. На всех костюмы, поношенные, но чистые.
Полчаса спустя старик, сидевший впереди Монка, поднялся и направился к двери. Он заметил Монка, и на его лице промелькнуло любопытство. Загорелое лицо, светлые волосы, в руках нет чёток. Поколебавшись, он сел спиной к стене.
Ему, должно быть, было далеко за семьдесят, и три медали, полученные во вторую мировую войну, висели на его пиджаке.
— Мир тебе, — тихо проговорил он.
— И тебе мир, — ответил Монк.
— Ты нашей веры? — спросил старик.
— Увы, нет, я пришёл в поисках друга.
— А-а. Близкого друга?
— Да. Я надеялся найти его здесь. Или кого-нибудь, кто, может быть, знает о нём.
Старик кивнул.
— Наша община маленькая. Здесь много малочисленных общин. К которой он принадлежал?
— Он чеченец, — ответил Монк.
Старик снова кивнул и с трудом поднялся на ноги.
— Подожди, — сказал он.
Старик вернулся через десять минут, приведя кого-то с улицы. Кивком указав на Монка, он улыбнулся и ушёл. Вошедший был моложе, но не намного.
— Мне сказали, ты ищешь одного из моих братьев, — произнёс чеченец. — Тебе надо помочь?
— Хорошо бы, — сказал Монк. — Я был бы благодарен. Мы виделись много лет назад. Сейчас, когда я приехал в гости в ваш город, я был бы счастлив повидаться с ним.
— А как его зовут, друг?
— Умар Гунаев.
Что-то блеснуло в глазах старика.
— Не знаю такого, — пожал плечами он.
— А, тогда я буду очень огорчён, — сказал Монк, — потому что я привёз ему подарок.
— Сколько времени ты пробудешь у нас?
— Мне бы хотелось посидеть здесь подольше и полюбоваться вашей прекрасной мечетью, — ответил Монк.
Чеченец встал.
— Я спрошу, не слышал ли кто-нибудь о нём, — сказал он.
— Спасибо, — поблагодарил Монк. — Я подожду. Терпения у меня хватит.
— Терпение — добродетель.
Прошло два часа, прежде чем они пришли. Их было трое, все молодые. Они двигались тихо, бесшумно ступая ногами в одних носках по густому ворсу персидских ковров. Один из них, оставшийся у двери, опустился на колени и, откинувшись назад, сел на пятки, положив ладони на бёдра. Могло показаться, что человек молится, но Монк понимал, что он перекрыл вход и не пропустит в мечеть никого.
Двое других подошли и сели по обе стороны от Монка. Если они прятали что-то под одеждой, этого не было заметно. Монк смотрел перед собой. Вопросы задавались шёпотом, чтобы не мешать молящимся.
— Ты говоришь по-русски?
— Да.
— И ты спрашивал об одном из наших братьев?
— Да.
— Русский шпион.
— Я американец. В пиджаке у меня паспорт.
— Достань незаметно, — сказал один.
Монк вытащил свой американский паспорт и уронил его на ковёр. Чеченец наклонился и, подняв документ, перелистал. Кивнув, он возвратил его. Он заговорил с чеченцем, сидевшим по другую сторону от Монка. Американец подозревал, что суть сказанного чеченцем сводилась к тому, что у любого может оказаться фальшивый американский паспорт. Человек справа кивнул и снова обратился к Монку:
— Зачем ты ищешь нашего брата?
— Мы встречались, давно. В далёкой стране. Он кое-что забыл там. Я дал себе слово, что, если когда-нибудь попаду в Москву, я верну это ему.
— У тебя это с собой?
— В кейсе.
— Открой.
Монк щёлкнул замками и поднял крышку. Внутри лежала плоская картонная коробка.
— Ты хочешь, чтобы мы отнесли это ему?
— Буду благодарен.
Сидевший слева сказал что-то другому по-чеченски.
— Нет, это не бомба, — по-русски произнёс Монк. — Если бы это была бомба и её сейчас открыли, то я бы тоже погиб. Так что открывайте.
Чеченцы переглянулись, затем один наклонился и поднял крышку картонной коробки. Они уставились на предмет, лежащий внутри.
— Что это?
— То самое. Что он забыл взять.
Сидевший слева закрыл коробку и вынул её из кейса. Затем поднялся.
— Подожди, — сказал он.
Человек у двери следил, как тот уходит, но не пошевелился. Монк и двое его стражей сидели ещё два часа. Началось и закончилось время ленча. Монк почувствовал тоску по большому гамбургеру. За окнами уже темнело, когда вернулся посланный. Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону двери.
— Пошли, — проговорил чеченец, сидевший на корточках справа.
Все трое направились к двери. У выхода они надели обувь. Оба сопровождающих заняли свои позиции по сторонам от Монка; тот, что сидел у двери, шёл сзади. Монка вывели с территории мечети на улицу Дурова, где у тротуара их ожидал большой «БМВ». Прежде чем посадить в машину, Монка профессионально обыскали.
Его поместили сзади между двух его стражей. Третий сел впереди рядом с водителем. «БМВ» тронулся и направился к Садовому кольцу.
Монк понимал, что чеченцы никогда не осквернят мечеть, совершив в ней насилие, но собственная машина — совсем иное дело, и он знал таких людей достаточно хорошо, чтобы осознавать, как они опасны.
