Громкий сигнал в наушниках возвестил о преодолении рубежа в восемь километров, возвращая ее в реальность, но она не остановилась. Только не сегодня. Сегодня ей снова снился кошмар, в котором она горела заживо, видела, как вздуваются черные волдыри на коже, чувствовала отвратительный запах паленых волос. Проснулась в холодном поту, закрученная в одеяло как в кокон, рыдала как ребенок, никак не могла успокоится. С трудом доползла до ванной, держась за стену и то и дело заставляя себя вновь подняться с пола, куда ее роняли подгибающиеся ноги, долго стояла под ледяными струями воды, пока кожа окончательно не посинела, а тело не начала сотрясать крупная дрожь. Затем, не тратя времени на кофе (даже думать о чем-то горячем было страшно), вышла на пробежку.
Еще два километра, несмотря на октябрь.
Элиза замедлила бег, а через несколько метров перешла на шаг, стараясь дышать глубоко, но не останавливаться. Ноги приятно гудели, мыслей в голове почти не осталось, и ночной кошмар казался таким далеким, словно приснился в глубоком детстве. Прохладный душ завершит начатое, и она снова станет похожа на обычного человека. Сможет дожить до вечера.
Элиза взглянула на часы: 6.48. Несмотря на два лишних километра, она справилась на двенадцать минут раньше срока, поэтому до дома можно идти неторопливо, наслаждаясь утренней тишиной, которая уже через сорок две минуты сменится привычной суетой просыпающегося городка. Удивительно, но в этом маленьком месте все жило по четкому расписанию. Возможно, поэтому она и прижилась здесь?
Когда за поворотом уже показался ее дом: старое деревянное здание в три этажа — Элиза остановилась. Даже скорее замерла. Только что подошва кроссовка оторвалась от выщербленного тысячами ежедневных шагов асфальта, как тут же осторожно опустилась обратно. Что-то было не так. Легкий порыв октябрьского ветра скользнул перед носом, принеся с собой невесомый, почти неслышный аромат дыма. Кто-нибудь другой и не услышал бы — и, справедливости ради стоит отметить, что Элиза действительно была первой в городке, кто его почувствовал, — но ее нюх, настроенный на огонь и его производные столько, сколько она себя помнила, мгновенно уловил этот запах.
Элиза медленно обернулась вокруг своей оси, разглядывая сонные окрестности. Сердце гулко ударилось о ребра и замерло, готовое вот-вот снова сорваться в бешеный галоп. В четырехэтажном доме напротив, таком же сером и деревянном, как и ее собственный, светились почти все окна. Чуть дальше по улице, где домики были уже поменьше, в основном одноэтажные, редко — с пристроенной мансардой сверху, тоже было спокойно. Ни огня, ни черного дыма Элиза не заметила. Она закрыла глаза и снова втянула носом воздух, ощущая явную примесь дыма.
Хотелось бы ей вместо дыма почувствовать запах приближающегося дождя, но того уже давно не было, что казалось необычным для этих мест. Элиза жила здесь всего второй год, но помнила прошлую осень: холодную, промозглую, мокрую. Дождь лил весь октябрь почти не прекращаясь, земля напиталась влагой так, что выехать из города могли только внедорожники, а мэр издал указ двум тракторам постоянно курсировать по лесной дороге, чтобы вытаскивать всех застрявших водителей. И надо отметить, работа у них не заканчивалась круглые сутки. Горожане жаловались друг другу на погоду, и только Элизе она нравилась. Она выходила на пробежку на пятнадцать минут раньше, чтобы оставалось еще немного времени погулять под падающей с неба водой.
Этот год выдался значительно суше, дожди шли редко, и те, кто любил ходить на болото с западной стороны города, говорили, что оно совсем высохло. Даже грибов, которыми прошлой осенью были завалены все магазины и лавки, в этом году почти не было. Ночью над лесом толпились тучи, несколько раз молния даже ударила в землю где-то далеко за городом, но на высушенные улицы не упало ни капли.
Элиза подняла голову, мечтательно разглядывая черные грозовые тучи, и не сразу услышала приближающийся шум. Только когда что-то упало на землю за ее спиной, она вздрогнула и обернулась. На асфальте билась в предсмертных судорогах большая черная ворона. Несколько раз ударила сломанным крылом о землю и наконец затихла. Элиза скривилась от отвращения и направилась к своему дому. Эта мертвая птица показалась ей плохим знаком, и она торопилась домой: только там она чувствовала себя в относительной безопасности.
Антон Степанович Подгородцев вернулся домой в начале восьмого утра. Вечером затянулось совещание, а потом Никита Смоляков позвал его в сауну. Естественно, с девочками. Девочки у Никиты всегда были первосортными, поэтому отказаться Антон Степанович не мог. И где только Смоляков их берет? В этой глуши таких днем с огнем не сыскать. Впрочем, если учесть, что каждый раз они новые, наверное, откуда-то привозит, а затем увозит обратно.
