алкидонитство вообще, будучи господствующим церковным направлением времен императора Анастасия, влияло на широкие слои населения.
Феодора появляется при дворе предположительно в начале 520-х гг.[525] Познакомившись с ней, Юстиниан вскоре добился для нее титула патрикии с целью получить возможность жениться на ней[526]. Однако этот план не нашел поддержки у императрицы Евфимии, супруги Юстина, которая активно воспротивилась желанию Юстиниана[527]. Это сопротивление, вероятно, имело свою причину в том, что Евфимия была осведомлена о прошлой жизни Феодоры, которая, как ни относись к сведениям Прокопия, не была, по всей видимости, безупречной настолько, чтобы дать ей возможность выйти замуж за человека такого положения, как Юстиниан. Впрочем, если верить Прокопию, подобное же можно было сказать и о самой Евфимии[528]. С другой стороны, также возможно предположить, что Евфимии, ревностной приверженке халкидонского православия[529], не нравились как раз религиозные воззрения Феодоры, что, однако, остается лишь недоказуемой гипотезой[530].
Как бы то ни было, Юстиниан смог жениться на Феодоре только после смерти Евфимии[531]. Дата смерти императрицы, к сожалению, не указана в существующих источниках, поэтому остается предполагать, что брак Юстиниана и Феодоры состоялся между 520 и 524 гг.[532]
Уже до бракосочетания с Юстинианом Феодора выступила в качестве посредницы между православным двором и преследуемыми антихалкидонитами в улаживании некоторых дел. Так, например, некий Мара, епископ Амидский, высланный со своими товарищами в Петру, послал оттуда своего секретаря Стефана в Константинополь, чтобы испросить там перемены места ссылки для себя и своих сподвижников. В Константинополе Стефан встретился с Феодорой, которая была в то время уже патрикией. Феодора со своей стороны ходатайствовала о нем перед Юстинианом, который в свою очередь обратился к Юстину, получив у него для Мары и его товарищей разрешение перебраться в Александрию[533].
Когда в 529 г. Мара умер, последовало ходатайство на имя Феодоры с просьбой доставить его тело на родину, каковое и было удовлетворено34.
Тот факт, что Феодора, вероятно, уже в самом начале своего пребывания при дворе вступалась за антихалкидонитов, может являться достоверным, однако при его рассмотрении необходимо принять во внимание следующие обстоятельства. Хотя она и могла оказывать антихалкидонитам свое благоволение, она не была в состоянии решающим образом изменить политику в их пользу. Феодора лишь до тех пор могла вступаться за них, пока это одобрял Юстиниан. Некоторые исследователи, правда, полагают, что Юстиниан только из большой любви к супруге предоставлял ей свободу действий, так что она по своему усмотрению вершила дела государства. В религиозных делах ее деятельность отразилась таким образом, что некоторые историки приписывают сохранение монофиситской Церкви исключительно благосклонному расположению императрицы к антихалкидонитам35.
Однако уже этот первый пример с Марой Амидским указывает на то, что самостоятельные действия Феодоры на этом поприще были возможны лишь после согласования с Юстинианом. Кроме того, здесь мы имеем дело лишь с определенными послаблениями для конкретного сосланного епископа, в то время как о более принципиальных переменах, как, например, восстановлении его на епископской кафедре или возвращении на родину в Сирию, не могло быть и речи. Маре было разрешено пребывание в Александрии лишь постольку, поскольку правительство и без того терпело дальнейшее существование антихалкидонской Церкви в Египте того времени. Отсюда можно сделать вывод, что роль Феодоры в этом деле была весьма скромной.
Как уже упоминалось, у нас нет сведений о религиозной принадлежности Феодоры до ее вступления на престол; лишь с оговорками мы можем говорить о ее антихалкидонских убеждениях. Сведения о том, что будущую императрицу во время ее пребывания в Александрии наставлял ссыльный правоверной, он согласился и отдал приказ, чтобы блаженные Исидор и Мара могли покинуть унылую и суровую ссылку в Петре и приехать в Александрию Великую». В этой связи следует непременно отметить, что «Хроника» Псевдо-Дионисия однозначно помещает просьбу Мары к Феодоре во время после вступления Юстиниана на престол. Конъектуры в цитируемом тексте были предложены уже Ассемани (Assemani J. Bibliotheca Orientalis. Т. II. P. 48) и выглядят вполне обоснованными. Вследствие этого получается, что данный пассаж из Псевдо-Дионисия несколько подрывает достоверность рассказа Иоанна Эфесского. Если, таким образом, прав Псевдо-Дионисий, — а что касается Иоанна Эфесского, то его труды хорошо известны своими многочисленными хронологическими неточностями, — то можно констатировать, что у нас совсем не имеется известий об отношении Феодоры к антихалкидонизму в период, предшествующий вступлению Юстиниана на престол. Нет, следовательно, и повода говорить о ее антихалкидонских настроениях в это время.
