.
2. На основании антихалкидонских источников утверждается, что Феодора осуществила перемену религиозно-политического курса в пользу противников Халкидонского Собора[503].
3. Предполагается, что с подачи Феодоры на Александрийский патриарший престол был посажен Феодосий[504].
4. Большинство исследователей сходятся в том, что Феодора сделала Анфима патриархом Константинопольским и осуществила заключение унии между ним и Севиром Антиохийским, а также Феодосием Александрийским[505].
5. Также господствующим является представление о том, что Феодора провела низложение папы Сильверия и замену его Вигилием[506].
6. Предполагается, что Феодора посредством антихалкидонитов крестила Нубию[507].
7. Восстановление антихалкидонской иерархии посредством Иакова Барадея также приписывается Феодоре[508].
Здесь хотелось бы вкратце обрисовать тот образ церковной политики времени Юстиниана и Феодоры, который возникает перед взором читателя, если принимать за чистую монету господствующие представления о роли в ней Феодоры.
Прежде всего, все исследователи, занимающиеся этой темой, встают перед необходимостью чем-то объяснить антихалкидонские симпатии Феодоры. Легенды о восточном происхождении Феодоры, созданные антихалкидонитами, звучат не слишком убедительно, и потому скорее приходится признать более достоверным то ее происхождение, которое приписывает ей Прокопий Кесарийский. Тогда, впрочем, встает вопрос: откуда взялись у Феодоры антихалкидонитские воззрения, если она происходит из Константинополя, причем из такой семьи, которую описывает Прокопий? С учетом этого делается попытка объяснить антихалкидонские убеждения Феодоры через принадлежность ее семьи к цирковой партии прасинов, которые якобы были настроены антихалкидонски[509]. Это объяснение следует отбросить, поскольку ошибочность старой теории о религиозной принадлежности цирковых партий в настоящее время твердо установлена[510]. Кроме того, постулируется некая общая привлекательность антихалкидонитской доктрины сравнительно с халкидонским православием, которой якобы и поддалась Феодора[511].
Поскольку никакого удовлетворительного объяснения найти не удавалось, некоторые исследователи пытались искать происхождение антихалкидонитских убеждений Феодоры в Египте, где она, если верить Прокопию, пребывала в качестве содержанки наместника Пентаполя и откуда была вынуждена проделать путь назад в Константинополь через весь Восток[512]. Из этого факта исследователями делаются все возможные и невозможные выводы: утверждается, что Феодора на обратном пути в Константинополь завязала контакты по крайней мере с двумя патриархами, да к тому же еще и глубоко усвоила их доктрины[513]. Утверждается даже, что она при этом между делом еще и приобрела вкус к управлению провинциями![514]
Описывая период, когда, наконец, Феодора становится супругой Юстиниана, исследователи рассуждают о ее политике, которая во многих пунктах якобы не согласовалась с политикой Юстиниана[515]. Никто из этих авторов, кажется, не хочет осознать, насколько ненормальна и парадоксальна ситуация, в которой супруга одного из величайших византийских властителей нарочно выступает против его политики, в то время как этот властитель смиренно терпит такое положение вещей, а то и вовсе ничего не подозревает[516].
Удивительным образом личность Феодоры настолько ослепляет многих исследователей, что ей приписывают то, чего не приписали бы ни одной византийской женщине, будь она даже императрицей. Приходится констатировать, что попытка Прокопия принизить личность и деятельность Феодоры возымела на большинство исследователей странный эффект: они начали восхищаться Феодорой, в то время как Прокопий рассчитывал внушить читателям своей «Тайной истории» отвращение к ней. В этой связи не особенно удивляет, что именно французские исследователи были склонны писать о Феодоре скорее роман, нежели историческое исследование[517]. Руководствуясь такими склонностями, многие авторы приписывают проведение последовательной религиозной политики только императрице, Юстиниан же выступает у них скорее в качестве второстепенной фигуры[518].
