ние «включилось». Не знаю, как и почему. Может быть, все дело в десятидневке, в этом пресловутом рекорде «экспорта сознания»? Не знаю. Ему плохо и одиноко. Он понял, он уже знает, что вечером его ждет что-то страшное, черное, холодное. Вечность небытия. Он жмется ко мне, пытаясь найти в моем сознании хоть частичку теплоты, частичку надежды и любви. И я отвечаю ему. Всем, чем могу. Всей моей женственностью и человечностью. Он радостно тянется ко мне, лучится теплом и светом. Маленькое солнышко. Как же я могу его оставить? Открываю глаза. Земсков по-прежнему что-то нудно вещает с экрана. Несколько минут отрешенно слушаю товарища министра, не понимая, о чем он говорит. А когда граф, наконец, делает паузу, четко и громко сообщаю батюшке-императору, Российской Империи и всему земному человечеству: – Я остаюсь в этом теле! Мы остаемся.
7 В шесть пополудни очередной сеанс связи. Встречаюсь с батюшкой. «Еженедельная встреча Государя-императора с дочерью и сыном» – так этот пункт именуется в расписании на сегодняшний день. Маман приходит поболтать со мной много реже. По-моему, она до сих пор не может осознать, что в одном теле живут двое ее детей – дочь Анастасия и сын Владимир. Батюшка – умница. Чтобы лишний раз не травмировать свою и мою психику, он обращается ко мне исключительно как к мужчине. И это правильно: именно Владимир Романов сейчас живет и работает на Марсе. А юная царевна – Анастасия Романова – спит в больничной палате и проснется только тогда, когда ее брат вернется на Землю. Целиком – и сознанием, и телом. – Здравствуй, Владимир! – Здравствуй, отец, – говорю в ответ. Ему нравится, когда я так его называю. За два года общения с батюшкой я успел это заметить. Они с маменькой всегда мечтали о сыне – будущем наследнике престола. Но сначала на свет появилась Настя. А потом родился мертвый мальчик… И врачи сказали маме, что она больше не сможет рожать. Поэтому когда Анастасия, оказавшаяся в моем теле два года назад, приняла решение оставить свое сознание на Марсе и вернуть меня на Землю полноценным человеком, оба родителя испытали настоящее потрясение. Сначала дружно уговаривали сестричку переменить решение, а потом поняли, что через несколько лет у них появится сын – плоть от плоти, кровь от крови. Ведь фактически мы двойняшки с Анастасией. Конечно, физически я появился на двадцать лет позже. Но у нас с сестрой общие воспоминания – детства на Земле и молодых лет на Марсе. Словно мы всегда жили рядом. Правда, мы договорились заблокировать часть памяти друг от друга. Мне совершенно незачем знать девичьи секреты Настёны. А ей – вовсе ни к чему чувственные впечатления от моих интимных «акробатических этюдов» с Анной-Жаннет. Государь-император, конечно, не слышит моего ответного приветствия. Сигнал долетит до Земли через три с небольшим минуты. Батюшка продолжает говорить: – У меня хорошие новости. Святейший синод единодушно принял решение крестить тебя под именем Владимир – по православному обряду, сразу после возвращения на Землю. Я улыбаюсь. Свидетельство о рождении мне выписали, как только Настя приняла решение оставить сознание на Марсе. Чтобы убедить Синод и патриарха Алексия Третьего в том, что я все-таки человек, а не «психологический Франкенштейн» и не «исчадие ада» потребовалось два года. И моя трехчасовая беседа с патриархом наедине полтора месяца назад. – Вчера Государственная дума внесла изменения в закон о престолонаследии, – голос батюшки дрогнул. – Официальным наследником престола теперь являешься ты. Его глаза сияют. Отцу еще нет и пятидесяти, ему царствовать и царствовать – дай, Боже, долгих лет жизни. Но теперь он твердо уверен, что когда-нибудь передаст скипетр и державу в руки сына – Владимира Владимировича Романова, Владимира Второго. – И еще. В канцелярию на твое имя поступило предложение от сообщества «крымцев». Они пишут, что были бы рады видеть тебя в своих рядах, – батюшка не может сдержать улыбки. – Надеюсь, ты знаешь, кто такие «крымцы» и что они сделали для нашего Отечества? Еще бы не знать! Сообщество «Крылья Империи» возникло ровно сто лет назад, летом 1913 года. Своей целью организация ставила практическое содействие становлению России как мирового государства – сверхдержавы, как сейчас принято говорить. В бурную осень 1917 года именно «Крылья» помогли генералу Корнилову разогнать болтунов из Временного правительства, пересажали марксистов-ульянистов и прочих социал-террористов, провели Всероссийское Учредительное собрание и на законных основах восстановили монархию в России. Сокращенно «Крылья Империи» сначала именовали «крыимцы», а позднее редуцировали до «крымцев». Всероссийское общество открыло официальную штаб-квартиру в Крыму, – в каком-то небольшом поселке на полпути между Алуштой и Ялтой, и каждый год устраивало в октябре – в годовщину событий 1917 года – очередной слет своих членов. Состоять в рядах «крымцев» почетно и ответственно. Из императорской семьи такая честь была оказана только моему батюшке, Владимиру Первому. А теперь вот и мне. Авансом, наверное. – Спасибо, отец, – смеюсь в ответ. – Действительно отличные новости! …На Марсе сумерки наступают быстро. Звезды бриллиантами рассыпаются по небу. Больше всего я люблю смотреть на крупную звезду с едва заметным голубоватым окрасом. Это Земля. Когда мы – Анастасия и я – остались на Марсе, труднее всего пришлось первые полгода. Я активно рос и познавал мир. А Настя работала как ломовая лошадь. Почти все, что сейчас есть в моем распоряжении, сделала она. Это она – уже сложившийся инженер-нанопластователь – из сонма мелких нанороботов создала Снежную Королеву Марию-Луизу и ее сестру Принцессу Анну-Жаннет, Медведицу Марью и Умку, Снега Метельевича и Змея. Роботы должны исследовать Марс. Так почему бы не придать им облик сказочных персонажей? И еще… Кино, книги, связь с Землей – все это, конечно, хорошо. Но нужны хотя бы псевдоживые собеседники, чтобы не свихнуться от одиночества в марсианской пустыне. Управление всеми искусственными существами обеспечивает вычислитель базы. Он же создает «снежные просторы» на Красной планете. Мне только нужно надевать под скафандр виртуальные очки, чтобы воочию увидеть сугробы, поземку и ледяные сосульки. Через шесть месяцев после начала работы на Марсе Настенька ушла в «спящий режим», предоставив тело в мое полное распоряжение. Проснется она только после нашего возвращения на Землю. Крейсеры «Громовержец» и «Победоносец» уже на полпути к Марсу. Через три месяца Вторая марсианская экспедиция высадится на просторы Красной планеты. Сто дней будут вести научные работы и дооснащение Марсограда необходимым оборудованием. Потом «Победоносец» на орбите и тридцать человек на поверхности Марса останутся дожидаться Третьей экспедиции. А «Громовержец» и двадцать один член его команды – в том числе и я – полетят к Земле. Значит, примерно через полтора года я вернусь домой. В свой дом, который хорошо помню, но в котором никогда не был. Часто думаю о том, какой будет жизнь там, на Земле. Конечно, я и Настя окончательно разделим наше общее сознание. И спящая царевна Анастасия проснется. Меня, разумеется, ждет политическая карьера. Тут все предсказуемо и понятно. А вот Настя… Точно знаю, что эта егоза сидеть дома не будет. Какая там на очереди следующая планета на освоение российской космонавтикой? Венера? Думаю, в составе первой экспедиции найдется местечко для молодой дамы с дипломом нанопластователя и большим опытом участия в междупланетных полетах. Можете представить парящие в венерианской атмосфере базы и города, рукотворных крылатых драконов и порхающих среди облаков наноэльфов, одетых в разноцветные скафандрики?
Terra Imperium
Алекс Громов, Ольга Шатохина. Terra Imperium
Империя создает историю столетий и культур, отвергая самозванцев и стремясь к равновесию….
I. Пласты времени
Новомодное зло
«Над всей Москвой безоблачное небо», – так поутру доложил старшему дознавателю Приказа тайных дел Владимиру Александрову дьяк-погодник Эдуард Утукин, родившийся в Орле в знатной дворянской семье и постигавший премудрости наук в далеком Париже и в горах Тибета.
А тем временем на Красной площади традиционно шел торг – пришли первые обозы с селедкой нового улова. Рыба была свеженькая и дешевая, и разбирали ее бойко. И вокруг в торговых рядах ни на минуту не умолкали крики торговцев, наперебой расхваливающих свой товар.
