Уже на первый взгляд заметно, что далеко не все источники приписывают императрице поставление Анфима[656]. Кроме того, Феодора вряд ли могла против воли и без ведома императора назначить кого-либо на столь высокую должность. При таких усилиях, которые предпринимал Юстиниан ради достижения церковного единства, случайность в таком важном деле, как поставление Константинопольского патриарха, по нашему мнению, была совершенно исключена.
Сведения Захарии Ритора, которые следует понимать так, что Анфим лишь незадолго до своего рукоположения стал известен Юстиниану, очевидным образом являются ошибочными. В нашем распоряжении имеется сообщение Иннокентия Маронейского, который упоминает Анфима среди епископов, по повелению Юстиниана принимавших участие в собеседовании с монофиситами в 532 г.[657] К сожалению, мы не располагаем сведениями о его деятельности с 532 г. до времени избрания его патриархом, однако вышеизложенные факты позволяют нам сделать вывод о том, что Анфим был избран и назначен именно императором.
Какую роль при этом мог сыграть Севир, доподлинно не известно, хотя и можно предположить, что он, находясь в Константинополе, также повлиял на выбор кандидатуры нового патриарха. В этой связи нужно принять во внимание высказывание, содержащееся в челобитных константинопольских монахов и представителей иерусалимского монашества, адресованных императору и папе[658]. Там, в частности, написано, что Анфим был назначен на свою должность с помощью некоторых еретиков: «Он, уже давно покинув свою кафедру, ведя притворную жизнь воздержания (πεπλα-σμένον βίον ἐγκρατείας ἀναλαβὼν) и вращаясь среди поименованных еретиков, а также делая и говоря угодное им и как будто страдая с ними одним и тем же еретическим заблуждением, смог с их помощью (διὰ τῆς ἐκείνων συνάρσεως) похитить престол сего Города вопреки всем церковным обычаям и канонам (παρὰ πάντας τοὺς ἐκκλησιαστικοὺς θεσμοὺς xαὶ κανόνας)»[659].
Это высказывание скорее указывает на некую предварительную договоренность с Севиром и его сторонниками, нежели на ведущую роль в этом деле Феодоры. Под другими еретиками, упомянутыми в этой челобитной, следует, вероятно, понимать Петра Апамейского и монаха Зоору, которые через некоторое время будут осуждены на том же Константинопольском Соборе, что и Севир с Анфимом.
В сущности, возведение Анфима на Константинопольский престол произошло незаконно, поскольку каноны воспрещали переход епископа с одной кафедры на другую, а Анфим уже был епископом Трапезундским. Пойдя на нарушение канонов при поставлении Анфима, Юстиниан однозначно показал, что он в это время связывал с ним особые надежды, вероятно, как с контрагентом Севира на переговорах. Нарушение канонов Юстиниан, по-видимому, допустил еще и для того, чтобы иметь благовидный предлог в любой удобный момент низложить Анфима и отменить все соглашения, которых тот мог достичь с антихалкидонитской стороной.
В пору своего пребывания в Константинополе Севир находился под присмотром и на попечении у императрицы. Новый патриарх Константинопольский при необходимости нанести визит Севиру сначала должен был получить разрешение Феодоры[660].
Во время своих первых собеседований с Севиром Анфим, совершенно в духе императорского эдикта 533 г. и «Энотикона» императора Зинона, заявил о своем принятии Халкидонского Собора в пункте осуждения еретиков Нестория и Евтиха, однако сообщил, что не принимает решений Собора в части определения веры. Севир указал на непоследовательность такого подхода. В конце концов ему удалось склонить Анфима на свою сторону[661]. Место из жития Севира, сообщающее эти скудные сведения, является, к сожалению, единственным, дающим нам хотя бы некоторое представление о собеседованиях, проводившихся с Севиром во время его пребывания в столице.
В своем письме к восточным клирикам и монахам, которое он отправил из Константинополя, Севир также дает понять, что Анфим выступал за частичное признание Собора. Севир счел такое отношение к Собору негодным, указав, что в свое время Флавиан Антиохийский предлагал подобное толкование его решений, однако не нашел поддержки со стороны антиохийских клириков и монахов — сторонников Севира[662].
