— Там еще блюдце осталось. Будешь кидать? Я постою.
— Смоляков, прости! — приходя в себя, Лиза устремилась к нему. Хирургическая медсестра, она всегда спокойно относилась к виду крови, но только не в этот раз! Тогда ей вдруг стало не страшно, а больно. От осознания того, что натворила, и от какого-то обреченного выражения Борькиных глаз. — Я не хотела, правда! Не думала, что попаду! Что же ты?..
— Устал я, Лизок! — Он шагнул к ней навстречу, не давая наступить на осколки. — Так что ты уж определись все-таки, чего хочешь добиться, когда берешься все это швырять.
— Точно не этого! — Лиза взглянула Борьке прямо в лицо, и на глаза навернулись слезы. — Прости! Пойдем в комнату, я перевяжу… Пожалуйста! — взмолилась она, поняв, что он хочет от нее отмахнуться. — Я постараюсь… я обещаю тебе, что больше не буду так делать!
— Это уж как сумеешь сдержаться. Но если в следующий раз все-таки сорвешься, то сразу будь готова к тому, что ты в меня попадешь.
Получив это предупреждение, Лиза, наверное, уже никогда не решилась бы проверить, насколько серьезен Борька, при условии, что их отношения остались бы прежними. Но в ту ночь, заклеив глубокую Борькину рану, она, как и сегодня, долго не могла уснуть. Ворочалась в своей комнате и всхлипывала, терзаясь муками совести, а еще вспоминая его усталый и обреченный взгляд. Доведенный до ручки, Борька не сказал ей, что он ее бросит! Он просто предупредил, что больше не станет уклоняться от ее попыток ему навредить, отчего на душе у Лизы становилось совсем уж гадко. Не выдержав, она поднялась и тихонько прошла к Борьке в комнату. Была уверена, что он спит, и просто хотела взглянуть на него. Оценить, не промокла ли повязка. А еще — попытаться понять, что же все-таки не так, причем с ней, а не с ним. Потому что не могла не признать, что именно сама отравляет ему жизнь день за днем в ответ на все его попытки сделать для нее что-то хорошее.
В смоляковской комнате было темно, но света уличных фонарей, проникающего через окна, хватило Лизе на то, чтобы детально разглядеть лежащего Борьку, а один лучик даже играл на вдетой в его ухо сережке. Лиза невольно сфокусировала взгляд на этой искорке в камешке, и вздрогнула, когда Борька, не открывая глаз, тихо спросил у нее:
— Лиз, что случилось?
— Ты не спишь? — вырвалось у нее. — Нет, ничего не случилось. Просто пришла на тебя взглянуть.
— Ну, хорошо, что хоть не добить, — он невесело усмехнулся, открывая глаза. И подвинулся к стенке, освобождая Лизе край кровати: — Присаживайся, в ногах правды нет.
Лиза села, ничего не опасаясь: еще уговаривая ее выйти за него замуж, Борька пообещал ей, что никогда не применит к ней никакого насилия, и с тех пор честно держал свое слово, даже не пытаясь прикоснуться к ней как-то иначе, нежели чисто по-дружески. То есть именно сейчас подумалось Лизе, он и здесь себя ущемлял ей в угоду.
— Смоляков, ну не надо тебе было на мне жениться! — вырвалось у нее. — Ведь я же тебе говорила, я же тебя предупреждала, что это добром не кончится!
— А я на это согласился, — напомнил он. — Потому что ты по-прежнему мне нужна. Я не знаю, что меня к тебе так тянет. Просто знаю, что никакая другая мне никогда тебя не заменит. Будет мне до лампочки, совсем, вот как я тебе сейчас. Поэтому я и стараюсь переломить ситуацию. Иначе давно бы на все плюнул и просто ушел, так как — ты не поверишь! — я все-таки не мазохист.
«Еще какой мазохист, а еще дурак, каких мало!» — подумала Лиза. Но ничего не сказала. А вместо этого вдруг разревелась, неожиданно даже для себя самой. Не как обычно в последние месяцы, горячими слезами яростного раздражения, а отчаянно, навзрыд, закрыв лицо руками и сдавленно выдыхая между всхлипами:
— Борька, прости! Я сама не знаю… не могу понять, что творится!
— Ну что ты, Лиз! Удумала тоже! — Он резко поднялся и сел рядом с ней, обняв и позволив уткнуться лицом ему в грудь. — Прекращай! О сыне подумай.
— О сыне… о сыне, — выдохнула Лиза сквозь слезы. — Ты о нем неплохо думаешь даже за нас двоих! Хотя… оно вот надо тебе было, брать бабу с чужим ребенком?!
— Лизка! — перестав ее похлопывать по спине, он сжал рукой ее плечо. — Да чтоб я никогда от тебя такого больше не слышал! Ты слышишь меня? Никогда! Он мне не чужой, и точка! Пацан ни перед кем не должен расплачиваться за то, что вы со Славкой наворотили! Он в ваших глупостях не виноват! — Отцепившись от плеча, Борькина рука снова легла Лизе на спину. И после паузы, уже спокойнее, он сказал: — Тебе-то неоткуда было узнать, что это такое: быть нежеланным и никому не нужным ребенком. А я на своей шкуре все сполна испытал. Хорошо, хоть дед мой оказался человеком! Не отвернулся, не бросил. Вырастил. Пусть без пряников, которые ему пенсия не позволяла, но зато и кнутом никогда не воспитывал. И знаешь, Лиз… Если ты не против, то я бы сына хотел назвать его именем.
