Илья Муромец — страница 3 из 40

11 Калин-царь

Да из орды, Золотой земли,

Из тоя Могозеи богатыя,

Когда подымался злой Калин-царь,

Злой Калин-царь Калинович,

5 Ко стольному городу ко Киеву

Со своею силою с поганою.

Не дошед он до Киева за семь верст,

Становился Калин у быстра Непра.

Сбиралося с ним силы на сто верст,

10 Во все те четыре стороны.

Зачем мать сыра земля не погнется?

Зачем не расступится?

А от пару было от кониного

А и месяц, солнце померкнуло,

15 Не видеть луча света белого;

А от духу татарского

Не можно крещеным нам живым быть.

Садился Калин на ременчат стул,

Писал ярлыки скорописчаты

20 Ко стольному городу ко Киеву,

Ко ласкову князю Владимеру,

Что выбрал татарина выше всех:

А мерою тот татарин трех сажен,

Голова на татарине с пивной котел,

25 Которой котел сорока ведер,

Промеж плечами косая сажень.

От мудрости слово написано:

Что возмет Калин-царь стольной Киев-град,

А Владимера-князя в полон полонит,

30 Божьи церкви на дым пустит.

Дает тому татарину ерлыки скорописчаты,

И послал его в Киев на́скоро.

Садился татарин на добра́ коня,

Поехал ко городу ко Киеву,

35 Ко ласкову князю Владимеру.

А и будет он, татарин, в Киеве,

Середи двора княженецкого,

Скакал татарин с добра́ коня;

Не вяжет коня, не приказывает,

40 Бежит он в гридню во светлую,

А спасову образу не молится,

Владимеру-князю не кланется,

И в Киеве людей ничем зовет.

Бросал ерлыки на круглой стол

45 Перед великого князя Владимера.

Отшед татарин, слово выговорил:

— Владимер-князь стольной киевской!

А наскоре сдай ты нам Киев-град,

Без бою, без драки великие,

50 И без того кроволития напрасного.

Владимер-князь запечалился,

А наскоре ерлыки распечатывал

И просматривал,

Глядючи в ерлыки, заплакал, свет.

55 По грехам над князем учинилося:

Богатырей в Киеве не случилося,

А Калин-царь под стеною стоит;

А с Калином силы написано

Не много, не мало — на сто верст,

60 Во все четыре стороны.

Еще со Калином сорок царей со царевичем,

Сорок королей с королевичем,

Под всяким царем силы по три тмы, по три тысячи;

По праву руку его зять сидит,

65 А зятя зовут у него Сартаком;

А по леву руку сын сидит,

Сына зовут Лоншеком.

И то у них дело не окончено,

Татарин из Киева не выехал.

70 Втапоры Василей Пьяница

Збежал на башню на стрельную,

Берет он свой тугой лук разрывчатой,

Калену стрелу переную,

Наводил он трубками немецкими,

75 А где-то сидит злодей Калин-царь.

И тот-то Василей Пьяница

Стрелял он тут во Калина-царя;

Не попал во собаку Калина-царя,

Что попал он в зятя его Сартака:

80 Угодила стрела ему в правый глаз,

Ушиб его до смерти.

И тут Калину-царю за беду стало,

Что перву беду не уту́шили,

А другую беду они загре́зили,

85 Убили зятя любимого

С тоя башни со стрельныя.

Посылал другого татарина

Ко тому князю Владимеру,

Чтобы выдал того виноватого.

90 А мало время замешкавши,

С тое стороны полуденные,

Что ясной сокол в перелет летит,

Как белой кречет перепо́рхивает,

Бежит паленица удалая,

95 Старой козак Илья Муромец.

Приехал он во стольной Киев-град,

Середи двора княженецкого

Скочил Илья с добра́ коня,

Не вяжет коня, не приказывает,

100 Идет во гридню во светлую;

Он молится спасу со пречистою,

Бьет челом князю со княгинею,

И на все четыре стороны,

А сам Илья усмехается:

105 — Гой еси, сударь Владимер-князь!

Что у тебя за болван пришел?

Что за дурак неотесаной?

Владимир-князь стольной киевской

Подает ерлыки скорописчаты.

110 Принял Илья, сам прочитывал;

Говорил тут ему Владимер-князь:

— Гой еси, Илья Муромец!

Пособи мне думушку подумати,

Сдать ли мне, не сдать ли Киев-град,

115 Без бою мне, без драки великие,

Без того кроволития напрасного?

Говорит Илья таково слово:

— Владимер-князь стольной киевской!

Ни о чем ты, осударь, не печалуйся:

120 Боже-спас оборонит нас,

А не что, пречистой, и всех сохранит!

Насыпай ты мису чиста се́ребра,

Другую — красна золота,

Третью мису — скатного земчуга;

125 Поедем со мной ко Калину-царю,

Со своими честными подарками,

Тот татарин-дурак нас прямо доведет.

Наряжался князь тут поваром,

Замарался сажею котельною.

130 Поехали они ко Калину-царю,

А прямо их татарин в лагери ведет.

Приехал Илья ко Калину-царю

В его лагери татарские.

Скочил Илья с добра́ коня,

135 Калину-царю поклоняется,

Сам говорит таково слово:

— А и Калин-царь, злодей Калинович!

Прими наши дороги подарочки

От великого князя Владимера:

140 Перву мису чиста се́ребра,

Другу — красна золота,

Третью мису — скатного земчуга;

А дай ты нам сроку на три дни,

В Киеве нам приуправиться,

145 Отслужить обедни с панафидами,

Как-де служат по усопшим душам,

Друг с дружкой проститися.

Говорит тут Калин таково слово:

— Гой еси ты, Илья Муромец!

150 Выдайте вы нам виноватого,

Который стрелял с башни со стрельныя,

Убил моего зятя любимого!

Говорит ему Илья таково слово:

— А ты слушай, Калин-царь, повеленое:

155 Прими наши дороги подарочки

От великого князя Владимера.

Где нам искать такого человека и вам отдать?

И тут Калин принял золоту казну

Нечестно у него, сам прибранивает.

160 И тут Илье за беду стало,

Что не дал сроку на три дни и на три часа,

Говорил таково слово:

— Собака, проклятой ты Калин-царь!

Отойди с татарами от Киева:

165 Охота ли вам, собака, живым быть?

И тут Калину-царю за беду стало,

Велел татарам сохватать Илью;

Связали ему руки белые

Во крепки чембуры шелковые,

170 Втапоры Илье за беду стало,

Говорил таково слово:

— Собака, проклятый ты Калин-царь!

Отойди прочь с татарами от Киева:

Охота ли вам, собака, живым быть?

175 И тут Калину за беду стало

И плюет Илье во ясны очи:

— А русской люд всегды хвастлив,

Опутан весь, будто лысой бес,

Еще ли стоит передо мною, сам хвастает.

180 И тут Илье за беду стало,

За великую досаду показалося,

Что плюет Калин в ясны очи,

Скочил в полдрева стоячего,

Изорвал чембуры на могучих плечах.

185 Не допустят Илью до добра коня,

И до его-то до палицы тяжкия,

До медны литы в три тысячи.

Схватил Илья татарина за ноги,

Которой ездил во Киев-град,

190 И зачал татарином помахивати:

Куда ли махнет — тут и улицы лежат,

Куды отвернет — с переулками;

А сам татарину приговаривает:

— А и крепок татарин, не ломится,

195 А жиловат, собака, не изо́рвется.

И только Илья слово выговорил,

Оторвется глава его татарская,

Угодила та глава по силе вдоль,

И бьет их, ломит, вконец губит.

200 Достальные татара на побег пошли,

В болотах, в реках притонули все,

Оставили свои возы и лагери.

Воротился Илья он ко Калину-царю,

Схватил он Калина во белы руки,

205 Сам Калину приговаривает:

— Вас-то, царей, не бьют, не казнят,

Не бьют, не казнят и не вешают!

Согнет его корчагою,

Воздымал выше буйны головы своей,

210 Ударил его о горюч камень,

Расшиб его в крохи ........

Достальные татара на побег бегут,

Сами они заклинаются:

— Не дай бог нам бывать ко Киеву,

215 Не дай бог нам видать русских людей!

Неужто в Киеве все таковы,

Один человек всех татар прибил?

Пошел Илья Муромец

Искать своего товарища,

220 Того ли Василья Пьяницу Игнатьева;

И скоро нашел его на кружале петровскием;

Привел ко князю Владимеру.

А пьет Илья довольно зелена́ вина

С тем Васильем со Пьяницей,

225 И называет Илья того Пьяницу

Василья братом названыим.

То старина, то и деянье.

12 [Илья Муромец и Батый Батыевич]

Из-за моря, моря синего,

Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

Со своим сыном, с Тарака́шком,

5 Со любимым зятем, со У́льюшком.

Собрал собака силы трех годов,

Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было силы сорок тысячей.

За зятем было силы сорок тысячей,

10 Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

Подошел собака под стольный Киев-град,

Сопущал собака якори булатные,

Выпущал шеймы шелко́выя,

15 Выметывал сходенки дубовыя,

Выходил на крут-красён бережок,

Раздернул бел-поло́тняный шатер,

Поставил в шатер дубовый стол,

Писал ярлыки скорописчаты,

20 Скрычал зычным голосом бога́тырским,

Созывал своих мурзо́в-бурзо́в, татаровей:

— Кто умеет говорить русским язы́ком, человеческим?

Кто бы съездил ко тому городу ко Киеву,

Ко ласкову князю ко Владимиру,

25 Отвез бы ему посольный лист, ярлык скорописчатый?

Поголовно молчат бурзы́-мурзы́, татаровя.

Закрычал он по второй након:

— Ой вы гой еси, мурзы́-бурзы́, татаровя!

Кто умеет говорить русским язы́ком, человеческим?

30 Кто бы съездил ко городу ко Киеву,

Ко ласкову князю ко Владимиру,

Отвез бы ему посольный лист, ярлык скорописчатый?

Тут выскочил бурза-мурза, татарович:

Стар, горбат, на перед покляп,

35 Синь кафтан, голубой карман,

Говорил сам таково слово:

— Уж ты гой еси, Батый-царь, сын Батыевич!

Умею я говорить русским язы́ком, человеческим,

Отвезу ему посольный лист, ярлык скорописчатый.

40 — Поезжай ты, бурза-мурза, татарович,

Поезжай не путем, не дорогою,

Через леса дремучие,

Через лузя́ дыбучие,

Поезжай ты ко Киеву,

45 Перескочи через стену городо́вую,

Через ту башню науго́льную,

Брось своего коня середь двора

Не привязана, не приказана,

Иди во гридни княженецкия,

50 Двери грудью на́ пяту бери,

Положь ярлык на ду́бов стол,

Оборотясь, приступи крепко, вон поди,

Приступи, чтоб спели светлые оконницы!

Видели, как мо́лодец коня седлал,

55 Двенадцать подпруг со подпругою натягал,

Не для басоты́ молодецкия, а для крепости богатырския.

Никто не видел поездочки богатырския;

Конь горы и долы промеж но́ги брал,

А маленькие речки хвостом устилал.

60 Приехал ко городу ко Киеву,

Перескочил через стену городо́вую,

Через те башни науго́льныя.

............

Положил ярлык на ду́бов стол,

Оборотясь, приступил толь крепко, сам вон пошел.

Говорили Добрыня Никитич с Алешей Поповичем:

— Ярлык, князь батюшко, не радостный:

Из-за моря, моря синего,

75 Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

Со своим сыном, с Таракашком,

Со любимым зятем, со Ульюшком.

Собрал собака силы трех годов,

80 Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было силы сорок тысячей,

За зятем было силы сорок тысячей,

Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

85 Подошел собака под стольный Киев-град,

Просит Батый у нас трех сильных, могучих богатырей:

Богатыря — старого казака Илейку Муромца,

Другого бога́тыря — Добрыню Никитича,

Третьего бога́тыря — Алешу Поповича.

90 Похваляется: «Дашь — не дашь, за боём возьму,

Сильных богатырей под меч склоню,

Князя со княгинею в полон возьму,

Божьи церкви на дым спущу,

Чудны иконы по пла́вь реки,

95 Добрых мо́лодцев полоню станицами,

Красный девушек плени́цами,

Добры́х коней табу́нами».

Надевал Владимир платье черное,

Черное платье, печальное,

100 Походил ко божьей церкви богу молитися;

В стрету идет нищая калика перехожая:

— Уж ты здравствуй, Владимир стольный киевский!

Ты зачем надел черное платье, печальное?

Что у вас во Киеве учинилося?