Говоря о политике, следует всегда иметь в виду две вещи: идеологическую основу политики и ее цель. Целью религиозной политики Феодоры было, вероятно, внедрение севирианской линии антихалкидонизма. В качестве идеологической основы должна была служить в этом случае богословская программа императрицы. С прискорбием следует отметить, что в источниках не содержится намеков на существование такой программы и, соответственно, примеров ее реализации. В сущности, это означает, что богословской программы Феодоры не существовало вовсе. Попытка приписать ей наличие систематического богословского образования, которое было якобы даже более глубоким, чем богословское образование Юстиниана, — откровенно смехотворна[519].
Однако, согласно этому воззрению, Юстиниан в лучшем случае следовал ее религиозной политике, а скорее же был влеком императрицей. Хотя он и предпринимал некоторые попытки как-то заявить о себе на фоне своей супруги, однако же без особого успеха, так как та была столь могущественна…[520]
Далее, предполагается, что задачей Феодоры был контроль над Востоком, в то время как сам Юстиниан активно занимался Западом[521]. Впрочем, подобное суждение является полностью безосновательным, поскольку из источников прекрасно известно, что сам Юстиниан никогда не пренебрегал Востоком, одновременно ведя активную наступательную политику на Западе. В соответствии с этим мы полагаем, что данный тезис, ввиду его очевидной нелепости, не требует специального опровержения. Кроме того, никто из исследователей жизни и деятельности Феодоры не смог проследить и описать ее последовательную восточную политику, что ввиду того, что таковой не существовало, является вполне естественным.
Описание личности и деятельности Феодоры, которое можно назвать экстремальным, предлагает Э. Бридж. В его задачу очевидным образом входило сделать из части эпохи Юстиниана эпоху Феодоры. Что касается церковной политики, то Бридж отказывает Юстиниану в какой бы то ни было самостоятельной роли в ее проведении и постоянно стремится показать, что Юстиниан и в этих вопросах был руководим и наставляем Феодорой. Согласно Бриджу, Феодора была первой феминисткой на престоле и в качестве таковой вершила судьбы Империи на Востоке и на Западе[522]. При этом Бридж игнорирует данные большинства важных источников, о чем говорит хотя бы уже список таковых в конце его книги[523]. Таким образом, его книгу следует рассматривать как reductio ad absurdum тех сомнительных положений относительно роли Феодоры, которые можно найти в работах других упомянутых выше исследователей.
Учитывая приведенные выше наблюдения за историографией, имеет смысл осветить роль императрицы Феодоры в связи с церковной политикой 531–536 гг. Речь пойдет, таким образом, о ее деятельности во время, прошедшее от издания императорского эдикта, предоставившего сосланным антихалкидонитам Востока право вернуться из ссылки, до Константинопольского Собора 536 г.
Здесь мы рассмотрим сюжеты, касающиеся по преимуществу тех аспектов деятельности Феодоры, при изложении которых не требуются долгие разъяснения и перечисление привходящих обстоятельств. Поскольку мы намереваемся по возможности излагать события в их хронологической последовательности, неизбежным является рассмотрение многих сюжетов, связанных с Феодорой, в других главах, которые будут посвящены отдельным аспектам церковной политики Юстиниана с учетом, по мере возможности, всех влияющих на них факторов. При этом мы ставим себе целью показать, в какой степени независимой была на самом деле позиция Феодоры в церковно-политических вопросах и насколько она определяла течение церковной и, шире, конфессиональной политики того периода.
В исследовательской литературе по этой теме господствует представление о том, что в силу своих антихалкидонских убеждений Феодора способствовала сохранению и упрочению позиций антихалкидонитов, после того как эти позиции были в значительной мере подорваны при императоре Юстине I (518–527).
Абсолютное большинство исследователей признаёт, что для деятельности Феодоры была характерна определенная независимость, так что в итоге эта деятельность противоречила основным направлениям политики Юстиниана, которая была нацелена на примирение с антихалкидонитами и утверждение уточненного халкидонского исповедания в качестве единственной доктрины имперской Церкви.
Нужно подчеркнуть, что у нас отсутствует информация о религиозных убеждениях Феодоры в период, предшествующий ее знакомству с Юстинианом[524]. Соответственно, следует предполагать, что антихалкидонитское влияние на Феодору могло оказываться лишь в той степени, в какой антих