– Мед! Липовый! Разнотравный! Мед, кому мед! С далеких гор, мед редкостный и целебный!
– Абрикосы заморские сушеные! Сладкие! Прозрачные, извольте убедиться!
– Пенька!
– Деготь березовый!
Продавец рыбы вразнос стоял возле оптовой лавки с опустошенным в очередной раз лотком, собираясь загрузиться новой партией. Он покашливал, прочищая горло, готовясь звонко кричать: «Рыбица! Селедки!» Внезапно в небесах потемнело, и в соседнем мануфактурном ряду купец Сорокин, торговавший праздничными кафтанами и иноземными восточными платьями, завопил:
– Ироды на небе!
Поднявши головы кверху, все увидели зависший над площадью огромный предмет, похожий на тыкву, только увеличенную в тысячи раз. А на боку у нее был чудовищный рисунок – трехглавый орел. Людей на площади охватила паника. Многие купцы стали лихорадочно убирать товар. Но местный вор Валерка Иванов, спившийся книжник, неоднократно битый не только за кражи, но и за огульные слова, и неуважение к государю и боярам, успел под шумок схватить узорчатый пояс, свиток со сказанием о московских собирателях редкостей и две горсти квашеной капусты, засунув всё это за пазуху.
И тут из чрева диковины посыпались листки бумаги. «Подметные письма!..» – зашептались в толпе. И начальник Приказа тайных дел боярин Ромодановский, выбежавший на площадь с отрядом стрельцов и прочими служивыми, прокричал:
– Пуляй по иродам!
Доблестные стрельцы принялись палить из ручниц. Но пули не долетали до цели.
Летучее чудище, еще повисев над Красной площадью, зарокотало нутром и поплыло на запад, усеивая свой путь шлейфом из подметных писем, каждое из которых начиналось словами:
«Мы, пресветлейший и непобедимейший Монарх Иван Дмитриевич, Божиею милостию, Цесарь и Великий Князь всея России, и всех Татарских царств и иных многих Московской монархии покоренных областей Государь и Царь…»
То есть составлено послание было от имени сына Дмитрия Самозванца и Марины Мнишек – или, как считали их немногочисленные тайные сторонники, законного царя Дмитрия Ивановича и благочестивой царицы Марины Юрьевны, – чудом спасшегося в младенчестве от мучительной казни.
«…И вы б, наше прирожение, попомнили православную христианскую истинную веру и крестное целование, на чем есте крест целовали деду нашему, блаженныя памяти государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии, и нам, чадам его, что хотели добра во всем: и вы ныне нашего изменника Алексея Романова отложитеся к нам и впредь уже нам, государю своему прироженному, служите и прямите и добра хотите, как деду нашему, блаженные памяти государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии; а яз вас начну жаловати, по своему царскому милосердому обычаю, и наипаче свыше в чести держати, и всё православное христианство в тишине и в покое и во благоденственном житии жити учинити хотим».
А завершалось послание и вовсе дерзновенно: «С нами Папа Римский, Император Священной Римской империи и владыка Поднебесного Китая».
Но бумаги сии спросом на торжище не пользовались – к примеру, Федька-разносчик грамоты не разумел, и письмена на этих листках были для него лишь неведомыми закорючками. А потому, когда небесное страшилище кануло за горизонт, паника слегка улеглась, и Валерке-вору в очередной раз надавали по шее, Федька перехватил свой лоток поудобнее, поправил перевязь на плече и двинулся вдоль рядов, крича по-прежнему: «Рыбица! Селедки!» А бумажки вообще вниманием не удостоил, разве что употребив несколько подвернувшихся под руку для заворачивания покупателям тех самых селедок.
Ночью подметные письма трудами злоумышленников появились на боярских и богатых купеческих домах и даже на воротах Кремля. Утром из Коломенского, из летнего своего дворца, спешно вернулся в Кремль государь Алексей Михайлович и повелел немедленно созвать боярскую Думу.
После того как был зачитан текст злодейского послания, один старый боярин пробормотал:
– Складно выражается, подлец… прямо как отец его!
– Который из отцов-то? – захохотал услышавший это государев шут Васька. – Гришка Отрепьев, аль Тушинский вор, аль атаман Заруцкий?
– Да, недаром его отца называли вероотступником, еретиком, чернокнижником и колдуном.
– Самозванцы на Руси не новость… И ведь надобно заметить, что «Дмитриев Ивановичей» было больше всего.
Кто-то напомнил, что в начале 1613 года Марина Мнишек, бывшая последовательно женой всех Лжедмитриев, заявила о правах своего сына на Земском соборе, но претензии эти были отвергнуты.
– «…А Литовского и Свийского короля и их детей, за их многие неправды, и иных никоторых людей на московское государство не обирать, и Маринки с сыном не хотеть», – важно процитировал постановление Собора боярин Александр Пышков, который был известен как великий ценитель искусства рыбной ловли и знаток истории.
– А что случилось опосля? – заинтересовалась причастная к власти молодежь.
– На Русь пришел порядок, – ответствовал Пышков. – Атамана Ивана Заруцкого, который увез Марину с сыном из Коломны в низовья Волги, где провозгласил ее царицею, взяли в плен и казнили. Марину заключили в темницу, а ее сына от Лжедмитрия I, прозванного Ивашкой Воренком, повесили подле Серпуховских ворот…
– Ну и о чем тогда речь держим? Казнили, похоронили, наследников нет – и концы в архив.
– Э, нет! Шибко ладно только сказка сказывается, а дело-то может много загогулин иметь.
– Ну и что там еще в подкладке?
– Изрядно темная история, бог весть кем сочиненная или проплаченная…
И Пышков, воспользовавшись паузой, – государю подали какой-то свиток на аглицком языке, и Алексей Михайлович его внимательно читал, – вполголоса поведал о том, как по Руси и сопредельным землям поползли слухи, что вместо «царевича» казнили случайного мальчугана, а самого Ивана шляхтич Белинский тайно вывез в Польшу, где через некоторое время представил ребенка королю Сигизмунду и вельможам сейма как сына Дмитрия и внука Ивана Грозного. И сейм назначил опекуном мальчика магната Сапегу, выделив на содержание Ивана шесть тысяч золотых ежегодно.
– Да неужто царь Михаил так вот и терпел, что поляки супостата растят?
– Нет, когда до государя дошел слух, что в Польше скрывается человек, которого называют московским царевичем и у него-де на спине есть особый знак, пятно в виде царского герба, и вдобавок он неуязвим, то в Польшу был послан запрос с требованием выдать или казнить самозванца.
– И дерзнули не выдать?
– Почему же, выдали. Силу русского оружия на себе испытывать паны не так уж и стремились при всей своей гордыне…
Когда заседание боярской Думы закончилось, государь подозвал к себе дознавателя Владимира и повелел проследить за несколькими боярами и их родственниками.
– Ибо слишком много у них имений за пределами отеческой земли, – отметил царь. – Пусть твои сыскари поработают, как следует!
Сын Лжедмитрия был в Польше взят под стражу и отправлен в Москву вместе с великим королевским послом Гавриилом Стемпковским. У посла было при себе личное письмо польского короля, который просил русского государя не карать несчастного – ибо тот, на самом деле, сын мелкого шляхтича Лубы, с давних пор подвержен душевной болезни и за действия свои отвечать никак не может…
Но тут заболел и скончался царь Михаил Федорович, так и не успев решить судьбу очередного самозванца. На престол вступил Алексей Михайлович, который в июле 1645 года принял Стемпковского и на его речь ответствовал:
– Хотим с королем вашим быть в крепкой братской дружбе, и в любви, и в соединении!
И повелел отпустить больного разумом «шляхетского сына» в Польшу.
Посол Стемпковский поклялся от имени короля и сейма, что теперь за Лубой-«Лжеиоанном» будут строго надзирать:
– Он к Московскому государству причитанья никогда иметь не будет и царским именем называться не станет; жить будет в большой крепости, – возгласил дипломат. – Из Польши ни в какие государства его не отпустят, а кто вздумает его именем поднять смуту, того казнят смертию.
Потом был пышный торжественный пир, на котором присутствовали и знатнейшие бояре, и ясновельможный посол со своей свитой. Не было, конечно, помилованного самозванца, ибо слишком много чести для такой ничтожной персоны. Впрочем, без внимания он не остался. Когда за шумом пиршества и треньканьем гуслей известного сказителя было уже не разобрать осторожных шагов за дверями и голоса соседа по столу, боярин Ромодановский – еще не нынешний глава Приказа тайных дел, а отец его – будто невзначай откинулся поудобнее на спинку расписного кресла и проговорил, обращаясь к одному из своих ближних людей:
– И вправду… отпустить надо.
