Только вместо удачи здесь решалась судьба людских жизней.
За моей спиной возвышалась еще одна линия обороны, которая могла отсечь захваченный участок от остального острога, а впереди раскинулось внутреннее пространство бастиона.
Слобода, занятая переселенцами из Овечкино. Вытянувшиеся в четыре улицы новые и перевезённые дома с сараями, амбарами, коровниками и другими надворными постройками.
Место под стройку размечали ровно, словно по линейке, но между ними всё равно возник настоящий лабиринт из огородов, погребов, тропинок, чтобы ходить к родственникам «короткой дорогой» и тому подобного топографического ада.
Улицы были пусты, все люди находились сейчас в Цитадели и я снова порадовался этому решению. Останься тут жители, и потерь было бы в разы больше.
Но вся домашняя живность осталась на местах. Прятать её было негде, да и не было никакой подобной возможности. В конюшнях испуганно ржали лошади, тоскливо мычали коровы, словно предчувствуя опасность. Свиньи хрюкали в загонах, не понимая, почему их не покормили вовремя.
Совсем недалеко по улице суетливо бегали куры, видимо кто-то эвакуируясь в спешке забыл закрыть курятник.
Рядом со мной выстроились три десятка резерва под командованием сержанта Панкратова, которого пришлось вызвать из западного сектора обороны.
Кузьмич, как его называли абсолютно все, включая его самого, стоял по стойке смирно, но без напряжения — выправка ветерана, для которого военная дисциплина стала второй натурой.
Его выцветшие голубые глаза излучали спокойную уверенность человека, видевшего и не такое.
— Кузьмич, — обратился я к сержанту, — видишь эти внутренние ворота?
— Вижу, господин воевода, — коротко ответил Панкратов.
— В случае прорыва мы можем отрезать бастион от центральной части острога. Закрыть ворота и не дать тварям пройти дальше. Понимаешь идею?
Панкратов окинул взглядом массивные дубовые створки, окованные железом.
— Понимаю. Жертвуем бастионом ради защиты цитадели. Разумно.
— Но, — я особенно подчеркнул это, — ворота не закрываем до последней возможности. Если будут отступающие или гражданские, пропускаем их. Людей не бросаем. Даже если это создаст риск.
— Есть, воевода, — кивнул он. — Какая перед нами стоит задача?
— Ваша задача — удержать эту стену любой ценой. Если ворота придется закрыть, вы остаетесь на пути Бздыхов к сердцу острога. Ясно?
— Предельно, боярин, — хмыкнул Кузьмич, топорща седые усы.
Я кивнул, удовлетворенный ответом. Старый служака знал свое дело.
— Тогда займите позиции. Внутрь не лезть, там не ваша зона ответственности.
— Будет исполнено!
После моих указаний резерв пришел в движение. Панкратов негромко, но четко отдавал команды, и бойцы начали занимать позиции на внутренней стене. Молодые торопились, подыскивая себе место, которое больше приглянулось, ветераны двигались размеренно, словно готовились к давно привычной работе.
— Егоров, Сидоров — на левый фланг! Семёнов с винтовкой — к дальнему углу! — командовал Кузьмич. — Патроны проверили? А запасные магазины где?
Звук сапог по деревянным ступенькам, лязг оружия, приглушенные ответы — обычная суета. Один за другим силуэты бойцов появлялись на стене между бастионом и центральной частью Угрюма. Кто-то прикидывал сектор обстрела, кто-то удобнее устраивал автомат на бруствере.
Панкратов занял позицию над самыми воротами, откуда можно было контролировать и проход, и участок стены.
Опустевшая слобода предоставляла множество укромных уголков и потенциальных мест для засады.
Деревянные заборы дворов, хозяйственные постройки, сараи и амбары — все это через считанные минуты должно было превратиться в поле битвы.
В этот момент со стороны западного участка донеслись быстрые шаги и негромкие голоса.
Ярослава Засекина почти подбежала к воротам в сопровождении своих Северных Волков.
Двадцать элитных бойцов двигались не строем, а свободной но функциональной группой, где каждый знал свое место и мог мгновенно перестроиться при необходимости.
Засекина выглядела собранной и готовой к действию, а её глаза горели азартом и предвкушением боя. В то время, когда остальные воины гибли на стенах, я держал «Волков» на самом спокойном участке, зато теперь был готов выложить свой решающий козырь.
— Воевода, — кивнула Ярослава порывисто. — Отряд прибыл, мы готовы к выполнению задач.
— Видишь эти улочки? — я указал на лабиринт между домами. — Нам предстоит вычищать тварей из каждого двора, из каждого сарая. Твои люди это умеют?
— Более чем, — в ее голосе прозвучала уверенность. — Нам приходилось участвовать в городских боях. Северные Волки знают, как действовать в таких условиях.
Я жестом пригласил Засекину и ее отряд следовать за мной.
Миновав внутренние ворота, наша группа оказалась среди пустых домов слободы Овечкино.
— Чего мы ждем, воевода? — не выдержала Ярослава, — разве мы не должны как можно скорее, выдвинуться на помощь обороняющимся?
— Выстрелы,— наконец понял я, — ты слышишь хотя бы один выстрел? Если прорыв случился, то почему весь гарнизон бастиона не стреляет?