34John of Ephesus. Lives of the Eastern Saints. Р. 194–195.
35Bridge A. Theodora. S. 170–174.
антиохийский патриарх Севир[534], однозначно являются такими же легендами, как и другие многочисленные истории, позднее выдуманные вокруг ее имени антихалкидонитами.
Так, ей, к примеру, приписывается восточное происхождение — из города Даман на Евфрате[535]. При этом утверждается, что ее отцом был некий благочестивый священник-антихалкидонит, который часто водил ее в близлежащий монастырь под названием Келлион, чтобы получить там благословение монахов. Когда Юстиниан был на Востоке, он повстречал Феодору и потребовал у священника отдать ему свою дочь. Отец же, не будучи в состоянии противиться воле императора, поручил Юстиниану Феодору при условии, что тот как император оставит Церковь пребывать в мире[536]. Далее рассказывается, что на месте упомянутого монастыря, который впоследствии оказался совершенно заброшенным, Феодора приказала поставить колонну и дала денег на его восстановление. Благодаря этому там возник новый монастырь. В другом месте говорится[537], что священник согласился отдать Юстиниану в жены свою дочь только при условии, что тот откажется от попыток обратить ее в халкидонскую веру. Юстиниан, впрочем, не принял этого условия. Согласно этой версии, дело происходило в городе Маббуг (Иераполис, Манбидж) в Сирии.
Кроме того, египетские антихалкидониты утверждали, что Феодора происходит из Александрии. Они всегда прибавляли к ее имени эпитет «правоверная», Юстиниан же, по их мнению, такового эпитета не заслуживал[538].
В этой связи исследователями много говорится о монофиситской подготовке, которой Феодора либо обладала изначально, либо прошла ее во время своих долгих странствований по Востоку на пути назад в Константинополь[539]. Так, например, Б. Рубин пишет о ее знакомстве с патриархами Тимофеем Александрийским и Севиром Антиохийским[540].
О том, что Феодора во время своего пребывания в Константинополе завязала знакомство с александрийским патриархом Тимофеем, сообщает Иоанн Никиуский[541]. В случае Иоанна Никиуского речь идет о достаточно позднем источнике, который совершенно лишен самостоятельности в описании событий первой половины VI в. Кроме того, именно коптская (и в еще большей степени — эфиопская) традиция имеет обыкновение при описании исторических событий прибегать хотя и к благочестивым, однако абсолютно нелепым легендам[542].
Пристрастие Феодоры к богословию в отсутствие подтверждающих источников приходится, к сожалению, считать полностью выдуманным. Единственное, что можно в этой связи упомянуть, так это несколько богословских сочинений, которые посвящены или адресованы Феодоре их авторами. Эти посвящения, однако, никоим образом не означают, что авторы непременно рассчитывали на то, что их произведения будут прочитаны и усвоены адресатом[543]. И все же антихалкидониты называли Феодору «наша царица»[544], утверждая, что, «по всей видимости, [она] была назначена царицей Богом с тем, чтобы быть гонимым защитой от тяжелых времен»[545].
Однако здесь еще раз следует указать на тот факт, что в случае этих легенд речь идет о сравнительно позднем предании. Современникам, а особенно таким прекрасно информированным, как Иоанн Эфесский, происхождение и прошлое Феодоры были хорошо известны[546].
В противоположность антихалкидонитам православные, естественно, были настроены враждебно по отношению к Феодоре, считая ее своим противником[547], чья реакция могла быть для них опасной в том случае, если бы они что-то предприняли против ее воли. Так, к примеру, святой Савва, будучи в 530 г. в Константинополе, несмотря на неоднократные просьбы Феодоры помолиться о даровании ей ребенка, отказался это сделать. Савва мотивировал свой отказ тем, что ребенок Феодоры, будучи воспитан в догматах Севира Антиохийского, привел бы Церковь в еще более печальное состояние, чем то, в котором она пребывала при императоре Анастасии