105 — Молчи, нищая калика перехожая,

Нехорошо у нас во Киеве учинилося:

Из-за моря, моря синего,

Из-за синего моря, из-за Черного,

Подымался Батый-царь, сын Батыевич,

110 Со своим сыном, с Таракашком,

Со любимым зятем, со Ульюшком.

Собрал собака силы трех годов,

Силы трех годов и трех месяцев;

За сыном было сорок тысячей,

115 За зятем было силы сорок тысячей,

Одних было сорок царей, царевичей,

Сорок королей, королевичей.

Подошел собака под стольный Киев-град,

Просит Батый у нас трех сильных, могучих бога́тырей;

120 Богатыря — старого казака Илейку Муромца,

Другого бога́тыря — Добрыню Никитича,

Третьего бога́тыря — Алешу Поповича.

Похваляется: «Дашь — не дашь, за боём возьму.

Сильных богатырей под меч склоню,

125 Князя со княгинею в полон возьму,

Божьи церкви на дым спущу,

Чудны иконы по пла́вь реки,

Добрых мо́лодцев полоню станицами,

Красных девушек плени́цами,

130 Добры́х коней табу́нами».

— Не зови меня нищей каликой перехожею,

Назови меня старым казаком Ильей Муромцем.

Бил челом Владимир до сырой земли:

— Уж ты здравствуй, стар казак Илья Муромец!

135 Постарайся за веру християнскую

Не для меня, князя Владимира,

Не для-ради княгини Апраксии,

Не для церквей и мона́стырей,

А для бедных вдов и малых детей!

140 Говорит стар казак Илья Муромец:

— Уж давно нам от Киева отказано,

Отказано от Киева двенадцать лет.

— Не для меня ради, князя Владимира,

Не для-ради княгини Апра́ксии,

145 А для бедных вдов и малых детей!

Проводил Владимир Илейка во гридни княженецкия,

Посылал его ко царю Батыю, сыну Батыевичу,

Брал Илейко с собою Алешу Поповича и Добрынюшку,

Брали они много злата-серебра,

150 Поезжали ко Батыю с подарками.

Увидали их бурзы́-мурзы́, татаровя,

Говорили сами таковы речи:

— Едет Владимир стольный киевский,

Везет нам Илейку во подарочки!

155 Подъезжает Владимир стольный киевский

Со старым казаком Ильей Муромцем

Ко Батыю-царю, сыну Батыевичу.

Подают ему они подарочки,

Сами просят сроку на три года,

160 На три года, на три месяца.

Дает Батый сроку только на три дня.

Наливает чару зелена́ вина,

Не велику чару — в полтора ведра,

Подавал чару князю Владимиру:

165 Принимал Владимир чашу в о́бе-ручь,

Прикушал из чаши с пивной стакан;

Подает чару Илье Муромцу:

Принимает он чару едино́й рукой,

Выпивает он чару на еди́ной дух;

170 Расходилися плечи могучия,

Раскипелося сердце богатырское:

— Ты прощай, Батый-царь Батыевич!

Отправлялися в путь-дороженьку

К своему ко граду стольну Киеву.

175 Говорил казак Илейко Муромец:

— Запирай, князь, ворота крепко-на́крепко,

Засыпай их желты́м песком, серым камешком;

Я поеду, добрый молодец, на Почай-реку,

Я поеду созывать сильных бога́тырей.

180 Приезжал он на Почай-реку,

На Почай-реке богатырей не наехал:

Поезжал Илейко на Дунай-реку,

Тут богатыри сидят во белом шатре:

— Поедемте, братцы, отстаивать Киев-град

185 Не для-ради князя Владимира,

Не для-ради княгини Апра́ксии,

А для бедных вдов и малых детей!

Добры молодцы собиралися,

Садилися по своим добры́м коням,

190 Поезжали братаны за Дунай-реку.

Подъезжают братаны ко Дунай-реке:

Первый скочил племянник Самсон Колыванович,

Скочивши погряз посередь реки.

Расскочился дядюшка Самсона Колывановича,

195 Вытянул племянника и с лошадью.

Все богатыри переехали.

Подъезжали ко граду стольну Киеву,

Метали жеребей промеж себя:

Кому из них ехать в руку правую,

200 Кому из них ехать в руку левую,

Кого поставить в середку силы, в ма́тицу,

Доставалася Самсону рука правая,

Никите с Алешей рука левая,

Илейке доставалась середка силы, ма́тица.

205 Бьются-рубятся двенадцать дней,

Не пиваючи, не едаючи,

Добрым коням вздоха не даваючи,

Поехали добры молодцы опочи́в держать;

Не поехал Илейко опочи́в держать.

210 Прого́ворил его добрый конь по-человечьему:

— Уж ты, стар казак Илья Муромец!

Есть у татар в поле накопаны рвы глубокия,

Понатыканы в них копья мурзамецкия,

Копья мурзамецкия, сабли вострыя;

215 Из первого подкопа я вылечу,

Из другого подкопа я выскочу,

А в третьем останемся ты и я!

Бил Илья коня по крутым ребрам:

— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

220 Ты не хочешь служить за веру християнскую!

Пала лошадь во трете́й подкоп,

Остался Илейко во по́дкопе.

Набежали злые татаровья,

Оковали Илеюшку железами,

225 Ручными, ножными и заплечными,

Проводили ко Батыю Батыевичу.

Говорил ему Батый-царь, сын Батыевич:

— Уж ты гой еси, стар казак Илья Муромец!

Послужи мне-ка так же, как Владимиру,

230 Верою неизменною ровно три́ года́!

Отвечал стар казак Илья Муромец:

— Нет у меня с собой сабли вострыя,

Нет у меня копья мурзамецкого,

Нет у меня палицы боёвыя:

235 Послужил бы я по твоей по шее по татарския!

Говорил Батый-царь, сын Батыевич:

— Ой вы, слуги мои верные!

Вы ведите Илейку на широкий луг,

Вы стреляйте стрелами калеными!

240 То Илеюшке не поглянулося,

Говорил он таково слово:

— Ой ты гой еси, Батый-царь, сын Батыевич!

Ты так казни, как на Руси казнят бога́тырей.

У нас выведут на поле на Кули́ково,

245 Положат голову на плашку на липову,

По плеч отсекут буйну голову:

Не толь старику будет смерть страшна!

То Батыю слово показалося:

— Выводите его на поле Кули́ково,

250 Положите голову на плаху на липову,

По плеч срубите буйну голову!

Возмолится стар казак Илья Муромец

Тому угоднику божьему Николаю:

— Погибаю я за веру християнскую!

255 У Илейки силы вдвое прибыло;

Рвал он оковы железныя,

Хватал он поганого татарина,

Который покрепче, который на жиле не рвется,

Взял татарином помахивать:

260 В которую сторону махнет — улица.

Подбегает к Илеюшке добрый конь,

Садился он на добра коня,

Бил татар чуть не до единого.

Убирался Батый-царь с большими убытками,

265 С большими убытками, с малыми прибытками,

С малыми прибытками, со страмотою вечною,

На мелких судах, на па́возках.

13 Илья Муромец и Калин-царь

Как Владимир-князь да стольне-киевский

С Ильей Муромцем да й порассорился,

Порассорился с коза́ком Ильей Муромцем,

Засадил коза́ка Илью Муромца

5 А на тыя ль на погребы глубокии,

А на тыя ль на ледники холодныи,

А за тыи за решетки за железныи,

А на тыя на ка́зени на смертныи.

Не на мало поры-времени — на три́ году,

10 На́ три году й на три месяца,

Чтобы не был жив дородний добрый молодец.

У ласкового князя у Владимира

А любимая была дочка одинакая,

Она видит — дело есть нехорошее:

15 Посади́ли дородня й добра молодца

А на тыя погребы глубокии,

А на тыи ль ледники холодныи,

А за тыи за решетки железныи,

А на тыя на ка́зени на смертныи,

20 Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на три месяца,

А который бы дородний добрый молодец

Постоять бы мог за веру й за отечество,

Сохранить бы мог да й стольней Киев-град,

25 А сберечь бы мог бы церквы божии,

А сберечь бы мог князя́ Владимира.

Она сделала ключи поддельныи,

Положила люде́й да й потае́нныих,

А снесла о́на й ествушки саха́рныи,

30 Да й снесла о́на питьвица медьвяныи,

Да й перинушки-подушечки пуховыи,

А одьялышки снесла теплыи,

На себя она шубоньку ведь ю куньею,

Сапоженки на ноженки сафьянныи,

35 На головушку ша́пку соболиную,

В полону́ сидит дородний добрый молодец,

В полону́ сидит да й под обидою,

Он не старится да й лучше ставится.

А тут в ту ль пору, в тое ль времячко

40 Да й на тот на славный стольний Киев-град,

Воспылал собака ли царь Ка́лина.

Посылает он посла да й в стольней Киев-град,

Пословесно собака он наказывал,

Говорит-то й собака таковы слова:

45 — Поезжай-ка, мой посланник, в стольный Киев-град,

Заезжай-ка к князю й на широкий двор,

Станови коня ты богатырьского,

Выходи на матушку й сыру землю,

Ты й спускай коня на двор да й не привязывай,

50 Ты иди в палату белокаменну,

На пяту ты дверь да й поразмахивай,

Не за́пирай дверей в палату белокаменну,

Не снимай-ка кивера ты со головушки,

Не клади креста́ да й по-писа́нному,

55 Не веди поклонов по-ученому,

А ты князю Владимиру й не кланяйся,

Яго всем князьям да й подколенныим.

Положи-тка грамоту на зо́лот стол,

Пословесно князю выговаривай:

60 «Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

А очисти-тка ты улицы стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставь-ка ты хмельни́х напиточёк,

Чтобы бочечка о бочечку й частехонько,

65 А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоя́ть собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великима».

Тут поезжа́ет посланник в стольней Киев-град,

Он садился молодец да на добра́ коня,

70 Приезжал во славный стольней Киев-град,

Заезжал ко князю й на широкий двор,

Становил коня да й богатырьского,

Выходил на матушку й сыру́ землю́,

Он спускал коня во двор да й не привязывал,

75 Скоро шел в палату белокаменну,

На пяту он дверь да й поразмахивал,

Не запира́л дверей в палату белокаменну,

Не снимал он кивера да й со головушки,

Не кладет креста он по-писа́нному,

80 Не ведет поклонов по-уче́ному,

А он князю Владимиру й не кланялся,

Яго всем князьям да й подколенныим,

Положил он грамоту й на зо́лот стол,

Пословесно князю й выговаривал:

85 — Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

А очисти-тка ты улицы стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставь-ка ты хмельни́х напиточёк,

Чтобы бочечка о бочечку й частехонько,

90 А частехонько было, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великими

Тут Владимир-князь да й стольне-киевский

А садился князь Владимир на ременчат стул,

95 А писал он грамоту й посыльнию

А тому ль собаки царю Ка́лины,

А просил он строку поры-времени,

Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три го́ду и на три месяца:

100 — Ай же ты, собака ли царь Ка́лина

А дай-ка мни сроку поры-времени

Не на мало поры-времени — на три́ году,

Приочистить улицы стрелецкия,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

105 А наставить хмельны́х напиточек,

Чтобы бочечка о бочечку частехонько,

А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине,

Со своима й войсками со великима.

110 Подает он грамоту послу да й во белы́ руки,

Тут пошел посланник на широкий двор,

А садился посланник на добра́ коня,

Приезжал посланник к собаке царю Ка́лине,

Подавает он грамоту посыльнию

115 А тому ль собаке царю Ка́лины.

Етот собака ли царь Ка́лина

Прочитал он грамоту й посыльнию

От того ль от князя й от Владимира,

А дает он яму строку поры-времени,

120 Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на́ три месяца —

Приочистить улицки стрелецкии,

Все широ́ки дво́ры княженецкии,

А наставить хмельны́х напиточек,

125 Чтобы бочечка о бочечку й частехонько

А частехонько были, близехонько,

Чтобы было б где стоять собаке царю Ка́лине

Со своима й войсками со великима.

Да й прошло тут времячки по год поры,

130 Да й прошло тут времени по два́ году,

Да й прошло тут времени по три́ году,

Ведь по три́ году й по́ три месяца.

Тут докла́дуют ко князю ко Владимиру:

— Ты Владимир-князь да й стольне-киевский,

135 Ты сидишь во тереме златом верьхи,

А ты ешь да й пьешь да й прохлаждаешься,

Над собой невзгодушки не ведаешь.

А ведь твой-то славный стольней Киев-град

В полону́ стоит да й под обидою, —

140 Обошла его литва поганая

А того ль собаки царя Ка́лины,

Он хочет черных мужичков твоих повырубить,

Хочет божья церквы все на дым спустить,

А тебя, князя́ Владимира, в полон-то взять

145 Со Опраксией да королевишной.

