А я просто…
Как в тумане, как будто наблюдая за собой со стороны, я обыскиваю землю вокруг и подбираю камень. Замахиваюсь и собираюсь швырнуть его в ближайшую колонну.
Вот только на середине движения мое запястье перехватывает чья-то ладонь, и меня рывком прижимают спиной к широкой груди. Вокруг меня смыкаются сильные руки.
– Я так не думаю, – говорит мне на ухо глубокий голос.
Я забываю все приемы самообороны, которые в меня вбивали, и вместо этого трепыхаюсь в руках пленителя.
– Отпусти!
– Я не собираюсь тебе вредить, – говорит он, и по какой-то причине я ему верю. Но это не значит, что я не хочу освободиться. Мне надо разобраться с этой хренью.
– Я сказала… – я выделяю каждый слог, – от-пус-ти.
Его хватка становится крепче.
– Нет, если ты собираешься швырять камни в храм. У меня нет желания связываться с Зевсом сегодня.
– А у меня есть! – Я пинаюсь, пытаясь выкрутиться.
– Он тварь, я в курсе. Поверь мне, – бормочет мой похититель своим низким голосом. – Но если бы я считал, что истерика может это изменить, – снес бы этот храм голыми руками много лет назад.
Не только слова – нечто в его тоне заставляет меня застыть в его хватке, как будто мы оба разделили одну эмоцию. Одну и ту же злость. Это чувство лишает меня дыхания, и я понимаю, что откидываюсь назад, наслаждаясь моментом. Как будто впервые в моей жизни я не совсем одна.
Так вот, значит, что такое внутренняя связь с кем-то?
Вдалеке стрекочут сверчки, ритм их неторопливой песни вторит его спокойному дыханию. И я понимаю, что и моему тоже.
– Если я отпущу тебя, ты обещаешь больше не нападать на беззащитное здание? – мягко спрашивает он.
– Нет, – признаю я и чувствую перекат вздоха в его груди. Так что добавляю: – Этот ушлепок не заслуживает никаких молитв.
– Осторожнее. – Его голос подрагивает. Он что, смеется?
– Почему? – спрашиваю я, и удивленная усмешка пробегает по моим губам, хотя несколько секунд назад я была готова схватиться с богом. – Боишься, что кто-нибудь может ударить меня молнией, пока я в твоих объятьях?
– Такие речи могут завоевать некоторые сердца. – Его голос тих и мягок, и дыхание шевелит волосы у моего уха.
Я цепенею в его руках, подбородок падает на грудь.
– Крайне маловероятно, – бормочу я земле под ногами. – Зевс постарался, чтобы никто никогда не полюбил меня.
Мою горечь встречает зияющая дыра молчания. Мой непрошеный благодетель отпускает меня и делает шаг назад, скорее всего в страхе, потому что проклятья заразны. Мне немедленно начинает не хватать его тепла, и я сую руки в карманы.
– Я… – Он смолкает, как будто обдумывая свои слова. – Я нахожу это маловероятным.
Я так отчаянно хочу избежать этой сцены, что перемена в тоне не совсем доходит до меня, когда я разворачиваюсь к нему:
– Слушай, я уже в норме. Можешь идти по своим…
Остаток фразы увядает на моих губах.
Если раньше я замерла, то сейчас я как будто заглянула в глаза Медузы. Единственное, что двигается во мне, – это кровь, зато так быстро и мощно, что у меня гудит в ушах. Мой разум отчаянно пытается осознать то, что видят глаза.
«О нет. Этого не может быть».
Внезапно все эмоции, которые привели меня сюда, словно злобную банши, как будто улетучились, оставив во мне пустоту.
Я наконец ощутила хоть какую-то связь хоть с кем-то, и это… то есть… Да, я пришла сюда, чтобы разобраться с богом. Только не с этим.
Даже в темноте, нарушаемой лишь постоянными вспышками молний, я вижу совершенство его скульптурного лица: твердую челюсть, высокий лоб, темные глаза и губы, почти слишком красивые для всех остальных строгих черт, – как намек на то, что он такое. Только боги и богини могут похвастаться такой красотой. Но выдает его бледная прядь, завивающаяся надо лбом на фоне черноты остальных волос.
Каждый смертный знает историю, как некогда его пытался убить брат, обрушив ему на голову топор, пока он спал, но смог лишь оставить шрам, который изменил цвет его волос в одном месте. Недвусмысленно. Не говоря о том, что незабываемо – и невероятно неудачно для меня.
Столкнуться с этим богом – гораздо хуже, чем воплотить мой изначальный план.
«Беги». Этот рефлекс наконец доходит до меня пинком, призывая заставить ноги двигаться. Но смысла нет. И потом, инстинктивное желание застыть на месте много сильнее.
– Боюсь, одному из нас здесь не место, – острю я. Мой язык всегда опережает мысли, когда я нервничаю.
«Не помогаешь, Лайра».
Но я не так уж и неправа. Что он делает возле этого храма?
Он ничего не говорит, стоит со скрещенными на груди руками, осматривая меня так же, как я его, только с напряжением, от которого в воздухе больше электричества, чем от молний Зевса.
