— Как там мозги? — поинтересовался я у Кати, эротично выгнувшейся на четвереньках перед кучкой серого вещества на камушке.
— Сначала ничего. Потом стали шевелиться. В размерах увеличились. Растут. И они живые.
— Я тоже чувствую, что он жив. Но как-то странно. Словно он тут и везде. А потом далеко. В общем, наркомания страшная, не хочу в это влезать. Эй, Ваулур, или как там тебя, хочешь сказать что этот кусок дерьма сможет из этого восстановиться?
Вампир сурово на меня посмотрел.
— Еще как. И будет сильно недоволен. Ты не представляешь насколько неприятно такое восстановление.
— Очень даже представляю, — хмыкнул я, вспоминая свои приключения в Ньерте.
Катя начала отрывать кусочки мозга и раскладывать их в разные стороны.
— Молотом мне, а сейчас-то что ты делаешь? — возмутился Гурон. Они с Дриайей наши эксперименты не одобряли.
— Как что? Не ясно? Хочу понять, какая часть будет восстанавливаться, а какая гнить. Так я узнаю, какая из них наиболее важная.
— Самая крупная, — сквозь зубы ответил Ваулур.
— Так я одинаковые делаю.
— Одинаково сделать невозможно.
Я тоже решил приобщиться к науке:
— А если взять маленький кусок умственного вещества и большой кусок жопы, то восстановление начнется из жопы? И твой друг, считай, из нее родится?
— Нет. То что в голове — важнее.
— Как-то ты спокойно об этом рассказываешь.
Ваулур будто изменился. Стал менее трусливым что ли. Хм, не такого эффекта я ожидал.
— Я высший вампир. Как и Эйгор. И если ты думаешь, что нас можно так просто запугать, то ошибаешься.
Я пожал плечами, с отвращением подцепил палкой жареный кусок мяса, припасенный для одного важного дела. Надо поскорее от него избавиться, а то Катя увидит, что я ломаю ей эксперимент.
— Блюм, на, я тебе отложил.
— Мяугкхк! — лениво понюхал угощение котоящер.
— В смысле наелся? На вот — последний кусок. Самый лучший.
Эту залупу (кстати, буквально) я и правда долго и старательно выковыривал длинным клинком Леголоса, пока тот отошел за хворостом. Сейчас, двумя палочками, как в японском ресторане, я бросил вкусняшку блюму.
— Это лучшая часть. Гарантирую, дружище. Сам бы ел, да денег нету. Вот.
Я довольно лыбился, рассматривая с каким удовольствием Блюм уплетает вампирский хер. Хе-хе-хе…
Послышался звук «фейспалма» от моей адекватной части.
«Ой, уткнись, а! Развлекаюсь, как могу!»
Катя прервала мое веселье:
— Вампир не соврал. Неважно какая часть умственного вещества. Главное, чтобы была побольше. Так, а теперь…
Она бросила все куски мозгов в костер.
— И как же он будет восстанавливаться? — спросил я. — Из пепла?
Блюм подпрыгнул, выплевывая тяжеложующийся кусок… хм… Я крякнул и, не вставая с места, незаметно носком ботинка отправил непережеванную вампирскую залупу в огонь.
— Упс, — изрек я, заметив, что Гурон увидел мой маневр.
Глаза гнома округлились:
— Склирза мне в волосатую жопу, ты это кизруму хотел скормить?..
Гурон осекся, с офигеванием посмотрел на меня. Я широко улыбнулся в ответ. Ну а че такого то?
Когда последние куски мяса превратились в труху, мы ожидающе посмотрели на Ваулура.
Пуки скривился в язвительной улыбке:
— Йолопуки знает-знает. Он из дерьма своего родится. Как эльфы.
Леголас закатил глаза в безмолвном «как я очутился в этой компании».
Катарсия расчесывала себе нос в кровь. Давно я не видел ее такой возбужденной от научного процесса:
— Странно. Очень. Как можно появиться заново из ничего. Я не могу поверить, что это будет тот же вампир. Наверное, его точный двойник. Похожий… Не знаю. И откуда он появится? Эй, Ваулур, скажи, пожалуйста! Очень интересно.
Вампир с ненавистью посмотрел на всех нас. Эти сутки он так и стоял, как статуя. Мне постоянно приходилось пополнять энергию от ослабевшей Нимфоняши. Долго мы не продержимся. Еще пара часов и начнем слабеть. Нужно быстрее что-то предпринять.
— Я скажу. Только из надежды, что мне не придется через это проходить. Надеюсь, в вас осталось что-то правильное. Души вампиров отделены от тела. У нас даже нет сосуда души. Мы — полуживые, полумертвые. Любая часть вампира держит душу в этом мире. Могут быть волосы или даже частички кожи. Были и такие случаи. Но это только если мы не подготовимся к такому исходу заранее, — он кивнул на языки пламени. — Вы глупцы. Полные.
— Упс, — повторила за меня Катя. — Похоже, он прав. Мы глупцы.
— Что-то я не догоняю, — почесал я репу.
— Если большая часть тела восстанавливает все тело, то разумнее всего вампирам какую-то часть себя хранить в других местах. Сейчас мы полностью уничтожили Эйгора, значит, он будет восстанавливаться где-то еще. Возможно, его нога заморожена где-нибудь в куске льда. Вот так-то. Понятно?
