ЛЕЧЕНИЕ: Самое логичное решение состоит в том, что ваш Palm V [не уверен] в наличии клавиатуры. Вам надо заново инсталлировать драйверы, поставляемые с клавиатурой, и убедиться, что она подключена. Тогда ваш Palm V перестанет [пытаться] HotSinc с клавиатурой и [признает] ее полноправным устройством.
Предсказание Тьюринга было сделано задолго до повседневного использования компьютеров и является еще одним свидетельством его почти сверхъестественной способности предвидеть отдаленное будущее.
Современная практика программирования (как и медицинская практика) считает достаточной, если систему можно заставить вести себя, как если бы она обладала сознанием. Несколько лет назад можно было встретить в Интернете честолюбивое заявление такого рода:
…В предвидении таких изменений группа Интерфейса пользователей в компании Microsoft Research разрабатывает интерфейс, играющий роль помощника… Этот проект, который мы называем «Персона», будет пытаться создать иллюзию находящегося в компьютере сознательного существа.
То же происходит и в более широком плане. Философия, рассуждающая о том, что составляет «подлинное» сознание, уступает место техническим и социальным потребностям. Сегодняшние проекты, подобные проекту «Персона», сталкиваются с крайне трудной задачей, близкой к самой сущности искусственного интеллекта. Поэтому уместно рассмотреть здесь принадлежащий самому Тьюрингу радикальный план осуществления интеллекта человеческого уровня. Его предложение «машины-ребенка» должно было послужить указанием, как можно в действительности выполнить эту задачу, казавшуюся недоступной при других подходах. К сожалению, он запрятал это предложение в раздел под названием «Обучающиеся машины», седьмой и последний в той же работе в «Mind» 1950 года. Сообщество исследователей искусственного интеллекта в целом и ученые вообще упустили из виду его тщательную аргументацию. Она начинается с того, что он отбрасывает как безнадежный казавшийся неизбежным метод, а именно метод непосредственного программирования в машине обширного фактического, относительного и причинного знания, какое понадобилось бы для этой цели.
Тьюринг воспользовался оптимистическим предположением о памяти в тысячу мегабит, чтобы получить нижнюю оценку ресурсов, необходимых для ее заполнения при явном программировании.
«При моем нынешнем темпе работы – писал он, – я выдаю в течение дня около тысячи символов программы. Так что эту работу могут выполнить примерно шестьдесят человек, непрерывно работающих в течение пятидесяти лет, если ничего не выбрасывать в мусорную корзину. Было бы желательно найти более приемлемый метод».
В 1980-е годы, по крайней мере, две попытки построить универсальные системы на человеческом уровне дорого заплатили за пренебрежение к «более приемлемым методам» Тьюринга. Это был «Проект пятого поколения» отделения MITI японского правительства и проект «CYC» американской корпорации MCC. Оба проекта стремились создать огромные базы данных, которые должны были содержать большую часть того, что люди называют здравым смыслом, и обладать способностью сообщать на естественном языке свои знания и свои выводы.
Оба проекта использовали в качестве единственного средства приобретения знаний непосредственное программирование. Оба проекта, щедро и систематически финансируемые в течение почти десяти лет, окончились без существенного продвижения в своих первоначальных целях.
Науки о познании и о мозге обнаружили, что даже в ограниченных областях, где знание может быть запрограммировано в приемлемое время, есть другая причина неосуществимости ручной работы. Неспособность программиста запрограммировать его знания о том, как просмотреть фрагмент стихотворения, как распознать человеческое лицо, как плавать или как завязать рифовый узел, не имеет никакого отношения к его неспособности записать какую-нибудь программу в приемлемое время. Как продемонстрировал и разъяснил Мичи в 1995 году, знание и мышление решающим образом основаны на «процедурной» памяти, которая, вообще говоря, не доступна интроспекции. Между тем явное программирование многих повседневных навыков требует доступа к содержанию этой памяти. Таким образом, возможность ручного программирования всего необходимого знания для «машины-ребенка» становится невозможной вследствие качественных ограничений, прибавляющихся к недостаточности ресурсов, обнаруженной вычислениями Тьюринга.
Тьюринг вводит следующее правило для массового приобретения знаний – сознательного или бессознательного:
При попытках имитации разума взрослого человека мы неизбежно должны подумать о процессе возникновения этого состояния разума. Здесь можно отметить три компоненты:
1) исходное состояние разума, например при рождении;
2) обучение, которому он был подвергнут;
3) другие воздействия, которым он был подвергнут, не относящиеся к обучению.
Вместо того чтобы пытаться разработать программу, имитирующую разум взрослого человека, почему не попытаться составить программу, моделирующую разум ребенка? Если подвергнуть эту последнюю надлежащему курсу обучения, то можно было бы получить взрослый разум.