А в полон-то взять да й голову́ срубить.

Прикручинился Владимир, припечалился,

Он ходил по горенке столовоей,

Да й погуливал о столики дубовыи,

150 Да й рони́л Владимир горючи́ слезы.

Говорил Владимир таковы слова:

— А я глупость сделал князь да стольне-киевский —

Засадил дородня й добра молодца,

Старого коза́ка Илью Муромца

155 А на тыя погребы глубокии,

А на тыи ледники холодныи,

А за тыя ль решетки за железныи,

Не на мало поры-времени — на три́ году,

На́ три году й на́ три месяца,

160 А который бы дородней добрый молодец

По́стоя́ть бы мог за веру й за отечество,

Сохранить бы мог наш Киев-град,

А сберечь бы мог он церквы божии,

Да й сберечь бы мог меня, князя́ Владимира.

165 Тут у славного у князя й у Владимира

А любима й была дочь одинакая,

Говорит она да й таковы слова:

— Ай же, батюшка да й ты Владимир-князь,

А прости-ка ты й меня в вины великоей,

170 А я сделала ключи поддельныи,

Положи́ла людей потае́нныих

На тыи погребы глубокии,

Да й снесли-та й ествушки саха́рнии.

Да й снесли-та й питьвица медьвяныи.

175 Да й перинушки-подушечки пуховыи,

Одеялушки снесли да й теплыи,

А сапоженки на ноженки сафьянныи,

На себя снесли да й кунью шубоньку,

А шапку на головушку й соболиную

180 А тому ль дородню добру молодцу,

Старому коза́ку Илье Муромцу.

Он есть жив бога́тырь святорусскии,

В полону́ сидит да й под обидою,

Он не старится да й лучше ставится.

185 Тут Владимир-князь да й стольне-киевский

А берет Владимир золоты ключи,

А идет на погребы й глубокии,

Отмыкает погребы глубокии,

Усмотрел он дородня добра молодца,

190 Старого коза́ка Илью Муромца.

На себе у него́ да й кунья шубонька,

А сапоженьки на ноженьках сафьянныи,

На головке шапка соболиная,

Да й перинушки-подушечки пуховыи,

195 А одьялышки да й еще теплыи,

Перед ним стоит ествушка саха́рнии,

Перед ним сто́ит питьвицо медвяныи,

В полону́ сидит бога́тырь святорусськии,

Он не старится, да й лучше ставится.

200 Тут Владимир-князь да й стольне-киевский,

Он берет ёго й за ручушки за белыи,

Да й за перстни брал да й за злаче́ныи,

Целова́л во уста́ да й во саха́рнии,

Да й повел его в палату белокаменну,

205 Приводил его в палату белокаменну.

Да й во горенку он во столовую,

Да й садил за столики дубовыи,

За тыи за скамеечки окольнии,

Да й кормил я́го ествушкой саха́рноей,

210 Да й поил я́го питьвицем медьвяныим,

Говорит Владимир таковы слова:

— Ай же, старый козак ты Илья Муромец,

Ты прости меня в вины великоей,

На меня ты, князя, ведь не гневайся,

215 А постой-ка ты за веру й за отечество,

Да й за тот за славный стольней Киев-град,

Да й за тыя ль за церквы да й за божии,

За меня, за князя за Владимира:

Наш ведь Киев-град да й в полону́ стоит,

220 В полону́ стоит да й под обидою —

Обошла ведь его литва поганая

А того ль собаки царя Ка́лины,

Хочет черных мужичков он всех повырубить,

Хочет божьия церквы все на дым спустить,

225 А меня, князя Владимира, в полон возьмет

Со Опраксией да й королевишной.

Так тут старый козак да Илья Муромец

Он поел тут ествушёк саха́рниих,

Да й попил тут питьвицов медьвяныих,

230 Выходил за столиков дубовыих,

Да й за тых скамеечек окольныих,

Выходил на славный на широкий двор,

Да й на тот на славный стольне Киев-град,

Он ходил-гулял по городу по Киеву,

235 Цельный день гулял с утра й до вечера,

Заходил в свою палату й белокаменну,

Да й во тую ль горенку столовую,

Он садился к столику дубовому,

А за тыи скамеечки окольныи,

240 Он поел тут ествушки саха́рноей,

Да й попил он питьвицов медьвяныих,

Спать ложился й на кроваточку тесовую,

Да й на тую ль на перинушку пуховую,

А поутрушку вставал ранёшенько,

245 Умывался он да до белёшенька,

Одевался он да й хорошёхонько,

Он одел одёжу драгоценную,

А снарядную одёжицу опальную,

Манишечки-рубашечки шелко́выи,

250 Да й берет свой ту́гой лук разрывчатой,

А набрал он много стрелочек каленыих,

А берет свою он саблю вострую,

Свое вострое копье да й муржамецкое,

Выходил мо́лодец тут на широкий двор,

255 Заходил он в конюшню во стоялую,

А берет тут молодец добра коня,

А берет коня за поводы шелко́выи,

Яго добрый конь да й богатырскии,

Не в приме́р лучше он выпоен да й выкормлен

260 У его ли паробка любимого.

Говорит тут старый козак Илья Муромец:

— Ай же, верный мой слуга ты неизменныи,

Я люблю тебя за то и жалую,

Что кормил, поил ты моего добра́ коня.

265 Он берет коня за поводы й шелко́выи,

Выводил коня да й на широкий двор,

Становил коня он посреди двора,

Стал добра ко́ня мо́лодец заседлывать,

Он заседлывал коня да й закольчуживал,

270 Сади́лся молоде́ц да й на добра́ коня,

Да й поехал молодец и с широка́ двора,

С широка́ двора в раздольице чисто́ полё,

Подъезжал ко рать-силы великоей.

Он вскочил на гору й на высокую,

275 Посмотрел на все четыре на сторонушки,

Он не мог на́смотре́ть конца́ й краю́ силы́ тата́рскоей.

А скрозь пару-та ведь лошадиного,

Да скрозь того пару человечьего

Да й не может пропекать да й красно солнышко,

280 Ото ржания да й лошадиного

А от покриков да й человечецких

Ужахается сердечко й молодецкое.

А тут старый козак Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей,

285 Он тут ехал по раздольицу й чисту́ полю

А об этую рать-силу́ великую.

А скочил на ету гору на высокую,

Посмотрел на все четыре на сторонушки,

Он не смог на́смотре́ть конца́ й краю́ силы́ татарскоей;

290 От того ли пару лошадиного,

Скрозь того пару человечьего

Не может пропекать да й красно солнышко.

Ото ржания да й лошадиного,

От покриков да й человечецких

295 Ужахается сердечко й молодецкое.

Старый козак Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей,

Он тут ехал по раздольицу й чисту́ полю,

А об эту рать-силу́ великую,

300 Да й скочил на гору й на высокую,

Посмотрел на все четыре й на сторонушки,

Посмотрел он в восточную сторонушку, —

А во той восточноей сторонушки,

Во славноем во раздольице чисто́м поли

305 Стоят добры кони богатырски

У того ль они да й у бела́ шатра,

Оны зоблют пшеницу белоярову.

Так тут старый козак да Илья Муромец

Он спускался с той горы высокоей

310 А поехал в восточную сторонушку

Ко тому он да й ко белу́ шатру.

Приезжал молодец тут ко белу́ шатру,

Становил коня он богатырского,

Выходил на матушку й сыру́ землю,

315 Принакинул ко́ню й поводы шелко́выи,

Он спустил коня к поло́тну белому.

Яго й добрый конь да й богатырски

Смелой грудью шел к поло́тну белому,

А все добрыя кони расскочилиси.

320 Говорит старый козак тут Илья Муромец:

— А ведь верно есть еще й во бело́м шатри

А мне-то есть еще божья́ помочь.

Тут старый козак Илья Муромец

Заходил тут он да й во бело́й шатер,

325 А во том во славном во бело́м шатри

А его крестовый еще й батюшка,

А Сампсон-то и есть да и Самойлович

Со своей дружинушкой хоро́броей,

Он садится хлеба-соли кушати.

330 Говорит Самсон да й таковы слова:

— Ай же, крестничек да ты любимый мой,

Старый козак да Илья Муромец,

А садись-ка с намы за единый стол,

А поешь-ка ествушки саха́рнеей,

335 Ты попей-ка питьвицов медьвяныих.

А тут старый козак да Илья Муромец

А садился молодец тут за единый стол,

Да й поел он ествушек саха́рниих,

Да й попил он питьвицов медьвяныих.

340 Тут удалыя дородни добры молодцы

А ложатся спать да й во бело́м шатри.

Говорит Илья тут таковы слова:

— Ай же ты, крестовый ты мой батюшка,

А Сампсон же ты да и Самойлович!

345 А вы вся дружинушка хоробрая,

Вот седлайте-тка ко́ней богатырьскиих,

Да й поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру й за отечество,

Сохранимте мы да й стольний Киев-град,

350 Сохранимте мы да й церквы божии,

Сберегёмте мы князя й Владимира.

Говорит тут Самсон еще й Самойлович:

— Ай же ты, любимыи мой крестничек,

Старый козак да Илья Муромец,

355 А не будем мы коней седлать,

Не поедем в раздольице й чисто́ полё

В поле биться, больно й раниться,

А на тыи на удары й на тяжелыи,

А на тыи ль побоища на смёртныи:

360 Много есть у князя й у Владимира,

Много есть господ да и бояринов,

Он их ко́рмит, пои́т, да он их жалуёт,

Ничего ведь мы от князя й не предвидели.

Так тут старый козак да Илья Муромец

365 Он ведь бьет челом еще-й на дру́гой раз,

Говорит тут молодец он таковы слова:

— Ай же ты, крестовый ты мой батюшка,

А Самсон же ты да и Самойлович,

А вы вся дружинушка хоробрая.

370 А седлайте-тка ко́ней богатырьскиих,

Да й поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру й за отечество,

Сохранимте мы да й стольний Киев-град,

Сохранимте мы да й церквы божии,

375 Сберегёмте мы князя й Владимира.

Говорит тут Самсон еще й Самойлович:

— Ай же ты, любимыи мой крестничек,

Старый козак да Илья Муромец,

А не будем мы коней седлать,

380 Не поедем в раздольице й чисто́ полё,

В поле биться, больно й раниться,

А на тыи на удары й на тяжелыи,

А на тыи ль побоища на смёртныи:

Много есть у князя й у Владимира,

385 Много есть господ да и бояринов,

Он их ко́рмит, пои́т да и жалуёт,

Ничего ведь мы от князя й не предвидели.

Старый козак да Илья Муромец

А он бьет челом еще й по третий раз,

390 Говорит молодец да й таковы слова:

— Ай же ты, крестовый мой батюшка,

А Самсон же ты да и Самойлович,

А седлай-тка ко́ней богатырьских,

Мы поедемте в раздольице чисто́ полё,

395 Постоимте за веру за отечество.

Сохранимте вы да й церквы божии,

Сберегёмте вы князя́ Владимира.

Так тут все молодцы́ на спокой легли.

А старый козак Илья да Муромец

400 Выходил молодец да из бела́ шатра,

Да й садился молодец тут на добра́ коня,

А выехал в раздольице й чисто́ полё

Да й ко той ли рать-силе ко великоей.

Подъезжал он ко рать-силе ко великоей,

405 Он просил себе тут бога на́ помочь,

Да й пречистую пресвятую богородицу,

Препускал коня он богатырьского

На етую на рать-силу великую.

А он стал как силы с крайчика потаптывать,

410 Как куда проедет — па́дёт улицмы,

Перевёрнется — дак переулкамы.

Яго добрый конь тут богатырьскии

Взлепетал язы́ком человечецким:

— Ай же, старый ты козак да Илья Муромец,

415 Напускаешь ты на рать-силу й великую,

А ведь сила есть тут очинь сильняя,

А ведь воины-то есть могучии,

Поляницы есть ведь разудалыи;

Есть три по́дкопа подко́паны глубокиих,

420 Я прогрязну в первы ямы-по́дкопы глубокии,

Я оттуда с по́дкопов повыскочу,

А тебя Илью й Муромца повыздыну;

Я прогрязну в други ямы-по́дкопы глубокии,

А я с дру́гих ям-то ведь повыскочу,

425 А тебя Илью Муромца й повыздыну;

Я й прогрязну в третьи ямы-по́дкопы глубокии,

Я ведь с третьих ям да как-нибудь повыскочу,

А тебя Ильи Муромца не выздыну.

Разгорелося сердце й у бога́тыря

430 А у старого ль коза́ка Ильи Муромца,

Говорит тут он да й таковы слова:

— Ах ты волчья сыть да й травяной мешок,

Ты оставить хочешь в ямах во глубокиих!

