]. Слова женщины оказались пророческими. Французское ядро, раздробившее ногу Лойолы, стало для него началом новой жизни.
В этой истории удивительно все: почему он был только ранен, а не убит, когда стоял под огнем противника в качестве мишени? Почему не умер и даже не потерял ногу, хотя перенес две варварские операции и совершенно нечеловеческие мучения? Но сам поступок — броситься фактически в одиночку на защиту гибнущей крепости — очень логичен для баскского романтика, которым являлся святой Игнатий.
В некоторых материалах встречается мысль о том, что причиной такой яростной жажды подвига могли стать болезненное самолюбие и банальная бедность. Лойола, при всей храбрости и изяществе манер, имел очень маленький рост. Рядом со своим другом и соратником, святым Франциском Ксаверием, он смотрелся совершенным карликом. К тому же ему выпала судьба родиться младшим в весьма многодетной семье — восемь братьев и пять сестер. Рассчитывать на наследство не приходилось.
Возможно, в этом есть доля истины, но в целом Лойола навряд ли мог чувствовать себя обиженным судьбой. Его род принадлежал к самым влиятельным баскским кланам, а отец — Бельтран Ибаньес де Оньяс[5] — даже обратил на себя внимание короля Фердинанда и его супруги Изабеллы. Католические короли пожаловали ему право патроната над церковью родного города — Аспейтии. В хартии от 10 июня 1484 года, утверждающей это право, перечислялись заслуги отца будущего святого: «…за верность, выказанную нам при осаде города Торо, захваченного королем Португалии, а также при осаде Бургоса и на защите окруженной французами Фуэнтер-рабии, где Вы лично вместе с Вашими родственниками находились долгое время, подвергая себя риску и опасности, а также за множество других ус