– А почему вы не пригласите кого-нибудь из своей компании?
Хиггинс пожал плечами:
– Они все хотят провести последний день с подружками, а подружки ехать отказываются. Да ладно, Мергатройд, давайте попробуем!
– А во сколько это обойдётся? – спросил Мергатройд.
– Обычно они берут по сотне американских долларов с человека, – ответил Хиггинс, – но нам будет стоить по пятьдесят.
– Всего за несколько часов? Это же целых двадцать пять фунтов!
– Двадцать шесть фунтов семьдесят пять пенсов, – машинально поправил Хиггинс. Недаром же он был специалистом по валюте!
Мергатройд прикинул в уме. Такси в аэропорт плюс мелочь на дорогу до Пондерс Энд – в остатке как раз примерно наберётся нужная сумма. Миссис Мергатройд собиралась потратить эти деньги в дьюти-фри и на подарки для сестры в Богноре. Он покачал головой:
– Эдна никогда не согласится.
– Да вы ей не говорите!
– Не говорить ей? – сама мысль показалась ему дикой.
– Ну да, – настаивал Хиггинс. Он придвинулся поближе, и Мергатройд уловил запах пунша. – Просто возьмите да поезжайте. Конечно, она потом закатит вам скандал, но ведь она его и без того закатит – подумайте об этом! Мы, наверное, никогда уже сюда не приедем, не увидим больше Индийский океан. Решайтесь же!
– Ну, я даже не знаю…
– Ну же, приятель, одна-единственная зорька там, на лодке, в открытом море! Волосы вьются на ветру! Бонито, тунцы и меч-рыбы клюют, как сумасшедшие! Может, мы даже поймаем кого-нибудь – будет что вспомнить, когда вернёмся в Лондон!
Мергатройд вдруг замер – он вспомнил юношу на водных лыжах, как тот летел по лагуне.
– Я еду, – сказал он. – Когда отправляемся?
Он вынул свой бумажник, достал три дорожных чека по десять фунтов, оставив себе только два, поставил внизу подпись и протянул их Хиггинсу.
– Стартуем очень рано, – прошептал Хиггинс, забирая чеки. – Подъём в четыре. В полпятого нас заберёт машина. К пяти мы будем в бухте, отплываем без четверти шесть, чтобы к семи попасть туда, где водится рыба. Это лучшее время – на заре. С нами поедет аниматор из отеля, он всё знает. Встречаемся в холле в четыре тридцать.
Он вернулся в холл и направился к бару. Мергатройд последовал за ним, не переставая удивляться своему порыву, и столкнулся со своей супругой, раздражённой тем, что ее заставили ждать. Они отправились ужинать.
Этой ночью Мергатройд почти не спал. Хотя у него был при себе маленький будильник, он не осмелился завести его, опасаясь разбудить жену. Ещё больше он боялся, что проспит, и Хиггинс начнёт стучаться в его дверь в половине пятого утра. Несколько раз он начинал клевать носом, но тут же просыпался. Наконец, светящиеся стрелки часов подползли к четырём. За окном по-прежнему была непроницаемая тьма.
Он выбрался из постели и посмотрел на миссис Мергатройд. Как обычно, она лежала на спине и храпела. Бигуди её были надежно прижаты сеткой. Он тихонько положил пижаму на кровать и надел трусы. Захватив туфли, шорты и рубашку, он прокрался прочь из комнаты и закрыл за собой дверь. В тёмном коридоре он натянул остальную одежду и поёжился от неожиданного холода.
В холле его уже поджидал Хиггинс и сопровождающий, высокий худой южноафриканец по имени Андре Килиан; в отеле он отвечал за спортивные развлечения. Килиан посмотрел, как одет Мергатройд.
– До восхода на воде будет очень холодно, – сказал он, – а потом – чертовски жарко. Вы там сгорите, как головешка. У вас нет длинных брюк и ветровки?
– Я и не подумал, – отвечал Мергатройд. – Нет, нету.
Он ни за что бы не осмелился вернуться к себе в номер.
– У меня есть запасной, – сказал Килиан, протягивая ему пуловер. – Поехали.
Минут пятнадцать они ехали в темноте через поля мимо разбросанных там и тут хижин – иногда светящиеся окна указывали, что кое-кто тоже не спит в этот час. Потом они съехали с шоссе и подкатили к бухте Тру-До-Дус, или бухте Пресного Источника – так её, должно быть, некогда назвал неизвестный французский капитан, обнаруживший здесь источник питьевой воды.
Все дома в деревне были закрыты и погружены во тьму, но Мергатройду удалось различить в бухте силуэт пришвартованного катера и фигуры людей, что-то делавших на нем при свете факелов. Они подъехали к деревянной пристани, Килиан достал из бардачка термос с кофе и пустил его по кругу, ко всеобщему одобрению.
Южноафриканец выбрался из машины и по мосткам прошёл к катеру. До машины донеслись обрывки негромкого разговора на креольском французском. Интересно, почему в предрассветной темноте люди всегда говорят так тихо?
Десять минут спустя он вернулся. Теперь на востоке можно было различить бледную полосу и низко висящие перистые облака. Вода тоже светилась, и очертания пристани, судна и людей на нём обозначились яснее.
– Можем начинать грузиться, – сказал Килиан.
Из багажника своего "универсала" он извлёк ящик-холодильник с запасами пива и с помощью Хиггинса отнёс его к концу пристани. Мергатройду досталось нести пакеты с едой и ещё два термоса кофе.