Он берет тут в руки плеточку шелко́вую,

435 Он тут бил коня да й по тучно́й бедры,

Перьвый раз он бил коня между ушей,

Дру́гой раз он между ноги между заднии,

А давал удары всё тяжелыи.

Яго й добрый конь тут богатырскии

440 По чисту́ полю он стал поскакивать,

Не в пример он зло поехал по чисту́ полю.

Он прогрязнул в перьвы ямы-по́дкопы глубокии,

А он с перьвых ям еще й повыскочил

Да й коза́ка Илью Муромца й повыздынул.

445 Он прогрязнул в други ямы-по́дкопы глубокии,

А он с дру́гих ям еще й повыскочил

Да й коза́ка Илью Муромца повыздынул.

Он прогрязнул в третьи ямы-по́дкопы глубокии,

С третьих ям конь еще й повыскочил,

450 А коза́ка Ильи Муромца й не выздынул,

Он свернулся с седелышка черкальского,

А упал в ямы-по́дкопы глубокии.

Не могли захватить коня й татарова.

Тут напа́дали татарова й поганыи

455 На того ль дородня добра молодца,

Да й сковали Ильи да й ножки резвыи,

Да й связали Ильи да ручки белыи,

Да й хотели срубить буйну й головушку.

Говорят тут татарова й поганыи:

460 — Не рубите-как ему буйно́й головушки,

Это есть бога́тырь святорусськии.

Вы сведемте его к собаки царю Ка́лину,

Что он знает — над ним дак то пусть и делаёт.

Повели тут дородня добра молодца

465 А к тому собаке царю Калину.

Приводили к собаке царю Калину

А вот оне да и во бел шатер.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— Ай же ты, стерьва й молодой щенок,

470 Напускаешь ты й на рать-силу великую,

А ведь сила есть тут очень сильняя,

Воины ведь есть могучии,

Поляницы есть ведь разудалыи,

Есть три по́дкопа подкопаны глубокии,

475 Ай же, старый ты козак да Илья Муромец,

Не служи-ка ты князю ведь Владимиру,

Ничего ведь вы от князя не предвидите,

А служи ты мне, собаке царю Ка́лины,

Положу я те́бе ествушку й саха́рнию,

480 Положу я те́бе питьвица медьвяныи,

Я дарить буду й да́ры драгоценныи.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— А раскуйте-ка Ильи вы ножки резвыи,

Развяжите-ка Ильи да ручки белыи.

485 Расковали Ильи да ножки резвыи,

Развязали Ильи да ручки белыи,

Старый козак тут Илья Муромец

А вставал мо́лодец на резвы́ ноги,

Говорит тут он да й таковы слова:

490 — Ай же ты, собака ли царь Ка́лина,

Не могу я служить тебе, собаке царю Ка́лины,

У меня сделаны за́поведи вели́кии,

Что служить мне князю-то Владимиру,

Сохранить мне надо стольний Киев-град,

495 Сберегать я й буду церквы божии,

Сохранять буду́ веру православную,

Сберегать буду́ князя́ Владимира.

Так тут старый козак Илья Муромец

Повернулся он тут в шатри белоем

500 Да й пошел в раздольице в чисто́ полё.

Говорит собака ли царь Ка́лина:

— Ай же, мои вы слуги верныи,

Вы скуйте-ка Ильи да й ножки резвыи,

Вы свяжитя Ильи да й ручки белыи.

505 Тут напа́дали татарова поганыи

На того ль коза́ка Илью Муромца,

А тут старый козак да Илья Муромец

Он схватил татарина как за ноги,

Он как стал татарином помахивать,

510 Он тут стал татар да й поколачивать,

А татары от него да й стали бегати.

А он бросил татарина тут в сторону

Да й пошел в раздольице й чисто́ полё.

Пригодились быть при себе свистки да й богатырскии,

515 Засвистал в свистки он богатырскии —

Яго добрый конь тут богатырски

Прибежал он из чиста́ поля

А со всею сбруей богатырскоей.

А тут старый козак да Илья Муромец

520 Он берет коня за поводы шелко́выи,

Садился молодец тут на добра́ коня,

Да й поехал по раздольицу й чисту́ полю.

Он вскочил на гору й на высокую,

Посмотрел в восточную сторонушку, —

525 А во той восточноей сторонушки

А стоят кони богатырски

У того ли они да й у бела́ шатра,

Они зоблют пшеницу белоярову.

Так тут старый козак да Илья Муромец

530 Выходил на матушку й сыру землю,

Скоро й ту́гой лук разрывчатой отсте́гивал

От правого ль стремечки булатнего,

Натянул тетивочку шелковую,

Наложил он стрелочку каленую,

535 Говорил Илья да й таковы слова:

— Ты просвистни, моя стрелочка й каленая,

А во славное раздольице чисто́ полё,

А пади-ка ты да й в етот бел шатер,

А ты выхвати крышку со бела́ шатра,

540 Да й пади Самсону на белы́ груди,

Выхвати цапеньку й немалую,

А немалую цапенку невреди́мую.

Да й спустил он тетивочку шелко́вую

А во ету стрелочку каленую.

545 Тут просви́стнула я́го стрелочка каленая

А во ето славныи во бело́й шатер,

Она й выхватила крышку со бела́ шатра,

Она пала Самсону на белы́ груди.

У того ль Самсона у бога́тыря

550 Пригодился быть да крест на вороти,

Крест на вороти да й ровно три́ пуда.

Пробудился он от звону от крестового,

Да й вскочил Самсон тут на резвы́ ноги,

Говорит Самсон тут таковы слова:

555 — Ай же, мои братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да святорусскии,

Вы вставайте, братцы, на резвы́ ноги.

Да й седлайте ко́ней богатырскиих:

Прилетели нам гостинички-подарочки

560 От моего́ крестничка любимого,

А от старого коза́ка Ильи Муромца,

А его ведь стрелочка каленая

Выхватила крышку й со бела́ шатра,

А па́ла мне́ да й на белы́ груди.

565 Вы поедемтя в раздольице в чисто́ поле,

Постоимтя за веру за отечество,

Верно мало ему в поле можется,

Сохранимте мы да стольний Киев-град,

Сохранимте мы да й церквы божии,

570 Сберегёмте мы князя й Владимира.

Тут удалыя дородни добры молодцы

Оседлали ко́ней богатырскиих,

А садились на ко́ней богатырскиих,

А поехали в раздольице й чисто́ поле,

575 А ко етой ко рать-силе великоей.

А стары́й козак тут Илья Муромец

Он тут смотрит с горы высокоей,

А куда поедут ети двенадцать да й бога́тырей —

А ко рать ли силе ко великоей,

580 Аль во то́е во раздольице чисто́ полё.

Тут поехали двенадцать-та й бога́тырей

А ко той ли рать-силе да й великоей.

А тут старый козак да Илья Муромец

Он поехал наперелуч тринадцатый.

585 Оны съехались тут, поздоровались,

Становили добрых ко́ней богатырскиих,

Оны делали сговор между собой,

Как же им побить литва поганая.

Говорит старый козак да Илья Муромец:

590 — Ай же, мои братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да святорусскии,

А ведь сила есть тут очень сильная,

А ведь воины тут есть могучии,

Поляни́цы тут есть разудалыи.

595 Есть три по́дкопа подкопаны глубокии.

Тут удалыи́ дородни добры молодцы

А просили себе да й бога на́ помочь,

Пречистую пресвятую богородицу.

Припускали до́брых ко́ней богатырскиих

600 А на етую на рать-силу великую,

Стали силы с крайчика й потаптывать.

А куда поедут — па́дёт улицмы,

Перевернётся — дак переулкамы.

Оны вытоптали силушку, повы́кололи,

605 А того ль собаку царя Ка́лину

А оне его да ведь и в пле́н брали́.

Говорят удалы добры молодцы:

— А отрубимтя собаке буйну й голову.

Говорит стары́й козак да Илья Муромец:

610 — Ай же, моя братьица крестовыи,

Вы бога́тыри да й святорусскии.

Не рубите ему бу́йноей головушки,

А свеземте яго да й во стольний Киев-град

А ко ласковому князю ко Владимиру,

615 Что он знает над ним, так то пусть делает.

Привозили тут собаку Калина

А во тот во стольний Киев-град

А ко ласковому князю ко Владимиру.

Говорят удалы добры молодцы:

620 — Ты Владимир да й князь стольне-киевский.

Привезли тиби царя Ка́лину,

Что ты знаешь над ним, да то и сделаешь,

А яго мы рать-силу великую

Мы разбили в раздолице чисто́м поли.

625 Говорит тут князь Владимир таковы слова:

— Благодарствуй вас, могучии бога́тыри,

Что стояли вы за славный стольний Киев-град.

Охраняли да й церквы божии,

Сберегли меня, князя Владимира.

630 А того собаку царя Ка́лину

Отпустил во славну во темну́ Орду.

Да и тым былиночка й покончилась.

14 Илья Мурович и Калин-царь

Што из далеча да из чиста́ поля,

Из того роздолья широкого,

Тут не грузна туча подымаласе,

Тут не оболоко накаталосе,

5 Тут не оболоко обкаталосе, —

Подымался собака-злодей Ка́лин-царь,

За ним сорок царей, сорок царевичей,

За ним сорок королей, королевичей,

За ним силы мелкой числу-смету нет,

10 Как по-руському на сороки́ верстах.

Тут и Киев-град знаменуетсе,

А и церькви соборны оказаютсе,

Становил собака тут бел шатер.

У его шатра золоченой верх.

15 Он садился на стул на ременьчатой,

А писал ерлык, скоро написывал,

Он скорей того запечатывал.

Отдает послу немилосливу

А-й тому Борису-королевичу:

20 — Уж ты ой еси, Борис, королевич сын!

Уж ты будешь в городи в Киеви

У великого князя Владимера, —

Не давай ты строку на малой час.

Ишшо тут Борис, королевич сын,

25 Он берет ерлык, во корман кладет,

Он ведь скоро скачёт на добра коня.

Он ведь едёт к городу Киеву,

Ко великому князю, ко Владимеру.

Становил коня к дубову́ столбу,

30 Он вязал коня к золоту́ кольцю,

Он в гридню идет не с упадками, —

Отпираёт двери он на́ пяту;

Он в гридню идет,— богу не молитсе;

Через стол скочил, сам во место сел.

35 Он вымат ерлык, на стол кладет,

Ишша сам говорит таково слово:

— Ты Владимёр, князь стольне-киевьской!

Ты бери ерлык, роспечатывай,

Ты скоре того прочитывай;

40 Ты меня, посла, не задерживай.

Как Владимёр, князь стольне-киевьской,

Он берет ерлык во свои́ руки́,

Отдает Добрынюшки Микитичу.

Говорил Добрынюшка Микитич сын:

45 — Я не знаю грамоты латыньскоё.

Ты отдай Олеши Поповичу.

Отдают Олеши Поповичу.

(У того было мозгу в головы, дак...).

Как Алешичка и Поповиць сын

Он ведь скоро ерлык роспечатывал,

50 Он скорее того же прочитывал,

Говорил как он таково слово:

— Ты Владимёр, князь стольне-киевьской!

Хорошо в ерлычки написано

А написано со угрозою,

55 А су той угрозой великою:

Как стоит собака-царь середи поля;

За им сорок царей, сорок царевичей,

За им сорок королей, королевичей,

За им силы мелкой числу-смету нет,

60 Как по-руському на сороки́ верстах.

Он ведь просит города Киева

Без бою, без драки, без се́ченья

(Как нынешний ерманец),

Без того кроволитья великого.

Запечалился наш Владимер-князь.

65 Запечалился-закручинился:

Он повесил буйную голову

Што на ту на правую сторону,

Потупил он очи в мать сыру землю́.

Как во ту пору, во то времечко

70 Выходил как стар казак Илья Мурович,

Говорил как он таково слово:

— Ты Владимёр стольне-киевьской!

Ты бери свои золоты ключи,

Отмыкай-ко погребы глубоки жа;

75 Ты насыпь ларец чисту золота,

Ты второй насыпь чиста се́ребра,

Ты трете́й ларец скатна земчуга;

Ты дари-ко Бориса-королевича,

Ты проси-ко строку на три месяця,

80 Штобы всем во городи покаятьсе,

Нам покаятьсе да исповедатьсе.

Ишша тут жа как Владимёр-князь

Он берет свои золоты ключи,

Отмыкаё погребы глубоки жа;

85 Он насыпал ларец чисту золота,

Он второй насыпал чиста се́ребра,

Он трете́й насыпал скатна земчуга,

Он дарит Бориса-королевича,

А просил ведь строку на три месяця,

90 Штобы всем во городи покаятьсе,

Нам покаятьсе да исповедатьсе.

