К концу вечера общество заметно разделилось. Некоторые дворяне демонстративно держались подальше от меня, словно боясь заражения опасными идеями или навлечения на себя гнева Гильдии. Другие, напротив, будто случайно оказывались рядом, стремясь завязать разговор или, что было особенно заметно, представить своих незамужних дочерей.
Особенно настойчивой была дородная дама в платье с избыточным количеством оборок, чьё имя я, признаться, не запомнил. Она трижды «случайно» сталкивалась со мной, каждый раз держа под руку очередную дочь, всё более молодую и застенчивую.
— Моя Евлампия прекрасно играет на фортепиано, — щебетала она, когда мы в очередной раз пересеклись у фуршетного стола. — И вышивает чудесные салфетки с магической нитью!
— Впечатляющие таланты, — вежливо отвечал я, стараясь не встречаться взглядом с краснеющей от смущения девушкой.
Полина наблюдала за этими сценами с плохо скрываемым весельем, но и некоторой досадой, что не укрылось от моего внимания.
Когда мы наконец покинули дворец, ночной воздух показался особенно свежим после духоты бальных залов. Звёзды ярко мерцали в безоблачном небе, словно равнодушные наблюдатели человеческих драм.
— Что будет дальше? — тихо спросила Белозёрова, когда мы спустились по широким мраморным ступеням к ожидавшему нас экипажу.
— Будем готовиться к войне, — ответил я, помогая ей сесть. — Той самой, которую я недавно объявил.
В её глазах мелькнула тревога, но она промолчала, лишь крепче сжав мою руку на мгновение. Я давно не нуждался в чужом одобрении собственных действий, и всё же было приятно чувствовать поддержку с её стороны.
В течение нескольких дней после дуэли с Елецким я был занят организацией торговой деятельности в Сергиевом Посаде. Теперь у меня было два представительства, и их работу следовало наладить максимально эффективно. Первое, куда я отправился с утра, было бывшее владение купца Большелапоффа — просторное двухэтажное здание с отдельным складом на окраине. Натан Левинсон уже ждал меня там, одетый в строгий, но слегка потёртый на локтях сюртук. Несмотря на возраст, старик держался прямо, а его взгляд оставался острым и внимательным.
— Доброе утро, боярин, — поклонился он, когда я вошёл. — Я успел осмотреть помещения. Здесь есть ряд недостатков, но их можно исправить.
Мы прошли по залам, и Левинсон указывал на нюансы, которые не заметил бы неопытный глаз: недостаточное освещение для демонстрации оттенков кристаллов Эссенции, отсутствие защитных барьеров для хранения активных Реликтов, плохая циркуляция воздуха, необходимая для сохранности Чернотрав.
— Впечатляющие знания, — заметил я, когда мы закончили осмотр и сели в небольшом кабинете, ранее принадлежавшем Большелапоффу.
— Сорок лет торговли Реликтами, боярин, — пожал плечами старик. — Некоторые вещи начинаешь замечать инстинктивно.
Расчёты Коршунова подтвердились — Левинсон был не просто опытным купцом, но настоящим экспертом в своей области.
— Специализация на редких Реликтах — умное решение, — заметил собеседник, просматривая список товаров, которые планировались к продаже. — Большинство магазинов предлагают всего понемногу, а у нас будет уникальное предложение.
— Только учтите, что мы будем работать в связке с первым представительством, — напомнил я. — Оно сосредоточится на артефактах, алхимических товарах и работе с переселенцами.
Старик кивнул, делая пометки в небольшом блокноте:
— Потребуется наладить чёткую систему поставок между Угрюмом и обоими магазинами. Учитывая надвигающийся Гон, это может быть проблематично.
— У меня есть на примете решение, — ответил я.
В следующие дни мы разработали схему транспортировки товаров. От Угрюма до Сергиева Посада шёл маршрут, который должен будет обслуживаться нашим трофейным внедорожником в сопровождении вооружённых охотников. Раз в неделю он доставлял бы новую партию Реликтов и забирал заказы от представительств. Даже с учётом расходов на топливо экономика предприятия выходила весьма прибыльной.
— Не экономьте на охране, — посоветовал я Левинсону. — Потеря машины обойдётся дороже, чем содержание усиленного конвоя в течение месяца.
Старик согласно кивнул:
— В Пограничье лучше перестраховаться, чем платить кровью.
После того, как основные вопросы были решены, я отправился на встречу с купцом Добромысловым. Визитку, которую он передал мне на балу, я предусмотрительно сохранил.
Торговый дом братьев Добромысловых располагался в купеческом квартале — солидное трёхэтажное здание с колоннами у входа и фамильным гербом над дверью. Меня проводили в кабинет хозяина — просторную комнату с массивной мебелью из тёмного дерева. Стены украшали карты торговых маршрутов и портреты, предположительно, членов семьи.
Роман Ильич Добромыслов встретил меня с той же сдержанной манерой, что и на балу. Только сейчас, при ярком дневном свете, я заметил, как глубоки морщины на его лице и как седина почти полностью вытеснила естественный цвет его волос и бакенбард.
