Проходивший мимо врач остановился сказать, что мне надо бы сделать снимок.
– Не надо.
– Лучше сейчас. Если потом что-то проявится…
– Со мной все в порядке.
По коридору шла жена. Великолепная, пылающая. Она еще не знала, что ее муж мертв. Мы знали. Вот почему у нее была такая власть над нами. Врач проводил ее в кабинет с письменным столом в конце коридора, просвет под дверью засверкал и залучился, как будто там внутри какая-то колоссальная сила испепеляла бриллианты. Что за легкие! Когда она закричала, я подумал, что так, наверное, кричит орел. Я был счастлив быть живым и слышать этот крик! С тех пор я повсюду искал это чувство.
«Со мной все в порядке», – как у меня язык-то повернулся. Но я всегда был склонен обманывать врачей, как будто крепкое здоровье полностью состояло в способности их одурачить.
Несколько лет спустя, как-то раз, когда я оказался в отделении детоксикации Сиэтлской центральной больницы, я использовал ту же тактику.
– Вы слышите необычные звуки или голоса? – спросил меня врач.
– Помоги нам, о Господи, как больно, – вопили ватные тампоны.
– Не то чтобы.
– Не то чтобы, – повторил он. – Ну и что это значит?
– Я сейчас не готов в это углубляться, – ответил я. Желтая птичка запорхала прямо у меня перед лицом, по моим мышцам пробежал спазм. Я забился как рыба. Я изо всех сил зажмурил глаза, из них брызнули горячие слезы. Когда я открыл глаза, я лежал на животе.
– Как комната стала такой белой? – спросил я.
Прекрасная медсестра трогала мою кожу. «Это витамины», – сказала она и запустила в меня иглу.
Шел дождь. Над нами склонились гигантские папоротники. Лес сползал по склону холма. Я слышал, как бежит по камням ручей. И вы, смешные вы люди, ждете, что я помогу вам.
двое
Первого я встретил, когда возвращался с танцев, которые устраивала Ассоциация ветеранов иностранных войн. Меня увели оттуда два моих друга. Я забыл, что мы пришли вместе, но вот, они стояли передо мной. Я в очередной раз возненавидел этих двоих. В основании нашей дружбы лежало нечто ошибочное, какое-то изначальное недопонимание, которое пока что не всплыло, так что мы продолжали держаться друг друга – ходили в бары, разговаривали о чем-то. Обычно такие ложные союзы распадались через день-полтора, но этот продержался больше года. Потом одного из них ранили, когда мы влезли в аптеку, и мы вдвоем с другим бросили его, истекающего кровью, у заднего входа в больницу, и его арестовали, и все связи разрушились. Позже мы заплатили за него залог, а потом с него сняли все обвинения, но мы уже распахнули наши грудные клетки и показали свои трусливые сердца, а после такого не остаются друзьями.
В тот вечер в клубе Ветеранов иностранных войн я танцевал с одной девушкой, я оттеснил ее за огромный кондиционер и там целовал ее, расстегнул ее штаны и засунул в них руку. Она была замужем за моим другом, но они уже примерно год как развелись, и я все думал, что у нас, возможно, что-то будет, но ее парень – неприятный, тощий, умный тип, я почему-то чувствовал его превосходство надо мной – зашел за кондиционер, пристально посмотрел на нас и сказал ей, чтобы она пошла и села в машину. Я боялся, что он что-нибудь сделает, но он исчез сразу вслед за ней. Весь остаток вечера я ждал, каждую секунду, что он вернется с друзьями и со мной произойдет что-нибудь болезненное и унизительное. У меня был пистолет, но не то чтобы я собирался его использовать. Я купил его так дешево, что не сомневался, что он взорвется у меня в руке, если я попробую из него выстрелить. Так что это только делало ситуацию еще унизительнее – потом люди, чаще всего я представляю мужчин, которые рассказывают что-то женщинам, говорили бы: «У него был пистолет, но он даже не вытащил его из штанов». Я пил, сколько мог, пока ковбойский ансамбль не закончил играть и не зажегся свет.
Когда мы с друзьями подошли к моему маленькому зеленому «фольксвагену», мы обнаружили в нем того, о ком я начал вам рассказывать, первого, он крепко спал на заднем сиденье.
– Кто это? – спросил я.
Но они тоже никогда раньше его не видели.
Мы разбудили его, и он сел. Он был здоровяк, не такой высокий, чтобы упереться головой в крышу машины, но очень крупный, с пухлым лицом и короткой стрижкой. Вылезать из машины он не собирался.
Он показал на свои уши и рот, давая понять, что он глухой и немой.
– Так, и что обычно делают в таких случаях? – спросил я.
– Не знаю, я лично сажусь в машину. Двигайся, – сказал Том этому парню и сел на заднее сиденье рядом с ним.
Мы с Ричардом тоже сели в машину. Мы все трое повернулись к нашему новому спутнику.
Он показал вперед, а потом сложил ладони и положил на них голову, как бы говоря «баю-бай».
– Он просто хочет, чтобы его отвезли домой, – догадался я.
– Ну и? – сказал Том. – Значит, отвези его домой. – У Тома были такие резкие черты лица, что всегда казалось, что настроение у него еще хуже, чем на самом деле.
Используя язык жестов, наш пассажир показывал, куда ехать. Том передавал мне его указания, потому что я не мог одновременно вести машину и смотреть на нашего нового друга. «Поверни направо – здесь налево – он хочет, чтобы ты поехал помедленнее, – он ищет дом –», – и так далее.