Ишша тут Борис, королевич сын,

Не дает ведь строку на три месяця.

Он дает ведь строку только на три дня.

(Всё ж-таки дал!).

95 Спровожали Бориса-королевича,

Спровожали кнезья и бо́яра;

А во ту пору, во то времечко

Запечалился наш Владимёр-князь.

Запечалился-закручинился,

100 Он повесил буйную голову

Што на ту на праву сторону,

Потупил он очи в мать сыру землю́.

Как во ту пору, во то времечко

Выходил как стар казак Илья Мурович,

105 Выходил на середу кирпичнею;

Он ведь молитсе спасу пречистому,

Он ведь божьёй матери, богородице,

Он пошел Илья на конюшон двор,

Он берет своёго добра́ коня,

110 Он накладыват уздицу тасмянную.

Он вуздат во уздилиця булатные,

Он накладывал тут ведь войлучёк.

Он на войлучёк седелышко,

Подпрягал двенадцать подпруженёк,

115 А ишша две подпружки подпрягаюци

Он не ради басы, ради крепости,

А не сшиб бы бога́тыря доброй конь,

А не сшиб бы бога́тыря в чисто́м поли.

Он ведь скоро скачёт на добра коня,

120 У ворот приворотников не спрашивал,

А махал через стену городо́вую,

А и ехал он день до вечера,

А и темну ночь до бела́ свету.

Приезжает он ко меньшой реки,

125 Ко меньшо́й реки, ко синю́ морю;

Он нашел тут тридцать три бога́тыря.

Он с добра́ коня слезываючи,

Он низко́й поклон им воздаваючи:

— Уж вы здрастуйте, до́ньски ка́заки!

130 — Уж ты здрасвуёшь, наш ведь батюшко,

Уж ты стар казак да Илья Мурович!

Ты давно ли из города Киева?

А и всё ли у нас там по-старому,

А и всё ли у нас там по-прежнему?

135 Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

И во городи у нас, во Киеви

Не по-старому, не по-прежнему;

Как стоит царь-собака середи поля,

140 За им сорок царей, сорок царевичей,

За им сорок королей, королевичей,

За им силы мелкой числу-сметы нет,

Как по-руському на сороки́ верстах.

Он ведь просит города Киева

145 Без бою, без драки, без се́ченья,

Без того кровопролитья великого.

Говорил как тут да Илья Мурович:

— Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

Уж вы будете стоять ле за Киёв-град,

150 Вы за те церькви соборные,

Вы за те мона́стыри церьковные,

За того за князя за Владимера?

Говорят как тут до́ньски ка́заки:

— Уж ты батюшко наш, стар казак!

155 Ишша как не стоять нам за Киёв-град,

Нам за те за церькви соборные,

Нам за те мона́стыри церьковные,

За того за князя за Владимера?

Они скоро скачут на добры́х коней

160 И поехали к городу к Киеву,

Ко великому князю ко Владимеру.

И поехало тридцеть три бога́тыря, —

Затрясласе матушка сыра земля.

Они будут в городи в Киеви,

165 У великого князя у Владимера.

Зрадовался тут Владимер-от,

Он на радошшах им и пир срядил,

Он и пир срядил, пировати стал.

Ишше все на пиру напивалисе,

170 Они все на чесном наедалисе.

Как один на пиру не упиваитсе

А и стар казак да Илья Мурович;

Ишша сам говорил таково слово:

— Уж вы ей еси, до́ньски ка́заки!

175 Нынь приходит времечко строчнеё.

А кому у нас нынче ехати

На ту ли силу неверную?

Говорят как до́ньски ка́заки:

— Уж ты батюшко наш, стар казак!

180 Ты останьсе в Киеви в городе

Стерегчи-сберегчи кнезя́ Владимира!

Говорил как тут да Илья Мурович:

— Тут не честь-хвала молодецкая,

Ой не выслуга богатырская

185 Как Илейки в Киеви остатисе.

Будут малы робята все смеятисе.

Ишша тут Илья поезжаёт жа

А на ту силу неверную.

Он берет с собою только товаришша,

190 Он берет Добрынюшку Микитича;

И берет ведь второго товаришша,

Он Тороп-слугу да мала па́руха;

Он троима тут поезжаёт ведь

Он на ту на силу неверную.

195 А выходят на середу кирпичнею

Они молятся спасу пречистому,

Они божьей матери, богородици;

Они скоро скачут на добрых коней,

У ворот приворотников не спрашивали, —

200 Они машут через стену городовую.

Они едут как по чисту полю, —

Во чистом поли курева стоят,

В куревы богатырей не видети.

Выезжают на поле чистое

205 А на ту силу неверную.

Ишша тут два братця испужалисе,

Испужалисе-устрашилисе

Они той ведь силы неверною;

Говорят они таково слово:

210 — Уж ты батюшко наш, стар казак!

Ты поставь этта нам бел шатер.

Дай ты нам опочи́н дёржать;

Как поставил Илья тут им бел шатер.

Ишша дал ведь им опочи́н дёржать.

215 Сам он тут им ведь наказывал,

А наказывал, наговаривал:

— Ой еси, вы два братця родимые!

Уж вы ой еси, до́ньски ка́заки!

Как Елейки худо будё можитьсе, —

220 Натяну я стрелочку каленую,

Я спушшу этта вам во бел шатер;

Уж вы гоните тогды во всю голову,

Вы рубите старого и малого.

Ишша сам Илья думу думаёт:

225 Он не знает, котору да ехати;

Он поехал силой середкою;

Поворотитсе, — дак переулками!

Он ведь день рубился до вечера,

Он и темну ночь до бела́ свету,

230 Не пиваючи, не едаючи,

А добру коню отдо́ху не даваючи.

Как Илейки стало худо можитьсе, —

Натянул он стрелочку каленую,

Он спустил богатырям во бел шатер,

235 Ишша тут бога́тыри ото сну скочили,

Они скоро скачут на добрых коней,

Они гонят тут во всю голову,

Они рубят старого и малого.

Они день рубились до вечера,

240 Они темну ночь до бела́ свету,

Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдо́ху не даваючи;

А прибили всех до единого.

Ишша тут два братця не натешились,

245 Не натешились, приросхвастались.

А один говорил таково слово:

— А было б в матушки, в сырой земли,

А было бы в ей золото кольцё, —

Поворотил бы матушку сыру́ землю́.

250 А другой говорил таково слово:

А была бы на небо листвиця,

Я прибил бы там до единого.

По грехам по их так ведь сделалось:

А которой сечен был на́двое,

255 А восстало тут два тотарина;

А которой сечен был на́трое,

И восстало тут три тотарина.

Говорит как тут да Илья Мурович:

— Уж вы гой еси, два братёлка!

260 По грехам по нашим так сделалось.

Они поехали силой середкой;

Поворотятсе, — дак переулками!

Они бились день да до вечера,

Они те́мну ночь до бела́ свету,

265 Не пиваючи, не едаючи,

А добрым коням отдо́ху не даваючи;

И прибили всех до единого.

Ишшо тут два братця где девалисе,

Я не знай, куда подевалисе

(За похвасны слова скрозь землю прошли),

270 А один Илья оставаитсе.

Он поехал к городу ко Киеву,

Ко великому князю ко Владимеру.

(Дальше не поетця, а говоритця...

Дедушко так...).

Становил коня к дубову столбу,

Он вязал коня к золоту кольцю,

275 Он в гридню идет не с упадками, —

Отпираё двери он на́ пяту;

Он ведь молитсе спасу пречистому,

Он ведь божьей матери, богородици,

Он Владимеру-князю покланяитсе:

280 — Ты Владимёр-князь стольне-киевьской!

Ишша то ведь дело у нас сделано,

Ишша та роботушка сроблена.

Только не знать, где два братця девалисе,

И не знать, куда потерялисе.

285 Как перва они да испужалисе,

А потом они не натешились,

Не натешились, приросхвастались,

А один говорил таково слово:

«А было бы в матушки в сырой земли,

290 А было бы в ей золото кольцё, —

Поворотил бы матушку сыру́ землю́,

Я прибил бы там до единого».

А другой говорил таково слово:

«А была бы на небо листвиця,

295 Я прибил бы там до единого».

По грехам по нашим так сделалось:

А которой сечен был на́двое,

А восстало тут два тотарина;

А которой сечен был на́трое,

А восстало тут три тотарина.

300 Говорит как тут Владимёр-князь:

— Ишша нет как их, — дак не искать же стать.

Он на радошшах тут и пир срядил,

Он и пир срядил, пировати стал.

15 Илья Муромец и Калин

Ай во славном было городи во Киеви,

Там ведь жил-был старая стары́ньшина да Илья Муромець,

Илья Муромець был да сын Ивановиць.

Ему придумалось-то съездить во цисто́ полё;

5 Как поехал он да позабавитьце

Он тима́-ти ведь дворяньскима забавами:

Пострелять-то он поехал гусей, ле́бедей,

Он пернясцатых-то мелких всё он утоцёк.

Он наехал во цисто́м-то поли три могуцёго бога́тыря,

10 Три того ли он три братёлка Борисьёвых:

Во цисто́м-то поли они деля́т всё красно золото,

Говорит-то Илья да таковы реци:

— Уж вы гой еси, три брата три Борисьёва!

Уж вы дайте-ко вы мне да красна золота.

15 Говорят-то ёму братьици Борисовы:

— Тебя скоро разлуци́м, стар, со белы́м светом.

Говорит-то казак да Илья Муромець:

— Шьто у старого, у бедного взеть нецёго,

Взеть-то нецёго вам, всё живота ведь нет:

20 Только есь у мня, у старого всё у седатого,

Що три есь у мня три стрелки всё каленыя;

Я стреляю ети стрелки по белым дням,

Собираю ети стрелки по тёмны́м ноцям:

По ноцям-то у мня стрелки как свешши́ горят.

25 Натягат скоро Илья да ведь он ту́гой лук,

Он спускаёт Илья Муромець всё калену́ стрелу;

Он застре́лил тут трех братьицей Борисьёвых,

Обирал-то он ведь тут злато-се́ребро,

А приехал-то ведь тут да в кра́сён Киев-град,

30 В кра́сён Киев-град приехал, ко князю на широ́кой двор.

Он дарил-то тут ети подароцьки,

Подарил-то злато-се́ребро ведь ласковому князю со княгиною,

Со княгиной с Опраксе́ей с королевисьнёй.

Ишше князю-ту Владимиру ети подароцьки ему всё полюбилисе;

35 Он отдаривал ведь князь да всё Владимир-от,

Подарил-то ёму шубоцьку-кошу́лёцьку;

Да потя́нута шуба всё камцяткой мелкотравцятой,

На Владимире-то шубка как огонь горит.

Тут ведь вси-ти бояра на его розгневались,

40 На того ли казака всё Илья Муромця;

Тут бояра насказали на Илью князю Владимиру:

— Що ж ты ой еси, ты красно наше солнышко Владимир-князь!

Напилсе ведь Илья всё зелёна́ вина;

Он ведь ходит всё по городу по Киеву,

45 Он воло́цит ету шубку за един рукав,

Он воло́цит, сам ко шубки приговариват:

— Волоци́-тко-се ты шубку за един рукав,

Ай Владимира-та-князя за жёлты́ кудри!

Опраксею-королевисьню я за собя возьму.

50 Ишше тут-то князь Владимир пообидилсе;

Приказал-то копать по́дкопы глубокия,

Що глубокия пещеры ёму смёртныя;

Засадил он Илью Муромця с добры́м конем.

Тут узнала всё про ето цюдо цюдноё

55 Молода-то ведь княгина Опраксея-королевисьня,

И сама она тому да приросплакалась:

— Що неладно-то Владимир дело сделал-то,

Занапрасно посадил да Илью Муромця:

Насказали всё ёму бояра кособрюхия.

60 Подкопала она по́дкопы други́ ёму,

Она вроди как пещер ёму спасёныих,

Уносила всё ему книгу евангельё,

Присылала ёму свешш всё воскояровых;

Що сама-та пила, ела, она кушала,

65 Она тем же кормила Илью Муромця;

Она так ёго кормила, щобы князь не знал;

Ай добра́ коня спускали в зелёны́ лужка,

В зелёны́ лужка спускали, в шолкову́ траву.

Ай с того-то всё горя, горя великого

70 Тут уехало двенадцеть всё бога́тырей:

В перву голову уехал Самсон Сильния,

Во вторых-то уехал Пересмяка со племянницьком,

Тут ишше́-то как уехал всё Цюрило-свет всё Пле́нковиць,

Да ишше́-то тут уехал всё Добрынюшка Никитиць млад,

75 Да ишше́ да тут уехал всё Олешенька Поповиць млад,

Да ишше́ да тут уехал всё ведь Дунаюшко Ивановиць;

Тут уехали бога́тыри — не всё ведь мы их знам да как их имене́м-то звать.

