Один из юродивых вышел дальше остальных. В руках его светилась огромная тяжелая книга в массивном деревянном окладе, украшенном грубыми нешлифованными самоцветами. Они вспыхнули световой магией! Этот свет ослеплял глаза, был противен ночному зрению. Огонь свечей или пламя костром оборотни выносили с легкостью, но магический свет являлся совсем иным.
В руках воинов в кольчугах, замерших за спинами уродливых старцев, застыли длинные рогатины и короткие «степные» копья, предназначенные больше для метания, чем для укола. На поясах «воинов» вместо старинных русских прямых мечей висели кривые «татарские» сабли. Ведьма поняла. Точно, перед ней находился не древний славянский эпос, а более поздняя версия восточно-европейской мифологии. Век тринадцатый-четырнадцатый, должно быть.
— Кто вы? — напрямую спросила одна из Мастериц в обличии человека. В звериной шкуре оборотни не могли использовать речь, но говорили друг с другом мысленно. Говорящая была именно человеком. Она закрывала обнаженные груди руками, топталась голыми стопами по снегу, но спрашивала понятно, громко и внятно.
Однако ей никто не ответил.
— Кристиане! — прокричал один из юродивых, обращаясь к своим бойцам. — Небесный отец наш даровал сегодня нам добычу! Низвергнем же нежить, словно не было её никогда!
— Низвергнем, братья мои! — пылко прокричал другой, потрясая веригами. — Убьем их всех!
С этим криком — время слов завершилось.
С дикими криками, масса людей обрушилась на оборотней, зажатых на единственной улице со всех сторон. Немногочисленные летающие тёмные Мастерицы (почти несколько сотен) немедленно взмыли в небо. Часть из них сшибли стрелы и камни, пущенные человеческими лучниками и пращниками, всё ещё остававшимися на закрытых «щитами» крышах. Но часть из летунов спаслась бегством и это, пожалуй, хуже всего подействовало на оставшихся оборотней. Это звучало, как зачитанный приговор. Если хищные птицы, составлявшие около четверти всех Игроков, сумели спастись, то все остальные были обречены на полное истребление…
Ведьмочка внимательно наблюдала за тем, как разворачиваются события. Зрение и слух её усилились в десятки раз. Но понять к чему движется вся картина, было возможно и человеческими глазами. Люди, устроившие ловушку, не использовали оружие, и столкновение с Тёмными не превратилась в сражение мечей и клыков. Бегом растекаясь вокруг Мастериц, люди выстраивались в определенном порядке. Первый ряд занимали воины в кольчугах, со щитами и рогатинами в руках. Второй ряд — юродивые с предметами, от которых истекал обжигающий зверей свет. За ними толпились крестьяне.
Ослеплённые исходящими от книжных окладов лучами, оборотни пытались атаковать! Один из старикашек вскинул над головой книгу. Пространство вокруг озарилось пронзительным, ослепляющим светом!
Под жуткими парализующими лучами, Мастерицы рухнули на колени. От былой ярости и жажды крови не осталось даже следа.
— Каждый, кто обратит свой взор к Свету, да будет прощён! — произнес вождь «святых» твёрдым, гулким, почти утробным голосом.
От тел Мастериц, тем временем, в небеса исходило тёмное полупрозрачное пламя. Это их грешные души — выпаривались под действием священных лучей. Оставленные тела — волков, куниц, рысей, медведей и не обратившихся женщин — оседали на землю одно за другим.
Сначала, лучи воздействовали на тех, кто оставался в лике животных. Катаясь по земле, оборотни снова принимали в человеческий вид и только потом, превратившись обратно в прекрасных девушек, падали на колени и «истекали» душей.
«Какая жуткая смерть!» — подумала Ведьма.
Сама она, не в силах устоять на ногах, уже обращенная обратно в человека, как подкошенная брякнулась на колени.
— Прости, прости, — услышала собственный невнятный шепот. — За всё… За Тёмный Путь … за жажду плоти …
И тут же — в ней словно распрямилась пружина.
Кровь и плоть! Разве ответ не в этом? Подумав так, Ведьма вонзила ногти в собственные ладони. Брызнула кровь. И, о чудо, наваждение вдруг прошло!
Она слизнула собственную кровь с языком. Глаза вспыхнули пламенем! За что простить прощения? За Игру?! За то, что посмела выжить? И убивала тех, кто ей угрожал?!!
С кряхтеньем, она поднялась и гордо выпрямилась во весь рост. Возможно, лучи могли подчинять. Но убить или сжечь они были не в состоянии.
Мгновенно, снова не осознав как, сотрясаясь от вернувшейся ярости, Ведьма переметнулась!
Шерсть ее ощетинилась, морда оскалилась, острые зубы сверкнули.
Увидев Веду, стоящую совсем близко, удивлённый защитник веры, в ужасе отшатнулся. Опустив магический талмуд, ставший вдруг бесполезным, он взмахнул рукой в ее сторону, указывая на смутьянку дрожащим пальцем.
Священники во втором ряду расступились. Вместо них ближе к первому ряду, в котором напряженно застыли латники, стали продвигаться чумазые крестьяне с вилами и топорами в руках.