– Нынче же и исполнено будет, – с усмешкой отозвался верный человек. – Исцелим болезного.
– Нынче так нынче, – кивнул Ромодановский. – Не гоняться же за ним потом опять по всей Речи Посполитой…
Стемпковский уехал в Варшаву без помилованного пленника, который внезапно захворал, скончался и был похоронен в безымянной могиле. Никто особо не расстроился, включая и самого посла… Ему же было велено получить официальное царское помилование для Лубы, а не вернуть того в целости и сохранности…
Но, как гласит предание, вместо запланированного тайного убийства произошло неожиданное событие. В следующую ночь дверь темницы, в которой содержался Луба, оказалась распахнутой настежь, а он сам и стоявший на часах стражник, бесследно исчезли. По словам самого Лжеивана V, после этого он, позабыв о своем царском достоинстве, долго скитался, терпел нужду и лишения. Но порой и самозванцам судьба дает шанс. И однажды, когда Самозванец (Иван Дмитриевич) в очередной раз отправился на историческую родину под видом купца, ему выпал тот самый счастливый жребий…
…Обоз шел далеко за Уральские горы и вот, наконец, прибыл в слободу Самаровский ям на берегу Иртыша. И там внимание Самозванца привлек высокий худощавый парнишка, подручный кузнеца, который не только ловко починил сломавшуюся повозку, но и отрегулировал тонкие весы для золотого песка. А потом еще и наладил иноземные часы, которые Самозванец когда-то приобрел в Нюрнберге, но рассказывал всем, что они достались ему от матушки, а ранее принадлежали придворному лекарю его деда Бомелию. И путешественник разговорился с мастером.
– А кто тебя учил?
– Да самоучка я… Кое-что и сам удумал.
– А что именно?
– Много чего. Только это никому не надо.
– Почему никому? Мне надобно. Я из твоих задумок много чего для Руси сделаю.
– Правда, что ли?
– А то!
– Если без лошади ездить, то можно и по болотам, и овес с собой не надо тащить… – поведал юноша.
– Это как – без лошади? – изумился Самозванец.
– А так, чтобы механизм вез!
– И через каждые полверсты придется останавливаться и пружину заново заводить? – спросил Самозванец, припомнив автоматических музыкантов, которых показывали во дворцах европейских владык.
– Нет, – замотал головой парнишка и, нырнув в свою каморку, вынес склянку с черной тягучей жидкостью. – Вот, сударь, если это в бурдюк залить и оттуда трубочку в механизм, то можно ехать, пока бурдюк не иссякнет. А если это через алхимический куб перегнать, то и чадить не будет, и одного бурдюка на много-много верст должно хватить.
– Где же его взять, это твое снадобье? Дорого стоит?
– В десяти верстах отсюда есть овраг, там оно само из земли течет. И овраг этот в округе не один. А если железом оковать и колеса вот в такую плоскую цепь спрятать, то и по болоту повозка самобеглая пройдет, и пулей ее не пробить. А если пушечку вот сюда приладить… Гуляй-город люди тащат, а тут он сам пойдет.
– То есть и в грязи не вязнет, и пуля не берет…
– Если железо в кислый спирт положить, то пар невидимый пойдет, а его можно в пузырь большой собрать и летать над землей… – не унимался изобретатель. – Но только по ветру. А если пузырь сделать побольше, к нему мой механизм приладить и крылья, как у мельницы, то и ветер не нужен.
– Так! – оживился Самозванец, почуяв, что фортуна наконец-то вознамерилась сделать ему достойный подарок. – Как тебя зовут?
– Антон сын Житарев.
– А я – Иван Дмитриевич, великий государь, обманом трона лишенный. Жалую тебя боярским достоинством. Будет у тебя своя мастерская. И дворец будет, и поместье. Заграница нам поможет! У меня там родственники, друзья, покровители…
За прошедшие три года по соседству с маленькой, никому не известной сибирской слободой вырос город Дмитровград, наименованный так Иваном Дмитриевичем в честь своего убиенного отца. В этом захолустье, куда не ступала нога стрельца и не дотягивалась цепкая лапа царского воеводы, Самозванец возвел свою крепость. Главными зданиями в ней был Золотой дворец Ивана Дмитриевича, и впрямь обложенный сусальным золотом снаружи и изнутри, мастерские его приближенного боярина Антона, а также Посольский дом, в котором жили европейские и азиатские вельможные гости и их свиты. Непосредственно к городским стенам примыкало поле, откуда взлетали ввысь могучие воздушные корабли, несущие смерть и разрушение в русские города. Всё придуманное и сделанное Антоном Иван Дмитриевич держал в тайне, не разрешая никому из сторонних людей даже приближаться к мастерским, а уже тем более изучать механизмы.
Одно из чудо-изобретений позволяло доставать из недр земли золото, серебро и драгоценные камни. Тем временем в Германии был основан торговый дом «Мнишек и сын», вскоре ставший одним из самых крупных в Европе. Но Иван Дмитриевич одной торговлей не ограничивался, возобновив через поляков отношения с европейской знатью. Он разыскал в венецианских трущобах своего взрослого сына Леопольда, за непотребное поведение изгнанного из палаццо знатнейшей семьи, к которой принадлежала его мать, и приставил отпрыска к делу.
Но богатство и могущество механизмов Самозванец рассматривал только как средство получения власти над Русью и упрочнения собственной династии. Иностранцы в Дмитровграде говорили, будто мать Леопольда была полукровкой – внебрачной дочерью французской королевы Анны и герцога Бэкингема.
Леопольд основал «Ост-Русскую компанию», одно из первых акционерных обществ Европы, – вложивший деньги, должен был получить после воцарения Ивана Дмитриевича часть русской земли или ее сокровищ. Среди акционеров «Ост-Русской компании» были Папа Римский, император Священной Римской империи, испанский король, польский король, множество германских курфюрстов, османский султан и даже прославленные вожди тунисских пиратов. Суммарный капитал общества составлял свыше ста миллионов золотых дукатов. В результате долгих тайных переговоров между владельцами крупных пакетов акций был подписан секретный протокол, согласно которому германский император получал земли к западу от Смоленска, поляки – Смоленск и Вязьму. Османам отходили Кавказ и Кубань.
На деньги общества было налажено производство «больших пузырей с механизмами и крыльями» – цеппелинов, названных так в честь немецкого злодея полководца графа Цеппелина, который около века назад предлагал Папе Римскому проект уничтожения еретиков, в том числе русских людей, с воздуха – целыми городами и селениями, в знак небесной кары. Кроме цеппелинов строились танки и отливались дальнобойные пушки. Были созданы секретные лаборатории по разработке новейших видов оружия, как технического, так и магического. На острове Капри для лабораторий было возведено большое пятиугольное здание, получившее у местных рыбаков название Пентагон.
В городах Западной Европы и одновременно в Китае и Корее набирали наемников и формировали ударные отряды.
– У меня в войско входят могущественные, прямо-таки фантастические боевики! – гордо говорил Самозванец.
В Европе были построены три аэродрома, откуда отправлялись цеппелины против Руси – в Италии недалеко от замка Святого Ангела, в Мюнхене на обширном пустыре за одной из пивных и в Испании во внутреннем дворе королевского замка Эскориал.
Иван Дмитриевич начал чеканить собственную монету – с трехглавым орлом, провозгласив, что настало время новой великой империи, которая объединит Европу, Россию и Азию.
Среди тех, кто предпочел соблюсти нейтралитет, были англичане. Но Самозванец решил, что без них пока можно обойтись: «После победы сами придут и будут дружбы искать. Концессии всем нужны. Старье и традиции продадим, а иноземцы нам всё новое построят. Новомодное всегда людей манит!»
Через месяц после появления цеппелинов над Москвой государю Алексею Михайловичу представили подробный доклад не только о Дмитровграде, но и о зарубежных союзниках Самозванца. Известная любительница изящной словесности, не чуждая искусств, принимаемая в лучших аристократических домах Праги, Мадрида, Парижа графиня Наталия Новак на самом деле была русской патриоткой и одним из самых осведомленных информаторов Приказа тайных дел. Именно она отправила в Москву гонца с посланием, к которому были приложены фрагменты текстов тайных договоров, заключенных Иваном Дмитриевичем с некоторыми государями и торговыми домами.
На следующий день после заседания Думы была объявлена награда за сведения об авторах подметных писем и их распространителях. Уже к вечеру были схвачены несколько настоящих участников заговора: конюший боярина Дягилева и один из младших воевод, прельщенный посулами славы и богатства. Арестованные сознались в преступных замыслах и деяниях и были казнены на эшафоте, воздвигнутом на Болотной площади между Москвой-рекой и Обводным каналом.