А ишше́-то с того горюшка великого

Да убилсе тут Добрынюшка Никитиць млад

80 Он о тот ли о горюцёй о сер ка́мешок:

— Олишили токо Илью-то всё бела́ свету,

А не буду без ёго да я на свети жить!

Ай прошло-то тому времени не год, не два,

Шьто не год, не два прошло ведь, братцы, да не три года,

85 Шьто прошло-то тому времени, тому три месяця;

Що прошла-то скоро вестоцька по всей земли,

Що по всей прошла земли по Святоруською;

Да дошла-то ета вестоцька до земли-то до поганыя,

Как до той ли до орды, до Золотой земли,

90 Там ведь жил-то был да всё собака Ка́ин-царь,

Собака Ка́ин-то царь да царь Кали́новиць.

Он заслушал, що нет живого Ильи Муромця;

Подымаетце собака ише Каин-царь,

Ише Каин-от-царь да всё Кали́новиць,

95 Он со тем ли со своим сыно́м с любимыим;

За сыно́м-то всё идет силушки всё несцётно-то:

Идет сорок-то цярей за им, цяревицей,

Идет сорок королей, всё королевицей;

Ай за кажным за царем да за цяревицём,

100 Що за кажным королем, за королевицём

Що идет-то ведь силушки по сороку всё тысяцей,

Ай за зе́тём силы-то идет да цисла-смету нет,

За самим же за собакой царем Каином

Идет силушки за им — да цисла-смету нет.

105 Тут не вёшна всё вода да розливаласе,

Всё тотарьска-та сила-та подвигаетце,

Ко тому-то всё ко городу ко Киеву,

Ко ласковому князю ко Владимиру,

Що ко тем ли ко церьквам божьи́м соборныим,

110 Що соборныим, к церьквам всё богомольныим,

Що ко тем цюдны́м крестам животворяшшиим,

Ай ко тем ли ко мана́стырям к спасёныим.

Сам выходит царь-собака из бела́ шатра,

Що собака-та выходит ише Каин-царь,

115 Ише Каин ведь царь да Калинович,

Ай выходит собака, похваляетце.

Подошла сила ведь за́ версту́ за мерную;

Замогли́-то продувать да ветры буйныя,

Замогло́-то пропекать да красно солнышко

120 От того ли всё от духу от поганого,

От поганого от духу, от тотарьского,

От того ли всё от пару лошадиного.

Говорит-то ведь собака ишше Каин-царь,

Ишше Каин ведь царь да всё Калинович:

125 — Выходи-тко вы, всё да три тотарина,

Три тотарина вы всё да три поганого!

Вы пишите вы ско́ре-ко мне-ка грамотку,

Вы пишите мне-ка грамотку да всё вы руськую,

Не пером-то вы пишите, не цернилами,

130 Не по белой по ербо́вой по бумажоцьки, —

Вы по рыту-ту пишите всё по бархату,

Дорогим-то вы пишите сухим красным золотом,

Уж мы как ведь зайдем да в красен Киев-град.

Ишше тут ему тотара отказалисе:

135 — Мы не знам, не знам писать-то, всё ты Каин-царь,

Всё ты Каин-царь да всё Калинович!

Не умем-то мы писать всё гра́мотки всё руською.

Закрыцял-то тут собака по-звериному,

Засвистел-то тут собака всё по-соловьиному:

140 — Уж вы гой еси, тота́рева-булановя,

Уж вы ти всё стихари всё получе́вныя!

(Писаря, значит, по-ихному),

Вы пишите скоро грамоту тотарьскую,

Ай тотарьску вы грамоту, немецкую,

Ай пишите вы про князя про Владимира:

145 «Ай мы князя с Владимира мы кожу всё с жива́ сдерем,

Опраксею-королевисьню мы всё с собой возьмем,

Увезем-то мы всё ей да во свою землю».

Они скоро написали ету грамотку;

Тут пошли-то ведь скоро́ всё три тотарина;

150 Ай приходят они ко князю на широкой двор,

С широка́ двора в полаты в белокаменны;

Принесли-то они грамотку тотарьскую.

Говорят-то они князю Владимиру

Всё не руським язы́ком-то, своим они:

155 — Получай-ко, князь Владимир, скору грамотку

Ай от нашого царя, царя от Каина,

Що от Каина-царя да всё Кали́новича.

Тут как стали скоро роспецятывать;

Как по ихной-то всё пало по уцести:

160 На ту пору-то приехал тут Олешенька всё из циста́ поля,

Попроведать-то приехал всё он князя со княгиною.

Он ведь брал-то скоро грамотку, россматривал,

Он россматривал грамотку-ту, всё ведь он процитывал,

Ишше всё-то у тотарина написано:

165 — Мы зайдем-то ведь мы завтра в кра́сён Киев-град,

В красён Киев мы град ко князю ко Владимиру;

Мы не будём у его отсекать да буйной го́ловы,

Мы ведь будём ёго муцить-то мы муками:

У жива́ да мы ведь кожу-ту сдирать будём;

170 Опраксею-ту мы королевисьню мы с собой возьмем.

Они стали-то цитать, да все заплакали.

Говорит-то князь Владимир таковы слова:

— Уж вы гой еси, тота́рява поганыя!

Вы мне дайте-ко мне строку да трои́ мне сутоцьки:

175 Отслужить-то мне обедни со молебнами,

Со молебнами мне да с панафидами.

— Не даи́м-то тебе строку́ на три де́ницька.

Тут заплакало-то нашо-то да солнышко,

Да по имени наш да всё Владимир-князь:

180 — У мня вси теперь в розъезди вси бога́тыри;

Теперь некому стоять будёт за веру православную,

Православну-ту веру, за божьи́ церькви,

За божьи-ти за церьквы́, за золоты кресты,

За золоты-ти кресты-ти стое́ть, за князя, за княгину-ту!

185 Говорит тут Опраксея таковы реци:

— Уж ты гой еси, ты красно мое солнышко,

— Ишше князь ты всё, Владимир стольнё-киевской!

Уж ты дай-ко россказать, мне всё поведать-то;

Я ноцесь мало спала, да много во сни видяла;

190 Как Илья-та ведь у нас будто живёхонёк,

Как живёхонёк у нас он, здоровёхонёк.

Говорит-то князь Владимир таковы слова:

— Кабы был у нас Илья кабы живёхонёк,

Не боелись бы собаки царя Каина,

195 Не розорил бы у нас да красна града Киева,

Не погубил бы у нас да всё божьи́х церквей,

Не убил бы тогда меня, князя Владимира,

Он не вырубил тогда бы всё со старого до малого!

Говорила Опраксея-королевисьня:

200 — Я скажу-ту всё тебе, правду поведаю:

Занапрасно посадил ты Илью Муромця;

Сохранила я ёго от смерти от голодныя;

Я поила-то ёго, корьмила всё любы́м куском,

Я тайком-то от тебя тольки, Владимир-князь.

205 Ты простишь ли теперь меня в такой вины?

— Тебя бог простит, всё Опраксея-королевисьня!

Да пойдем-ко мы Илью звать, низко кланитьце.

Ай приходят в пещеры-ти спасёныя;

Ему кланеитце князь Владимир-от низко́й поклон:

210 — Ты прости меня, старая старыньшина,

Уж ты славной мой казак да Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Ивановиць,

Ты прости, прости меня всё виноватого!

Говорил-то тут Илья, да Илья Муромець:

215 — Тебя бог простит, да красно нашо солнышко,

Тебя бог простит, да всё Владимир-князь!

Не своим-то ты умом да дело здумал делати:

Насказали-то тебе бояра кособрюхия.

Он ведь скоро выходит из по́дкопов — пеще́р спасёныих,

220 А служили всё обедни-то да со молебнами,

Со молебныма всё, с панафидами,

Що во тих ли во божьи́х церьква́х соборныих,

Во соборныих церква́х да богомольныих,

Що у тих ли у попов, отцей соборныих.

225 Ай приходят во полаты из божьёй церквы́,

Он садит-то всё Илью да всё за дубовой стол,

Наливает ему цярочку всё зелёна́ вина,

Зелёна́-та вина цяру полтора ведра;

Он ишше́-то наливает пива пьяного,

230 Пива пьяного ему да полтора ведра;

Он ишше́-то наливает меду сладкого,

Меду сладкого он да полтора ведра.

Ишше стал-то тут Илья всё поговаривать;

Сшевелились у ёго всё могуци́ плеци,

235 Розыгралась-то в ём силушка великая,

Всё вели́ка-та сила богатырьская;

Он ведь скоро ведь стават всё на резвы́ ноги.

Он ведь скоро тут выходит всё из-за дубова́ стола;

Он молилсе-то всё тут богу-господу,

240 Всё царици-то небесной, божьёй матери,

Благословлялсе всё у князя со княгиною;

Он как скоро выходил сам на широкой двор,

Говорил скоро́ таки́ да реци горькия,

Реци горьки говорил да всё обидилсе:

245 — Тебе бог тебе судья, ты нашо красно солнышко,

Красно солнышко, Владимир славной киевськой!

Розлуцил ты всё меня да со добры́м конем,

Со добры́м меня конем всё с Вороне́юшком!

Ай выходит на широ́ку светлу улочку;

250 Он понес тольки в руках одну востру́ саблю,

Он ишше понес в руках всё палицю свою цяжолою,

Он цяжолу-ту палицю всё сорока пудов;

Он ишше́ же понес копье всё брузаменьское.

Недалё́ко отошел от города от Киева:

255 Тут бежит-то всё ёго да бежит доброй конь,

Бежит доброй ёго конь всё Воронеюшко;

Обнимат своёго ножками любимого хозяина,

Говорит своим язы́ком целовеческим:

— Я ходил-то, всё я бегал по зелены́м лужкам.

260 Всё я кушал-то траву, траву шолко́вую,

Уж я пил-то всё свежу́ воду ключо́вую,

Я не мог забыть любимого хозяина,

Я своёго-то всё старую старыньшину,

Я того ли всё Илью, да Илью Муромця,

265 Илью Муромця я, сына Ивановича,

Во сегодёшной-он мне да во денёцек-от

Приоткрылась мне дорожка токо к Киеву.

Тут садилсе доброй молодец всё на добра коня,

Он поехал во те ли степны́ леса Саратовы,

270 Из тёмны́х из тех лесов всё на круту гору́,

Що на ту-то на круту гору́ на Арависькую,

Арависькую на го́ру на укатисту.

Выезжал-то тут Илья, да Илья Муромець,

Посмотрял с стой горы во трубоцьку подзорную;

275 Хоть-то думат доброй молодец, роздумыват:

— Этой силы на добро́м кони́ мне-ка будёт не о́бъехать,

Как серу́-ту всё волку́ будёт не о́бёжать.

Помолилсе на восток всё богу-господу

Он во ту ли во востоцьню всё в стороноцьку

280 Ко тому ли ко мана́стырю спасёному,

Ко тому ли ко Онтонию, Феодо́сею.

Да поехал-то он тут да доброй молодець,

Ишше конь-от у ёго да как соко́л летит,

Що Илья-та на кони́ да всё розмахиват

285 Он своей-то всё он палицей тяжолою;

Он всё палицёй-то бьет-то силу, всё саблёй секет,

Он копьем-то колет, больше конь топцет.

Он ведь сутоцьки бил силу, други пошли,

И други-ти пошли сутки, третьи́ пришли;

290 Он добралсе до само́го царя Ка́лина;

Говорит-то он ёму да таковы слова:

— Теперь буду у собаки я кожу с жива́ сдирать,

Отмешшу разве тебе, собака, я слово похвальнёё;

Да не нать бы тебе, собака, всё хвалитисе,

295 Переди́-то страшать князя Владимира!

Ты пеце́лил всё у мня моёго красна солнышка,

Проливал ты ведь всё у ёго у князя горюци́ слёзы.

Ты тепереце, собака, у меня в руках;

Я не буду-ту марать свои белы́ руки

300 О того я поганого тотарина,

О того ли о собаку царя Каина,

Я приму тебя, возьму я на востро́ копье,

Ростопцю тебя за то, возьму своим добры́м конем.

Он убил-то тут собаку царя Каина,

305 Он убил-то у ёго сына любимого;

Он убил-то у ёго зетя любимого;

Не оставил-то он силушки на се́мяна.

Бога́тыри-ти там ведь спят в шатрах, не ведают,

Они спят в шатрах да всё не знают-то.