Их катер не был одним из новомодных судов из стеклопластика – нет, это была солидная, основательная посудина с деревянным корпусом и фанерной палубой. В передней части палубы имелась небольшая каюта, сплошь забитая разнокалиберными снастями. По правому борту от каюты находились штурвал и приборная доска, а позади них – кресло на единственной длинной ноге. Над креслом был устроен навес. Остальная часть палубы была открыта; вдоль обоих бортов шли жёсткие скамьи. На корме было прочно закреплено вращающееся кресло, вроде офисного, но только оборудованное пристяжными ремнями, свисавшими по сторонам сиденья.
У заднего борта по углам были установлены два длинных стержня, подобные усикам осы. Мергатройд принял их было за удочки, но ему объяснили, что это стрелы для лески – они нужны, чтобы леска за бортом не путалась.
Капитанское кресло занимал пожилой мужчина. Он держал штурвал одной рукой и молча следил за последними приготовлениями. Килиан задвинул ящик с пивом под скамью и жестом пригласил всех рассаживаться. Юнга, совсем мальчик, отдал кормовой конец и забросил его на палубу. Деревенский парень, стоявший на мостках, проделал то же с носовым и оттолкнул катер от пристани. Старик запустил двигатели, и палуба под их ногами начала равномерно подрагивать. Катер медленно развернулся носом к лагуне.
Начало быстро светать – солнце подбиралось к горизонту, и на западе теперь тоже становилось светлее. Мергатройд ясно различал дома на берегу лагуны. Над крышами вились дымки – женщины варили утренний кофе. Через несколько минут пропали последние звёзды, небо окрасилось в голубой цвет и мерцаюшие лучи пронзили воду. Откуда-то вдруг всплыла раковина, сверкнула серебром и пропала. Поверхность воды была совершенно гладкой, её спокойствие нарушала лишь волна, протянувшаяся от носа катера к удалявшейся пристани. Мергатройд заглянул за борт и сумел различить очертания кораллов на глубине четырех саженей.
– Ну что же, – сказал Килиан, – давайте познакомимся. Это судно называется "Аван", что по-французски значит "Вперёд". Кораблик старый, но крепкий, как скала. С него в свое время поймали рыбу-другую. Капитана зовут месье Пасьен, а это его внук, Жан-Поль.
Старик повернулся к гостям и приветливо кивнул, но не произнёс ни слова. Он был одет в плотную блузу из синего холста и длинные брюки, из которых торчали босые ступни. Лицо его, тёмное и морщинистое, как грецкий орех, было увенчано потрёпанной соломенной шляпой. Глаза, всю жизнь всматривавшиеся в блестящую водяную гладь, были постоянно прищурены.
– Месье Пасьен рыбачит здесь с самого детства, вот уже по меньшей мере шестьдесят лет, – сказал Килиан. – Сколько точно, никто не помнит, даже он сам. Он знает всё про море и про то, как ловят рыбу.
Хиггинс вынул из сумки фотоаппарат и сказал:
– Я хотел бы поснимать.
– Подождите несколько минут, пока мы будем проплывать над рифом, – сказал Килиан.
Мергатройд смотрел на приближающийся риф. С балкона отеля тот выглядел мягким, как молочная пенка. Вблизи же было слышно, как грохочут волны, разбиваясь об острые, как нож, кораллы. Стена кораллов казалась сплошной.
Немного не доходя до линии прибоя, старик Пасьен круто переложил штурвал, и "Аван" развернулся бортом к рифу, ярдах в двадцати от него. И тут Мергатройд заметил проход. Между двух рифов оставался узкий канал, и через пять секунд они свернули в него, держа параллельно берегу, который теперь отстоял от них на полмили к востоку, а по обоим бортам бушевали волны. "Аван" трясло и качало.
Мергатройд посмотрел вниз. Волны теперь были со всех сторон, но, когда пена оседала, он видел в каких-нибудь десяти футах от себя ветви кораллов, с виду хрупкие и воздушные, но острые, как бритва. Одного прикосновения их достаточно, чтобы содрать с кожу с человека или обшивку с катера. Шкипер же, казалось, не смотрел вовсе. Одной рукой стиснув штурвал, а второй рукоятку газа, он устремил взгляд прямо перед собой, словно оттуда подавал сигналы ему одному видимый маяк. Время от времени он слегка доворчивал штурвал или добавлял ходу, и "Аван" уверенно обходил все препятствия. Мергатройд же успевал заметить опасность, только когда она оказывалась позади.
Шестьдесят секунд, которые занял проход через риф, казались бесконечными, а потом внезапно всё прекратилось. По правому борту ещё тянулся риф, но по левому была чистая вода. Они прошли. Капитан вновь тронул штурвал, и "Аван" устремился в открытое море. Тут же их закачала океанская зыбь. Мергатройд вдруг осознал, что со слабым желудком в море лучше не соваться, и всей душой понадеялся не осрамиться.
– Ну что, Мергатройд, видели вы эти чертовы кораллы? – произнёс Хиггинс.
Килиан усмехнулся:
– Это было нечто, не правда ли? Кофе будете?
– После такого мне лично нужно что-нибудь покрепче, – заявил Хиггинс.
– У нас все схвачено, – заверил его Килиан. – На борту есть коньяк. – И он скрутил крышку со второго термоса.