После того как они проехали около мили, сидевший впереди чеченец открыл «бардачок» и вынул мотоциклетные тёмные очки. Он жестом велел Монку надеть их. Они оказались не хуже повязки, потому что линзы были закрашены черным. Монк завершил поездку в темноте.
В самом центре Москвы, в переулке, куда лучше не соваться, есть маленькое кафе под названием «Каштан».
Любого туриста, который случайно забредёт туда, у дверей встретит молодой человек крепкого сложения и объяснит чужаку, что утренний кофе ему следует выпить в другом месте. Милиция даже не показывается вблизи этого кафе.
Монку помогли выйти из машины, а когда провели внутрь помещения, сняли с него тёмные очки. При его появлении говор чеченских голосов затих и два десятка пар глаз в молчании следили, как его провели в отдельную комнату позади бара. Если бы он никогда не вышел из неё, свидетелей бы не нашлось.
В комнате стояли стол, четыре стула, а на стене висело зеркало. Из находящейся по соседству кухни доносились запахи чеснока, пряностей и кофе. Главный из пришедших с ним чеченцев, тот, что сидел у входа в мечети, пока его подчинённые расспрашивали Монка, впервые заговорил.
— Садись, — сказал он. — Кофе?
— Спасибо. Чёрный. С сахаром.
Кофе принесли, и это был хороший кофе. Монк пил обжигающую жидкость и старался не смотреть в зеркало, убеждённый, что это устройство одностороннего видения и что за ним наблюдают с той стороны. Когда он опустил пустую чашку, дверь открылась и вошёл Умар Гунаев.
Он изменился. Воротничок рубашки больше не лежал поверх пиджака, и костюм не выглядел дешёвым. С этикеткой итальянского модельера, а галстук из тяжёлого шелка — явно с улицы Жермен, или Пятой авеню.
За двенадцать лет Умар стал зрелым человеком, но и в сорок лет он оставался красив своей смуглой красотой, выглядел городским жителем, и весьма элегантным. С лёгкой улыбкой он несколько раз кивнул Монку и, сев за стол, положил перед собой плоскую картонную коробку.
— Я получил твой подарок, — сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднёс его к свету и провёл кончиком пальца по острому лезвию. — Это он?
— Один из них оставил его на мостовой, — ответил Монк. — Я подумал, вы можете пользоваться им для вскрытия писем.
На этот раз Гунаев улыбнулся с искренним удивлением.
— А как вы узнали моё имя?
Монк рассказал ему об альбоме фотографий, которые делали англичане в Омане, снимая всех прибывающих русских.
— А с тех пор что вы слышали?
— Многое.
— Хорошее или плохое?
— Интересное.
— Расскажите мне.
— Я слышал, что капитан Гунаев после десяти лет службы в Первом главном управлении в конце концов устал от расистских шуток и бесперспективной карьеры. Я слышал, что он ушёл из КГБ, чтобы заняться другой работой. Тоже тайной, но совсем другой.
Гунаев рассмеялся. И в этот момент, казалось, трое стражей расслабились. Хозяин показал пример, в каком настроении им следует пребывать.
— Тайная, но совсем другая. Да, это правда. Что дальше?
— Дальше я слышал, что Умар Гунаев поднялся в своей новой жизни до положения полного хозяина всего чеченского преступного мира к западу от Урала.
— Возможно. Что-нибудь ещё?
— Я слышал, что этот Гунаев — человек традиций, хотя и не стар. Что он до сих пор придерживается древних обычаев чеченского народа.
— Вы слышали много, мой американский друг. А что это за обычаи чеченского народа?
— Мне говорили, что в этом вырождающемся мире чеченцы по-прежнему верны законам чести. Они платят свои долги за добро и за зло.
Монк почувствовал, как — позади него напряглись трое его стражей. Этот американец смеётся над ними? Они смотрели на своего вождя. Наконец Гунаев кивнул:
— Вам правильно говорили. Что вы хотите от меня?
— Крова. Места для житья.
— В Москве есть гостиницы.
— В них небезопасно.
— Кто-то пытается вас убить?
— Пока нет, но скоро.
— Кто?
— Полковник Анатолий Гришин.
Гунаев равнодушно пожал плечами.
— Вы его знаете? — спросил Монк.
— Слышал кое-что. — Гунаев снова пожал плечами. — Он делает то, что он делает. Я делаю то, что я делаю.
— В Америке, — сказал Монк, — если бы вы хотели исчезнуть, я мог сделать так, чтобы вы исчезли. Но здесь не мой город, не моя страна. Можете вы помочь мне исчезнуть в Москве?
— На время или насовсем?
Монк рассмеялся:
— Я предпочёл бы на время.
— В таком случае, конечно, я могу. И это всё, что вы хотите?
— Если я останусь в живых — да. А я бы предпочёл остаться в живых.
Гунаев встал и обратился к троим своим бандитам:
— Этот человек спас мне жизнь. Теперь он мой гость. Никто не тронет его. Пока он здесь, он станет одним из нас.
Чеченцы окружили Монка, протягивая ему руки, улыбаясь, называя свои имена: Аслан, Магомед, Шариф.
— Охота на вас уже началась? — спросил Гунаев.
— Нет, не думаю.
— Вы, должно быть, голодны. Пища здесь ужасная. Мы поедем в мой офис.