В ночь после казни Москва озарилась пламенем внезапно вспыхнувших пожаров. Очевидцы рассказывали, что огонь падал с неба в прозрачных шарах. А еще выше, заслоняя луну и звезды, над городом проплывали с тихим рокотом зловещие тени, похожие на исполинских хищных рыб… На следующую ночь атака повторилась, но застать москвичей врасплох уже не удалось. Боярыня Наталья Касицына спешно организовала народные дружины для тушения пожаров и поддержания порядка в городе. Стар и млад, воодушевившись примером бояр и стрельцов, не щадящих живота своего в схватке с иноземным ворогом, вступали в народные дружины, которые тушили ночные пожары и задерживали подозрительных личностей.
Служители Приказа тайных дел провели обыск на подворье у боярина Дягилева и обнаружили в подполье целый притон, где регулярно собирались иноземцы, дабы играть в карты и предаваться развлечениям с непотребными девками. Впрочем, усадьба Дягилева сгорела во время очередной бомбардировки. Хотя согласно донесениям, ни один сосуд с огненным зельем на усадьбу не падал…
Но москвичи самостоятельно выслеживали и карали злоумышленников. Так, был растерзан стихийно собравшейся разъяренной толпой известный на Москве ростовщик Роман Цупер, чья лавка была за Ивановским монастырем в Хохлах. Сей злодей оказался шпионом, агентом Самозванца, прозванного к тому времени Сибирским вором. Цупер угнетал простых людей, издевался над ними, а сам хранил в своих закромах бомбы и устройство для размножения подметных писем.
Иной раз по городу расходились самые причудливые слухи. Например, поговаривали, что виновник обрушившейся на город напасти – некий могущественный иноземный колдун или басурмане-ассасины, уцелевшие приверженцы Старца Горы. Или опальный боярин, затаивший злобу на народ и государя. Подозревали и аглицких купцов, а потому за ехавшим по Варварке на диковинном средстве передвижения, позже получившем название «велосипед», англичанином погналась толпа, и он едва успел укрыться за крепкими дверями Английского дома.
К собравшимся перед высоким крыльцом разгневанным людям вышел сам посол и произнес:
– Согласно нашим и вашим традициям из Лондона выдачи нет!
Вскоре выяснилось, что британцы к злодействам были непричастны, а ложный слух об их виновности пустили общие недруги.
Тобольский воевода со стрелецким войском и пушкарями выступил в поход против Сибирского вора, намереваясь взять приступом Дмитровград и восстановить законный порядок на вверенных ему землях. Сражение произошло на подступах к старому Самаровскому яму, как раз там, где по преданию когда-то славный покоритель Сибири Ермак Тимофеевич разбил войско хана Самара. В нынешнем году половодье в пойме Иртыша держалось необыкновенно долго, что ограничивало свободу маневра. Но, несмотря на это стрелецкие полки, с боевыми песнями, перемежавшимися лихими частушками, высмеивавшими Сибирского вора, шли вперед, а навстречу им двигалось сводное воинство басурман… При этом среди сверкающих на солнце соров[53] стрельцы поначалу не могли разглядеть ни ярких стягов, ни блеска начищенных доспехов. Не щетинились пищальные и мушкетные стволы, не доносился рев боевых труб… Только слышался нарастающий лязг.
Неуязвимые для пуль и почти не заметные благодаря маскировочной окраске ползли вперед механические чудовища, наименованные танками в честь грозных военных машин Римской империи. Загрохотали пушки железного «гуляй-города», но стрельцы не дрогнули. Они продолжали стрелять, целясь в смотровые щели, некоторые бросались под танки со склянками огненного зелья. И несмотря на потери остановили-таки продвижение неприятеля.
– Тревога! Ироды в небе!
Из-за крутых холмов Самаровского чугаса выплывали цеппелины, сбрасывали огненные бомбы. Но отважные пушкари отчаянно налегали на орудия, подкладывая новые опоры и стремясь направить пушки в небо. Один из ветеранов огнестрельного наряда, не обращая внимания на опалившее его пламя, выждал, пока летучее чудище оказалось на линии прицела его бомбарды, и решительно поднес тлеющий фитиль к запальному отверстию. Метко пущенный снаряд настиг цеппелин, который в одно мгновение окутался пламенем. Пылающие обломки рухнули на землю под ликующие крики всего государева войска:
– Ну что, получил?
– Думаешь, если ты самозванец, так тебе всё можно?
– Эх, были бы у нас пушки побольше!
– Русь сильна не калибром, а верой! Хотя и калибр не помешает…
Но взять Дмитровград в этот раз всё же не удалось.
Через несколько дней в Москве Алексей Михайлович во время заседания боярской Думы произнес:
– Да, первым усилием злодея не одолели. Но сила в правде, а правда в народе, который за нас. Поднимайте народ! Тогда нам любой ворог не страшен!
На подступах к столице на всякий случай стали против танков рыть ловчие рвы и ставить заградительные ежи. Идея такого заградительного устройства осенила одного из пушкарских подручных, когда он сколачивал козлы для новых орудий, устанавливаемых на стене Белого города.
Даже преступники, заключенные в острогах, писали челобитные государю с просьбами разрешить им искупить свою вину, сражаясь с лютым ворогом. Из них были собраны особые штрафные отряды при стрелецких полках.
А на территориях, захваченных мятежниками, повсюду вначале стихийно, а потом организованно создавались партизанские отряды. Помимо купцов, крестьян, мастеровых в их состав входили стрельцы и конники. Партизаны нападали на обозы с провиантом для войск Сибирского вора и горючим для чудо-машин, прозванных уже мобильным злом.
Вскоре Дмитровград, по сути, превратился в осажденную крепость, потеряв реальную власть над прилегающими землями. Несмотря на злодейства иноземцев, постоянно расправлявшихся не только с захваченными партизанами, но и с крестьянами и мастеровыми, всеобщая народная ненависть к Ивану Дмитриевичу постоянно усиливалась. Его армия, впрочем, как и приспешники, в основном состояла из иностранцев. Ближний боярин Антон, с головой уйдя в создание новых механических чудищ и научных диковин, и не ведал об их злодейском применении, рассчитывая, что Иван Дмитриевич, в конце концов, благоустроит Русь…
…Дмитровград спал. Конечно, на стенах и валах были по правилам военного искусства расставлены часовые, и несколько танков сразу за воротами глухо ворчали незаглушенными двигателями, чтобы в случае какой неприятной оказии сразу ринуться в бой. Заслоняя крупные и яркие осенние звезды, темнели крепко привязанные к решетчатым башенкам цеппелины.
Часовой, Денис-раскольник, беглый проповедник самосожжений, но превыше всего любивший самого себя, а потому всегда умудрявшийся уходить из занимавшихся огнем срубов и проскальзывать мимо окруживших очередное пожарище стрельцов, начал теперь задремывать под мерный рокот могучей машины. Нет, он не спал, он же был на страже! Он слышал даже, как изредка шуршат первые падающие с деревьев листья. Но не заметил, что шорохи стали чаще. А если и заметил, то не придал значения – осень, листопад…
И упал Денис с вала в ров, пораженный небольшим, но увесистым кистенем, который ловко вытянул из рукава боец особого отряда. Быстро и незаметно был перекинут через ров составной легкий мост, по которому стрельцы устремились в расположение врагов Руси и государя.
Боярин Антон допоздна проверял и отлаживал двигатель нового цеппелина. Он так и задремал в гондоле возле снятого кожуха. И очнулся только от треска пламени, охватившего причальную вышку, и крика:
– Тревога! – мгновенно перекрытого многоголосым боевым кличем атакующих.
Среди звона оружия и всё новых и новых языков пламени, взметывающихся к ночному небу, мало кто обратил внимание, что один из цеппелинов сорвался с башни и, рассыпая искры с тлеющих обрывков канатов, умчался прочь по воле поднявшегося перед рассветом ветра.
Нет, конечно, там был и тот, кому полагалось всё подмечать. Старший дознаватель опустил зрительную трубу. Когда к нему подбежал помощник, желавший доложить о победе над супостатом, Владимир уже не смотрел туда, где за тайгой и болотами скрылся последний неуправляемый цеппелин мятежников с единственным, это он в отблесках огня разглядел, человеком на борту.
– Пусть живет механик, – пробормотал дознаватель. – Надеюсь, поймет, что нельзя доверять авантюристам. И может быть, научит своей премудрости достойных русских юношей из глубинки. Но надо будет проследить, чтобы за границу не утек…
Владимир выслушал доклад помощника, отдал необходимые приказания… В истории похода Сибирского вора и с ним двунадесяти языков на Москву можно было ставить точку. И писать послесловие на царево имя.
