Истины верность святой! так долго прячешься в дебрях?
Кроешься ль ты от презренья? иль, век былой невзлюбивши,
Нас бежишь — ты, которую знать подобает? со мною,
10 Славная, вновь воспрянь, на челе разгладь ты морщины,
Низменну слышать трубу удостой:[66] пусть бесплодная древность
Рдеет, когда ты идешь разубрана, вольно являя
Лик! вот слух благосклонный, вот дружелюбное сердце
Нам ты ласкаешь, легко снося посмеяние черни.
Если наши не зрят никакой ни отрады, ни пользы[67]
В том, что недавни лета принесли; коль на памяти только
Век Сатурна златой; коль нет к дарованиям новым
Милости — все же дерзни на дело высокое, младость!
Пусть их седеют брадой — мы разумом;[68] пусть их власами —
20 Мы же душой; пусть лицом — мы сердцем. Достоинств изрядных
Не запрещают младые лета, не даруют поздни.
Ибо розным сии два возраста складом владеют:
Оный цветет — сей падет; тот взрастает — этот сникает.
Старцу ль меонскому я удивлюсь, лацийску ль Марону[69]
Иль вещуну-фригийцу, которому истый свидетель,
Собственный взор, о войне открыл неизвестное басням?
Сим напоив надежды высокие алчного духа,[70]
К коим богам воззову? ведь разум, знающий правду,
Гонит поэта прочь, забавляющегось измышленьем,
30 Чтобы урочищ тебя Кекроповых[71] лживая вольность
Не оскорбляла, отец,[72] под чьим процветает смотреньем
Кантия,[73] древним своим наслаждаясь уставом свободно.
Почести быстро твои взрастают: уж третья взыскует
Повязь тебя, Вигорния помнит, Кантия знает,
Римский думает верх о тебе и Петров изнуренный
Челн вожделеет вождя посреди слетевшихся вихрей.
В западной ты обитать, однако ж, доволен овчарне,
Третий после Фомы,[74] Фома ты новый, другое
Солнце всходящее, дел преемник, нравов наследник.
40 Счастлив, кто не влеком честолюбьем![75] высот достигая,
Почесть к себе не снисходит; того, что может Фортуна,
Сила слепая не зрит; не чует коварное счастье,[76]
Что простирался в слезах тот, кто ныне в выси смеется.[77]
Остерегитесь с татьбой приступать нечестивою к вышним,
Остерегитесь! Всяк, кто почестей ищет продажных,
Строит подмостки, отколь упадет. Тем гонит жесточе
Мщенье вину, чем приходит поздней; тогда будет полно
Страхом, коль страха нет; сколь кроткая ярость свирепа,
В жалких желаньях когда процветает неправое счастье.
50 Ты же[78] далек от сего: твоей заботе, творимой
С ясным челом, предать бы хотел то, что куплено было
Славною кровию, мир, стяжанный жертвою жизни,
Оный отец всечестной,[79] всечестной священник, который
Иль уступил бы, иль рад был делить с тобою поводья.
Полно о сем; но, великий! молю: своему ты пииту
Путь замышленный приять, дай представить падшую Трою!
Полк тебя призовет святой[80] и божественны брани,
Вящей тогда уж трубы достойного: тут я всей силой
Имя твое с моим разнесу по безмерному миру.
60 Древле изобрела многодельной заботы искусность
Струги, неведомые досель, и желание злата,
Дерзости грань перейдя, людей отрядило за море
Брачный чертог обокрасть[81] и храм обнажить от металла.
Так-то меру себе поставляет алчность людская?
Дита изъятых богатств,[82] которы тщеславная дерзость,
Кои бледнеющий тать[83] из стигийских пещер исторгает, —
Их ли не хватит? кому довольно, что царства, что грады,
Что и Тартар раскрыл казну свою на расхищенье?
В зыбь неизвестную люди идут; им мило пред бурей
70 Мужествовать, для одной судьбы свою жизнь провождая.