— А как его звали? — успевшая эпизодически узнать непростую историю Борькиного детства, Лиза вдруг спохватилась, что именно это до сих пор осталось ей неизвестно.
— Дед Леня. Леонид.
— Ленька, — произнесла Лиза, когда начала успокаиваться. Повторила еще раз, словно привыкая к звучанию этого имени и понимая, что оно ей нравится. Хотя даже будь оно иначе, она вряд ли смогла бы отказать Смолякову в этой просьбе. В конце концов, это не он дал жизнь ее сыну… так пусть же будет хотя бы имя. Понимая, что Борька ждет от нее ответа, Лиза вытерла слезы и тихо сказала: — Я согласна. Назовешь его так, как захочешь.
— Вот спасибо! — Он чмокнул ее в макушку.
— Не за что! Имя действительно красивое. И потом, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать за то, что ты от меня терпишь. Я ведь понимаю, что веду себя как сволочь, вот только сдержаться нет сил. Иногда мне кажется, что в меня просто бес какой-то вселяется…
— Все нормально, Лиз! В твоем положении всякое бывает, — он помолчал, потом сказал: — Я верю, что однажды у нас с тобой все-таки все наладится. И буду для этого делать все возможное.
— Ты и так делаешь. — Лизина память услужливо раскрыла перед ней словно бы папку с файлами, где оказались собраны все смоляковские подвиги, большие и маленькие, совершенные ради нее. Подвигом с его стороны можно было считать само уже то, что он жил с ней рядом, день за днем терпеливо снося все ее выходки и при этом прекрасно понимая, что провоцирует бо́льшую часть из них: отчаяние и боль отвергнутой женщины. Подумав об этом сейчас, Лиза вдруг ощутила, как в ней впервые поднимается раздражение не против Смолякова, а против Ярослава, источника ее душевных мук. Да сколько уже можно терзаться, тоскливыми глазами глядя ему вслед каждый раз, когда он идет с другой?! С той, на которой он женился, тоже следуя тем совершенно не поддающимся пониманию законам зарождения чувств, которые вертели и Лизой, и Борькой. И усыновил при этом чужого сына, взял на себя ответственность за него. А вот своего пока еще не родившегося ребенка доверил воспитывать другу. Правда, сам того не зная, Ленька был общей тайной Лизы и Смолякова, и только они двое знали, кто его настоящий отец.
— Знаешь, Смоляков, — принимая решение, Лиза извернулась под обвивающей ее рукой и обхватила его руками за шею. — Давай уже прекращать эту игру в школьников. Считай, что я освобождаю тебя от твоего обещания, что ты не будешь требовать от меня исполнения супружеского долга.
Сказала и замерла, ожидая инициативы теперь уже с его стороны и про себя решив, что пусть даже искрошит сейчас в песок все свои зубы, но переживет эту запоздалую первую брачную ночь без единого возражения.
Смоляков, услышав это предложение, тоже вначале замер. Потом осторожно поцеловал ее в лоб и поднялся. И не успела Лиза удивиться таким неожиданным действиям, как он подхватил ее на руки и понес. К ней в комнату, на ее кровать. В которую уложил ее и укрыл одеялом. Потом присел на край, взял Лизину руку в свои:
— Поздно уже. Пора спать. Так что спокойной ночи.
Спокойной? Лизу, профессиональную медсестру, невозможно было обмануть. Она чувствовала, как на Борькиной руке бьется пульс. Ритм выбивался далеко за сотку, чего в спокойном состоянии и близко быть не могло.
— Ты что, уходишь к себе? — уточнила она.
— Ухожу. Я оценил твой поступок, Лиз. Спасибо. Вот только любовь не начинается с жертвоприношений. А на другое я не согласен.
Он резко поднялся и сразу развернулся к дверям. Но Лиза все равно успела понять причину такой спешки: поднятый со своей постели в одних лишь трусах, он не хотел, чтобы она сейчас заметила, что далеко не все части его тела одобряют хозяйское решение.
2
Когда Борис подъехал к месту своего традиционного отдыха на этом маршруте, к площадке с круглосуточным кафе, девчушка уже спала, свернувшись калачиком на зашторенном спальном месте, за сиденьями, крепким сном эмоционально изможденного человека, периодически вздрагивая. Борис пристально рассматривал ее, пытаясь представить, как она все-таки могла оказаться на шоссе. Выведя машину на обочину, он задержался в этом злополучном месте, несмотря на то, что времени было в обрез и поджимал график доставки груза. Вначале пытался добиться внятного ответа от девчушки, спрашивая ее о маме, потом бегло обшарил ближайший участок леса. Но если этой ночью и произошла какая-то трагедия, то явно не вблизи того места, где ребенок бросился ему под колеса. Не доверяя своей памяти, Борис не поленился, взглянул на карту этого района и лишь убедился, что здесь действительно нет никаких озер или прочих достопримечательностей, способных привлечь туристов. И никаких деревень в шаговой доступности тоже нет. Могло быть разве что частное домовладение, не нанесенное на карту по причине своей незначительности или прихоти хозяина. Выходит, испуганный ребенок мог и не потеряться, а от кого-то сбежать? Это соображение удержало Бориса от попытки громко позвать того, кто сейчас мог быть в лесу: что, если откликнется враг, а не друг? И сколько их может быть? Удастся ли снова отстоять ребенка, которому один раз посчастливилось убежать?