ализатором всех наиболее тяжелых церковно-политических кризисов V в. и умевшего оборачивать их исход в свою пользу.
Положения «Томоса» папы Льва Ι, оказавшиеся камнем преткновения для огромных масс христиан Востока, явились наглядным примером сомнительной полезности участия догматически безграмотного папства в разработке вероучения Вселенской Церкви. Противоречащий богословию свт. Кирилла Александрийского «Томос» папы Льва, который при других обстоятельствах вполне мог быть осужден как отражающий несторианские тенденции в догматике, исключительно в силу церковно-политической конъюнктуры середины V в., а отнюдь не благодаря своим богословским достоинствам, превратился в документ, расколовший христиан Востока на полтора тысячелетия вперед. Отношение к этому документу немедленно, снять лишнее в в том же 451 г., раскололо христиан по географическому признаку: Запад, не рассуждая, встал за «Томос» и за папу, Восток, рассудив, отверг обоих. Полем битвы стал географический и политический центр Империи — Константинополь, в котором и вокруг которого шла непрерывная борьба за умы восточных христиан.
С произошедшим расколом вполне могли смириться как простые христиане, так и церковная иерархия, но с ним не мог смириться властитель Востока и Запада — император римлян Юстиниан Великий. Выходец одновременно из латино— и грекоязычного Иллирика, вокруг которого сконцентрировалась борьба восточных и западных влияний, имевшая церковно-политическое измерение, выраженное в соперничестве между Константинополем и Римом, Юстиниан смог решить этот спор. Его церковно-политическая победа далась не без потерь: на Западе многие при его жизни не смогли до конца принять Пятый Вселенский Собор, а на Востоке не все смогли простить того, что «Томос» остался неосужденным.
Положение Юстиниана было сложным: приступая к проведению политики в отношении антихалкидонитов, он четко понимал, что принять главный пункт их требований, осуждение «Томоса» папы Льва, он не сможет, не потеряв Запада. Безоговорочно принять «Томос» означало — потерять Восток. Именно вокруг этой центральной дилеммы и вращается вся политика императора. Злополучный документ пришлось упрятать среди новых догматических положений, призванных соединить то, что соединению с трудом поддавалось: богословие свт. Кирилла и фактически оспаривающее его богословие Льва. Наряду с этим следовало ликвидировать те нюансы обстоятельств проведения и постановлений Халкидонского Собора, которые явно отдавали несторианством, — так называемые Три Главы. Нейтрализовав несторианские тенденции среди сторонников Халкидона, устранив соблазняющие его противников второстепенные обстоятельства халкидонского богословия, Юстиниан сделал все, чтобы негативные последствия издания и принятия «Томоса» были минимизированы[1100].
Как и всякий другой, этот компромисс не мог быть полностью успешным. Для его максимальной результативности пришлось применять и другие меры, которые можно охарактеризовать как «административные», однако можно видеть, что от применения насилия в отношении антихалкидонитов Юстиниан последовательно воздерживался. Это, впрочем, не отменяло необходимости поставить процессы внутри антихалкидонитского движения под плотный государственный контроль. Средством этого контроля было прямое или опосредованное — через Феодору — участие императора в дискуссиях внутри антихалкидонитского движения, имевшее своей целью нахождение приемлемой для обеих сторон компромиссной формулы, достижение общей точки зрения сторонников и противников Халкидонского Собора на различные богословские проблемы.
Контроль над антихалкидонитским движение и постепенный отбор наиболее склонных к диалогу лиц и групп являлся другой важной целью императорской политики. Как следствие, основной диалог проходил с Севиром Антиохийским и его сторонниками, которым император оказывал поддержку и доверие, постепенно склоняя их к идее примирения.
Деятельность Юстиниана на церковно-политическом поприще, а особенно его объединительная политика, со всей очевидностью продемонстрировала неспособность тогдашней Церкви самостоятельно решить проблему вероучительных расхождений. В конечном итоге, именно участие императора принудило Церковь к тому, чтобы начать вырабатывать различные варианты компромисса. Будучи предоставлена сама себе, она вряд ли смогла бы отменить наложенные анафемы или же закрыть на них глаза. С другой стороны, имперская власть смогла подавить оппозицию крайних группировок внутри Церкви, которые противодействовали заключению унии; более того, она посадила за стол переговоров уже давно враждебные друг другу стороны. Император сообщил вновь выработанным доктринальным пунктам необходимую пробивную силу, хотя подчас и не был в состоянии сообщить им должную привлекательность.