Первым был Эсонид, кто дал волнам примененье,
Фриксова дабы овна[84] похитить; славы питомец,
Общником шел с ним Алкид могучий к делам дерзновенным,
С ними вожди Теламон и Пелей, и прочая с ними
Младость Эмафии, все поклявшися в бедства пучины:
Часть дивится челну, часть пылает славы добиться,
Часть же — на новый мир посмотреть и дальни народы.
Вот, послушна идти по волне, досель неизвестной,
Сходит Дианы сосна ссеченна на лоно Фетиды,
80 Веслами ветви[85] себе приемля, и в бездну скитальцем,
Грубым довольна своим убранством — боле вверяясь
Крепости, нежель красе, — со скудною прядает ратью.
В понт не толкала еще богов плывущих[86] свирепа
Набожность, гордым еще не дмился изгибом текучий
Парус. Негу с собой ведет пресыщенный обычай;
В красный убор новизна хлопотливая рядит опасность.[87]
Перва сосна свой скудный убор — в чем стояла на Геме —
Сносит к утесам морским.[88] Был челну Арг устроитель,
Челн был Арго, и оба грубы. Но, гордости чуждый,
90 Не досаждал он ни златом богам,[89] ни скалами злату.
Новый пучины гость[90] в сомненье: возврату и бегству
Моря игривого он дивится, и зыби очами
Мерит, к отчизне любовь благочестную он вопрошает,
Волн и трудов отступиться готовый по легкому знаку.
Ветер уж челн подхватил.[91] — Куда, обреченный крушенью,
Тянешь куда ты людей к их судьбе? Оружья и змия
Столь презренны тебе угрозы? Ты, жизнью скучая,
Гибельных, знаю, отрад взыскуешь. Возьмись же за скалы,
Мощна земля: Симплегады столкнув, возвести о крушенье,
100 Не бывавшем досель! Пусть челн претерпит кроваву,
Им порожденну судьбу и гневом прославится первым!
Судьбы, однако ж, претят и Атропос, тать человеков.
Боги сильнее молитв;[92] пристоят фессалийскому брусу
Вышние, коим он был создатель. Стареть бы в вертепах
Тут Гиппотаду,[93] в водах Тритону и Кору в темнице,
Презренным в дряхлых летах, будь челн сей сразу потоплен.
Ибо страхом создал богов рассудок незрячий:[94]
Дита — теням, небесам — превыспренних, властелей — понту.[95]
Только узрев угрозу зыбей, уж «Эол!» восклицают,
110 «Ты, Эол, что лазурь умиряешь властительным скиптром,
Волн властитель Нептун, благосклонствуйте путь предприявшим![96]
Если вернешь нас, почтим алтарем ваше имя достойным».
Боги к мольбам снизойти спешат, веселяся призванью:
Тот преклоняет волну податливу, тот из вертепа
Кличет Зефира — напрячь паруса и небо расчистить,
Тучи отгнав. Наконец, стезею влеком безмятежной,
Катится к пристани челн фригийской; пылкая младость
Рвется, кипя, завладеть еще запретной землею.
В царстве сигейском[97] молва тлетворна внезапны волненья
120 Сеет, опасностями народу грозя и владыке,
Коль иноземный флот к берегам причалит дарданским.
Чернь в возбужденье горит, готовая Лаомедонта
Против данаев поднять, с брегов коль не снимутся сами.
О ненавистная вышним толпа! так чад ты небесных,
Гонишь богов возрастающих[98] ты на утесы? Единый
Страшен тебе, многолюдной, корабль? Что, слепая, яришься?
Гость, не враг,[99] к вам грядет, который должен могущей
Дланью чудовищ сломить. Почтенье яви Громовержцу
Или хотя б человека узнай! Коль праведно судим,
130 Коль примененье вещей размеряем правым мерилом —
Вся безраздельно земля человеку.[100] Но, ненавидя
Общи уставы, дерзнул кощунственно варвар природу
Разгородить, на свою потребу Фригию отнял.[101]
Азии пышной казна! о Пергам, что не уступил бы
Мирному ни одному божеству! Ни сестер роковые
Нити,[102] ни вышние в сем неповинны: себе сотворило
Это племя судьбу: небеса щадят — сам фригиец
Меч, изгнание, огнь заслужил. — Арго отгоняют,