— Буду, — истово закивал я головой, внутренне поставив себе лайк: операция прошла как по нотам. Второй Суворов, не иначе.
Тем временем Вера перешла от слов к делу и засуетилась на крохотной кухоньке, где места едва хватало для двух человек. Я принялся наблюдать за ней, слыша стук дождевых капель о стекло и тихую музыку, льющуюся из телефона, лежащего на холодильнике советских времён.
Вера была невысокого роста и ладно скроенной. Все её движения и жесты казались какими-то до предела естественными и не наигранными: мимолётная улыбка на полных губах, секундный прищур и даже то, как она морщила аккуратный носик, выглядело очень мило и не фальшиво.
Пока я разглядывал её, девушка уже успела поставить на стол пластиковый тазик с пирожками, кружку с чаем и коробку рафинада.
— Налетай, — весело сказала Вера, указав на выпечку.
Дважды меня просить не надо было: я мигом стал пожирать пирожки, запивая их сладким чаем.
— Эвоно как ты оголодал, — удивилась она, сев напротив меня с маленькой чашкой в руке.
— Настоящий мужик всегда хочет есть, — вспомнил я слова одного парня из местного кафе. — Кстати, потрясающие пирожки.
— Это да, — без стеснения согласилась девушка, убрав с рукава халата какую-то соринку, после чего выстрелила целой очередью вопросов: — Какие новости? Где был? Как там твой друг?
— Ну, из новостей… Вот за ноутбуком сегодня в центр ездил. Старый совсем тормозом стал, — принялся отвечать я, проглатывая по половине пирожка зараз. — А о котором друге ты говоришь?
— О Петре, — усмехнулась она, будто у неё были какие-то мысли на его счёт. В груди шевельнулось что-то вроде ревности.
— Так мы с ним друзья? — удивился я, нарочито широко открыв глаза. — Не знал. Надо будет записать.
— Я к чему спрашиваю… Он сейчас с кем-нибудь встречается? — проговорила Вера, глядя на меня поверх чашки, которую держала обеими руками. В её глазах отражалось пламя свечи.
— Ну он живёт с женщиной, — протянул я, следя за реакцией девушки. — Мамой её называет.
— Отлично, — повеселела она, победно глотнув ароматный напиток, а потом живо добавила, играя ямочками на щеках: — У меня подруга освободилась. Ты её не знаешь. Думаю вот познакомить с ним.
— Хм… ну хоть какое-то развлечение, — озорно произнёс я, а затем наткнулся на её пронзительный взгляд и скомкано промычал: — Хорошая, вообще-то, мысль.
— А то, — широко улыбнулась Вера, брызжа тёплыми эмоциями.
— Слушай, я побегу, наверное, а то ещё столько дел.
Девушка выразительно посмотрела на пирожки, затем на опустевшую кружку, в которой был чай, а следом её взгляд переместился на часы с кукушкой. Кажется, она что-то начала подозревать, но вслух своих мыслей не высказала, а произнесла совсем другое:
— Ладно, иди. И как-нибудь аккуратненько спросили у Пети, что он думает о Лиде Егорьевой. Он её знает.
— Всё сделаю в лучшем виде, — пылко заявил я, поднявшись с табуретки.
Девушка кивнула и проводила меня до двери. Потом я спустился по лестнице и забрался в машину. Дождь к этому времени уже прекратился. Я завёл автомобиль и поехал восвояси.
Через пару минут ожили окна домов и городские фонари. Они принялись освещать переполненные мусорные баки, потрескавшиеся фасады и бродячих собак, опасливо выбиравшихся из подтопленных подвалов.
Я стал не так тщательно следить за дорогой, которая вела меня в центр города. Моё жильё находилось именно там, в престижном по местным меркам доме. Все мои соседи сплошь владели ларьками с шаурмой, пекарнями, продуктовыми магазинчиками и прочим мелким бизнесом. Квартирка у меня была своя: всё, что осталось от былого богатства.
Некоторое время назад батя дал мне денег и отправил сюда, пока решал вопросы в столице. На той неделе суд принял окончательное решение: пять лет в колонии общего режима. Дело было сфабрикованным и созданным лишь для того, чтобы отобрать весь его бизнес и заблокировать счета. Батя, кстати, ярый любитель всего французского, просто перешёл дорогу не тому человеку, поэтому оказался за решёткой. Такой фортель судьбы предсказуемо ударил по всей семье. Я из-за этого завяз в глухой провинции, сестра осталась без денег, а мать подала на развод, и сейчас строит отношения с бывшим другом отца где-то в Испании.
Пока я был погружен в невесёлые мысли, то успел въехать в свой двор, после чего умудрился припарковать машину недалеко от подъезда. Затем проник в него и стал в одиночестве подниматься на лифте, держа в руках коробку с ноутбуком.
Зеркало, установленное на одной из стен лифта, отражало высокого хмурого парня с короткой стрижкой. Всё знакомые говорили, что я похож на мать: те же голубые глаза, тонкие аристократичные черты лица и даже цвет волос был как у неё — светло-русый. Мелькнуло мимолётное желание разбить своё отражение. Я уже два месяца не разговаривал с матерью, и, видимо, её это устраивало, а ведь раньше она называла меня своим барином. У неё была крепкая уверенность в том, что она из древнего боярского рода, который чуть ли не к Рюрику восходит. Основывалась же её уверенность на том, что моя покойная бабушка говорила, что у нас через поколение передается очень похожее отклонение, связанное с глазами, которое есть у некоторых членов нашего древнего рода. Заключалось же оно в том, что у человека прямо с рождения на одной радужке имелись две черные точки, а на другой — ещё одно ровно такое же пятнышко. И надо же такому произойти, что я родился именно с таким отклонением, которое было у деда, погибшего при загадочных обстоятельствах в сибирской глуши. Тут же все сказки бабушки стали явью: ну для матери, а не для меня, немного знакомого с генетикой.
