Поведение Юстиниана по отношению к Востоку в церковно-политическом и доктринальном отношении обнаруживает разнообразие подходов и большую гибкость. Здесь Юстиниан не следовал некоей единой и изначально заданной политике, скорее он был озабочен тем, чтобы до определенной степени прислушаться к требованиям антихалкидонитских группировок Востока и в какой-то мере привести свою политику в соответствие с их пожеланиями. Впрочем, он никогда не выпускал из виду необходимость достижения церковного единства и, соответственно, стремился не отчуждать себя окончательно от какой-либо религиозной партии — скорее даже можно сказать, что он стремился к тому, чтобы ни одна партия не отчуждала себя от него. Таким образом, Юстиниан стремился ни в коем случае не давать повода и возможности для возникновения независимой, неподконтрольной государству и ему лично диссидентской церковной структуры.
Именно Юстиниану мы обязаны дальнейшим развитием православного учения, каковое он всемерно поощрял с тем, чтобы сблизить в своей основе враждебные друг другу вероучения анти-и прохалкидонитов. В результате этого развития возникла новая хорошо разработанная доктрина, которую в исследовательской литературе зачастую называют неохалкидонством и которая так или иначе вошла в догматику современных Церквей, принимающих учение Халкидонского Собора.
Другим элементом политики Юстиниана является его работа с отдельными представителями обеих партий. Пока на церковно-политическом поле действовали эти фигуры (будь то даже после смерти Юстиниана), существовала гарантия дальнейшей непосредственной применимости моделей отношений между государством и антихалкидонитами, выработанных при жизни Юстиниана.
Все эти аспекты, о которых здесь упомянуто лишь вкратце, дают материал для обстоятельного исследования указанной тематики в рамках данной работы.
Временные рамки нашего исследования следующие: точкой отправления будут служить годы, непосредственно предшествующие вступлению на престол императора Юстина (518–527). При этом будет рассмотрен начинающийся в это время возврат к прохалкидонской религиозной политике с такой точки зрения, с какой, по всей видимости, он до сих пор еще не рассматривался в исследовательской литературе. Заключительным временным пунктом исследования послужит эпоха накануне начала монофелитского спора, который, хотя и наметился уже в юстиниановскую эпоху, полностью раскрылся лишь через много лет после смерти императора. Таким образом, мы оставляем этот спор вне рамок рассмотрения, поскольку это потребовало бы привлечения нового обширного материала, как в плане источников, так и в плане исследовательской литературы, что превосходит формат и задачи данной работы. Период, предшествующий этому спору, будет отчасти затронут, а именно в той мере, в какой он будет полезен для установления типологии отношений между императорами и антихалкидонитами, сложившейся при Юстиниане.
При рассмотрении этой тематики акцент будет делаться не на истории догматов. Впрочем, и она будет в значительной мере учитываться, поскольку богословский аспект является совершенно необходимым для оценки мотивов конкретных церковно-политических шагов. В центре же данной работы будет стоять политика, которая, имея своим основанием спор о догматах, проводилась на личном и общественно-государственном уровнях.
В силу этого будут прежде всего отслеживаться личные отношения и связи между ведущими фигурами антихалкидонской и прохалкидонской партий, что должно послужить лучшему уяснению отдельных политических шагов обеих сторон и пролить свет на то, как и для пользы каких слоев или групп принимались те или иные важные решения.
В дальнейшем будет по возможности подробно рассмотрен и другой вопрос: как антихалкидонским группировкам несмотря на многочисленные преследования удалось не только выжить, но и создать собственные Церкви и не является ли это также результатом политики Юстиниана.
Итак, задачей данной работы является оценка политики Юстиниана в отношении антихалкидонитов в ее совокупности, а также попытка понять, идет ли в данном случае речь о последовательной и планомерно осуществляемой политике или всего лишь о более или менее удачных попытках совладать с постоянно меняющейся церковно-политической ситуацией[1].