— Благодарю, что нашли время, боярин Платонов, — произнёс он, когда мы уселись в кресла у камина, и слуга подал нам чай. — После того, что произошло на балу, я понял, что мы с вами преследуем общие цели. Полагаю, мне стоит немного рассказать о себе, чтобы вы поняли причины моего поступка.
Купец помолчал, собираясь с мыслями, а затем начал свой рассказ:
— Пятнадцать лет назад я влачил довольно жалкое существование, будучи купцом третьей гильдии. Не умел вести дела, часто совершал ошибки в расчётах, — морщины на его лице стали глубже, словно от физической боли. — Моя дочь Ульяна, как и многие молодые девушки, хотела взять от жизни всё и искала «красивой жизни». Она стыдилась бедности отца… В конце концов, она порвала со мной все связи.
Добромыслов сделал глоток чая, словно собираясь с силами:
— Потом я узнал, что она попала в плохую компанию, связалась с каким-то прохвостом из мелких аристократов. Набрала долгов и оказалась в долговой тюрьме. Когда я наконец узнал об этом и попытался оплатить её долги, выяснилось, что Ульяну уже выкупил Фонд Добродетели.
Лицо купца исказилось от боли и гнева:
— Я пытался выкупить её у Фонда, предлагал любые деньги, но они отказались. Сказали, что моя дочь «проходит реабилитацию» и скоро вернётся к нормальной жизни. Годы шли, а Ульяна так и не появилась.
Добромыслов поднялся и подошёл к секретеру, откуда достал увесистую папку с документами:
— Это стало для меня переломным моментом. Я понял, что из-за собственной глупости и слабохарактерности довёл ситуацию до того, что дочь ушла и попала в беду. Поклялся, что добьюсь высокого положения в обществе, чтобы заставить Фонд ответить за всё.
Он раскрыл папку на столе:
— За эти годы я сумел стать купцом первой гильдии, наладил торговые связи по всему Содружеству. И всё это время собирал информацию о Фонде и людях, подобных моей дочери.
Купец передал мне документы, и беглый взгляд показал, что это копии приказов с печатями нескольких княжеств о прекращении расследований случаев исчезновения людей, выкупленных Фондом.
— Посмотрите на имена в этих документах. Этот чиновник, подписавший отказ в расследовании, через месяц получил невероятное повышение. А этот — после закрытия дела об исчезновении молодого талантливого мага внезапно обзавёлся поместьем, которое не мог себе позволить на своё жалование.
Я внимательно изучал документы, отмечая имена высокопоставленных чиновников из разных княжеств:
— Вы полагаете, Гильдия имеет влияние на уровне правителей?
— Не на уровне князей, — покачал головой Добромыслов, — но достаточно высоко, чтобы блокировать любые расследования. Посмотрите сюда.
Он достал другую папку, раскрыв перед собой несколько таблиц с цифрами:
— Как купец, я научился читать финансовые потоки. Это мои расчёты, основанные на косвенных данных. Фонд Добродетели ежегодно тратит огромные суммы на закупку лабораторного оборудования и редких Реликтов. А вот средства, уходящие на реальную помощь должникам, — он перевернул страницу, — практически отсутствуют.
Я внимательно изучил цифры. Торговые операции, поставки редкого оборудования, закупки Реликтов — всё указывало на крупную исследовательскую организацию, а не благотворительную.
— Эти записи могут стать косвенным доказательством для расследования князя Оболенского, — заметил я, откладывая документы.
Добромыслов кивнул:
— Я собрал значительный архив свидетельств и улик, но до сих пор не имел достаточного влияния для открытого противостояния. Один человек, даже состоятельный купец, не может бороться с организацией, охватившей всё Содружество. Поверьте мне, я знаю, о чём говорю. Я не первый, кто назвал себя их врагом, вот только остальные люди, вышедшие на свет, очень быстро исчезали или погибали от «несчастных случаев», — он изобразил воздушные кавычки.
— За что они так вцепились в вашу дочь? — спросил я. — Обычно подобные фонды просто используют должников как дешёвую рабочую силу.
Глаза купца блеснули:
— Ульяна обладала редким магическим Талантом, проявившимся, когда она упала в колодец в юности и едва не утонула. Она могла ускорять рост растений. Мы не придавали этому значения, не будучи магами. Но возможно… это и привлекло их внимание.
Я задумался. Талант, связанный с ускорением роста, мог быть крайне полезен при экспериментах с Чернотравами.
— Я готов спонсировать борьбу с Фондом, если понадобится, — твёрдо произнёс Добромыслов. — Деньги, связи, информация — всё, что у меня есть, я отдам, чтобы найти дочь или хотя бы отомстить тем, кто забрал её.
Я смотрел на этого человека — некогда слабого, но сумевшего изменить себя ради мести и справедливости. В его глазах горел тот же огонь, что я видел когда-то в зеркале, когда собирал войско для объединения своих земель.
— Мы заставим их ответить за всё, — твёрдо произнёс я, протягивая руку. — Гильдия Целителей и её марионетки познают настоящее правосудие.