— Но мы ж тогда не знали, что с отцом Катерины такое случится… — промямлила Варвара. — Я ведь с девчонками просто на разведку пошла.
— На разведку? Уж лучше бы ты, знаешь, куда пошла?!
Если бы Гена обращался ко мне, он бы прямо указал направление движения. Но тут он только зубами клацнул. Все же женщина, причем такая, на которую наш шеф редко орет. Зато и без ора на сей раз он вполне вразумительно разъяснил, что по поводу нас думает, и эти думы никак нельзя было назвать комплиментами.
В принципе Кирпичников все равно мог бы отказаться от дела Сокольникова, а от Желтухина и подавно, но, будучи человеком разумным, понял: во всю эту катавасию в штабе Шелеста мы уже влезли, и теперь делай — не делай вид, будто мы тут просто мимо проходили, все равно скажут, что были, присутствовали и успели наследить. Опять же имелась еще одна немаловажная деталь. Мы сидели без заказчиков, а это Гена не любил ни в материальном, ни в моральном смысле. Он считал, что отсутствие денег и работы действует развращающе. Насчет денег мы не стали бы спорить, а вот насчет работы… Впрочем, безделье не было нашим с Варварой любимым занятием.
Перемену настроения нашего директора Катя, похоже, восприняла как исключительно мою личную заслугу. Я понял это по ее выразительному взгляду и той печально-благодарной улыбке, которую она адресовала мне. От Гены сей факт персональной признательности не укрылся и отреагировал он не самым, признаюсь, товарищеским образом.
— Если вы думаете, Погребецкий так старался ради вас, то не обольщайтесь.
Надо отдать должное Кате, она парировала подобающе:
— Я думаю, он так старался ради вас.
У Гены приподнялись брови, зато у Кати они даже не дрогнули.
— Меня он практически не знает, — продолжила она тоном, в котором никак не угадывались недавние слезы, — а вас, полагаю, знает достаточно давно. Поэтому вряд ли он стал бы что-нибудь делать ради меня в ущерб вам. И если вы все же решили проникнуться моей ситуацией, значит, он нашел доводы, удовлетворяющие именно вас.
Если бы я не знал, что это экспромт, я бы подумал, что это очень крепко сбитая домашняя заготовка. Я отдал должное Катиной находчивости, выдержке и четкости мысли. Гена же все это немедленно использовал для собственной надобности, заявив:
— Как я погляжу, вы больше не собираетесь устраивать тут сцены.
Катя вздохнула и покачала головой.
— А потому давайте точно, без лишних эмоций отвечайте на мои вопросы. Ваш отец вернулся вчера домой поздно?
— Около одиннадцати вечера.
— Он часто так возвращается?
— В последнее время — да.
— Он вернулся из штаба?
— Вероятно.
— Что значит — вероятно?
— Дело в том, — Катя на мгновение задумалась, — что я звонила ему в штаб примерно в половине восьмого. Мне ответили, дескать, он недавно уехал на какую-то встречу. Возможно, он потом вернулся… Я точно не знаю, я больше не звонила в штаб.
— А на мобильник звонили?
— Да, но он был отключен. Наверное, встреча была очень важной, и папа не хотел отвлекаться на звонки.
— Что произошло после того, как ваш отец вернулся домой?
— Да ничего не произошло. Он даже в квартиру не стал проходить, взял собаку и пошел на улицу.
— И ничего не говорил?
— Возможно, он сказал: «Добрый вечер». Но что-то другое… особенное… Нет, ничего запоминающегося.
— Хорошо, может, он как-то по-особенному себя вел?
— Да нет же, ничего такого. Он дома-то пробыл от силы пару минут. Мы ничего не заметили.
— А вы не обратили внимания: когда Валерий Аркадьевич зашел в дом, он улыбался?
— Пожалуй, нет, — с некоторой растерянностью ответила Катя, и ее можно было понять: ну кто, скажите, фиксирует, с каким выражением лица человек переступает каждый день порог собственного дома?
— Он был сердит? — продолжал допытываться Гена.
— Вроде нет…
— Расстроен?
— Вряд ли…
— Озабочен?
— Мне так не показалось…
— Выглядел усталым?
— Пожалуй, совсем наоборот… — произнесла Катя с некоторым удивлением. — Да-да… Я открыла отцу дверь и подумала, что он очень хорошо выглядит. Как будто отдохнувшим… Я так подумала, потому что с утра он просил таблетку от головной боли и выглядел гораздо хуже. Но это была совершенно мимолетная мысль. Мы ведь все в течение дня может выглядеть совершенно по-разному.
И она машинально поправила прическу, что было абсолютно лишним. И Катина прическа, и сама Катя выглядели образцово. По крайней мере, на мой взгляд.
Гена кивнул, но углубляться в детали внешнего облика Сокольникова не стал. На данный момент они ничего особенного нам не говорили.
— Значит, ваш отец ушел гулять с собакой и не вернулся? — уточнил Гена.
— Совершенно верно, — подтвердила Катя уже известный факт.
— И когда вы это поняли?
— Минут через сорок после того, как он ушел. Обычно по вечерам он гуляет с Маги не больше получаса, а тут…
— Вы исключительно заботливы. Прямо минуты считаете. — Реплика была не лишена язвительности, но Гена ее отпустил с совершенно конкретной целью, которую и достиг.