Чтобы запрограммировать в машине-ребенке способность быть воспитуемой до такого уровня, на котором ее можно было бы передать учителям детского сада, очевидным образом должны быть выполнены следующие минимальные требования:
1. Чтобы система понимала некоторое приближение к естественному языку и отвечала на языке, понятном учителю.
2. Чтобы она была способна обучаться на примерах, доставляемых учителем («обучение под руководством»).
3. Чтобы она была способна обучаться путем собственного исследования, методом проб и ошибок («обучение без руководства»).
Современное развитие машинного обучения (пункты 2 и 3 предыдущего перечня) и построение пишущих устройств для развития разговорных навыков (пункт 1) показывают, что Тьюринг был на правильном пути. Но прогресс в развитии эффективной машины-ребенка будет медленным, поскольку предположения, высказанные в той же статье в «Mind» относительно мозга новорожденного, могут оказаться крайне наивными:
«Можно предположить, что мозг ребенка – это нечто вроде блокнота, какие покупают в магазине канцелярских товаров, – очень мало механизмов, но множество свободных листов… Мы надеемся, что в детском мозге такой простой механизм, что можно будет легко запрограммировать нечто вроде него».
Как показывают современные исследования, дело обстоит совсем иначе: мозг новорожденного человека и даже мозг эмбриона до рождения снабжен сложно взаимодействующими способностями, а также встроенными программами их дальнейшего развития. Надежды на легкое программирование «чего-то в этом роде» приходится, к сожалению, оставить. Следствия этого несколько обескураживают в отношении времени разработки программы, которая могла бы выдержать ограниченную версию теста Тьюринга. Время развития такой программы, предусмотренное самим Тьюрингом на основании оптимистических предположений, оказалось все же недостаточным по отношению к снисходительному критерию теста, намеченному в его работе 1950 года.
В записи радиопередачи 1952 года можно прочесть:
Ньюмен: Мне хотелось бы присутствовать при вашем соревновании человека с машиной, и, может быть, попытаться самому задать некоторые вопросы. Но это будет еще не скоро, если машина должна будет отвечать на все вопросы без ограничений?
Тьюринг: Конечно, для этого понадобится, я думаю, 100 лет.
Таким образом, по оценке Тьюринга, машина сможет достигнуть человеческого уровня в качестве собеседника примерно в 2050 году. Но, как мы видели, у него были в то время серьезные заблуждения, разделяемые его современниками, относительно первоначальной структуры и возможностей мозга новорожденного ребенка…
Идея машины-ребенка натолкнулась также на другой подводный камень, который сам Тьюринг огорченно сознавал. Это – желательность снабдить подлежащее воспитанию устройство достаточным набором сенсорных органов, конечностей и т. д., чтобы оно могло получать всю совокупность ощущений, обычных для нормального «воспитания младенца». Как признал сам Тьюринг, эта цель практически недостижима. Психолог Роберт Френч убедительно показал, что компьютер лишь в том случае сможет удовлетворить тесту Тьюринга, если он приобретет интеллект взрослого человека, воспринимая мир так же, как мы. При этом он, по-видимому, имел в виду ограниченную версию теста, вроде той, которая обсуждалась в радиопередаче 1952 года. Позиция Тьюринга состояла в следующем:
«Нам незачем также беспокоиться о ногах, глазах и т. д. Как показывает пример мисс Хелен Келлер (родившейся слепой и глухой), обучение можно осуществить с помощью тех или иных средств, если есть коммуникации в обоих направлениях между учителем и учеником».
Раньше он предлагал ограничить свой тест игрой в имитацию со слепым человеком, при этом он хотел избежать, как несущественных для «чистого разума», огромных технических трудностей, связанных с развитием машинных эквивалентов человеческого зрения. Возможно, он хотел также уменьшить роль визуализации в том виде мышления, который надо было имитировать, по отношению к логическим и словесным формам. В таком случае он недооценивал, до какой степени люди с врожденной слепотой могут развить совместное использование других органов чувств, порождая таким образом эквиваленты визуального восприятия – даже тот вид «визуального мышления», который мы знаем из собственного опыта и находим в интроспективных наблюдениях таких мастеров мышления, как Эйнштейн и Пуанкаре.
Будучи студентом, я близко познакомился с замечательной способностью компенсаторного развития и координации чувств, которой обладал мой слепорожденный друг Мартин Миллиган. Он уверенно передвигался без палки по улицам Оксфорда, пользуясь хранимой в памяти «когнитивной картой», как это делаем мы все. Он строил, обновлял и применял эту карту, интерпретируя поразительно разнообразные невизуальные признаки, – не только эхолокацию с помощью резонанса от лицевых полостей и пазух, но также отражение инфракрасных лучей от зданий, воспринимаемое поверхностью кожи. Он умел все это воспринимать и любезно соглашался подробно описывать мне, как он это делал.