си, бегу в гараж.
Дороги были свободные, так что до правого берега, в район Предмостной площади, где находился второй роддом, я добрался быстро. Но на входе застрял: несмотря на мои корочки, пробиться внутрь не удавалось. Вахтёр — дедок-фронтовик, с виду крепкий и абсолютно в здравом уме, оказался неприступной стеной. Он явно не боялся ни чинов, ни громких фамилий.
— Утром приходи, папаша, — дышит на меня перегаром мужик лет семидесяти. — И смотри не ори под окнами! Спят девоньки.
— Сазоныч, пусти его, — слышу знакомый голос Лукаря.
Конечно, без пяти минут дед тоже тут. И по взгляду, которым он одаривает нетрезвого Илюху, ясно: последний где-то серьёзно косякнул.
— Представляешь, Леночка поскользнулась во дворе, пока этот «муж-ж-жчина»… — Лукарь выплюнул слово с такой презрительной интонацией, что у Илюхи глаз дёрнулся — шлялся где-то и бухал. Ходить с женой надо по гололёду и под руку её держать!
— Меня Лена отпустила! — недовольным голосом возразил Илюха, но в глаза не смотрит, сам, очевидно, переживает.
— Да всё хорошо будет, Валерий Ильич. Это ж Ленка, она везучая. Да и сама она решает, с кем ей ходить, пока Илья на работе, — привожу аргументы я, пытаясь смягчить атмосферу, ведь на друга больно смотреть.
— Вечер уже был, когда она упала! — Лукарь-старший, немного остыв, признаёт за дочкой её самодурство, причём самолично им выпестованное.
— Могла и днём упасть. Теперь-то что? Будем держать за неё кулачки. Илья, есть чего? — перевожу я разговор, с надеждой глядя на Илью.
— Есть. Только ни закуски, ни стаканов, — оживился Илья, доставая из распахнутой куртки пузырь беленькой.
Ситуация, конечно, напряжённая, но глоток спиртного мог бы хоть немного разрядить обстановку. Сидим мы в полумраке коридора на первом этаже, кроме нас тут никого нет. Ну, вахтёр только косит в нашу сторону нетрезвым взглядом.
— Мне дай тоже! — бурчит полковник, но на Илью вроде больше не крысится и принимает бутылку «Столичной» без чванства.
Лукарь отхлебывает прямо из бутылки, не морщась, и, передавая пузырь мне, обращается к вахтёру:
— Сазоныч, дай стакан. Есть у тебя наверняка, я знаю. А то сидим как на поминках, даже не чокаемся!
— Тащ полковник, ты бы не каркал! — недобро сказал Илья.
— И правда, чего это я? Извини, зятёк, — натурально пугается полковник.
— Какой он тебе зятёк — сын, считай! — шучу я, принимая от Сазоныча, кроме трёх стопок, ещё и полкруга ливерной колбасы.
Я такую не ем, но для закуси пойдет. Хотя, судя по тому что колбаса со шпиком — это второй сорт. Третий ещё хуже будет.
— Фу! Как её пить? — недоумевает Валерий Ильич. И я с КГБшником солидарен. Водка оказалась противно теплой. Да ещё колбаса… то ли одеколоном отдаёт, то ли вообще мылом — у деда в тумбочке неизвестно что за оружие массового поражения лежит. Но все же выпил. Как в том анекдоте: «Водку? Теплую? Из мыльницы? Конечно, буду!»
— Недолюбко кто? — вниз спустилась дородная и мрачная, как все советские граждане, когда им надо работать, врачиха с каким-то листком в руках.
— Он! — мы с полковником дружно сдали Илью.
— Сын у вас. Кило восемьсот сорок, тридцать семь сантиметров, — сообщила она и протянула Илье листок. — Вот, жена записку черкнула.
— Ура! — негромко вякнул я.
— Что с ребёнком? — бросился к врачихе взволнованный полкан.
— Всё хорошо. Под присмотром он. Роды лично главврач принимал. Глаз не спустим! — отрапортовала врачиха, очевидно, будучи в курсе, кто это такой перед ней. Ну, хотя бы примерно догадываясь. — Но к роженице и ребёнку нельзя. Утром можем пустить… к мамаше.
— Ну что, до утра ждём? — Лукарь вырвал пузырь у меня из рук и ловко налил всем по стопке.
— Не надо. Лена пишет, чтобы мы домой шли, — рассеянно произнёс Илья, разглядывая кривые строчки записки. — Завтра после обеда плеер привезти просит, и кассеты. Там… «Ласковый май», «Мираж».
— Да? А что ещё пишет? — с интересом спросил дед, наклоняясь ближе.
— Пишет, что второго я сам рожать буду, — почти протрезвевший Илья расплылся в широкой улыбке.
— Надо будет — родишь! А насчёт «домой»… не по-людски это, да и время ещё детское! Что, сынок, поедем, отметим рождение нового гражданина СССР?
— А давай, батя! — Илья в чувствах обнимает Лукаря. — Толян, ты с нами?
— Ну вот и молодцы! А то «зятёк», «зятёк»! Поехали! Машина в вашем распоряжении, только я стопку уже намахнул, боюсь, гаишники заловят, — шучу я.
— Было бы интересно на это посмотреть, — смеётся Валерий Ильич, и плечи его трясутся от хохота. — Но поедем мы на моей служебной. Она же с водителем… А то будет как с Разиным. Этот опёздл с радости по новорождённому так насинячился, что ходить не мог. Ехать, правда, мог, но недалеко. Теперь вот думаем, куда его сослать. Ну, когда выздоровеет.
