– Мы должны выступить единым фронтом, если ты хочешь победить. Поняла?
Я трясу головой.
– Я ничего не понимаю. Почему единым фронтом?
– Совсем скоро узнаешь. Но прежде чем сюда прибудут другие, я заключу с тобой сделку… Победи – и я сниму твое проклятие.
С тем же успехом он мог дать мне пощечину. Я отшатываюсь так быстро, что спотыкаюсь, и он хватает меня за руку, чтобы удержать в вертикальном положении. Он может это сделать? Я могу избавиться от проклятья?
Я все еще перевариваю это открытие, когда без единого звука прибывают остальные божества и их избранные поборники. Вот только что мы были одни. И через секунду – уже нет.
И они все таращатся на наши руки.
Вместо того чтобы отпустить меня, Аид делает шаг ближе и поворачивается так, что мы оба оказываемся лицом к лицу с новоприбывшими. У меня создается впечатление, что он смотрит всем остальным богам и богиням прямо в глаза, тогда как его собственные напоминают два кусочка льда.
Он бросает им вызов, чтобы они остановили его? Протестовали? Высказались?
Они ничего не делают.
Даже Зевс, несмотря на весь яростный блеск и треск. Впрочем, Аид бросил перчатку своему брату перед всем миром.
Гера стоит ближе всех к нам. Элегантно-величественная, многострадальная супруга Зевса одета в замысловато украшенную многослойную золотую броню поверх лавандового нижнего платья. Короткий взгляд по сторонам говорит мне, что все боги и богини теперь в доспехах, включая Зевса.
Смертный, стоящий возле Геры, выглядит самым молодым здесь. С угловатым подбородком, выставленным с показным высокомерием, которое, как мне кажется, скрывает страх. Он одет в пурпурный костюм и впечатляющее пальто, полы которого подметают землю. Золотые лавровые листья примостились в его шелковистых темных волосах.
Я оглядываюсь: разумеется, все смертные наряжены в шикарные одежды в цветах своих богов: зеленый, пурпур, бирюзовый и бордовый.
Какой цвет получила я?
Я опускаю взгляд, и во мне вспыхивает, а потом привычно гаснет раздражение. В то время как все остальные одеты с блеском, я все еще в джинсах и футболке. В очередной раз отличаюсь от остальных.
– Эй. – Я показываю жестом на себя и на других.
Аид смотрит на меня пустым, безразличным взглядом:
– Тебе и так нормально.
Кто-то поблизости щелкает пальцами, и вот я уже одета в черное, усыпанное блестками подобие платья из невесомой газовой ткани, оставляющее очень мало простора для воображения.
– Серьезно? – бурчу я себе под нос. – Ну ладно, как скажете.
Аид резко хмурит брови:
– Афродита. – Ее имя из его уст звучит как ругательство.
Богиня любви и красоты отвечает невозмутимой улыбкой, явно не обращая внимания на оттенок гнева в голосе Аида. Ее броня не украшена миленькими сердечками, как я отчасти ожидала: она выполнена из розового золота, и узоры на ней изображают людей, занимающихся… всяким.
Рядом с ней стоит очень высокая светловолосая смертная в атласном наряде винного цвета, с разрезом до бедра, демонстрирующим самые красивые ноги, какие я когда-либо видела, и даже она не настолько… обнажена.
Аид указывает обвиняющим перстом в мою сторону.
– Что? – Афродита невинно хлопает длинными ресницами. – Ты не слушал, я подумала помочь. Так намного лучше, ты так не считаешь? – Потом она склоняет голову набок. – А где твоя броня?
Аид засовывает руки в карманы – кажущийся обыденным жест, но вблизи это выглядит, как будто тигра взяли на поводок.
– Я надеваю броню, только когда собираюсь сражаться.
За спиной Афродиты кто-то вздрагивает – кажется, Дионис, – но богиня лишь выгибает брови дугой:
– Как скучно.
И вот тут до меня наконец доходит, во что одет Аид. Никаких больше джинсов и тяжелых ботинок. Я пробегаю взглядом сверху – от его сияющих черных волос с единственным белоснежным локоном, ниже – по строгому черному бархатному пиджаку с воротником-стойкой, с едва заметной вышивкой черной же нитью: одинокая бабочка на вороте и звезды по обшлагам и нижней кайме – и наконец до самого низа (я чуть не смеюсь) – до полированных черных туфель.
– Вот это я себе представляла. Ну, только хвоста не хватает.
Аид безразлично пожимает плечами:
– Иногда надо поиграть на публику. Верхним миром правит стадное чувство, разве не так?
Он не так уж ошибается.
– И миром бессмертных тоже?
– Определенно.
– Помнишь, что я говорила о твоей проблеме с восприятием? – Я оглядываюсь вокруг. – Возможно, здесь она у тебя тоже есть.
Губы Аида продолжают улыбаться, но смотрит он на меня сузившимися глазами. Легкий взмах рукой – и шум водопадов, как и все прочие звуки, кроме его голоса, исчезают.
– Ты пытаешься мной управлять?
У меня ребра сжимаются вокруг легких.
– А ты управляем?
– Нет.
Он щелкает пальцами.
