После окончания съемок «Анекдотов» мы стали встречаться, ходить друг к другу в гости. Илюша ездил в составе квартета по России, отсутствовал в Питере по две-три недели, привозя кучу всякого барахла и для себя, и на продажу. И мне тоже перепадало. В одном областном центре их повели на промтоварную базу, в другом — открыли доступ к загашникам универмага, в третьем — познакомили с завскладом… Поскольку у меня была машина, я встречал Илью и помогал перевозить нажитое непосильным трудом добро — от люстр до бензопил. То, что не влезало в машину (например, мотоцикл), помогал выгрузить.
В нашей стране в свободной продаже в ту пору не было ничего, любой товар считался дефицитом. Лелик часто брал меня «в ночное», куда отправлялся за бензином к приятелям, работавшим на заправке: «Юрик, поехали!» И из четырех канистр две отдавал мне. Илюша делился связями, возил знакомиться к директорам магазинов и универмагов. Он очень поддерживал меня в то время.
Новый 1990 год мы встречали тесной компанией: Сережа Серебрянский из «четверки», я и Илюха. Все с женами. Собрались у Олейниковых. Последний дом на окраине Питера, дальше города нет. Двухкомнатная квартирка на тринадцатом этаже. В одной клетушке жил маленький Денис, в другой спали Илюша и Ира. Комната Дениса одновременно служила библиотекой и гостиной. Стены, оклеенные темными обоями, Илюша собственноручно разукрасил от пола до потолка. Он всегда говорил, что не умеет рисовать, но в действительности делал это неплохо. Если присобачить к его абстракциям фамилию какого-нибудь маститого художника, думаю, творчество Лелика прокатило бы. Еще у него было невероятное количество картин. Он привозил их отовсюду, руководствуясь при покупке интуицией и собственным вкусом. Коллекция подобралась весьма причудливая, но стилистически единая: светлые, добрые и трогательные картины с деформированными, смешными, несчастными, странными людьми.
В их окружении мы и встречали Новый год. Выпив шампанского, стали валять дурака, предварительно распределив роли: я был Владиславом Стржельчиком, Серебрянский — Урмасом Оттом, а Илюша — Владимиром Молчановым. Два сверхпопулярных в то время интервьюера атаковали моего Стржельчика. Что мы творили! Это было невероятно скабрезно, пошло и очень смешно. Мы даже втроем залезли в ванну!
Женщины снимали наше безобразие на видео. Олейниковы накануне приобрели свою первую камеру «Хитачи» с огромными кассетами. Первого января Илюша проснулся и тут же сел отсматривать снятое, даже не съев, вопреки обыкновению, ни крошки любимого лакомства. Он всегда начинал новый день с зажаривания над открытым огнем наколотого на вилку куска хлеба. Доводил «деликатес» до состояния антрацита и со смаком сжирал его.
Илья вообще был очень странным в еде человеком. Хорошие котлеты ненавидел — говорил, в них мало хлеба.
Завершив просмотр кассет, Олейников вынес приговор:
«Юрик, а ведь мы с тобой пара!» Потом он не раз вспоминал: «Я увидел это первого января девяностого года».
Должен заметить, что я никогда не рассматривал свою биографию под эстрадным углом. Да, театральная карьера не складывалась, однако надежда на лучшее еще жила. Готов был выбрать кино — но эстраду?! Илья обижался, когда актеры драмы называли концерты халтурой. Это приносило значительно больший заработок, но я, впитав культивированное веками сектантское отношение к театру, по инерции поглядывал на Илюшину эстраду свысока. Бывало, спрашивал:
— Ты куда?
— Плыву по Волге.
— На халтуру?
Лелик всегда выдерживал паузу, прежде чем ответить:
— Это для тебя халтура, а для меня — работа.
Илюха уезжал, возвращался и снова уезжал, не делая никаких программных заявлений о том, что мы должны работать вместе. Он вообще не был трепачом. Никогда не врал, не строил воздушных замков, ничего не обещал. Олейников был предметным и очень практичным человеком. Как-то в очередной раз сказал, как бы между прочим:
— Надо бы нам что-нибудь попробовать.
— Что?
— Приходи завтра в Театр эстрады.
Я пришел на концерт с многообещающим названием «Смех-шок». «Илюха, правильно обозвали, — подколол его по окончании. — Тебе удалось повергнуть публику в шок».
Это была голимая эстрада, которую мой высокий художественный вкус, подпитываемый спектаклями БДТ и театральными традициями, не мог принять априори. «Не приведи господи когда-нибудь вот в таком выйти на сцену», — сказал я себе. Не прошло и трех лет, как это стало моей работой.
Никогда не зарекайся не только от сумы и тюрьмы, но и от эстрадных концертов…
Илюша на время бросил попытки убедить меня стать его партнером. Мы по-прежнему дружили, выпивали, весело трепались.
Растиражированный журналистами образ мрачного клоуна Олейникова — полная ерунда. Он был очень смешливым человеком. При этом симпатичным, высоким, хорошо сложенным и пользующимся успехом у женщин.
Лелик интересно рассказывал, когда ему хотелось. Но соревноваться с другими застольными хохмачами — кто кого — не любил.
Дружим мы, дружим, и вот однажды Илья говорит:
— Слушай, я тут с Кириллом Набутовым познакомился.