— Точно, — ухмыльнулся Ваулур. — И вы сделали нам одолжение. Спасибо. Теперь Эйгор воскреснет в анклаве и сообщит кому нужно. Ждите. Конечно, я могу вам помочь… Если вы будете обращаться со мной соответственно. Я не хочу повторить судьбу своего друга. Вы правильно сказали. Никто не знает, умирает ли вампир после полного уничтожения и кто займет его место при воскрешении. Это вопрос очень глубокой вампирской философии. И я среди тех, кто не спешит себя терять.
Я был в полном ахуе.
— Ебать-копать, да это же крестраж! Я, мать Бордула за третий клитор, Тот Кого Нельзя Называть!
Эхзолл, впечатленный моим упоминанием Бордула, вздернул подбородок:
— Неплохо сказано, вампир. Но что такое крестраж?
Вот тебе и отомстили. Твою ж налево. То-то вампиры были такие все из себя расслабленные. Хорошо быть похуистом на поле боя, если ты бессмертный.
А ведь я подозревал что-то подобное, но проверять даже в мыслях не было. Стать копией самого себя я бы не хотел. Но Ваулур сказал, что душа вампира существует отдельно от его тела, значит это не копия?
Нет, не так. Я прекрасно помню, как при переселении из одного организма в другой чувствуешь разницу в мозгах. Ты словно подстраиваешься под чужую форму. Как формочка для песка. Не знаю плохо это или хорошо, но в любом теле душа меняется и ты уже не остаешься собой прежним, копируя чужие эмоции, некоторые воспоминания и самые заезженные в мозгах умения.
У вампиров нет сосуда душ, «разбивающегося» при смерти. То есть они не хранят в себе свою душу, как остальные существа. Они хранят ее в плоти, крови, которая у них очень эластичная и живучая. Кстати, скорее всего именно благодаря отсутствию сосуда души, ограничивающего магические возможности. Они впитали в себя магию, сами став волшебным существом.
Это и правда интересно. Получается, что вампиры когда-то были как все, а потом что-то произошло и они сняли с себя предохранитель в виде сосуда души. Стали высшей формой со своими преимуществами и недостатками.
Мы всей бригадой обсуждали дальнейшие действия:
— И что будем делать? — поинтересовалась Кая.
Астария скрестила руки:
— Первого убили, убьем и второго. Хуже уже не будет. Он нам ничего не расскажет. Боли не чувствует, смерти не боится. Если бы вампирам было легко развязывать языки, то о них знали бы намного больше.
Катарсия с носа перешла на щеку, расчесывая ее в кровь:
— Он сказал, что вампира может убить только вампир. Звучит подозрительно. И очень опасно. Трайл, убей его. Проведем, как ты говоришь, эксперимент.
Я показал девушке фигу.
— Во, видишь. Он же специально так сказал. Да еще и проклятие какое-то вплел. Давай я тебя в вампира превращу, а ты убьешь.
— О, хорошая мысль, — загорелась ученая и сразу же сникла. — Но пока рано. Мне нужно в себе разобраться. Я еще даже не справилась с нестабильным шаакле. Так что — нет. Потом. Да. Хорошая мысль. Спасибо, Трайл.
— Эм, да пока не за что. В общем, я к нему даже не притронусь. Не знаю, специально ли он рассказал об этом, но проверять я не собираюсь.
Эхзолл не выдержал:
— Решай тогда уже быстрее, вампир. Что с ним делать?
Я ненадолго задумался.
А потом зловеще улыбнулся…
Гурон сглотнул.
Глава 20. Внезапная голова
— Я не советую этого делать, — спокойно сказал Ваулур. — Подумай сам. Если в анклаве узнают, что ты делаешь с инициированными высшими.
Я улыбнулся, многообещающе перекидывая нож из руки в руку:
— Тогда скажи, кто и зачем вас прислал? Кто хочет меня убить?
— Я не могу ничего рассказать. Ты не знаешь, как устроены наши законы. Мы не боимся боли и смерти. Но если я проболтаюсь, то меня накажут вечным погребением. Это-то ты понимаешь, что такое?
— О! То есть я тоже могу тебя закопать?
— Разумеется.
Встряла Катя:
— Блефует. Видно же. Выберется, как только мы уйдем. Да и магией сможет пользоваться. Нужен настоящий саркофаг. С магическими нейтрализаторами, которые нужно постоянно перезаряжать. Они не могут работать вечно. Значит, в анклаве есть специальные погребальни.
Леголас кивнул:
— И тюремщики, что охраняют их. Вампирская тюрьма страшна. Не хотел бы, чтобы меня закопали на пару сотен лет.
Ваулур еле заметно улыбнулся:
— Если бы только закопали. Чтобы провинившийся не впадал в сон, его каждый день… бодряд. У вампиров есть на это средства.
Катя, раскрасневшаяся, как сочинский таксист-армянин, сделала очередной вывод:
— Помнишь, Трайл, как тебя поймали Астария и Дриайя? Когда мы шли через подземный переход к особняку в Гашарте.
— Ага. Все тело раскалывалось и ослабло.
Астария нагло смотрела на меня и лыбилась, Дриайя делала вид, что рассказ Аши о грибах намного интереснее вампирских пыток.
— Мы называем это пыльцой, — усмехнулся Ваулур. — Многие пытаются приобщиться к нашей силе, но единственное, что они смогли — выдавить из зубов вамисов яд и использовать против нас. Но ты права, мы тоже умеем пользоваться пыльцой, чтобы не дать вампирам впасть в анабиоз и заставить страдать сотни и даже тысячи лет. Говорят, что у анклава есть и такие. Теперь ты понимаешь почему я ничего не скажу? Я лучше перетерплю все, что ты мне придумаешь, чем тысячу лет буду сходить с ума в стальном гробу.