310 Поехал Илья Муромець во Киев-град;

Приезжает он ко князю ко Владимиру,

Приезжает ведь он всё на широкой двор;

Он ведь бросил востру саблю, не повесил ей,

Говорит-то всё ведь он свое́й востро́й сабли́:

315 — Полёжи ты, моя сабелька, немножоцько,

И не служат у меня да руцьки белые,

Не могу тебя повесить-то на спичёцьку,

Я изьбилсо доброй молодець в цисто́м поли.

Не пивал ведь, не едал я трои сутоцьки.

320 Тут услышели скоро́ ведь всё придверницьки,

У ворот-то ведь да всё приворо́тницьки,

Донесли-то скоро́ они ласковому князю всё Владимиру,

Що приехал осударь наш Илья Муромець.

Говорили-то они князю Владимиру:

325 — Он приехал ведь у нас всё голоднёхонёк.

И идет-то скоро красно нашо солнышко,

На ши́роком двори у нас россве́тило,

Со своей-то со княгиной с Опраксею с королевисьню.

Как берут-то Илью да за белы́ руки,

330 Обнимаёт князь Владимир-от за шею за белу́ его,

Прижимает он к своёму к ретиву́ сердцю:

— А ведь цим теперь-то я тебя дарить буду,

А дарить-то всё я буду, цим ударивать?

Наградить надоть наградушкой тебя великою.

335 Говорит-то ведь ста́рой казак Илья Муромець:

— Мне ненадобно твои-ти, князь, подароцьки;

Заслужила мне-ка Опраксея-королевисьня,

Що избавила меня от смерти всё от скорою,

Що от смерти мне скорою от голодною.

340 Говорил-то князь Владимир таковы реци:

— Я могу сделать тебя князём, боярином.

— Мне ненадобно на сём свети слава сосветная;

Я не буду жить да на двори у тя,

Я не буду слушать-то бояр всё кособрюхиих,

345 Лучше буду я ездить по цисту́ полю.

Собирал-то для ёго-то нашо красно солнышко,

Ишше ласковой князь да всё Владимир-свет,

Собирал-то для ёго всё пир великой-от

А й на целую недельку поры-времени;

350 Щобы́ собрать-то всех могуциих бога́тырей,

Щобы́ собрать-то всех князьей да що́бы бо́яров.

Щобы всех простых хрисьян прожитоцьных,

Щобы за здравье щобы ели, пили, кушали

Не за князя щобы́, не за княгину-ту, —

Щобы за славного могуцёго бога́тыря.

16 Про татарское нашествие

Подымалось чудищо не ма́лоё,

Да как и не малоё да не великоё.

Да голова у него да как пивно́й котел,

Да как глаза у него да как пивны́ цяши́,

5 Да промежу ушами калена́ стрела,

Да промежу глазами пядь бумажныя,

Да уж и плечи у него да как коса сажень,

Да как и коса саже́нь нонче печатная.

Набирал набор он ровна три́ года:

10 У которого было́ ведь семь сынов,

Он ведь шесть сынов ноньче себе берет,

А шестого дома он оста́вливал,

Да отцу-матушки́ да на пропи́танье.

У которого ведь было шесть сынов,

15 Он ведь пять сынов ноньче себе берет,

А шестого дома он оста́вливал,

Да отцу-матушки да на воспи́тание.

У которого было ведь пять сыно́в,

Он четыре ноньче ведь себе берет,

20 А пятого дома оста́вливал

(До одинака́ всё так).

Он ведь набрал силы много-множество:

Впереди его на сорок тысечей,

По право́й его руки́ да сорок тысечей,

По лево́й руки́ да сорок тысечей,

25 Да позади его да чи́слу-сме́ты нет.

Он пришел ко городу ко Киеву,

Што под те под стены он ведь каменны,

Он садился нонь да на ременчат стул,

Он писал ерлык да скорописчатой,

30 Он ведь просит у них да стольне Киев-град

Без бою, без драку, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Он послал посла да скоро-на́скоро:

— Да ты поди, посо́л, да скоро-на́скоро

35 Церез сте́нушку да городо́вую,

Мимо башенки да наугольнея.

У ворот не спрашивай воротников,

У дверей не спрашивай придверников,

Ты уж в гридню иди и лиця не чьти

(Прежде у князей так комнаты те назывались — гридни),

40 Да лиця не чьти, богу не кланейся,

Да ерлы́к на стол клади да сам вон иди.

Говори ты речь да не с упа́дкою,

Не с упадкою да не с охваткою

(Это наказывал Идолищо-то).

Пошел, пошел да скоро-на́скоро

45 Через стенушку да городовую,

Мимо башенки да наугольнея.

У ворот не спрашивал воротников,

У дверей не спрашивал придверников,

В гридню идет и богу не кланеетця,

50 Да ерлык на стол кладет да сам и вон идет,

Говорит речь да не упа́дкою,

Не с упадкою да не с охваткою.

Брал тут ноньце да Владимир-князь,

Брал ерлык да он прочитывал:

55 — Как пришло нонь поганое Издолищо

Ко тому ко городу ко Киеву,

Он и нагнал силы он несметные,

Он и просит нонь да стольне Киев-град

Без бою, без драки он, без се́ценья,

60 Без того кроволития великого.

Тут-то князь и опечалился,

Да сам-то говорит да таково́ слово́:

— Кабы был по-прежнему Илья́-казак,

Илья́-казак, Илья Муромец

(Илья-то Муромец в погребе ведь засажо́н был).

65 Пособил-ка мне да думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Отдать или не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

70 Говорит кнегина тут Апра́ксея:

— Што батюшка нынь Владимир-князь,

Сходи-тко ты во глубок погрёб,

Не жив ли там Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович?

75 Как Владимир-князь красно солнышко

Пошел-то он да во глубо́к по́греб.

Открывали замки да всё немецкия,

Как снимали плеты́ железныя,

А сидит там стар, весь волосом оброс

(Книгу читат).

80 Падал тут князь на ко́ленки

Перед стары́м Ильей Муромцем,

Да низко ему поклоняитце:

— Уж ты батюшко наш стары́й казак,

Стары́й казак Илья Муромец,

85 Илья Муромец сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати:

Как пришло ко городу ко Киеву

Да поганое Издолищо,

90 Он нагнал силы много мно́жества,

Он ведь просит у нас да стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Тут сидит-то старый — очей низвёл.

95 Побежал-то он ко кнегине Апраксине:

— Уж ты матушка кнегина Апраксина,

Ты поди-тко во глубо́к по́греб —

Там есь жив стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович,

100 Попроси да ты его уж милости!

(Она его всё содержала, всё кормила).

Пошла кнегина тут Апраксина,

Пала она на коленки перед погребом:

— Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Наш стары́й казак да Илья Муромец,

105 Илья Муромец да сын Иванович!

Пособи-тко нам думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Как отдать-то не отдать да стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

110 Без того кроволития великого.

Тут старый выскочил из погреба.

(Сорок сажен погреб был, выскочил ещо выше)

Пошел Илья по городу по Киеву.

Забега́л-то князь да во перво́й нако́н,

Да низко ему поклонеитця:

115 — Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Старый казак Илья Муромец!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

Отдать или не отдать да стольне Киев-град

120 Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Идет-то старый, очей низвёл

(Не остановился, осерчал на его).

Забега́л-то князь во второ́й нако́н,

Ищо того ниже поклоняитце:

125 Уж ты батюшко да наш стары́й казак,

Стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

Думу думати да горе мыкати,

130 Отдать иль не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Идет-то старый, очей низвёл.

Забега́л-то князь во трете́й нако́н,

135 Ищё того ниже поклоняитце:

— Уж ты батюшко наш стары́й казак,

Наш стары́й казак Илья Муромец,

Илья Муромец сын Иванович!

Пособи-тко мне думу думати,

140 Думу думати да горе мыкати,

Отдать иль не отдать стольне Киев-град

Без бою, без драки, нонь без се́ценья,

Без того кроволития великого.

Я тебе-то жалую

145 Пятьдесят бочек зелена́ вина,

Пятьдесят-то бочек пива пьяного,

И пятьдесят боценков меду сладкого

(Жалует это князь),

Пли́су-бархату да на бело́й шатер.

Тут-то стар осто́ялся,

150 Говорит-то он таково́ слово́:

— Ты уж думу думай не со мною, а с боярами,

Со боярами да с толстобрюхими

(Бояра нажалили, прежде ведь было бояр!)

Попросите сроку на три́ года́

(Илья-то Муромец сказал).

Попросили сроку на три́ года́, —

155 Не дават поганый Издолищо на три месяца.

— Попросите сроку на три месяца!

Не дават ведь сроку на двенадцеть дён

(Войско нет, где скоро заве́рнешь?

Ишь сколько чудовищ было!).

— Попросите сроку на двенадцеть дён,

А на тринадцатый бою-драке быть.

160 Да призвал тут стар Добрыню Никитича:

— Ой еси, Добрыня Никитич млад,

Обседлывай ты своего добра коня,

Двенадцать дён объезжай всю вокруг землю́,

Всю вокруг землю́, повселенну всю,

165 Захватывай по укра́инам,

Забирай всё русских могуцих бога́тырей.

Обседлал Добрыня добра́ коня́,

Объеждял он в двенадцать дён всю вокруг землю́,

Всю вокруг землю́, повселенну всю,

170 Захватывал по украинам,

Забирал всё русских могуцих бога́тырей.

Ну вот он объехал в двенадцать дён и набрал, тут был Олёша Попович, Саксон Колыбанович, братья Суздальцы.

Как на утре-то было ране́шенько,

На светлой зори раноутренней

(Сейчас у их тут будет бой),

На выкате солнышка красного,

175 Вставал-то старый со постелюшки,

Умывался он да ключевой водой,

Утирался полотёнышком беленьким,

Помолился спасу преображенскому,

Божьей матушки да богородицы,

180 Ходил на улицу широкую

Да смотрел и здрел да во чисто́ полё:

Как неверно собранье да скошевалось,

Да оно стоит да в боевых ряда́х.

Забега́л-то стар да во бело́й шатер:

185 — Уж вы братьица мои да товарыщи!

Вы обсе́длывайте нонь да добры́х коней,

Надевайте латы вы булатныи,

На шеи кольцуги позолоцены,

Да берите палицы железныи,

190 Да берите сабельки вострыи,

Да берите копья немецкия,

Да берите ножи́що-чинжалищо.

Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Ой еси, Добрыня Никитич млад,

195 Ты останься во бело́м шатре́,

Берегци́, стерегци́ бело́й шатер,

Потому што конь твой приубегался,

А ты на кони приуездилси.

Помолились спасу превышнему,

200 Божьей матушке да богородицы,

Дружка с дружкой распростилися

(Бат, не один живой не приедет!)

Говорит тут стар да таково́ слово:

— Я поеду се́редь ма́тицы

(Это, вишь, середкой),

А вы поезжайте по укра́инам.

205 Если бог нам будет нынце на́ помощь,

То рубите силу вы без вы́вету

(Не щадит никого).

Поехал стар-то середь ма́тицы,

Остальня дружина по укра́инам.

Поганой Издолищо заметалосе,

210 Не знать оно засыпаетси,

Не знать оно оглупаитси.

Махнул-то стар да саблей во́строю,

Слетела голова, как пуговиця

(Того убил).

Они рубили силу ту без вы́вету,

215 Днем вырубили да́ рано,

Приезжают они ко белу́ шатру́.

Было тут два братца да два Суздальця,

Их на дело не бывало и не видано.

Они пора́то приросхвасталися:

220 — Кабы было во матушки во сырой земли золото кольцо́,

Повернули мать сыру́ землю́

(Хвастливо-то слово, видишь, мимо живё).

А была бы на небо лесница,

Присекли силу всю небесную!

Говорит-то стар да таково́ слово́:

225 — За эти за́ реци за похвальные

Всем завтра нам придетца лежать да во чисто́м полю́.

На утре-то было ране́шенько,

На светлой зори раноутренней,

На выкате солнышка красного,

230 Стал-то старый со постелюшки.

Умывался он да ключевой водой,

Утирался полотёнышком беленьким,

Помолился спасу преображенскому,

Божьей матушки да богородицы.

235 Выходил на улицу широкую,

Посмотрел и здрел да во чи́сто полё:

Как неверно собранье скошева́лосе,

Которого секли они на́трое,

Тот втроем садится на одну́ лошадь;

240 Которого секли на́двое,

Тот вдвоем садится на одну́ лошадь.

Забегал тут стар да во бело́й шатер:

— Уж вы братьица мои товарыщи,

Не докуль вам спать — пора́ вставать!