Надо нам у него что-нибудь сделать.
Известная на всю страну передача «Адамово яблоко» только начиналась.
— Замечательно, — отвечаю. — А что?
— Думай.
Неосознанно, совершенно забыв о фильме Вити Титова, который и свел нас с Ильей, я предложил:
— Давай анекдоты?! Отберем самые игровые и неизвестные. Банальные трогать не станем.
Илье идея понравилась.
— А как снимать? — спросил он.
И я в эйфории ляпнул:
— Илюша, я в этом лучший, поверь!
Режиссерские амбиции проявились у меня давно. Работая в труппе БДТ, я зачем-то сделал раскадровку половины книги «Москва и москвичи» Гиляровского. Вместо того что бы просить роли, подсиживать коллег, дружить с ассистентами на «Ленфильме» или пить с режиссерами.
Поскольку за сказанное надо отвечать, я стал ходить к телевизионным монтажерам, осветителям и операторам, постепенно увлекшись технологией съемочного процесса с перехлестом, как обычно ставя предмет увлечения выше всего насвете. Так я интегрировал себя в режиссуру и технологию, а Илюха — в авторский креатив и продюсирование.
Для первого съемочного дня мы принесли костюмы из дома, что-то я притащил из театра и взял с собой Тиля — мою собаку. Мы придумали, что в заставке будут бежать два человека, за которыми с лаем гонится пес. И они боятся, что их укусят за задницы. В анекдоте, где я играл прапорщика Пилипчука, а Илюха — генерала, решили, что мне непременно нужны усы. Клок черной шерсти отрезали у Тиля, три капли клея «Момент», и усы готовы. Как мы их потом отдирали — отдельная история. Скажу только, что до кровавой раны.
Передача «Адамово яблоко» выходила каждые две недели. Наши анекдоты в ней появлялись раз в месяц и продолжались минут семь. Кирилл ругался, что и этого много, мы затягиваем, чересчур долго излагаем. Он не понимал, чтоэто происходило от нашей жуткой невостребованности, от того, что в нас накопилась невероятная ностальгия по кадру. Мы с Ильей были счастливы своей работой, и анекдотырасползались, продлевая наше удовольствие. Рука не поднималась резать их на монтаже.
Надо сказать, Пятый канал был в то время уникальным, самым живым и передовым в России: здесь работали Бэлла Куркова, Света Сорокина, Кирилл Набутов, Саша Невзоров.
Их взахлеб смотрела Россия, то, что они делали, оказывалось остро, противоречиво, иногда нагло и заносчиво, но всегда безумно интересно.
Мы попали на Пятый в нужное время: он был свободным, твори что хочешь — цензура нулевая. Запрещалось лишь банальное и политкорректное.
Илья очень серьезно относился к эфиру. Ему было важно все: в котором часу нас показали, в каком контексте, что шло до и что будет после. С ним вместе невозможно было смотреть ни «Адамово яблоко», ни позже «Городок». Это превращалось в настоящую пытку! Илюша не обращал вни мания на происходящее на экране. Усиленно моргая, он маячил перед твоим лицом и вопрошал:
— Ну как? Здорово?
И тебе приходилось все время улыбаться, смеяться и твердить:
— Гениально!
Это касалось не только телевидения, но и всего, в чем Олейников себя проявлял, будь то сочинение стихов или музыки.
Илюха не отличался самокритичностью, нуждался в комплиментах, в любви, в восторженных оценках того, что он сделал. Но замечательно в нем было другое: тем же самым он платил партнеру.
Возвращаясь с выездных концертов, Илюха неизменно спрашивал:
— Узнают на улице?
— С чего вдруг?
— Но ведь три эфира уже было!
— Вроде двое военных узнали у магазина, — ответил я ему в очередной раз.
— Нормально, б…! Потом врачи подтянутся, учителя. Прорвемся.
Такая у него была вульгарная социология.
Мало кто знает, что в 1992 году канал «Россия» заказал у питерских коллег часовой спецвыпуск не программы «Адамово яблоко», а только нашей рубрики «Анекдоты». После этого я стал убеждать Илью, что пора делать свою передачу.
«Давай», — согласился он.
Кирилл Набутов, надо отдать ему должное, с пониманием отнесся к нашему решению: «Вижу, вы выросли из этих штанов».
Саша Жуков, продюсер «Адамова яблока», уникальный, талантливый парень, поехал на канал «Россия» и спросил там:
— Помните, вы дайджест из анекдотов заказывали?
— Да, — отвечают. — Смешные были ребята.
— А хотите, они для вас юмористическую передачу делать будут? Она уже готова, решаем, какому каналу отдать, — наврал Жуков.
— Конечно, нам! — сказали на «России». Во главе канала стояли тогда Лысенко и Попцов, на вооружении которых уже имелись «Джентльмен-шоу» и «Маски-шоу».
— Хотите выходить на канале «Россия»? — спросил нас Саша, вернувшись из Москвы. — За работу. Я им сказал, что у вас уже все готово.
Мы тут же ушли из «Яблока» в продакшн под названием «Студия „НовоКом“». «Какие анекдоты мы не сняли в „Яблоке“? — спросил я. Лелик достал список. — Вот их и снимем».
Первый выпуск «Городка» не могу смотреть по сей день.