Мы ехали с открытыми окнами. После нескольких холодных зимних месяцев мягкий весенний вечер был как иностранец, дышащий нам в лица. Мы привезли нашего пассажира в спальный район – из кончиков веток пробивались наружу почки, в садах стонали семена.
Когда он вылез из машины, мы увидели, что он мощный, как горилла, его руки болтались так, как будто он в любой момент мог пойти опираясь на костяшки пальцев. Он скользнул по дорожке к одному из домов и стал колотить в дверь. В окне на втором этаже зажегся свет, колыхнулась занавеска, и свет погас. Не успел я выжать сцепление и тронуться, чтобы уехать и оставить его там, как он снова оказался у машины и застучал по крыше.
Он распластался на капоте моего «фольксвагена» и как будто отключился.
– Может, не тот дом, – предположил Ричард.
– Я не могу ехать, пока он там лежит.
– Разгонись, – сказал Ричард, – а потом дай по тормозам.
– Тормоза не работают, – сказал Том.
– Ручной работает, – заверил я всех.
Том начинал злиться.
– Тебе нужно просто начать ехать, и он сам свалится.
– Я не хочу его покалечить.
Закончилось все тем, что мы втащили его на заднее сиденье и он привалился к двери.
И вот мы снова были в машине все вместе. Том саркастически засмеялся. Мы втроем закурили.
– А вот и Кэплен, едет отстрелить мне ноги, – сказал я, в ужасе смотря на машину, которая выехала из-за поворота и проехала мимо нас.
– Я был уверен, что это он, – сказал я, когда задние огни автомобиля исчезли в другом конце квартала.
– Ты все еще беспокоишься из-за Элсетии?
– Мы целовались.
– Это не запрещено законом, – сказал Ричард.
– Я не адвоката ее боюсь.
– Не думаю, что Кэплен настолько серьезно к ней относится. Настолько, чтобы убивать тебя или еще что-нибудь.
– А ты что об этом думаешь? – спросил я у нашего пьяного приятеля.
Он нарочито громко захрапел.
– Этот парень никакой не глухой – эй, признавайся, – сказал Том.
– Что нам с ним делать?
– Кому-то придется взять его к себе.
– Только не мне, – сказал я.
– Ну, одному из нас все равно придется.
– Он живет прямо здесь, – настаивал я. – Видели, как он стучал.
Я вылез из машины.
Я подошел к дому, позвонил в дверь и отступил назад, глядя в темное окно наверху. Белая занавеска снова колыхнулась, и женщина что-то сказала.
Ее не было видно, я видел только тень от ее руки на кромке занавески.
– Если вы не увезете его отсюда, я вызову полицию.
На меня нахлынула такая тоска, что я подумал, что утону. Ее голос оборвался и поплыл вниз.
– Я уже сняла трубку. Набираю, – негромко крикнула она.
Мне показалось, я услышал, что кто-то едет. Я бросился к машине.
– Что такое? – спросил Ричард, когда я залез внутрь.
Из-за поворота появились фары. Я дернулся так сильно, что машину тряхнуло.
– Господи, – сказал я.
Салон озарило светом, так что пару секунд можно было читать книгу. Дорожки пыли на лобовом стекле отбросили на лицо Тома полосатую тень.
– Это просто кто-то, – сказал Ричард, и темнота снова сомкнулась, когда этот кто-то проехал мимо.
– Кэплен все равно не знает, где ты.
От такой дозы страха у меня кровь побелела. Я стал как ластик.
– Тогда я сам его найду. Разберемся и все.
– Может, ему вообще все равно или – не знаю. Понятия не имею, – сказал Том. – Почему мы вообще о нем говорим?
– Может, он тебя простил, – сказал Ричард.
– О Господи, если простил, значит, мы теперь друзья и все прочее, и это навсегда. Все, чего я прошу, это наказать меня и покончить с этим.
Наш пассажир снова принялся за свое. Его руки мелькали, он трогал лоб, подмышки и весь вертелся, как тренер бейсбольной команды, подающий знаки игрокам.
– Слушай, – сказал я. – Я знаю, ты можешь говорить. Хватит считать нас за дураков.
Он показывал дорогу – мы выехали из той части города, в которой оказались, и поехали дальше к железнодорожным путям, где почти никто не жил. Тут и там, на дне всей этой темноты, тускло светились окна лачуг. Но в доме, у которого он велел мне остановиться, света не было, горел только уличный фонарь. Я посигналил, но ничего не произошло. Парень, которому мы помогали, просто сидел и все. Все это время он постоянно чего-то хотел и активно это выражал, но не сказал ни слова. Он все больше и больше напоминал мне чью-нибудь собаку.
– Пойду посмотрю, – сказал я ему строгим голосом.
Дом был маленький, деревянный, перед ним стояли два столба с бельевой веревкой. Траву не подстригали, она примялась под снегом, а с оттепелью обнажилась. Я не стал стучать, сразу обошел дом и заглянул в окно. Я увидел овальный стол и одинокий стул. Дом выглядел заброшенным, ни занавесок, ни ковриков. По всему полу было разбросано что-то блестящее, мне показалось, что это использованные лампочки-вспышки или гильзы. Но было темно и плохо видно. Я всматривался, пока у меня не устали глаза, и мне показалось, что я увидел линии, нарисованные мелом по всему полу, то ли контуры тел, то ли метки для каких-то странных ритуалов.