Огромный тупой меч, без острого наконечника пронзал девушку насквозь — она висела на нем как сломанная игрушка. Было невозможно представить какой силой нужно обладать, чтобы проткнуть таким оружием человеческое тело. Было невозможно представить боль, которую мог испытать пронзаемый тупым мечом человек. Эльфийка еще дышала.
— Я всё-таки освободила тебя, — прохрипела она, глядя на растворяющихся в воздухе фанатиков. Голос её был ужасен. Она захлебывалась в крови. — Ты будешь жить, Дементор!
Сердце напарника сжалось. Лицо Эльфийки бледнело, кровь покидала его вместе с остатками жизни. Серая ряса, пропитываясь липкой влагой, быстро окрашивалась в тёмно-бордовый цвет, а смуглое лицо, вдруг ставшее бледным, осветилось неярким голубым светом.
Глаза Дементора поползли вверх. Он вдруг ясно и отчетливо понял, что Эльфийка уходит по-настоящему, а не просто покидает геймплей. С голубым светом истекала её душа, а где-то за пределами виртуальности, в стерильном белом зале Дворца Игр медленно умирало настоящее тело школьницы Эли. Ее сознание принимало Игру за явь! Проклятые разработчики допустили ужаснейшую ошибку. Или… сознательно убивали Игроков одного за другим.
В мозгу Дементора словно грянул взрыв — он убил боевую подругу, верную и преданную, спасшую его самого, лучшую из всех, кого он когда-либо знал. Убил собственными руками.
Пространство вокруг замерцало, в преддверии перезагрузки нового уровня. Оставшиеся в живых спутники Эльфийки — те, кто выдержал атаку Игры и не превратился в фанатика-бота — радостно закричали в предвкушении следующего победного перехода.
Но Дема ждать не стал. Подняв меч с тупым лезвием, он вонзил его в свой живот.
Третий уровень завершился!
Яркое солнце било в глаза. В настоящие, человеческие глаза, а не в пылающие алые угольки внутри пустых черепов. В облике скелетов, подумала Ведьма, было довольно приятно смотреть на солнце, не моргая, говорить не дыша, не есть, не пить, не уставать и ощущать, таким образом, почти полную свободу от привязок к жизни.
После трёх истребительных «скелетных» уровней, Веда оценивала человеческое тело не более, как мешок с кишками и прочей грубой требухой. Возвращаться в плоть, было неудобно, — словно в старую одежду, порядком помятую временем, изношенную и забытую, ставшую тесной и жмущей в разных местах. «Вроде бы помнишь, как было в ней привычно, — усмехнулась она своим мыслям, — ан нет, вырос, маловат размер. Надо покупать другую — старая тесновата…»
— Чего ты бормочешь? — на удивление невнятно прошамкал Зевс, бредущий рядом и шаркающий подошвами по земле.
Ведьмочка посмотрела на напарника выразительно. «Как за руку держаться, ожидая щелчка по носу от пустынного джинна, так запросто, — подумала она, — а как без ехидства разговаривать с боевой подругой, так вроде уже и не получается. Прошлое забывается быстро, это да».
— Вспомнилось кое-чего, — ответила она. — Уж и не помню чего.
И тут же осеклась. Звуки, издаваемые горлом и языком, напоминали невнятное старушечье бормотание. Что за черт?
Зевс с трудом удержался от улыбки.
— Вижу, ты себя невнимательно рассмотрела, — ехидно прошамкал он. — Поздравляю с новым статусом на Тёмном пути. Мы теперь мумии, представляешь? Не понимаю, правда, за каким чертом эта ниша считается круче предыдущей, но… как уж есть. В общем, тельце у тебя гниловато.
Ведьма опустила голову вниз и действительно увидела полуразложившуюся синюшную плоть, обмотанную грязными обрывками, видимо, являвшимися когда-то бинтами. И это апгрейд по сравнению со всадниками смерти на костяных конях?! Неисповедимы пути Тьмы, черт возьми. Как ни странно, расставшись с обликом скелета и перейдя на новый игровой уровень, Веда была склонна оценивать новое тело как решительно ухудшившееся. С другой стоны, хотя тихие радости прошлой «жизни после смерти» канули в лету, могли появиться другие. Ведь не зря же они на четвертом уровне!
— Вот это барда-а-ак, — протянула Ведьма, растягивая раздувшиеся сосиской мёртвые губы, — все же, надеюсь, у мумий есть какие-то преимущества перед скелетонами, раз они выше уровнем… Вот, например, у меня грудь появилась, — Ведьма решила пошутить, но, тут же пожалев об этом, добавила, — вот только молчи, языкастый мой, хорошо? Ты даже не представляешь, как странно выглядит ехидствующий мертвяк!
— А ты себя-то видела? — заржал в ответ Зевс. — Грудь появилась, не спорю, вот только лучше ее не трогать, а то отвалится.
— Ты уж точно не потрогаешь.
— Конечно, я ведь беспокоюсь за тебя. За целостность организма, так сказать.
Ведьма только отмахнулась.
На новом уровне они с напарником и ещё несколькими сотнями Игроков очнулись стоя на ногах, как проснувшиеся утром слоны, которые, как известно, не только имеют четыре коленки, но и могут спать стоя. Теперь выжившие подростки выступали в новом для них амплуа — они выглядели как трупы и, более того, являлись трупами, в самом подлинном смысле слова.