Негативное восприятие целей, задач, хода и итогов политики Юстиниана по отношению к антихалкидонитам является практически общим местом в мировой историографии. Нюансы такой оценки будут рассмотрены нами в особой главе, однако здесь мы не можем удержаться от того, чтобы не привести пассаж из одной новейшей книги, посвященной императору Юстиниану, в котором господствующее негативное восприятие интересующего нас аспекта его церковной политики приведено в максимально кратком и концентрированном виде: «Полной была неудача Юстиниана в единственном вопросе, который непрерывно занимал его и был главной целью его внутренней и внешней политики, а именно в вопросе единства Церкви и взаимопонимания с монофиситами. Он последовательно испробовал все стратегии: угрозы, преследования, диалог, компромиссы, убеждение, Соборы, подарки и подкупы, но единственным, чего он достиг, было то, что он подтолкнул их к разрыву с Церквами Рима и Константинополя и к основанию параллельной раскольнической Церкви во всех провинциях Империи. Императорские союзники не имели богословов, сопоставимых с предводителями монофиситов Севиром Антиохийским, Иоанном Эфесским и Иаковом Барадеем. Когда Юстиниан собеседовал с ними, монофиситы использовали для защиты своих взглядов те же самые аргументы своих противников (например, положения Кирилла Александрийского), ставя таким образом императора в сложное положение. Когда он пытался идти на компромисс, папы при поддержке всех епископов Запада обвиняли его в измене. А когда он наконец попытался выдвинуть “средний” богословский тезис, то стал в глазах всех еретиком (“афтартодокетом”)»[2].
Само то, что известные авторы в наши дни сочли возможным написать столь вопиюще безграмотный и безапелляционный во всех своих частях текст, свидетельствует о наличии серьезной историографической проблемы, которую мы нашей работой намерены отчасти исправить.
В настоящей версии исследования мы отказываемся от термина «монофиситы», которым мы исключительно пользовались на этапе написания диссертационной работы, лежащей в основе данного текста, а также при публикации нами статей, основанных на тексте диссертации[3]. «Монофиситство» — с практической точки зрения очень удобный термин, позволяющий описать одним словом весь спектр противников Халкидонского Собора. Но именно это следует считать и важнейшим его недостатком: данный термин не описывает всю палитру мнений и подходов, существовавших среди группировок антихалкидонитов, являвшихся подчас непримиримыми противниками друг друга. С другой стороны, этот термин равным образом может относиться и к богословию свт. Кирилла Александрийского, сформулировавшего принцип «единая природа Бога Слова воплощенная», и к богословию осужденного Халкидонским Собором константинопольского игумена Евтиха, от которого дистанцировались впоследствии также все противники Халкидона. Кроме того, следует подчеркнуть, что никогда не существовало никакого «монофиситского богословия» и, как следствие, не возникло соответствующей ереси, которая была бы осуждена тем или иным Вселенским Собором. Особенность положения «монофиситов», таким образом, состояла в том, что они вплоть до появления богословской системы Севира Антиохийского фактически не были носителями отдельного, противостоящего православному богословия. По своим богословским убеждениям они были сторонниками Кирилла Александрийского, фигура и учение которого составляли фундамент халкидонского православия. Вина «монофиситов» была чисто дисциплинарного порядка: они не признавали Халкидонского Собора и отказывались общаться с его сторонниками, что делало их в глазах халкидонитов раскольниками.
Кроме того, весьма показательным является то, что единственный крупный богослов, к которому по преимуществу прилагается эпитет «монофиситского», Севир Антиохийский, был осужден за канонические преступления, причем сделано это было в 536 г. лишь на поместном Константинопольском Соборе, решения которого получили юридическую силу благодаря императорской новелле[4].
Таким образом, с нашей точки зрения, не существует никакого серьезного основания использовать традиционный термин «монофиситы». С другой стороны, предлагаемый в современном научном дискурсе «политкорректный» термин «миафиситы», введенный для облегчения «экуменического диалога»[5], не говоря уже о малопочтенных мотивах его введения, вызывает отторжение нелепостью и лингвистической некорректностью своего облика.
Наиболее, хотя и не абсолютно пригодными для наших целей нам в настоящее время представляются термины «антихалкидониты», «антихалкидонизм» и некоторые производные от этих двух. Сразу оговоримся, что мы используем эти термины только применительно к ситуации рассматриваемого нами периода (V–VI вв.), безотносительно к сегодняшней позиции современных «ориентальных» Церквей в отношении Халкидонского Собора и его вероопределений[6].
Историографический обзор
При всем обилии литературы, посвященной исследованию разных аспектов жизни Римской империи в эпоху Юстиниана Великого, до сих пор не существует обобщающего труда, содержащего детальный, основанный на всем комплексе сохранившихся источников анализ одного из главных направлений религиозной политики императора, а именно — его отношений с антихалкидонитами. Данный аспект обыкновенно рассматривается в лучшем случае в обобщающих работах по истории Церкви отдельных периодов, в которых церковная политика Юстиниана изучается либо как отдельный, хотя и важный, эпизод всеобщей церковной истории, либо же зачастую как просто некая переходная фаза, не имеющая принципиального и самостоятельного значения. При этом даже если эпоха Юстиниана и рассматривается в какой-либо из общих работ в церковно-политическом отношении, она рассматривается без учета всей совокупности источников, как греческих, так и латинских, а также далеко не маловажных — восточных, составленных на сирийском и арабском языках.