Исповедание веры, на основании которого Анфим вступил в общение с Севиром и затем с Феодосием Александрийским, подробнее, чем где-либо, излагается в синодике Анфима Севиру. Анфим признаёт три Вселенских Собора (т. е. все, кроме Халкидонского), двенадцать анафематизмов Кирилла против Нестория и «Энотикон» императора Зинона[663]. «Энотикон» Анфим якобы принимал в том смысле, какой ему приписывали акефалы, т. е. как документ, содержащий осуждение Халкидонского Собора, — «объединительное церковное писание блаженной памяти Зинона, составленное для уничтожения Собора, проведенного в Халкидоне, и “Томоса” нечестивого Льва»[664]. Впрочем, возникает вопрос, действительно ли это высказывание, интерпретирующее «Энотикон» в духе акефалов, принадлежит Анфиму. Константинопольский Собор 536 г., задним числом санкционировавший низложение Анфима, не ставил ему в вину подобных высказываний, хотя они и являлись для сторонников Халкидонского Собора совершенно еретическими. Далее исповедание веры Анфима содержит теопасхитскую формулу[665]: «Почему в высшей степени правильно, что Он есть один из Святой и соприродной Троицы до воплощения и после воплощения, поскольку число четверичности Он к Троице не прибавил. А бесстрастен он потому, что соприроден Отцу, страстен же во плоти, нам соприродной». Анфим осуждает еретиков, среди которых названы Несторий, Феодор, Феодорит и Ива; в завершение среди проклятых упоминаются также Халкидонский Собор и «Томос» Льва[666]. Кроме того, Анфим проклинает тех, кто не исповедует Христа в одной природе, а также в одной ипостаси[667].
В ответном послании Севира мы удивительным образом не находим никаких высказываний ни о Халкидонском Соборе, ни о «Томосе» Льва[668]. Учение об одной природе во Христе хотя и излагается[669], однако в такой форме, которая встретила бы одобрение и у самого Юстиниана и которая позднее и в самом деле была принята в вероисповедную формулу императора[670].
Далее Анфим отправил синодику Феодосию Александрийскому, в которой повторил исповедание веры, изложенное им в синодике Севиру[671]. Феодосий поставил Севира в известность о получении синодики Анфима. Впрочем, в послании Феодосия к Севиру мы находим одно примечательное утверждение, которое Феодосий делает относительно позиции Анфима по Халкидонскому Собору: он говорит, что Анфим на самом деле проклял Халкидонский Собор[672]. Однако в синодике Анфима однозначно говорилось о том, что он принимает «Энотикон» Зинона. Открытого проклятия Собору там не содержится[673]. Дополнение, интерпретирующее «Энотикон» Зинона в таком духе, как если бы он был составлен в отмену Халкидонского Собора, хотя и является известным положением непримиримых антихалкидонитов — акефалов, представляется с точки зрения рукописной традиции плохо зафиксированным местом в послании Анфима[674]. Тем самым следует, вероятно, предположить, что Анфим недвусмысленно высказался в пользу принятия «Энотикона» Зинона, в то время как Феодосий интерпретировал это высказывание как однозначное проклятие Анфимом Собора, если только соответствующее место в послании Феодосия не является позднейшей вставкой.
Исходя из всего вышесказанного, вкратце суммируем те пункты, на основе которых Анфим хотел достичь соглашения с Севиром и Феодосием по вопросам вероучения.
После того как Севир практически отказался разделить идею Анфима о частичном согласии с постановлениями Халкидонского Собора, Анфим изъявил свою готовность вообще избегать в дальнейшем упоминания Собора, ссылаясь на авторитет «Энотикона», который предписывал подобную линию поведения. Далее, он, следуя соборным постановлениям, проклял Нестория и Евтиха[675]. Анфим присоединился к антихалкидонитам с учетом компромиссных толкований учения о двух природах, содержащихся в теопасхитской формуле. Впрочем, при таких обстоятельствах Анфим, естественно, не мог однозначно изложить своего отношения к «Томосу» папы Льва, что в дальнейшем, по-видимому, и стало основной причиной его низложения. То, что он не отрекался полностью от Собора, следует из того, что он порицал только некоторых людей и сочинения, которые были приняты Собором и из-за которых впоследствии разгорелся спор о Трех Главах. Он, таким образом, вероятно, выступал лишь за некоторый пересмотр Собора, о котором размышлял и сам Юстиниан[676]. Дело выглядит таким образом, что Феодосий, настаивавший на однозначном осуждении Собора и «Томоса», был убежден, что может понимать позицию Анфима именно в таком смысле. Можно также предположить, что сам Анфим против своей воли допустил, — если вообще допустил, — в своих синодиках такие формулировки, которые были направлены против Собора и «Томоса» или, по крайней мере, могли истолковываться в этом смысле