Тяжело вздыхая, Антон Степанович вылез из большого автомобиля и, прикрываясь воротом дорогого пальто от внезапно поднявшегося ветра, направился к дому из красного кирпича. Здесь, за высоким забором, он чувствовал себя уверенно и не боялся завистливых взглядов, так портивших жизнь мэру города Лесной.
Лесоперерабатывающий завод на этом месте появился еще в конце девятнадцатого века. Поскольку рабочим нужно было где-то жить, чтобы не ездить далеко, очень быстро вокруг завода вырос и небольшой поселок, застроенный деревянными бараками. Из чего же еще строить дома, если не из того, что добываешь?
После войны, когда огромная страна вставала с колен и остро нуждалась в строительном сырье, завод расширился, а следом за ним и поселок с банальным названием Лесной превратился в небольшой городок. После распада СССР и завод, и город переживали не лучшие времена. Кто мог, уезжал поближе к цивилизации, оставались только самые отчаянные или те, кому некуда было ехать. В данный момент городок насчитывал что-то около десяти тысяч жителей.
Город, с трех сторон окруженный мрачным лесом, а с четвертой утопающий в болоте, выглядел одним из самых мрачных мест на Земле. А уж осенью, когда дождь не прекращался неделями, размывая и без того плохие дороги, серые тучи цеплялись за верхушки деревьев, Антон Степанович даже удивлялся, почему не возрастает количество самоубийств. Возможно, только потому, что люди, живущие здесь, привыкли к этой мрачности с рождения и не подвергались депрессии. Они находились в ней постоянно.
Антон Степанович приехал в Лесной двадцать пять лет назад. Сначала как директор завода, а уже после начал руководить и самим городом. Высокому начальству нравились его методы, при нем завод хоть и не вернул себе процветание, но, по крайней мере, и не утонул в болоте, а потому ему доверили и ключи от всего городка.
Став мэром, Антон Степанович не удержался от того, чтобы переехать в нормальное жилье. Дома в городке по большей части оставались деревянными, в основном одноэтажными, хотя в одном районе бывшие бараки и перестроили в несколько многоквартирных домиков. И все же Антону Степановичу хотелось чего-то поприличнее.
Обнесенный высоким забором, особняк из красного кирпича располагался на самой окраине города. Таким образом Антон Степанович хотел показать, что близок к народу и не пользуется своим положением, чтобы выбить себе участок где-нибудь в центре, хотя, на его взгляд, окраина эта была намного лучше центра. Отсюда совсем недалеко и до административного здания, где в том числе находилась мэрия, и до единственной более или менее хорошей дороги, ведущей из города. То есть куда бы ни понадобилось, на дорогу Антон Степанович тратил немного времени. Плюс сразу за его забором начинался тот участок леса, в котором не велись работы и не будут вестись еще ближайшие лет десять. А значит, он обеспечил себя и чистым воздухом, и уютной тишиной. И все это в минутной доступности от центра. Да и сам особняк не выглядел дешевым, народным. Тут уж Антон Степанович не смог себе отказать.
Как и не смог отказаться от красивого, ухоженного двора. За высоким забором все равно не проглядывались ровные дорожки, небольшой пруд с подсветкой, аллея из туй. В маленьком павильоне у пруда даже жил самый настоящий павлин — особая гордость Антона Степановича. Птицу пришлось везти под покровом ночи, дабы не вызывать лишних вопросов у населения.
В доме было тихо, только со второго этажа доносилась музыка: что-то тяжелое. Значит, проснулась Марийка, четырнадцатилетняя дочь от первого брака. Марийка находилась в том «прекрасном» подростковом возрасте, когда у человека сильно пополняется словарный запас и вырабатывается характер: на любое отцовское слово находится двадцать своих, на любое указание включается режим «сделай по-своему». Антон Степанович с пониманием относился к взрослению дочери, считая, что только так она сможет вырасти не такой тряпкой, какой была ее покойница-мать.
— Марийка! — крикнул он, с трудом опускаясь на пуфик, чтобы расшнуровать ботинки.
Возраст уже не позволял наклоняться так, как раньше, а объемный живот только добавлял проблем. Это все нервная сидячая работа! Инга, вторая жена, периодически намекала, что подарит ему абонемент на фитнес, но Антон Степанович только хмыкал в ответ. В их городке приличного зала нет, а ездить в соседний несколько раз в неделю, как это делает она, он не может себе позволить. Кто же будет дела решать, пока он тягает гантели?
В прошлом году, когда в Лесной только переехала новая учительница, Антон Степанович всерьез раздумывал, не начать ли ему бегать по утрам, как она. Это могло бы стать прекрасным примером для остальных жителей и добавило бы ему несколько очков у электората, заодно с самой учительницей поближе познакомился бы, но быстро отбросил эту идею. Бег по утрам красиво и вдохновляюще смотрится у таких вот молоденьких девиц с длинными ногами, упругой попкой и развевающимся на ветру «хвостом» из русых волос. Они даже потеют красиво. А что будет, если на пробежку выйдет он, мужчина пятидесяти семи лет, с объемным животом и пятнами подмышками уже после спуска по лестнице? Засмеют же. Да и учительница неприступна как Снежная Королева.