Человеческая толпа, размахивая оружием — воины и пахари вперемежку — взяла Ведьму в кольцо, чтобы накинуться скопом, с разных сторон. Логика священников и их гончих собак оказалась простой: если зверь не раскаялся, не издох под лучами священной магии, покаянием ему станут лезвие топора в позвонках и ржавые вилы в сердце!
«Ну, уж нет! Только не в этот раз!»
Звериный вой Веды огласил окрестности леса.
«О, дети ночи! — звенело в этой оглушающей дикой песне. — Плоть человека зовет ваши зубы! Кровь человека напоит ваши клыки!»
Крик Ведьмы вырвал, наконец, Игроков из волшебного забытья. Леди ночи встали с колен и ударились в землю, обращаясь в могучих животных.
И бросились на врага!
Ким привычно осмотрел своё снаряжение, изучил одежду, мельком скользнул взглядом по прилегающему ландшафту. В отличие от большинства своих друзей акробат всегда уделял много внимания деталям. Игра с каждым разом раздражала его всё больше. Но львиная доля этого раздражения была связана не с проблемами выживания (вернее, не только с ними), но с многочисленными неувязками, которые все чаще поражали Кима на каждом этапе Игры.
Впрочем, именно в этот раз местность Кима не занимала.
Он был на шестом этапе и уже сам факт выживания в Колизее радовал его сверх меры.
«Игры смерти как раз по мне! — уверенно думал Ким, поднимаясь. — Давайте сюда всю вражескую братию, устроим битву веков. За свою шкуру с этой Игры я дорого возьму, обещаю. Кровью, никак иначе! Ведь я своей банде обещал встретиться ещё раз! А слово не ветер, его надо выполнять… За все мне ответите, сволочи. За каждый проклятый день!»
Ким перестал воспринимать Игру, как игру. Страха смерти уже не осталось. Азарта тоже. Это было обычной ЖИЗНЬЮ. Жуткой, как у солдат на войне, но самой что ни есть настоящей. Удивительная яркость и насыщенность местных виртуальных миров была даже приятней забытой «реальной» жизни. Такой далекой, почти искусственной с её вечной суетой и смешными заботами, с нудным бытом и великими трагедиями, которые на самом деле не стоили и гроша.
«Чем Игра хуже жизни в нашем маленьком, покорёженном мирке-резервации? — убеждал себя Ким. — Кто возьмет смелость поставить черту между реальностью и выдумкой программистов? Да и что реальнее, в самом деле?»
Древние философы, которыми в начальных классах зачитывался школьник Ким, не зря говорили: «Вселенная это то, что дается нам в ощущениях». И если ощущения ничем не отличаются друг от друга, это говорит о многом.
Что реальней? Виртуальный мир, грозящий болью и смертью каждую минуту? Или явь с обязательным дневным сном и запланированным полдником из обезжиренных, экологически чистых продуктов?
Ким с презрением фыркнул.
На новом уровне на теле акробата находилась ничем не выдающаяся одежда состоящая из широких штанов и рубахи с длинными рукавами. И то и другое было светло-коричневого оттенка. Более интересным оказался плащ, темно-сиреневый, с серебристой каймой. Голову украшала красная повязка-накидка, закрывавшая сразу половину черепа — лоб, темя, затылок, макушку и виски. Волосы скрывались под повязкой полностью. Только сзади, на плечах болтались две тонкие косы.
Косы?
Ким быстро провел руками по голове, словно убеждаясь, что не глючит, потом по всему телу, вверх и вниз.
На поясе висели два длинных клинка, на первый, поверхностный взгляд совсем простых. Но только на первый взгляд.
Клинки были крепкими и широкими, с открытыми гардами по типу кинжальных. Такие было легко перехватывать, вертеть ими, как булавами жонглера. Длина оружия оказалась невелика — нечто среднее между мечом и очень длинным кинжалом, однако, слишком тяжелым и мощным. Но главное — Ким чувствовал в новом оружии магическую энергию. Пульсация ощущалась не только при прикосновении к рукояти, но даже тогда, когда клинок просто висел на поясе и Ким его не касался. Оружие явно было «заряженным», вот только чем именно, Ким не знал.
Недолго думая, он извлек оба клинка, помахал вразнобой и сразу всё понял: делаешь одно движение, но клинок вместо этого… словно делает три! Скорость вращения смазывала видимость — полет мечей или если уж говорить откровенно — сабель, буквально размывалось. Собственный глаз не успевал даже уловить это стремительное вращение, а значит, подумал акробат, не успеет и чужой!
Все это было неплохо. Напрягшись, Ким порылся в памяти и вспомнил название следующей ступени, которую он должен был занять на этом уровне согласно «серой иерархии» — Асассин!
— Гм, не дурно, — сказал Ким вслух, комментируя вновь приобретенное умение. — А ну-ка, теперь ускоримся.
Правый клинок, абсолютно сам, едва уловив задуманное акробатом движение, сделал ловкий выпад, сопровождая его обманным финтом. Движение клинка и тела как будто слилось на грани видимости. Если бы обычный человек из «той» реальности с куполами и школой смотрел на происходящее, он бы просто НЕ ЗАМЕТИЛ столь замысловатого движения. Разве что — увидел Кима сначала в одном месте, при начале атаки, и только потом — в самом конце движения, когда клинок торчал бы у него в горле.