— Вы напрасно иронизируете! — вскинулась Катя. — Ни мама, ни тем более я никогда не засекаем время, когда папа пришел, когда ушел, где был и с кем встречался. У нас в семье не принято держать друг друга на коротком поводке.
Значит, прикинул я, особые подробности жизни, а тем более жизни деловой, жена с дочкой вряд ли знают. А жаль, потому как тут может быть много собак зарыто.
— Все дело в собаке, — словно подхватила мою мысль Катя. — Минут через сорок мы вдруг услышали лай. Открыли дверь, а там — Маги. Одна. Вернее, вместе с нашим соседом по площадке Николаем Васильевичем. Тот сказал, что увидел Маги около подъезда, она скулила, а внутрь попасть не могла. Николай Васильевич ее впустил, причем удивился, что она одна, до того он видел, как с ней папа во дворе гулял.
— То есть ваш сосед встретил Валерия Аркадьевича во дворе? — переспросил Гена.
Катя кивнула.
— И ничего особенного он не заметил? Он вам не говорил?
Катя растерянно пожала плечами.
— Мы даже не догадались его об этом спросить.
— Кстати, — вдруг резко свернул в сторону Гена, — вы на каком этаже живете?
— На третьем.
— Окна куда выходят?
— Во двор.
— А собака у вас какая?
— В каком смысле? — не поняла Катя
— Порода у нее какая?
— Карликовый пудель.
— А-а… тогда ясно.
— А мне нет, — неожиданно взволновалась Катя. — При чем тут наша собака?
— А при том, что если бы у вас был какой-нибудь ротвейлер или овчарка и если бы вашего отца, скажем так, похищали силой, то собака могла бы заступиться. В конце концов, громко залаять. А вы, судя по всему, ничего такого не слышали?
— Нет.
— Пудель, он и есть пудель, — изрек Гена. — Тем более карликовый.
Я почему-то подумал, что Катя сейчас примется защищать собаку, но она заговорила о другом:
— Мы звонили отцу на мобильный телефон, он по-прежнему был отключен. Мы обзвонили всех знакомых, мы звонили в штаб, в морги, в больницы, но отца нигде не было. Он не мог исчезнуть просто так. — Катя вдруг запнулась, внимательно оглядела всех нас троих и добавила решительно: — И если вы думаете, что тут может быть замешана женщина, то это чушь. Отец никогда бы не исчез внезапно, бросив собаку и ничего нам не сообщив.
Мы не стали спорить. Вариант с женщиной нам не представлялся фантастикой, но фантастикой казалось, чтобы Сокольников ради женщины вдруг внезапно бы испарился. По крайней мере по моему разумению, в этом не было никакого смысла
Мы проговорили еще около часа, выясняя всякие подробности о жизни и работе Валерия Аркадьевича Сокольникова, но ничего внятного не выяснили. Так, набор всяких сведений, которые могли пригодиться, а могли и не пригодиться вовсе.
Глава 6. Варвара
Реакция Бреусова была просто замечательной. Как будто его оса в энное место ужалила. Если в тот момент он валялся в своем кресле, то уж точно подскочил. Я это, правда, не видела, но готова поспорить, что так оно и было. Молодец Катерина, ничего не скажешь!
Она ему позвонила прямо из кабинета Кирпичникова, со стационарного телефона. Мы немедленно припали к параллельным трубкам. Конечно, могли громкую связь включить, но Бреусов сразу бы сообразил, что тут публика приготовилась концерт слушать. А я, в отличие от всех остальных, была просто уверена: концерт начнется. Гена с Игорем, понятно, этого Виталия знать не знали, а Катерина хоть и знала, но совершенно с другого бока. Она почему-то пребывала в уверенности, что он от счастья зарыдает, узнав, кто ринется на поиски пропавшего начальника штаба.
В общем, концерт-то он устроил, но прежде Катерина ему, образно выражаясь, прелюдию исполнила. Так душевно поинтересовалась, что слышно о папеньке, и узнала, что ровным счетом ничего. Тогда она спросила, какие мысли имеет по этому поводу Шелест, и получила ответ: Никита Петрович страшно озабочен и вместе с ним, Бреусовым, анализирует ситуацию. Катерина полюбопытствовала, долго ли они намерены предаваться анализу и когда начнут действовать, и выяснила: ситуация совершенно неожиданная, исключительно тонкая, а посему требует не спешки, а взвешенных поступков.
Вот тут-то Катерина и сообщила про частное детективное агентство, после чего Бреусов прямо-таки взвился:
— Вы с ума сошли! Какое еще частное агентство?! Это явно какие-нибудь проходимцы, которые хотят использовать вас в своих целях! А, может, и хуже того! Они могут быть просто нашими врагами!
Это Бреусов хорошо сказал. Для Кирпичникова в самую точку. У Гены от злости искры из глаз посыпались, а я злорадно подумала: теперь-то он вычеркнет нас с Погребецким из списка злодеев и впишет туда красными чернилами фамилию Бреусова.
Катерина на выплеск эмоций соратника своего отца отреагировала, как леди, которой на великосветском приеме рассказали скабрезный анекдот:
— Вы неприлично себя ведете, — произнесла она холодно. — Вы оскорбляете людей, которых даже в глаза не видели.