245 Я ведь был на улице широкое,

Я смотрел и здрел да во чисто́ полё,

Там неверно собранье нынче ожило:

Мы которого секли ведь на́трое,

Тот втроем садится на одну́ лошадь;

250 Которого секли мы на́двое,

Тот вдвоем садится на одну́ лошадь,

А поганое Издолищо о трех главах.

За вцерашние за реци за похвальныя

Всем нам будет лежать во чисто́м поли́.

255 Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Вы обсе́длывайте нонече добры́х коне́й,

Не оставлю Добрыню во бело́м шатре́

Берегци́, стерегци́ бело́й шатер.

Помолились спасу ведь превышному,

260 Божьей матушки да богородицы,

Дружка с дружкою распростилиси.

Говорит тут стар да таково́ слово́:

— Я поеду по укра́ину,

А вы пое́зжайте середь ма́тицы,

265 Если бог нам будет на́ помощь,

Вы рубите силу нунь без вы́вёту.

Стар поехал по укра́ину,

А дружина поехала середь ма́тицы,

Поганое Издолищо заметалосе,

270 Не знать оно засыпаетсе,

Не знать оно оглупаетсе.

Махнул-то стар да саблей вострою,

Сле́тели головы, как пуговицы

(Три головы его отсекли).

Они рубили силу нунь без вы́вету,

275 Не мало не много — двенадцеть дён

(Ишь ведь дело!),

Не пиваючи и не едаючи,

И опочив они не де́ржали

(Без отдыху без всякого. И ничего они не де́ржали, не́ спали).

Приезжают они ко белу́ шатру,

Не приехало два братця, два Суздальця

(Которы-то хвастались).

Тем и кончилось.

17 Илья Муромец и Кудреванко

Из-за дале́-дале́чё, да из чиста́ поля́,

Да што из того же широкого раздольиця,

Да из проклято́й орды,

Да поднимался-то вор-собака, злой неверной пан,

5 Злой неверной пан да молодой солтан да сын Солтановиц

Кудреван да царь да Кудревановиц.

Де он со многою силой войска многа-множеством,

Де сорок королей, сорок королевичей,

Де сорок же князей, сорок князевичей.

10 Ка́женому королю и королевицю

Де как давал он войска-силушки тысяцей по соро́к.

Де ка́жиному князю и князевицу

Де как давал же войска-силушки тысеча по соро́к,

Де под самим-то, под собакой, цисла-смету нету.

15 Де и как пошел вор-собака де он под Киев-град,

И не путем он шел да не дорогою,

Де как шел дорогами шел посторонима,

Посторонима да прямоезжима.

Де как полотном мать сыра земля от войска изгибалася,

20 Да на зеле́ныя луга вода от грузу розливалосе,

Де солнышко и луна нонце по́меркла

Де што от духу человецьего,

Де све́тла месяцо как и поме́ркло же

Де всё от пару от лошадиного.

25 Де подошел вор-собака де он под Киев-град,

И становился он да на чисто́м поли,

Де как и роскидывал он да тут белы́ шатры,

Де как белы́ шатры, то́нки поло́тнены.

Де становили они окольный стольницок,

30 Де тут писали они да скоры́й ерлык,

Де скоры́й ерлык да скорописцотый.

Не пером оне писали да не цернилами,

Де как писали-то красным золотом,

Красным золотом да всё ордынскиим.

35 Тут просили они у Владимера-та князя́

От города от Киева да отступитеся

Без бою да без драки и без се́чения,

Да без большого такого кроволитиця.

Тут и прираздвинется да мать сыра земля,

40 Де как приужжот она силушку Кудреванку

Де как посылали они ведь тут скора́ посла,

Де ехал и скорой посол на широкой двор.

Остановилсе он да у красна́ крыльця,

Де тут привязывал да он резва́ коня за колецушка булатныя,

45 И де што за ту же он привязку богатырьскую.

Де сам и некого он тут не спра́шивал,

Де ни подворотников, ни придверников,

И заходил и он во светлу гриднюшку.

Ведь он, невежа, богу-то не молитце,

50 Де со Владимером-князём да не здороваетце,

Он и тут целом не бьет.

И у Владимера-князя во светлой гриднюшке

Стоял окольный стольницок,

И подходил он ко стольницку,

55 Де как выбросил он де тут да скоры́й ерлык,

Де как сам назад он пе́тился,

Да ище скоро и вон пошел.

И у Владимера-князя в то времё никого не погодилосе,

Де погодился только как один Олешенька Поповиць блад.

60 — Уж и ты ой еси, Олешенька Поповиць блад!

Да ты бери-тко-ся скоры́й ерлык да скорописчатый,

Да ты скорей да распецятывай,

Да поскорей ищо да ты прочитывай,

Да и поскорей ищо Владимеру-ко вёстку дай.

65 И как брал он тут скоры́й ерлык,

И скоро он да распецятывал,

И скорёхонько он да тут процитывал,

И поскоре ищо Владимеру он вёстку дал:

— Уж вы ой еси, Владимер-князь,

70 Владимер-князь да стольнё-киевский!

Как во цистом-то поли-то у нас деется нехо́рошо:

Де подошел и к нам вор-собака да злой неверной пан,

Де злой неверной пан, да молодой солтан,

И молодой солтан да сын Солтановиць,

75 И Кудреванко-царь да Кудревановиць,

И он со многою войска многа-множеством,

И он и просит и у вас от города от Киева да отсту́питьца

Всё без драки и без се́ченья,

И де без большого такого кроволитиця.

80 — А уж и ты ой еси, Олешенька Поповиць блад!

Ты поди-тко на конюшей двор,

Да ты оседлай-ка два резвы́х коня,

Да на поедём-ка с тобой смотреть да силу Кудреванкову.

Де тут пошел Олешенька на конюшей двор,

85 И выбирал и он да два резвы́х коня.

Де как накладывал и он да два седелышка,

Де два седелышка да всё черкальские,

Да тут и засте́гивал он двенадцати прядоцек серебреных

Да двенадцать же прядоцек жемчужныих,

90 И ведь тринадцату прядоцку церез хребетунцу,

Де ту не для ради басы́, а для ради крепости,

Де штобы бродягами нам не набродитеся.

Де уж видели мы тут посе́дку молодецкую,

Де не завидели мы поездки богатырские,

95 И де только в цистом поле-то пошла курева́ столбом.

Де как отъехали от города от Киева,

Де тут завидели силушку Кудреванкову,

Де устрашились, поворота дали да и назад едут.

Де на красно́м крыльци стоит Опраксея да королевишня.

100 — Уж вы здорово ли, добрые молодцы, ездили?

— Уж ты ой еси, Опраксея-королевишня!

Де мы оступимся-ко с тобой города-то Киева,

Мы побежим-ко на горы на высокия,

Да што на те же мы горы на окатисты,

105 Де што на те же мы дорожки прямоезжия,

Де што на те же росста́ни богатырские.

— Де уж вы ой еси, Владимер-князь,

Да Владимер-князь да стольнё-киевский,

Как пошто же нам с тобой бежать до делышка?

110 Де ты пойди-тко-сь во божью́ церьков,

И ты молись-ка богам нашим могуциим:

Спасу да де прецистому,

Де пресвятой девы-то матери божьей богородице

Да не помилуёт ли нас госпо́дь?

115 Де тут пошел он во божью́ церьков,

Де как молился он спасу тут пречистому,

Де пресвятой девы-то матери божьей богородице,

Де помолился — из церкви-то вон пошел.

А де как настрецу ему идет старой-старенькой,

120 И старый-старенькой да Илья Муромець,

Илья Муромець да сын Ивановиць:

— И уж вы здраствуйте и Владимер-князь,

Владимер-князь да стольнё-киевский!

— Уж и здрастуй же и старой-старенькой,

125 Старой-старенькой Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Ивановиц!

— И уж вы што же, Владимер-князь, у нас да не по-старому?

Всё не по-старому да не по-прежнему?

— Уж ты ой еси, старой, старой-старенькой,

130 Старый-старенькой Илья Муромец,

Да Илья Муромец, сын Ивановиц,

Как где же мне быть по-старому?

Де же мне быть ноне по-старопрежнему?

Как во чистом поле у нас деется нехо́рошо:

135 Как подошел к нам злой собака, злой неверной пан,

Да злой неверной пан, да молодой солтан,

И молодой солтан да сын Солтановиц,

Кудреван-то царь да Кудревановиц,

И он со многою войска многим-множества,

140 И просит и у нас-то города-то Киева,

Да отступиться да без драки да всё без се́ченья,

Да без большого такого кроволитиця.

— Уж вы ой еси, Владимер-князь стольне-киевской!

Уж как ты про эфто да мне не сказывай:

145 Да ездил я смотрел силу Кудреванкову

Де из подзорной трубоцки да три́ дни я и три́ ноци,

И де как не мог я тут цисла-смету дать,

Де как откати ты мне сорок бочек да зелена́ вина,

Де как откати-ка де сорок бочек пива пьяного,

150 Де сорок бочек меда сладково.

— А де уж ты ой еси, старой-старенькой.

И старой-старенькой да Илья Муромець.

Илья Муромець да сын Ивановиц!

Как всё преже от тебя было не за́перто.

155 Так и ноне от тебя всё не за́мкнуто,

То ты бери-тко-сь, сколько тебе надобно.

Тут он пошел старый-старенькой да ко резву́ коню.

Де как поехал он де <в> цисто́ полё,

Де он роскидывал да тут бело́й шатер,

160 Бело́й шатер тонкой поло́тненой,

Де откатил он сорок боцек да зелена́ вина,

Де сорок же боцёк да пива пьяныго,

Де сорок же боцёк да меда сладково,

Де сам поехал он на горы да на высокия,

165 Де што на те же горы да на окатистые,

Што на те же он дорожки прямоезжия.

Де што на те же он росста́ни бога́тырьския

Де как роскидывал он да тут скоры́ ерлыцки.

Де собиралосе добрых молодцев во бело́й шатер

170 Де семьдесят без е́дного, —

Де старый-старенькой семидесятой был,

Де они ’де пили-ели, де тут и спать легли

Де как у старого-то старенького

Зазнобушка была на́ серци́.

175 Де как ставал он поутру ранехонько:

— Уж вы ой еси, братцы вы добрые молодцы!

Де мы поедемьте-ко-ся сбить силу Кудреваныку,

Де поезжаете вы с фланку правого и левого,

А я поеду в серединушку силушки Кудреванковой

180 Де как засвистит моя вострая сабелька,

Де затальця́т мои серебрены колечушка.

Так уж вы бейте, секите, кто сколько можете,

А как не засвистит моя вострая сабелька,

Де как и не сбрякают мои серебрены колечушка,

185 Так вы не задевати лучше силушки Кудреванковой,

А поезжайте вы хыть хто куды знаите.

Де как поехал старый-старенькой,

К серединушки силушки Кудреванковой, —

Де в то время было ему старенькому лет ста семидесяти.

190 Как заехал в серединушку силушки Кудреванковой

И одной рукой подал Кудреванку скоры́й ерлык,

Де как другой рукой он успел Кудреванку снять и голову.

Да засвистела тут вострая сабелька,

Де затальце́ли тут серебрены колечушка,

195 Де бились они дрались три дня и три́ ноци,

Де без пи́тенья да без е́денья,

Да победили тут силушку Кудреванкову.

Де собрались опять добры молодцы во бело́й шатер,

Де опеть де пили де ели тут и спать легли.

200 Де старой-старенькой он ставал да тут ранехонько,

Де выходил и он да из бела́ шатра́,

Де тут смотрел он в подзорную трубоцку.

Де увидал и он в цистом поле да два удалы́х,

Два Ивана, да два Ивановиця,

205 Де потешаютсе они булатной палоцькой:

Де как выбрасывают ей цють выше лесу дремучего,

Де цють пониже облака ходе́чего,

Да похвалютца они да не больми словьми:

Де как первой-то го́ворит:

210 — Кабы был-стоял в матери сырой земли да колокольный столп,

Де поворо́тил бы и я всю мать сыру́ землю.

Де как другой-от го́ворит:

— Кабы стояла бы на небо лестниця,

Дак там бы я залез и всех присек.

215 — Да как за эфто нас господь да не помилуёт.

Да тут восстала опеть силушка Кудреванкова

Де кого били и секли на́двое, де тех двоё стало.

Де кого били, секли на́трое, да тех троё стало.

Де опеть съехались добрые молодци,

220 Де они бились и дрались шесть дней и шесть ноцей.

И де без пи́тенья да всё без е́денья,

Да тут стали резвы́ кони бро́дить в крови до резва́ брюха́.

Де тут прираздвинулась и мать сыра земля,

Де как прожрала она всю силушку Кудреванкову.

Ну больше конець.

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