Уже через месяц после разгрома мятежников и западных интервентов русские дирижабли охраняли границы державы.
Во время штурма Дмитровграда сгорели все вражеские цеппелины. Уцелевшие пилоты в черной блестящей форме были проведены колонной по улицам Москвы. Захваченные знамена были брошены наземь у Лобного места, щедро политы зловонными помоями… После чего послы Священной Римской империи и других европейских держав поспешили заявить, что всё случившееся – козни отдельных авантюристов, и их государи никогда не поддерживали подобных замыслов, направленных против государя Алексея Михайловича.
Многих из тех, кого после подавления бунта удалось взять живыми, а сведений о прямом участии в преступлениях на них не было, сослали в монастыри на покаяние и перевоспитание.
Родился народный обычай – во время празднования избавления от нашествия двунадесяти языков стрелять из пушки в сторону Америки, Польши и Китая.
И уже рассказывали в народе легенды, что бесследно сгинувший «боярин-механик» Антон, создатель мобильного зла, по преданию, был учеником Корнелиуса ван Дреббеля, аглицкого механика, изобретшего подлодку, а тот приходился, по слухам, учеником самому богомерзкому Фаусту, создателю фаустпатрона…
Для изучения технических трофеев была создана особая комиссия. В ее работе участвовал выходец из Шотландии, а ныне полковник русской армии Виллим Брюс, чей малолетний сын Яков с большим интересом рассматривал необычные чертежи и странные детали… И через двадцать лет ученый и военачальник Яков Брюс по воле тогдашнего государя Петра Алексеевича отправится в Лондон к Ньютону.
А спустя полвека в российской глубинке на свет появился Иван Кулибин, гениальный отечественный механик и изобретатель…
Око Потемкина
– …И тогда батюшка мой вынул палаш и разрубил немчуру, а солдатики испуганные сдались! – Иван Сумароков бодро рассказывал университетским приятелям о героических подвигах отца в славном 1762 году.
В знаменитом московском кабаке «На Балчуге» было шумно. Изрядно подвыпившие студиозусы недоверчиво посмеивались:
– Ну да, один всех голштинцев разогнал!
– Отцу за это орден и деревню в пятьсот душ пожаловали!
– А не за постельные подвиги?.. Поди докажи теперь!
– Что, тебе кристалл волшебный найти, чтобы былое воочию показывал?
– Найдешь – до конца жизни тебе верить будем и твои просьбы исполнять. И угощать за наш счет.
Так спором, но без драки заканчивалось 22 сентября 1772 года в существовавшем аж со времен царя Иоанна Васильевича почтенном питейном заведении. Среди присутствующих были… а, впрочем, это не так важно, ведь в тот день произошло событие куда более громкое, чем студенческий спор за стаканом вина, – была ратифицирована конвенция о разделе Польши.
Соглашение о том участники «союза черных орлов» – Пруссия, Австрия и Россия – подписали в Вене полугодом раньше. Император Фридрих II язвительно заметил: «Мы с Екатериной старые разбойники, а вот как эта ханжа Мария-Терезия будет оправдываться перед своим духовником… Интересно было бы посмотреть!»
Сказал и, по свидетельству приближенных, вздохнул. Увидеть то, что происходило далеко и без свидетелей, казалось невозможным.
Между тем в это самое время глава механической мастерской Петербургской академии наук Иван Кулибин закончил работу над окончательным проектом 298-метрового одноарочного моста через Неву. Он еще раз обошел вокруг большой деревянной модели будущего сооружения, проверил, прочно ли держатся все детали в решетчатых фермах.
А потом открыл дверь маленькой каморки без окон, где на столе размещался механизм с блестящей линзой, а одна из стен сияла свежей побелкой. Иван Петрович, вооружившись большим затейливого вида ключом, долго заводил поскрипывающую пружину в недрах прибора. И на белой стене замелькали живые картинки.
Иван Петрович так увлекся лицезрением, что не заметил, как в мастерскую вошел главный полицмейстер Санкт-Петербурга. Спохватился, когда тот уже внимательно осмотрел будущий мост и заглянул в каморку.
– А не рухнет ли мост твой?
– Не должен.
– Смотри, если что – я с тебя голову сниму! Сам первый по нему пойдешь! А здесь ты чем занимаешься, чернокнижник?..
Двумя неделями позже граф Никита Иванович Панин, совершавший волей государыни служебный вояж по Новороссии, посетил с визитом и начавшего входить в большую силу Григория Потемкина в его имении под Белой Церковью. Потемкин устроил в честь гостя парадный ужин, на котором присутствовала и очаровательная Александра Васильевна, племянница и, как знал весь свет, любовница Григория Александровича.
Хозяин со смехом поведал, как он недавно, дабы пробудить в лихих казаках доверие к верховной власти, сам записался в Запорожскую Сечь под именем Грицко Нечесы. Панин ответно развлекал сотрапезников свежими столичными новостями. Невзначай рассказал и о том, как бдительный столичный полицмейстер арестовал какого-то чудака из нижегородских купцов, который хоть и известный механик, но додумался до совсем непотребных вещей.
– Это каких же? – полюбопытствовал «Грицко», поглаживая Сашеньку по обнаженному, как велит мода, округлому плечу.
– Да он говорит, мол, можно особую машину на что-нибудь направить и запечатлеть, а потом за сотни верст то, что там было, снова показать. Вот прямо на стенке.
– И что дальше?.. – Потемкин говорил рассеянно, но его лицо уже сменило игривое выражение на сосредоточенное.
– В тюрьму упекли, – усмехнулся граф, – незачем умы смущать.
Потемкин еще помолчал немного, окончательно потемнев лицом, и вдруг вскочил, отшвырнув кресло и опрокинув штоф с вином.
– Нарочного в Петербург!
За дверями послышались взволнованные голоса, передающие распоряжение дальше. Потемкин тяжело глянул на графа:
– Умрет механик – сам будешь в крепости сидеть. Вместе с полицмейстером твоим. Скоро вы забыли слово и дело государево!..
– Да я, Григорий Александрович, не подумал…
– Чему ж ты, граф, наследника престола научить можешь, если сам не думаешь? Эй, Митька! – распахнув окно, крикнул Потемкин. – Готов ли нарочный?
Когда посыльный умчался («Аллюр три креста!»), а граф Панин в расстроенных чувствах и полном недоумении удалился в отведенные ему комнаты, бессменный дядька Потемкина – Семеныч – видя, что барский гнев уже поостыл, осторожно спросил:
– А зачем нам, батюшка, эта премудрость?
– На всех таких, как ты, Семеныч, верных не хватает, – вздохнул Потемкин. – Все государевы люди только о себе думают. Иуды, лежебоки, казнокрады… А лазутчики вражеские? А лихоимцы? Как от них Россию спасти?..
– А тут, значит…
– Увидеть можно, Мишка, всё своими глазами увидеть! Это им не доклады лукавые, лживые…
Доставленный через две недели к Потемкину Кулибин продемонстрировал первые живые картинки – запечатленный разговор со своим подручным Ванькой.
– Всё можешь снять?
– Если не шибко темно, то да.
– А хранится сие сколько?
– Бог даст – вечно.
– А подделать твою запись можно?
– Можно-то можно, так я ведь определю…
– А других научишь определять подделки?
– Невелика премудрость, научу.
– Что тебе нужно, чтобы сей прибор производить для нужд державы Российской?
– Три помощника, материалы следующие…
– Составь список! И держи язык за зубами – дело государево! Сболтнешь кому лишнее, сгною так, что и кости в темнице останутся.
2 ноября 1772 года Екатерина II подписала секретный указ об учреждении особой мастерской Ивана Кулибина под началом Григория Потемкина и формировании Потаенного департамента российской фильмографии. Через восемь месяцев усилиями Кулибина и его подручных были изготовлены восемнадцать воспроизводящих аппаратов. Через еще три месяца их количество достигло тридцати двух. Одновременно с этим один из помощников Кулибина – Александр Ханжонков – начал преподавать доверенным гвардейским офицерам премудрости съемочного процесса. Так было положено начало подготовке кадров для Потаенного департамента фильмографии.