Я знаю, что он видит: сомнительную девицу с короткими волосами цвета воронова крыла, узковатым лицом, острым подбородком и кошачьими глазами. Единственная моя гордость. Глубокого зеленого цвета, с темным внешним ободком и золотом в центре, обрамленные длинными черными ресницами. Может, ему ими похлопать? Вот только флирт не входит в число моих навыков, так что я отбрасываю эту мысль.
Он все еще пялится.
В нем есть некая энергия, которая с каждой секундой все больше натягивает мои нервы. Я чувствую покалывание по всему телу.
Молчание заполняет расстояние между нами так долго, что я повторно обдумываю вариант с побегом.
– Ты знаешь, кто я такой? – спрашивает он наконец. Его глубокий голос был бы ровным, если бы не резкий рык в самой глубине. Как спокойное шелковистое озеро, гладь которого омрачает бурление на дне.
Он вообще всерьез задает этот вопрос? Все знают, кто он такой.
– А должна?
«Великие преисподние, хватит нести дичь, Лайра».
Глаза бога чуть сужаются в ответ на мое легкомыслие. С лицом, будто отлитым из твердой стали, он делает два медленных длинных шага, вторгаясь в мое пространство.
– Ты знаешь, кто я такой?
Все внутри меня съеживается, как будто мое тело уже поняло, что я все равно мертва, и действует с опережением. У страха более чем знакомый вкус: металлический, как вкус крови. Или я просто язык прикусила.
Боги наказывали смертных за куда меньшее, чем я успела сделать и наговорить за сегодняшний вечер.
Все мое тело сотрясает дрожь. Милосердные боги.
– Аид. – Я сглатываю. – Ты – Аид.
Бог смерти и сам царь Нижнего мира.
И он не выглядит довольным.
Еле заметная улыбка Аида становится снисходительной:
– Это было так сложно?
Это слишком… нарочито. Как будто он должен вести себя по-другому. Только это бессмыслица какая-то.
Но, видимо, богам здравый смысл иметь не обязательно.
Привлекать внимание любого из них – плохая идея. Эти капризные создания могут проклясть, а могут благословить в зависимости от настроения и того, куда дует ветер. Особенно этот бог.
– А теперь давай поговорим о том, что ты тут затеяла, – говорит Аид.
Я хмурюсь в замешательстве:
– Я думала, ты уже…
– Еще и учитывая, что сегодня начинается Тигель, – продолжает он разочарованно, как будто я и не заговорила.
Я вздыхаю:
– Ты ждешь извинений перед тем, как меня покарать, или что?
– Почти все упали бы передо мной на колени. Молили бы о милосердии.
Сейчас он играет со мной. Я – мышь. Он – кот. И я его ужин.
Я сглатываю твердый комок, пытаясь заставить сердце вернуться в глотку и дальше.
– Я наверняка и так и этак покойница. – Ну разумеется. Не будем еще больше унижаться в процессе моей безвременной кончины. – А падание на колени поможет?
Его серебристые глаза – не темные, как я сперва подумала, а будто ртутные – искрятся холодным весельем. Я сказала что-то смешное?
– Ты поэтому здесь? – спрашиваю я. – Из-за Тигля?
Аид никогда не участвует, и Зевс – вряд ли его любимый брат, так почему он в принципе сейчас у храма?
– У меня свои причины оказаться здесь сегодня.
Иными словами: «Не задавай богам вопросов, безрассудная смертная».
– Почему ты остановил меня? – Я бросаю взгляд на храм, совершенно забивая на тон Аида.
Вместо ответа тот постукивает большим пальцем по подбородку:
– Вопрос в том, что мне теперь с тобой делать?
Он что, наслаждается моим затруднением? Я никогда особо не думала о боге смерти – мне бы сперва смертность пережить, – но он начинает мне серьезно не нравиться. Если бы Бун вел себя примерно так же, я бы сто лет как его разлюбила.
– Я так понимаю, ты сейчас пошлешь меня в Нижний мир.
«Серьезно, Лайра, хватит болтать».
Аид протяжно хмыкает:
– Я могу поступить и хуже.
Как и в случае с Шансом, отступить – не вариант.
– О? – Я наклоняю голову, как будто впервые об этом слышу. – А говорят, ты творчески относишься к наказаниям.
– Я польщен. – Он отвешивает легкий издевательский поклон. – Я бы мог заставить тебя остаток вечности катить камень на гору, и никогда не добираться до вершины, и повторять это каждый день.
Это уже было с Сизифом сотни лет назад.
– Я уверена, что это придумал Зевс.
Губы Аида сжимаются в линию:
– Ты была там?
Я пожимаю плечами:
– В любом случае это похоже на отпуск. Мирный, безмятежный труд. Когда начинать?
Рано или поздно мой язык доведет меня до смерти – без шанса на перерождение.
Я жду, что окажусь в Нижнем мире в любую секунду или, быть может, у Аида в руке появится его знаменитый двузубец, которым он меня проткнет.
Но вместо этого бог качает головой:
– Я не буду тебя убивать. Пока.
Серьезно? А я ему верю?
Видимо, он замечает опаску в моих глазах, поскольку его челюсть каменеет, как будто он раздражается из-за того, что я сомневаюсь в его словах:
– Расслабься, звезда моя.