И внешне и внутренне, Игроки походили на «свежих», то есть недавно раскопанных мертвецов, добытых из саркофагов. Слово «свежих», впрочем, тут не вполне подходило. Мумии были матёрыми, слежавшимися, явно старыми, наполовину разложившимися, но уже сухими. С комьями земли, что говорило об относительно недавнем прощании их голов и задниц с глиной, гробницей или кладбищенским черноземом. Радовало в ситуации только одно — полное отсутствие запаха разложения, который либо выдохся в связи с сухостью и мумификацией, либо был не предусмотрен эстетствующими подонками-разработчиками. «Или солнышко припечёт и начнётся? — беспокойно подумала Веда. — не дай то Бог. Зевсу-то все равно, а вот мне трупное амбре ни к чему».
Все Игроки уже немного привыкли к необычным прыжкам или переходам Игр Смерти с уровня на уровень. Ни какой другой Игре подобного не было, и быть не могло. Стандартный игровой переход сопровождался обычно перезагрузкой и кратковременным выходом из состояния анабиоза внутри капсулы в игровом Дворце. Это значило, что после каждого пройденного уровня Игрок как бы снова становился человеком, возвращался в родное тело, приходил в себя и мог принять решение — продолжать Игру или отложить её на завтра. В случае Игр Смерти ничего подобного не происходило, все переносы осуществлялись автоматически, без участия воли Игроков. Далее, сами переносы были стремительными и почти мгновенными. Они не сопровождались ни вводными роликами, ни объяснениями, ни статистикой, ни выбором оружия.
Все это было странно, но Игрокам, дошедшим до четвертого уровня Игры, было, как казалось Зевсу, уже наплевать. Большинство выживших оказались настолько потрясены новыми игровыми возможностями и фантастической реалистичностью Игр Смерти, что их уже ничего не интересовало, и они подавно ничему не удивлялись. Боль и смерть, казавшиеся настоящими, отсутствие плавных переходов между уровнями, отсутствие миссий-задач и вообще, странная постановка игровых партий, сведенная исключительно к выживанию, являлись чем-то необычайным и потому — необычайно притягательным, несмотря на весь ужас и страх, охватывающий Игроков на каждом из этапов.
Как и всякий опытный Игрок, при появлении на новой игровой площадке, да ещё в новом игровом теле, Зевс сконцентрировался на анализе своих новых возможностей. Возможности мумий показались ему более чем необычными. Тело его было рослым, сильным, двигалось медленно и неуклюже, но, возможно, медлительность компенсировалась силой. Мумии, будучи на уровень выше всадников-скелетов по классу, были просто обязаны оказаться «круче» в боевом смысле.
Внешне это, однако, это никак не проявлялось. Зевс мог видеть свои внутренности сквозь ребра, что, безусловно, не прибавляло уверенности в боевых качествах дохлых воинов. «Интересно, зачем так натурально все воспроизводить? — спросил себя Зевс. — Мы ведь не неотразимые рыцари без страха и упрёка — трупы всё-таки! Разработчики сами тестили эти тела? И каково им было щупать собственные позвонки сквозь рваное пузо?»
Возможно, кроме недюжинной физической силы, мумии обладали относительной неуязвимостью (в том числе к магии), абсолютной неутомимостью и — тут уж сам бог велел — нечувствительностью к боли. Бродячие трупаки почему-то не жарило солнце (хотя должно бы, подумал Зевс) и они не разваливались прахом под его лучами даже в полдень. «Интересно, — снова задумался Игрок, — а появляется ли у зомбяков в бинтах постоянный загар в случае снятия последних?»
Проанализировав ситуацию, он отметил из минусов только отвратительное состояние тела и заторможенность движений. Куски плоти сыпались с него и с боевой подруги, как запчасти со старого автомобиля. А от одежды, вернее, бинтов, оставались почти одни воспоминания. О доспехах, естественно, даже не следовало мечтать. «Нет, определенно, — заключил Зевс, — у скелетонов имелись свои неоспоримые преимущества. Но с разработчиками разве поспоришь? Благо, хоть белых тапок нет».
Всё было ничего, но один недостаток мумий смущал Зевса очень сильно. А именно — жажда плоти. Сначала это не чувствовалось, но очень скоро Зевс понял, что его сознание буквально захлестывает необычное чувство голода. Но главное, с этим чувством было очень трудно бороться!
Зевс и Ведьма шли рядом, шаркая ногами, иногда беззлобно подтрунивали друг над другом. Но голод не отступал ни на миг и ощущался ими постоянно. Зевс смотрел в старинных хрониках, что так же себя чувствовали наркоманы до закрытых времён. Как же они это называли? «Ломкой»? Да, именно — ломкой.
Впрочем, отличия от наркоманов имелись значительные. Не смотря на острое жжение в желудке, пока глаза Игроков не видели потенциальную жертву, они сохраняли возможность спокойно размышлять и оставаться собой. Вот только надолго ли это? И что случится, если они с Ведьмой заметят то, что инстинкты определят как пищу? Скорее, состояние Игроков напоминало по симптомам не на наркотическую зависимость, а именно острый голод или жажду воды. Если измученному жаждой человеку перед глазами помахать полной флягой воды, да еще и отвинтить при этом крышку, он не тольк