Юстиниан не всегда предлагал новые доктринальные пункты от своего лица, но тем не менее добивался того, чтобы они были услышаны и рассмотрены соответствующими церковными структурами и иерархами. Следует признать, что действия Юстиниана весьма оживляюще подействовали на богословскую мысль его эпохи. В случае самого императора все эти усилия подчинялись одной цели — обеспечению единства Империи в идеологической сфере[1101]. Было бы неоправданно утверждать, что Юстиниан при этом занимался совершенно неважными вопросами и предавался отвлеченным умствованиям и нелепой игре ума. Наоборот: будучи человеком глубоко верующим, он занимался идеологией в том виде, в каком она существовала в то время, чем никогда не пренебрегал ни один великий властитель.
Далее, следует отметить, что Юстиниан никогда не принимал без проверки учение тех, с кем он шел на компромисс и добивался унии. Вместо этого при выработке своих церковно-политических постановлений он старался согласовать их мнения с учением свт. Кирилла Александрийского и Халкидонского Собора. Соответственно, проводя свою политику, он не совершал перехода на антихалкидонскую сторону, несмотря на то что его противники внутри «ультраправославной» партии зачастую именно так и воспринимали его действия: так было, например, во время спора о Трех Главах[1102]. Таким образом, Юстиниан всегда действовал на догматическом и церковно-политическом поприще в пределах возможного, предотвращая раскол в рядах собственной партии.
Политика Юстиниана по отношению к антихалкидонитам постоянно обнаруживает твердое намерение императора решать проблему раскола Церкви путем компромисса. Очевидно, что Юстиниан не ставил перед собой задачи маргинализировать антихалкидонитов и в перспективе постепенно их ликвидировать, как это было, например, с арианами. При такой постановке вопроса его непрестанные усилия в деле достижения унии и поиска богословского компромисса являются совершенно необъяснимыми. Напрашивается вывод, что Юстиниан стремился не только к «политическому» примирению с антихалкидонитами, но и вполне серьезно добивался посредством переговоров и диспутов раскрытия богословской истины.
Тот факт, что антихалкидонизм сохранился именно в его севирианской версии, без сомнения, является заслугой Юстиниана. Император постоянно поддерживал севириан в их конфликтах с противниками из лагеря антихалкидонитов. Благодаря его позиции, которую отчасти усвоили и последующие императоры, севирианский толк сохранил среди антихалкидонитов свое первенство. С помощью Иакова Барадея Юстиниан даже допустил частичное восстановление севирианской иерархии, что воспрепятствовало неизбежному распаду антихалкидонского движения на многочисленные секты и группировки, — именно потому, что государственная власть стояла за спиной севириан, этого не произошло.
С этой точки зрения антихалкидонская группировка севирианского толка была как никакая другая в собственном смысле этого слова «мелькитской» (т. е. «царской). Следует признать историческим курьезом, что она стала называться «яковитской»: имеется гораздо больше оснований называть ее «юстиниановской».
Список сокращений
ВВ— Византийский Временник.
ЗРВИ— Зборник Радова Византолошког Института.
ПЭ— Православная Энциклопедия.
AA— Auctores Antiquissimi.
ACO— Acta Conciliorum Oecumenicorum.
AHC— Annuarium Historiae Conciliorum.
AnBoll— Analecta Bollandiana.
BNA— Bibliotheca nubica et aethiopica.
BÉFAR— Bibliothèque des écoles françaises d'Athènes et de Rome.
Byz— Byzantion.
BZ— Byzantinische Zeitschrift.
CCG— Corpus Christianorum, Series Graeca.
CCL— Corpus Christianorum, Series Latina.
CFHB— Corpus Fontium Historiae Byzantinae.
CSCO— Corpus Scriptorum Christianorum Orientalium.
CSEL— Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum.
CSHB— Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae.
DOP— Dumbarton Oaks Papers.
DOS— Dumbarton Oaks Studies.
EI— Encyclopaedia of Islam.
ÉO— Échos d'Orient.
FHG— Fragmenta Historicorum Graecorum.
FKGG— Forschungen zur Kirchen— und Geistesgeschichte.
GRBS— Greek, Roman and Byzantine Studies
HeyJ— Heythrop Journal.
HJ— Historisches Jahrbuch.
JRS— Th e Journal of Roman Studies.
JTS— Journal of Th eological Studies.
MGH— Monumenta Germaniae Historica.
Mus— Le Muséon.
OCA— Orientalia Christiana Analecta.
OCh— Oriens Christianus.
OCP— Orientalia Christiana Periodica.
ODB— Oxford Dictionary of Byzantium / Ed. A. Kazhdan. Vol. 1–3. New York; Oxford, 1991.
OLA— Orientalia Lovaniensia Analecta.
OLP— Orientalia Lovaniensia Periodica.
OS— Ostkirchliche Studien.
PG— Patrologia Graeca.