Ответ на свой вопрос мы получили почти сразу же. Стоило сделать первый шаг внутрь бастиона, как из-за поворота на пустую улицу, распугивая кур, вылетела телега, запряженная взмыленной лошадью. Одна из тех, в которых мы развозили патроны на первую линию обороны.
Животное храпело от напряжения.
За поводьями сидел подросток лет пятнадцати, веснушчатое лицо искажено ужасом.
— Данила⁈ — узнал я сына покойного Хлынова.
В телеге сидела одна из женщин, я не успел разглядеть, кто именно, и еще двое подростков. Все они были бледны как полотно, глаза расширены от страха.
За телегой, спотыкаясь и падая, бежали наши бойцы. Трое или четверо — я узнал их, это были защитники восточной стены.
Они мчались вне себя от паники, закинув оружие за спину и даже не пытаясь оказать сопротивление. Их лица были перекошены животным ужасом, они оглядывались через плечо, словно за ними гналась сама смерть.
И тут я увидел, что именно их гнало.
За бегущими людьми волной двигался поток Бездушных. Трухляки и Стриги словно волна заливали улицу.
Но ужас вызывал не их вид, а то невидимое, что накатывало впереди.
Ментальная волна.
Она ударила по мне, как поток страха и безысходности. Чужая воля — древняя, злобная, насквозь пропитанная презрением к жизни — попыталась сломить мою психику.
В голове зазвучал не голос, а чистая эмоция, мёртвая, ледяная, презрительная и высокомерная.
Беги. Все кончено. Сопротивление бесполезно. Смерть неизбежна.
На мгновение я почувствовал, как мои собственные колени подгибаются. Северные Волки вокруг меня заколебались — даже эти профессионалы дрогнули под натиском чужого разума.
Они подхватили оружие, без всякого приказа занимая оборону прямо там, где кто стоял.
Ярослава рядом со мной смертельно побледнела, хватаясь за меч и изо всех сил борясь голосом внутри своей головы.
Теперь я понял, что случилось с Восточным бастионом.
Жнец. Разумный Древний применил массовую ментальную атаку, сломав волю защитников стены. Пока люди бежали в панике, Стриги воспользовались моментом и захватили стены.
Телега промчалась мимо нас и исчезла за поворотом. Бойцы сильно отставали, один из них, молодой и веснушчатый, споткнулся и растянулся на дороге. Тут же нагнавшая его Стрига прибила его к земле уколом уродливого щупальца.
Когда-то этот Бздых видимо был кабаном, но сейчас у него на спине выросло множество извивающихся отростков, как у какой-нибудь морской твари.
Грянул залп. Вбитые в подкорку боевые рефлексы Волков оказались сильнее ментального воздействия. Либо источник его пока был пока слишком далеко.
Стригу снесло волной свинца, но его место тут же заняли другие.
Давление между тем усилилось. Теперь я чувствовал источник — где-то среди домов слободы находился сам Жнец, распространяя волны паники и отчаяния. Его воля была сосредоточена, как луч, направленный на то, чтобы превратить организованную оборону в беспорядочное бегство.
Не знаю, сколько продержались бы Северные Волки и не хочу проверять.
Эта тварь столкнулся не с обычным противником.
Я сосредоточился, собрав всю силу своей Императорской воли в одну точку.
— СТОЯТЬ! — рявкнул я, вкладывая в голос всю мощь своего дара.
Приказ прокатился по улице, как удар колокола. Ментальная волна Жнеца натолкнулась на мою волю и разбилась, словно брызги о скалу. Бегущие бойцы споткнулись, замедлились и остановились.
— ЗА ВАШИМИ СПИНАМИ ВАШИ РОДИТЕЛИ, ЖЕНЫ И ДЕТИ! — вбивал я слова как гвозди, впечатывая их в сознании бойцов. — ОСТАНОВИТЕСЬ И СРАЖАЙТЕСЬ!
Один за другим солдаты начали оборачиваться. В их глазах место животного страха занимало осознание. Они видели меня, видели Северных Волков, которые не дрогнули. Воля к сопротивлению возвращалась.
— Ищите укрытия! — уже обычным голосом отдал я приказ. — По домам, за заборы! Стреляем по всему, что движется!
Бойцы бросились выполнять приказ.
Один из них присел на одно колено, выдавая в бегущих бздыхов скупые расчетливые очереди по три выстрела.
Другой и вовсе растянулся на земле, выцеливая набегающих врагов как на стрельбище. Теперь они были готовы не просто умереть, но и продать свою жизнь как можно дороже.
В этот момент за нашими спинами послышался топот тяжелых шагов. Матвей Крестовский бежал в нашу сторону размеренной трусцой. Но в его движениях уже чувствовалось что-то нечеловеческое, он делал слишком большие шаги, рвано раскачиваясь из стороны в сторону.
— Крестовский! — окликнул я его. — Они на тебе!
Он даже не остановился, только кивнул на ходу. И тут я увидел, как изменился его взгляд. Глаза, обычно потухшие и безжизненные, вспыхнули каким-то внутренним огнем. В них светилась боевая ярость, чистая словно пламя.