А Иисус произносит: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» (Ин. 11:25–26). Эту жизнь дарует Он сам, и в этом заключается главная новизна послания. Мария тоже падает к Его ногам: «Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой», — повторяет она за сестрой (Ин. 11:32).
И евангелист продолжает: «Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его?» (Ин. 11:33–34).
Семейная гробница находилась примерно в 100 м от деревни. Как и положено, она состояла из прихожей и погребальной камеры, вырытых в рыхлом известняке. Вход в камеру закрыт тяжелым камнем. По обычаю гробницы оставляли открытыми на три дня, чтобы семья могла попрощаться с покойным. Разложение тела начиналось быстро. Поэтому в конце третьего дня вход в гробницу закрывали камнем.
Иисус просит отвалить камень. Марфа восклицает: «Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе» (Ин. 11:39). «Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию?» (Ин. 11:40). Камень убирают. Лазарь похоронен по традиционным погребальным обрядам. Его тело тщательно омыли, сбрили бороду и волосы, подстригли ногти. Лазаря облачили в роскошную белую тунику, которую он надевал для торжественных церемоний. Руки и ноги связаны лентами, челюсть подвязана, но тело не завернуто в саван. После краткого воззвания к небесам Иисус восклицает: «Лазарь! иди вон» (Ин. 11:43). В узком проеме появляется некое подобие мумии: руки и ноги по-прежнему связаны, лицо прикрыто погребальным покрывалом. «Развяжите его, пусть идет» (Ин. 11:44), — приказывает Иисус.
Возвращение Лазаря к жизни предвещает воскресение самого Иисуса, но для христиан это событие иного рода, поскольку скончавшийся и воскрешенный Лазарь в будущем все же опять умрет.
Сведения, содержащиеся в четвертом Евангелии, подтверждены археологическими находками. Традиция поисков местонахождения гробницы Лазаря уходит корнями в далекое прошлое. В начале IV в. Евсевий Кесарийский писал, что гробницу брата Марфы и Марии можно было увидеть в деревне Лазарион («жилище Лазаря», другое название Вифании). В 390 г. н. э. святой Иероним уточнял, что на этом месте была возведена церковь. В V в. церковь была разрушена землетрясением, потом отстроена заново. Затем крестоносцы воздвигли еще одно религиозное сооружение, которое позже заняли мусульмане, также верующие в воскрешение Лазаря. Позднее на этом месте стояли францисканская церковь и греческая православная церковь.
Сговор обретает форму
Чудо возвращения Лазаря к жизни прямо ведет к аресту Иисуса. Иоанн рассказывает, что «многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него» (Ин. 11:45). Рассказы о новом чуде распространяются по всему Иерусалиму. Возникает движение в поддержку Иисуса, но имеются и те, кто сильно забеспокоился. Предводители фарисеев убеждены: это же лжеучитель, богохульник, которого нужно как можно скорее устранить.
Однако единственная сила, способная вмешаться, — стража Храма — подчиняется высшему духовенству. Поэтому фарисеи решают обратиться к своим религиозным противникам — первосвященникам Ханнану и Каиафе, опиравшимся на партию саддукеев.
Первосвященники выполняли важнейшие гражданские и религиозные функции и выступали перед оккупационными властями от лица всего населения. Ханнан бен Сиф (по-еврейски — Ханнан бен-Шет) слыл почтенным и богатым человеком и являлся этаким политическим кукловодом, дергающим за все ниточки. А его зять Йосеф, больше известный как Каиафа, был действующим первосвященником и отвечал за отношения с римским префектом.
Ханнан тоже в свое время был первосвященником (kôhen gadôl), назначенным легатом Сирии Квиринием в 6 г. н. э., и оставался на этом посту до 15 г., когда был смещен новым наместником Иудеи Валерием Гратом. (Но, согласно иудейскому закону, даже отставной первосвященник сохранял свои титул и влияние.) Ханнана позднее сменил его юный сын Елеазар (ему было лет 16–17), а затем его зять Каиафа. Последний благодаря своей политической изворотливости смог продержаться до 37 г. То было самое долгое в I в. пребывание на высшей религиозной должности.
После своего прибытия в Иудею в 26 г. Понтий Пилат оставил Каиафу на этом посту. Очень быстро между ними возникло полное понимание. Римский префект закрывал глаза на грабительские махинации первосвященника, лишь бы тот оставался ему верен.
Фарисеи излагают перед Ханнаном и Каиафой свои претензии: Иисус нарушает шабат, занимается магией и изгоняет бесов силой злого духа. Этот так называемый рабби из Галилеи, этот высокомерный самозванец — не кто иной как гнусный богохульник, выдающий себя за Сына Всевышнего. Да, Ханнан и Каиафа уже слышали об учении этого Назорея. Они опасаются народного возмущения; оно поставило бы под угрозу сложившееся положение, способствовавшее укреплению их власти. А потому первосвященники решают созвать заседание Синедриона — Большого совета Израиля.