Одновременно с этим вышел циркуляр о новых должностных званиях в рамках департамента – согласно ему теперь должны были быть на государевой службе и генерал-аншеф-режиссер, и полковник-сценарист, и штабс-операторы, и фискально-съемочные группы…
Началась эпоха документальных синематографических расследований и запечатлений. Одновременно родилась и синема-пропаганда, ибо Екатерина Великая никогда не была равнодушна к запечатлеванию своих деяний на благо России. Был издан манифест: «Отныне повелеваем всем столичным и уездным газетам выходить только со зримыми приложениями…», – и установлена строгая государственная монополия на съемки. На фильмослужбу отбирались потомственные дворяне благонамеренного нрава, за коих поручились не только их родители, но и сотрудники компетентных органов империи. Режиссеры и операторы с целованием креста клялись устои государства охранять и монаршую волю до подданных всячески доносить. А точнее, как значилось в присяге, – неустанно проводить в жизнь генеральную линию императорской администрации.
На Рождество 1774 года в Зимнем дворце состоялся первый показ, на котором присутствовала вся высшая знать и иностранные послы. Им была показана первая кинолента – торжественный выезд императрицы из Царского Села. Когда ту же ленту показали народу, допущенному по такому случаю в конногвардейский манеж, – люди падали на колени, кричали «Матушка государыня!», крестились и плакали от потрясения.
Вышел секретный циркуляр, что можно публично показывать крупное взяточничество, равно как и прелюбодейство только с разрешения генерал-режиссера (и как говорили, самой Екатерины). Хотя в своем кругу лихие гвардейцы, пересказывая последние пикантные новости из дворца, мечтали: заснять бы Екатерину с… кто там нынче в фаворе? Кино же, снимаемое не с натуры и не государевыми людьми, было приравнено к государственной измене и каралось конфискацией имущества и лишением живота, поскольку показывало то, чего нет и никогда не было, и этим смущало слабые умы подданных.
Барон Мюнхгаузен, который когда-то возглавлял почетный конвой императрицы – тогда еще принцессы Софии, только что прибывшей в Россию, – по старой памяти добился для себя важного поручения – снять популярный фильм про русскую охоту. Но быстро растратил казенные деньги, на остатки которых снял потешный, как было сказано, клип, где он сам якобы стреляет из камина и утки жареные на российскую землю падают. С тех пор в народе клипами стали называть усеченные (короткие) съемки того, на что дадены были большие деньги. Барон из последних оставшихся средств дал взятку соответствующему чиновнику, снятое им благополучно ушло в производство, и один из увидевших его иностранцев, археолог по фамилии Распе, написал о том сатирический памфлет, который попался на глаза императрице. Началось расследование, поскольку за взяткополучателем следили с помощью скрытой камеры. И был злополучный Карл-Иероним отправлен в отставку в звании поручика-сценариста, но без пенсиона. А потом и вовсе выслан из России за утрату доверия государыни. Покидая пределы Российской империи, барон мечтал об одном – о личной встрече с Распе: «Докопался, гнида!»
Посетивший в это время Россию знаменитый граф Калиостро хотел не просто поступить в российскую гвардию и стать полковником-сценаристом – он приезжал по тайному повелению французского короля Людовика XV, чтобы разведать тайну живых картинок, секрет производства которых в Европе пока еще не разгадали. Но Калиостро сам стал жертвой съемок. Екатерине показали совершенную графом подмену умершего ребенка чужим – живым и здоровым, – поданную им как исцеление…
Но могущественные заинтересованные лица нашли и другой способ завладеть секретом…
Летом 1774 года на карету со съемочной группой, направлявшейся в Химкинский лес, было совершено нападение, четверо сопровождавших казаков и поручик-оператор были убиты, съемочный аппарат исчез. Впрочем, спустя три месяца было совершено еще два нападения. И еще один аппарат попал в руки злоумышленников.
Вскоре поступили донесения, что во время плавания по российским рекам на частных судах кроме официального видео крутят и нелегальное, называемое «пиратским».
После этого инженеру-механику Ивану Кулибину было приказано начать производство бронированных самодвижущихся карет для съемочных групп. Через восемь месяцев из ворот Адмиралтейства торжественно выехали четыре бронированные синема-кареты в сопровождении гусаров лейб-гвардии Ее Величества Гусарского полка.
При взятии Измаила, наплевав на императорское повеление неуклонно охранять аппарат и его команду, генерал Суворов направил на штурм крепости бронированную карету со съемочной группой, приговаривая:
– Нечего на камушке сидеть и на Очаков глядеть, про не наш Очаков снимать! Сами взяли – сами сняли!
Пораженные видом механического чудища турки (из его нутра доносилась песня «И от Москвы до стамбульских степей…», проигрываемая музыкальной шкатулкой) открыли по «шайтан-арбе» беспорядочный огонь, но тщетно. Осколки ядер только сшибли с борта кареты рекламное полотнище грядущего фильма «Ну, турок, погоди».
Осенью 1774 года общественное мнение империи было взбудоражено слухами о тайной премьере ролика с участием государя Петра Федоровича, официально уже двенадцать лет как покойного. Император выглядел как новенький, но при этом почему-то – как типичный донской казак. Он, по его словам, именно на Дону, а потом в Мечетной слободе на Иргизе и укрылся от неминуемой гибели. Но теперь пришло время восстановить попранную справедливость и вернуть себе российский престол, отправив нерадивую жену Катерину на кухню, а то и сразу в монастырь.
Поверх богатого кафтана на плечи героя ролика был накинут потертый заячий тулуп. И будто предугадав недоуменные взгляды зрителей, Петр Федорович, рассказывал о том, как чуть не погиб в Заволжье, застигнутый бураном, однако бедный, но достойный дворянин, спешивший той же дорогой к месту службы, отдал ему собственный тулуп…
«Жалую вас землями, водами, лесами, рыбными уловами, жилищами, покосами и морями, хлебом, верою и законом нашим, посевом, пропитанием, рубашкой, жалованьем, свинцом, порохом и провиантом – словом, всем тем, что вы пожелаете во всю жизнь вашу», – возглашал чудесно спасенный император и призывал всех верноподданных «злодеев дворян ловить, казнить и вешать».
Ролик немедленно был отнесен к категории «разбойничьего видео», а вскоре в Заволжье полыхнул большой мятеж. А в Санкт-Петербурге начались тайные поиски того самого владельца тулупчика. Среди возможных кандидатов начальник Тайной канцелярии называл имена впавшего ранее в опалу генерал-прокурора Глебова и даже отставного фаворита государыни Григория Орлова, проживавшего в Москве под негласным надзором полиции.
Но это было лишь первой попыткой использовать чудо-изобретение не в интересах державы, а совсем наоборот. Едва угасли волнения – ради чего пришлось послать не только войска против мятежников, но команду операторов на Дон, чтобы отсняли в станицах ленту с рассказами стариков, свидетельствовавших, что это никакой не государь Петр III, а беглый казак Емелька Пугачев, – как появилось новое подметное видео.
В Европе было всего восемь украденных из России киномеханизмов, и то ранних модификаций. Однажды сотрудники Тайной канцелярии достали тайно демонстрируемую во Флоренции видеозапись. На ней молодая красотка объявляла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны от законного, но тайного брака с Алексеем Разумовским. И требовала от государыни признать ее права на престол. Более того, в ролик были вмонтированы кадры, на которых было запечатлено, как на одре болезни Елизавета благословляет выросшую вдали от двора дочь и называет ее законной наследницей короны Российской империи.
– Мало нам было маркиза Пугачева, теперь еще и эта авантюрьера! – разгневалась государыня.
– Так ведь не было еще тогда кино, когда скончалась императрица Елизавета. Всякий поймет, что ложное это известие, – тщетно утешал ее Потемкин.
Вскоре были приняты оперативные меры, и один из братьев Орловых, Алексей, отправился в Европу, дабы тайно и не обязательно законно, но эффективно прекратить это экранное и политическое бесчинство. О том, чем дело кончилось, ходили лишь смутные слухи.
Несмотря на запрет «государевой порчи» (художественных фильмов), нашелся неизвестный западный инсургент-режиссер польского происхождения, который снял и сцену соблазнения «принцессы» Алексеем Орловым, и ложное венчание, и гибель авантюристки в одной из камер Петропавловской крепости, залитой осенним наводнением, для чего были использованы два кинопавильона в Лувре. Копии в России распространялись тайно, и долгое время считались лучшим подарком в высшем свете наряду с контрабандными гаванскими сигарами и брюссельскими кружевами.
Жаждущий славы Александр Радищев установил кинематографический аппарат на свою дорожную карету и случайно оказался создателем документального роуд-муви с элементами социальной драмы и фильма ужасов. Но такая экстравагантность вызвала гнев властей, в первую очередь – Коллегии иностранного бизнеса. Картину признали «наполненной вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное к власти уважение…». Радищев был обвинен в намеренных действиях по подрыву имиджа России, в том числе экономического, и, не имея возможности его полностью компенсировать, был посажен под арест.