— Может, никуда не надо⁈ Радость же у человека, — попробовал заступиться за Разина Илья.
— Надо, Федя, надо! Ладно, сам пострадал, а если бы сбил кого? Пьяный за рулём — преступник! — строго сказал я, взъерошив другу волосы.
— Гениально! Толя, это то, что надо! — вдруг Лукарь уставился на меня пронзительным взглядом. — А у меня к тебе будет отдельное поручение!
— Маленькое, но очень ответственное? — усмехнулся я.
— Мы по этому случаю проводим мероприятие с нашими сотрудниками. Выступишь от крайкома с речью? Ну, по поводу трезвого образа жизни. Ты ведь не пьёшь, я знаю, совсем, — предложил Лукарь.
— Толян! Что ты её греешь⁈ Пей! За Валеру пей, за сына моего! — не в тему влез Илья, которого, кажется, снова начало развозить.
Глава 2
— Да выпью я, выпью, — отмахиваюсь от назойливого друга и снова обращаюсь к полковнику:
— Но, Валерий Ильич, не возникнет ли проблем из-за того, что я увижу лица ваших сотрудников? Мало ли… секретка.
Лукарь нахмурился, а потом прыснул:
— Толик, ну откуда у тебя такие, прости, фантазии? «Семнадцать мгновений весны» насмотрелся? Или, может, начитался шпионских романов? Никаких секретов — кому нужны эти физиономии. На семинаре всего ничего народу будет — штаты-то у нас небольшие, не добираем.
— Да, фильм хороший, — вдруг вставил своё слово Сазоныч, строгий вахтёр с фронтовым прошлым, который, судя по всему, уже намахнул «рюмочку с тревожного» — заначки на случай особых переживаний. — Хоть сто раз смотри. Вот его бы стоило ещё раз показать…
Дед явно был с крепким характером, но в этом своем закутке, где водка не переводилась благодаря без конца приезжающим посетителям, каждый из которых так и норовил «от души отблагодарить», не спиться — дело не из лёгких. Тут ведь любой стойкости надолго не хватит, если весь день тебе предлагают «по чуть-чуть» и каждому надо угодить.
— Ну, раз так, почему бы и нет? Только скажите, в какое время уложиться и на чём акцент сделать, — согласился я, прикидывая, что отказать Ленкиному, а теперь ещё и, как выяснилось, Илюхиному бате в таком пустяке было бы невежливо с моей стороны.
— Главное — по делу и покороче, знаешь, без всякой канцелярщины. Тут слово хорошее, с живинкой, куда важнее. Ну и без морализаторства — это они сами, ежели что, вставят, — похлопал меня по плечу Лукарь.
И мы отправились отмечать радостное событие ко мне на квартиру. Как оказалось, новоиспечённая бабушка — жена Валерия Ильича — идею совместного застолья не поддержала, но мужу перечить не стала, но чего ехать в таком разе? Конечно, можно было бы посидеть и у Илюхи, но всё решила литровая бутылка текилы у меня в холодильнике, причём импортной. Сама текила у нас в крае ещё редкость, так что Валерий Ильич оживился, как только услышал про этот трофей. Ну и по логистике ко мне ближе — Илья же мой сосед по дому.
А машину мне обещали пригнать утром во двор. Завтра утром на работу, да и спортивный режим обязывает, поэтому много пить я не собирался, Но, глядя на Илюху и Лукаря, которые сияли счастьем так, что вся кухня казалась светлее, плюнул на все и решил: пусть один раз будет исключение. Человек родился — событие нерядовое! Поднять пару стопок за здоровье пацана и его мамаши можно себе позволить.
Наклюкавшись, мы хором затянули задорный мотивчик: «Пусть бегут неуклюже…». Только вот радость нашу разделили не все. Соседка снизу, причём не прямо подо мной, а этажом ниже, решила высказать своё мнение по этому поводу всей мощью многоэтажного лексикона, когда Лукарь вышел на балкон покурить. Настроения это ему не испортило, а вот звонок в дверь несколькими минутами позже нас насторожил. Мы никого не ждали. Неужели баба милицию вызвала? Да и не шумели мы сильно, хотя у всех свой порог чувствительности к звукам, да ещё часа в два ночи!
И точно — за дверью обнаружился усатый мент плотного телосложения. Было ясно, что он в данный момент не на службе: на нём была расстёгнутая шинель майора, под которой виднелась тельняшка. Короче говоря, дядя был явно не по форме одет. Рядом с ментом стояла растрёпанная, недовольная, но при этом довольно симпатичная женщина — из тех, кого злость только красит. Майор, судя по цвету лица и крепкому амбре, точно выпивал, то есть занимался тем же, чем и мы.
— Вот он на меня гавкал с балкона! Ну-ка накажи его! — возбуждённо потребовала дамочка, указывая на Лукаря.
— Э-э-э… — пьяный, я не сразу смог подобрать слова, чтобы извиниться и пообещать больше не шуметь.
— Документы, граждане! — веско потребовал майор, застёгивая шинель.
— Ну что, будешь и дальше на меня лаять? — торжествующе произнесла соседка, всем видом показывая, что теперь-то она наверняка получит удовлетворение за «причинённые ей страдания». Судя по разнице в возрасте и уверенности, это, похоже, дочь майора.
— Ну, допустим, гав! — весело ответил Лукарь, вытаскивая свою красную книжечку, на обложке которой поблёскивали золотые буквы.
— Сын у меня родился сегодня! — вставил Илья, пьяно покачнувшись и вцепившись в дверную ручку. — Или… стоп! Или вчера? Батя, а когда он родился? До двенадцати-то было или уже после?