Наверное, ещё стоит упомянуть, что жить эти точки мне не мешали, а скорее наоборот — они помогли мне стать маминым любимчиком, ведь у Софи их не было.
Тут лифт остановился и выплюнул меня на шестом этаже. Я достал ключ, вставил его в замок и провернул несколько раз, после чего открыл дверь и насторожился. В коридоре пахло жареной картошкой, а в кухне горел свет. Кто бы это мог быть? Я растерянно замер. В этот миг из кухни вышел одноглазый кот серо-чёрной расцветки.
— Да быть того не может, — ошарашенно прошептал я, глядя на довольную усатую рожу и втягивая ноздрями аромат еды. — Флинт, ты меня удивляешь. Вот не зря я тебе подобрал на помойке. Ты еще и готовить умеешь?
Кот подошёл и начал тереться об ногу, оставляя на ней шерстинки. Не став отгонять его, я снял кроссовки, положил ноутбук на тумбочку, а затем вошел в кухню. На плите стояла сковорода с жареной картошкой, посыпанной сыром.
— Ну и где же ты был? — раздался позади высокий девичий голос.
Я подпрыгнул от неожиданности, хотя и предполагал нечто подобное. Мой взгляд мигом вперился в привлекательную большегрудую блондинку, которая зло смотрела на меня синими глазами, украшенными наращёнными ресницами. Её пухлые накаченные губы недовольно кривились.
Я поглазел на неё пару секунд, а затем перевёл взор на стряпню и чуть менее ошарашенно повторил, уже понимая, откуда появилась пища:
— Да быть того не может…
— Что? — фыркнула девушка, на миг показав отбелённые зубки. — Да, это я приготовила. Хотела сделать тебе сюрприз.
— Ты? — наигранно удивился я и демонстративно осмотрел кухню в стиле хай-тек на предмет следов пожара и прочих нехороших вещей. — Вроде бы ничего не спалила. Чудеса. Надо бы батюшку позвать, чтобы зафиксировал, а то ведь люди не поверят.
— Скотина неблагодарная!
— А как ты тут вообще оказалась? — задал я очень актуальный сегодня вопрос, дежурно проигнорировав оскорбление. — В квартире, в смысле.
— Тебе напомнить? — прошипела она, превратив глаза в две злые щёлочки. — Я твоя девушка и ты сам дал мне ключи!
— А-а-а, вспомнил, а о ключах и не забывал.
— Шуточка за триста, — желчно процедила Машка.
Я усмехнулся и начал накладывать еду. Если сейчас не стану есть, то девушка обидеться до глубины души. К тому же она действительно расстаралась: помимо картофеля и сыра, в сковороде было мясо, и даже грибы. Приятно удивлён. Возможно, я перегнул со своими шуточками и стоит извиниться. Конечно, не сейчас, а когда-нибудь потом… очень потом.
Маша тем временем облокотилась на дверной косяк и холодно проговорила:
— Ты даже не поцелуешь меня? Столько времени не виделись, а он будто не замечает, что я тут стою.
— Виделись мы, — буркнул я.
— Когда?! Ты целыми днями лежишь в своём гробу, — её наманикюренный пальчик ткнул в сторону вирт-капсулы, стоящей в соседней комнате, — а ночами пропадаешь незнамо где!
Ну в капсуле я уже давненько не был, да и технически сейчас ещё не ночь, но всё же не смог удержаться и наигранно серьёзно произнёс:
— Дорогая, мне нужно тебе кое-что сказать…
— Что? — подалась она ко мне, раскрыв ротик.
— Всему этому есть объяснение… Я — вампир.
— Дебил ты, а не вампир, — процедила девушка, сложив руки на груди. — На какой хер ты вообще приехал в наш город? Столицы тебе мало было?
Я молча сел за стол и начал употреблять её стряпню. Ну не говорить же Машке, что батя просто спрятал меня здесь, пока шли разборки, а вот теперь, когда он проиграл, я могу валить на всё четыре стороны. Вот только некуда.
Жаль, мне тогда, когда всё это начиналось, за границу не удалось выбраться. Сейчас бы многое было иначе. Но всё ещё впереди — как я уже заявлял выше: если меня не возьмут в игру, то всё продам и отправлюсь во Францию. Благо, что я знаю три языка, помимо русского, и один из них как раз французский. Да и имечко у меня благодаря папе подходящее — Робеспьер. А если полностью, то Робеспьер Иванович Максимов. Прошу любить и жаловать.
Меж тем Машка немного успокоилась. Она была очень взрывной, но отходчивой. Могла наорать ни за что, а через десять минут уже лезть обниматься. В общем, странноватая немного девушка, но не лишённая своего шарма и обаяния.
Вот Машка уже присела напротив меня с тарелкой картошки и принялась рассказывать, как у неё прошёл день. В основном речь шла о практике в полиции. Её туда отправили от местного юридического колледжа. Я делал вид, что внимательно слушаю её и где надо поддакивал. Машку подобное поведение устраивало.