Некоторые из членов Синедриона того времени известны: почетный первосвященник Ханнан, саган, или начальник Храма, его сын Ионафан, еще один его сын Александр, мудрый фарисей Никодим, богатый знатный человек Иосиф из Аримафеи и знаменитый иудейский законоучитель Гамалиил Старший. Председательствует на заседании Каиафа. Являлся ли евангелист Иоанн также членом этого высокого собрания? Не исключено, но, возможно, то был кто-то из его близких родственников. В любом случае если Иоанн и не присутствовал на заседании, то точно знал все, о чем там говорилось.
Синедрион занимается текущими делами. Чтобы лучше контролировать его действия, римляне лишили Синедрион права выносить смертные приговоры. За двумя исключениями. Первое касалось случаев, если нееврей, в том числе римлянин, проник бы в Храме за пределы Двора язычников: он был бы немедленно побит камнями. Второе касалось случаев прелюбодеяния. За этими двумя исключениями, предавать кого-либо смерти на законных основаниях в Иудее было запрещено.
Некоторые еврейские тексты указывают, что решение исключить смертную казнь из числа приговоров, выносимых Синедрионом, было принято во времена Пилата, примерно в 30 г. Иудейские судьи сохранили право рассматривать подобные дела, но не имели более возможности привести смертный приговор в исполнение или даже возложить его исполнение на правителя (это называлось правом exequatur). Решения же Синедриона ни к чему не обязывали правителя — его власть (imperium) не имела границ.
«Лучше нам, чтобы один человек умер…»
Каиафа позаботился о том, чтобы созвать всех в свой дворец. Начинаются прения. Члены Синедриона смущены, особенно саддукеи: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11:47–48). Решение предстояло прежде всего политическое. Если священный Храм будет осквернен, они потеряют контроль над ситуацией и больше не смогут руководить людьми…
В 33 г. н. э. в установленной тогда в Иудее коллаборационистской системе роли были четко распределены. Назначенные римлянами религиозные власти отвечали за поддержание порядка. Оккупанты, конечно же, обладали необходимыми военными средствами, чтобы не оставить в стране и камня на камне, но они не могли заниматься вопросами повседневной жизни. А потому они поддерживали местную политико-религиозную администрацию, состоявшую из представителей крупных аристократических семей.
Для успеха дела надо было, чтобы храмовая стража схватила Иисуса. Что непросто: тот очень популярен и окружен множеством учеников, которые могут встать на Его защиту. Можно, конечно, арестовать Его вместе с ближайшими сторонниками… Но после вынесения смертного приговора как привести Его в исполнение? Придется униженно просить об этом римлян.
И тогда первосвященник Каиафа, будучи тонким политиком, заявляет: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:49–50). Иисус должен быть схвачен один, врасплох, без суда и следствия. Ведь при надлежащей организации процесса Он смог бы защитить себя. Поэтому лучше передать Его римским властям в качестве опасного самозванца, претендующего на царство. Иисуса распнут на кресте, — это был единственный способ казни, предусмотренный римлянами для заговорщиков. А это уже навсегда дискредитирует сторонников Иисуса и покажет народу, что римские власти безжалостны к такого рода инакомыслию. Таким образом, можно будет сохранить остатки свободы в Израиле. Циничное и, без сомнения, ловкое решение проблемы. Своей смертью Иисус обеспечит спасение Израилю и миру.
Большинство членов Синедриона согласны с предложением Каиафы и поручают первосвященникам заняться этим делом. Никакой религиозной подоплеки — только политические мотивы. Никакого суда не было и не будет. Такое решение принято несколькими руководителями Синедриона, несмотря на несогласие некоторых его членов, в том числе Иосифа из Аримафеи и Никодима, тайных последователей Иисуса.
Иисус сразу же узнает о вынесенном Ему приговоре. Вместе со Своими учениками Он удаляется в Ефраим (сегодня Тайбе), небольшую деревню к северо-востоку от Иерусалима.
Помазание в Вифании
За шесть дней до Пасхи 33 г. н. э., вечером в субботу[42], Иисус тайно возвращается из Ефраима и приходит в Вифанию в Иудее. Друзья приглашают Его на праздничную трапезу. За столом вместе с другими гостями сидит Лазарь, Марфа прислуживает. Входит их сестра Мария, держа в руках флакон с очень дорогими духами. Она помазывает ими ноги Иисуса, а затем вытирает их своими длинными распущенными волосами. Весь дом наполняется чудесным ароматом.
В разных Евангелиях об этом эпизоде повествуется по-разному. Матфей и Марк называют имя хозяина дома: Симон прокаженный. Эти два евангелиста, вероятно, ошибаются, когда говорят, что «женщина», которую они не называют, вылила содержимое алебастрового флакона с духами «на голову» Иисуса. Скорее стоит доверять автору четвертого Евангелия, который был вместе с Марфой, Марией и их братом Лазарем: Мария возлила духи на ноги Иисуса, что более необычно, чем помазание головы перед трапезой, чтобы почтить высокого гостя.