А бывший штатный сценарист и пропагандист майор Новиков, имевший неосторожность снять полнометражный документальный фильм о масонах, был арестован за то, что лента, по мнению генерал-кинокритика, содержала призыв к юношеству массово вступать в масонские ложи и инструкцию, как именно это следует сделать. Масоны, по слухам, тоже были недовольны показанным. Во-первых, фильм разрушал атмосферу тайны, а во-вторых – привлек к ним совсем не благожелательное внимание властей, ранее относившихся к вольным каменщикам вполне равнодушно. А тут по приказу императрицы было не просто остановлено возведение украшенного масонской символикой кинематографического дворца в подмосковном Царицыне, но и уже построенное надлежало разрушить.
Минула эпоха Екатерины, и на престол взошел император Павел I. Среди задуманных им реформ было и введение всеобщего права на съемки и, как сам Павел любил приговаривать, свободное распространение информации. Разумеется, такой, которая шла бы на пользу Российской империи.
Проблему «государевой порчи» и предосудительных заграничных фильмов новый правитель намеревался решать энергичными мерами, издав указ следующего содержания: «Так как чрез вывезенные из-за границы разные книги и фильмы наносится разврат веры, гражданских законов и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные не были, в государство наше, равномерно и фильмы, и музыку…»
При этом император покровительствовал русским ученым, которые за время его короткого правления успели разработать первый в мире компьютер и прообраз того, что в XXI веке назовут Интернетом. Павел хотел ввести обязательную экзаменовку знати, чиновников и военных на знание технических новинок и умение пользоваться ими в полном объеме. Помимо этого он требовал, чтобы каждый высший сановник предоставлял личный кинематографический отчет о своих доходах, чего российская знать не могла допустить. И Павел был убит. Тогда же граф Пален разбил тростью первый ноутбук, сказавши: русскому человеку надо не это, а землю пахать.
А император Александр I, едва взойдя на престол и получив подробные видеоотчеты о воровстве и жульничестве среди своих сановников, испугался обнародования этих сведений, равно как и утечки их на Запад. На вопрос Александра, что с этим делать, Сперанский ответил, что правдивая публичная кинематография пригодна только для идеального общества. Император издал секретный указ о расформировании Потаенного департамента и полном запрете на изготовление живых картинок. Все киномеханизмы и копии фильмов было приказано сдать.
Последним фильмом стала запись пророчеств монаха Авеля Тайновидца о грядущих судьбах России и монархов из Дома Романовых. Но слова святого старца сохранились для грядущих поколений только в пересказах.
Граф Никита Петрович Панин, родной племянник почившего в 1783 году Никиты Ивановича, вновь обретший с началом нового царствования все отнятые у него по приказу Павла привилегии и пост вице-канцлера, сказал тогда графу Кочубею:
– Неужели так вот и получится все фильмы собрать?
– А как же! При Елизавете Петровне, соблаговолите вспомнить, даже все рубли с изображением бедного Иоанна Антоновича собрали. Потому как бедным за крамольный рубль выдавали другой, новенький. А богатые боялись впасть в немилость…
Вышло так, как предсказывал опытный царедворец. А граф Панин за свои сомнения снова впал в немилость, теперь уже навсегда.
6. Вторая серия
Собранные киномеханизмы были сложены в одном из казематов Петропавловской крепости. А когда, наконец, специально назначенные жандармские офицеры были присланы, чтобы исследовать их, оказалось, что ни один прибор не работает. Покойный Кулибин использовал для изготовления… (текст вымаран по приказу шефа Третьего отделения) редкий элемент «государий», месторождение которого существовало только в России и знали о нем немногие доверенные люди, а из их числа уже никого не осталось.
И в Европе похищенные аппараты перестали работать, а копии фильмов пришли в негодность, поскольку хранить их надлежало в коробках с особыми мембранами. Секрет их изготовления знал лишь покойный Кулибин и единственный из его помощников, который после убийства государя Павла Петровича спешно покинул столицу и бесследно исчез.
Прошло не так уж много лет, а о синематографе если и вспоминали, то как о сказке. И только мсье Люмьер, служивший в одном из знатных московских семейств гувернером, записал эту историю в свой личный дневник, который тщательно прятал в сундучке с бельем. А вернувшись в родную Францию и приобретя, как мечталось ему в холодной России, домик с садом на берегу Луары, он иногда читал вслух свои заметки внукам – Огюсту и Луи. Братья Люмьер слушали дедушку очень внимательно…
6 января 1896 года они впервые продемонстрировали потрясенной парижской публике фильм «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота». И внимательный наблюдатель, из тех, кто не обратился в бегство, при виде надвигающейся громады паровоза, мог разглядеть на нем барельеф русского механика Кулибина.
А через несколько месяцев после знаменитого первого киносеанса на стапелях Нового Адмиралтейства в Санкт-Петербурге был заложен новый корабль – бронепалубный крейсер «Аврора»…
II. Кремлевские умельцы
Все места, связанные с властью, веками сопряжены и с опасностью: мятежи, перевороты, покушения. Но в московском Кремле никогда не был убит и даже ранен ни один государь или великий князь. Было ли это случайностью или заслугой тех, кто был призван оберегать их?
Официальные хроники о многом умалчивают. И лишь немногие могут перечислить имена воинов и умельцев…
– А вот если на этот кирпичик нажать, из стены настоящая катапульта вылезет!
– Нет, на вон тот! И не катапульта, а огнеметательная труба!
– На этот! Катапульта! Нам учитель рассказывал…
– А я в книжке читал! Тут спрятаны огнеметательные трубы, которые еще князь Святослав отнял у византийцев!
– Вы что тут делаете, негодники?!
– Мы ничего… Мы, господин городовой, историю повторяем! – закричали оба гимназиста и бросились наутек.
Городовой, дежуривший в Александровском саду, посмотрел вслед мальчишкам, потом с подозрением покосился на «тот» и «этот» кирпичики Кремлевской стены и задумчиво покачал головой. Он тоже был уверен, что древний Кремль нашпигован удивительными явлениями, которые, увы, не всегда было возможно запротоколировать и поставить под контроль власти.
И основания для этой уверенности у полицейского чина были самые веские – собственный горький опыт.
Однажды во время подготовки к военному параду в Кремле городовые, поставленные, чтобы держать на должном расстоянии толпу зрителей, внезапно обратились в паническое бегство – вместе с частью зевак и даже взводом вышколенных юнкеров. При разбирательстве полицейские чины твердили одно и то же – над колокольней Ивана Великого из облаков вырвался дракон, заложил несколько виражей над Соборной площадью и дохнул пламенем так, что Царь-пушка мгновенно раскалилась докрасна. А потом ринулся вниз…
Поначалу полицейское руководство намеревалось попросту уволить провинившихся. Но те подали прошение государю императору, напоминая о своей многолетней беспорочной службе и несомненной, засвидетельствованной лекарями трезвости в тот злополучный день. Ординатор Преображенской больницы Корсаков, молодой, но уже известный своими оригинальными методиками врач-психиатр, обследовал полицейских и пришел к выводу, что все они психически совершенно здоровы. А причиной массовой галлюцинации стал морок, искусственно наведенный с помощью прибора неизвестной пока конструкции.
Так было введено в обиход понятие «технический глюк». Впоследствии оно стало весьма популярно среди инженеров и конструкторов, но тогда главная загадка заключалась в том, какой же это мог быть прибор и где он спрятан.
На самом деле Кремль был оснащен великим множеством тайных приспособлений еще во времена царя Иоанна Васильевича. Согласно преданию, у Ивана Грозного был «хитрый умелец», сконструировавший устройство, способное, как говорили в те времена, распознавать потенциальную нечисть. Впоследствии ученые пришли к выводу, что старинный агрегат улавливал психоизлучение, исходящее от людей с опасными наклонностями, вынашивающих замыслы, направленные против государства.
И распознаватель был не единственным тогдашним изобретением. Российская держава занимала первое место в мире по спецтехнике. Названия приборам были даны соответствующие их предназначению и важности. Устройство дистанционного управления настроениями толпы носило имя «Князь Юрий Долгорукий», «Калита» – приспособление для опустошения чужой казны. Именем же самого Грозного царя был назван генератор инфразвука, вселявший ужас в души всех, кто оказывался в зоне поражения.
Песьи головы, устрашающий атрибут опричников, служили не только для красоты, но и для пользы – в них были скрыты передатчики, а при необходимости такая голова могла выполнять и функцию мигалки, свидетельствуя о высоком статусе своего обладателя и важном царском поручении, по которому он сейчас спешит.