Единственное, что отмечает изменения, – это шелест ткани. Я бросаю взгляд вниз и обнаруживаю, что одета в строгий брючный костюм с коротким пиджаком, а на ногах – серебряные туфли на шпильке. Ткань костюма мягкая и шелковистая на ощупь и выглядит настолько роскошно, что мне хочется провести по ней руками. Длинные рукава и воротник-стойка придают наряду почти невинный вид. На лацканах серебром вышиты звезды: две на одной стороне, одна на другой, напоминая о моих татуировках.
Просто и совсем не так шикарно, как у остальных.
Маленькая девочка во мне, привыкшая восхищаться красивыми нарядами, которые заложники таскали у богатых целей, хочет посмотреться в зеркало и оценить полный эффект. Хоть раз забавы ради почувствовать себя симпатичной.
Аид замер настолько, что я не уверена, что он дышит. Я поднимаю голову и обнаруживаю, что он смотрит на меня. На меня. Как будто пытается разглядеть каждый сантиметр.
Я тихонько выдыхаю и говорю первую отвлекающую фразу, которая приходит мне в голову:
– Может, в следующий раз, когда щелкнешь пальцами, отправишь меня домой?
– Этого не случится.
Я не сдаюсь:
– Еще не поздно отказаться от всего этого.
– Нет, Лайра.
Я вздергиваю подбородок:
– Тогда не жди, что я пойду тебе навстречу.
Он замирает совсем иначе, парализуя меня взглядом.
– Ты будешь повиноваться мне во всем, Лайра Керес.
Не вопрос – приказ, и с полной уверенностью в том, что я подчинюсь.
Во мне расцветает маленький цветочек любопытства. А каково было бы просто… повиноваться ему?
«Небеса, помогите мне».
Прятать реакцию под маской безразличия – все равно что уговаривать сердце не биться.
После стольких лет в Ордене я знаю, как действовать у кого-то под башмаком. Но это по-другому. Я, и только я сама, берегла себя и принимала решения за себя, несмотря на вмешательство Ордена, с трех лет. Кто бы знал, что простая мысль о подчинении такому могущественному существу, как Аид, будет настолько… манящей?
А не должна бы.
Может, я сломалась.
– Из меня лучше партнер, чем марионетка, – настаиваю я.
Совершенно неуловимым движением Аид оказывается возле меня, его плечи закрывают от меня всех остальных. Он не говорит ни слова, изучая меня серебряными глазами, взгляд которых сделался острым и твердым, как алмаз, как будто пытаясь понять, где находятся мои самые мягкие, ранимые, уязвимые места. Потом Аид плавно наклоняется вперед, и я понимаю, что следующие слова предназначены мне одной.
– У меня не бывает партнеров.
Я еще не растеклась лужицей по полу? Я откашливаюсь:
– Это звучит… нерационально.
Я собиралась сказать «одиноко», но у меня есть ощущение, что он поймет: я говорю и о себе тоже.
Его губы едва заметно изгибаются в улыбке, но он тут же становится серьезным.
– Для тебя же будет лучше… если ты будешь меня слушаться.
Почему у меня такое чувство, что в его словах есть смысл глубже? Предупреждение, но несущее в себе помощь мне. Что-то Аид не кажется мне способным на помощь. Это опять что-то насчет игр и победы?
Шум водопадов возвращается с резким «вжухом».
– Что ты делаешь, брат? – окликает Посейдон через всю платформу. – Твоя смертная выглядит испуганной до полусмерти.
Аид не двигается, даже не смотрит на своего брата. Вместо этого он поднимает одну бровь, глядя на меня.
– Вот как, звезда моя? Ты напугана?
Что-то за секунду изменилось в лице и голосе Аида. Или, может, я неверно его читаю. Сложно сказать, но я уверена, что он надевает маску для других. Играет для них роль. Мне это не нравится.
Тем временем они с Посейдоном все еще ждут моей реакции.
Какой ответ будет самым безопасным? Аид только намекал мне на то, что происходит, но чутье подсказывает: если остальные божества увидят слабость во мне или раскол между нами, то набросятся. Я росла одиночкой в Ордене и усвоила этот урок на своей шкуре.
Я прочищаю горло и повышаю голос:
– Он просто… излагал мне основные правила.
Медленная и довольная улыбка Аида пробуждает во мне такие чувства, о существовании которых я не подозревала. Он наклоняется, мазнув губами по моему уху, и от его дыхания по мне бегут табуны мурашек.
– Умница, девочка моя.
Ненавижу, когда из меня делают несмышленыша… но все же до моего тела послание не дошло. Я притворюсь, что Аид не подергал за кучу ниточек, которых я в себе не осознавала до этой секунды.
– Я не твоя кто-то там, – шепчу я в ответ.
Он наконец-то отстраняется, но явно ничего не замечает, лишь улыбка сходит с его лица, когда он поворачивается к Посейдону, который смотрит на нас с острым любопытством.
– Ты выбрал интересную поборницу, брат. – Бог океанов оглядывает меня с ног до головы. – Еще и воровку, судя по виду.
Козлина. Мои глаза сужаются, и я просто не могу остановиться.
– А ты часто пользуешься услугами воров? – спрашиваю я.
Глаза Посейдона темнеют за полсекунды до того, как он поднимает руку, чтобы ударить меня наотмашь. Аид вклинивается между нами с такой скоростью, что едва не становится невидимым. Он ничего не говорит, никого не трогает, но его брат бледнеет до цвета пепла. Через секунду Посейдон сердито щерится и отходит.