Немецкие музыкальные шкатулки дорабатывались так, что они могли использоваться в качестве подслушивающих устройств. Не зря ведь говорили в народе, что великий государь Иван Васильевич мог слышать досконально, что в своих теремах говорят злобные бояре, хитроумные иноземцы и недобросовестные служивые люди.
Была и система, связывавшая шкатулки серии «Глашатай» в единую испускательно-приемную сеть, транслировавшую указы, новости, а также музыку, настраивающую на подобающий лад и вдохновляющую на верное служение. Такие шкатулки как знаковый дар государя вручались особо избранным людям разных сословий.
Шкатулки оказались надежными и во всех смыслах слова долгоиграющими, а надзиравшая за ними служба пережила и Смутное время, и другие исторические потрясения, продолжая ревностно исполнять свой долг, искореняя крамолу и ересь.
В 1638 году государев Разбойный приказ благодаря упомянутой технике раскрыл темное дело о созданном дворянской женкой Пухой «пуховом обществе». Пуха зачаровывала перья и пух из подушек, собираясь при помощи них взлететь на Луну и стать там повелительницей, ибо ненавидела она люто жену государя Михаила, царицу Евдокию Лукьяновну. Промеж собой подружки Пухи называли ее лунной государыней и совершали варварские обряды поклонения. Среди особо ревностных служительниц общества в материалах расследования значилась некая Верочка из польского рода стольников Бялко-Дуремар, известных своим скудоумием и рвачеством, попутно организовавшая еще и другое тайное общество – «Натура и чары». Адепты сего сборища встречались по понедельникам, именуя этот день альтернативой законному воскресенью, пели запрещенную скабрезную песню «Если завтра сегодня» и устраивали темные ритуалы приближения завтра.
Много было в арсенале тайной технической службы и иных приспособлений, но их названия остались только в секретных летописях, которые и сами не все дошли до потомков. Кое-что сохранилось лишь в виде преданий и городских легенд. Так, сказка о вещем Золотом Петушке, который восседал на башне и предупреждал царя об опасности, на самом деле имела в основе реальную историю о медных орлах, впервые появившихся на кремлевских башнях, по одним данным, еще при Борисе Годунове, по другим – после окончания Смуты. Орлы предназначались для сбора и анализа информации и, естественно, подачи тревожного сигнала, буде где-то происходило что-то, внушающее опасение.
Особо продвинутые пушкинисты и поныне уверены, что идею сказки о Золотом Петушке подсказал поэту Пушкину сам государь Николай I, поскольку именно он повелел реорганизовать работу тайной технической службы, а попутно собрать все сведения о ее возможностях и применявшихся в разные времена устройствах. И, конечно, о применении легенд с целью маскировки.
Сам Николай Павлович узнал об этом примечательном ведомстве не официальным порядком, как можно было предположить, а из беседы с комендантом Зимнего дворца в тревожные дни Отечественной войны.
Как известно, отступая из Москвы, Наполеон приказал взорвать Кремль. Однако ничего не получилось. Сгустившиеся вроде бы из ничего тучи затянули еще недавно чистое небо, хлынул ливень… Немногочисленные очевидцы утверждали, что над дымившимися фитилями, словно специально открылись доселе незаметные водостоки в стене, а на сами места закладки мин опустились тяжелые каменные блоки, которые не смог бы раздробить и втрое больший заряд. Древнее сердце России было спасено.
В народе после этого получила хождение легенда, что Кремль сам себя защитил от врагов, и совсем, мол, не случайно Бонапартий, сверкая пятками, рванул прочь из Первопрестольной. Ибо тут была ему явлена такая мощь, превосходившая силу любых пушек и даже ярость огненной стихии, что скороспелый владыка полумира осознал – никакое войско двунадесяти языков ему уже не поможет.
Услышав от коменданта это свежее предание, великий князь Николай тогда же узнал от него, что и о Зимнем дворце в Санкт-Петербурге ходят аналогичные слухи. Мол, каким-то способом, а каким коменданту неведомо, защитные свойства старинной кремлевской твердыни были сообщены еще первому Зимнему дворцу по личному распоряжению Петра Великого, и при всех реконструкциях приспособления, оберегающие дворец, исправно монтировались заново.
Однажды в разговоре с автором первого высочайше утвержденного государственного гимна Российской империи – поэтом Василием Жуковским – великий князь поведал ему об этой легенде, рекомендовав воплотить столь замечательное предание в стихах, кои станут достойным продолжением «Певца во стане русских воинов».
– Очень может быть, что это и не сказка, ваше высочество, – ответил Василий Андреевич.
Николай Павлович технику высоко ценил – недаром он, подобно своему великому предку Петру, не гнушался даже лично бросать уголь в паровозную топку, настолько восхитила будущего императора эта могучая машина. Так что сразу после своего восшествия на престол Николай I повелел полузабытую тайную техническую службу восстановить и должным образом реорганизовать. Задача эта примыкала к общему перечню действий по составлению реестра всех существующих законов, а также ведомств, призванных их исполнять. Попутно была восстановлена и сама история появления технослужбы.
Во времена Иоанна Грозного славный атаман Ермак предпринял не только поход в Сибирь, которую успешно и покорил русской короне. Тогда же им был отправлен особый отряд на поиски Золотой Бабы, рассказы о которой с незапамятных времен будоражили воображение окрестных народов. Люди Ермака встретили в таежной глуши мальчика, который поведал, что зовут его Ярослав, сын Веров, и отец его, видимо, погиб, когда на караван напали разбойники. А вот ему удалось убежать и найти себе пристанище под комлем огромной вывороченной ветром пихты, питаясь ягодами, кореньями и иногда мелкой дичью, которую он ловил в силки.
Отрок поведал, что с малых лет выучил язык местных жителей, а потому мог понимать разговоры проводников-инородцев. По их словам выходило, что Золотая Баба действительно существует, но это не просто почитаемый идол из драгоценного металла, а удивительное приспособление, с помощью которого можно было передавать слова на расстояние, видеть то, что происходило далеко за горизонтом, и совершать множество иных невероятных эволюций.
О мальчике немедленно доложили Ермаку Тимофеевичу, и тот, временно приостановив боевые действия против сибирских ханов, лично возглавил поисковую партию. Руководствуясь указаниями отрока, отряд отыскал не только Золотую Бабу, но и множество свитков из тонкого металла, покрытого письменами на неведомом языке.
– Это, должно быть, руководство к ней, – степенно произнес юный купеческий сын, рассмотрев первый свиток.
– А можешь ли ты его прочитать? – спросил Ермак Тимофеевич.
– Могу попробовать. Тут сразу несколько наречий смешано.
Золотую Бабу доставили в Москву. Привезли и купеческого сына Ярослава. Государь назначил ему жалованье, а также повелел обеспечить книгами и учителями, дабы одаренный отрок получил необходимые знания для управления чудо-машиной.
Через несколько лет Ярослав превратил весь Кремль в информационную систему, в которой Золотая Баба исполняла роль сервера. Одновременно создавалась и государева тайная техническая служба. В ней предпочитали людей смышленых и обстоятельных, выбравших это поприще не только из-за денег, привилегий, а по зову души. Поэтому постепенно формировались целые династии кремлевских умельцев.
Были и сочинители, которые специально придумывали сказки для прикрытия удивительных технических явлений. Особая команда занималась тем, что ради поддержания легенды о временных парадоксах ее сотрудники, облачившись в старинные одежды, в темное время суток прогуливались по определенным местам Москвы.
Лжедмитрий I всё время своего недолгого пребывания в Кремле посвятил тщетным поискам чудо-машины, привезя ради этого с собой иноземных механиков. Однако методика сокрытия ее от возможных недругов была разработана с самого начала и постоянно совершенствовалась. Опасаясь действия этих чудо-механизмов, Лжедмитрий поручил охрану своей персоны немецким наемникам, рассчитывая, что они окажутся менее чувствительны к российским глюкам.
Во время возведения Зимнего дворца новая чудо-машина была встроена в него изначально. Но за бурными событиями второй половины XVIII столетия о ней позабыли почти все – кроме тех, кому по должности было положено помнить всё, – а инструкции по пользованию превратились в легенды.
Император Николай Павлович приказал немедленно отыскать пульт управления и наладить заново необыкновенное устройство, а также создать команду ученых для всестороннего изучения возможностей и свойств дворцовой чудо-машины. Во главе реорганизованной тайной технической службы был поставлен Егор Францевич Канкрин, впоследствии прославившийся созданием новой российской финансовой системы, которая оказалась успешной именно потому, что была просчитана на чудо-машине.
Когда выяснилось, что для достоверного получения информации машине требуется, чтобы поблизости не было высоких строений, заслоняющих обзор, государь издал указ, коим запретил строить в столице дома выше карниза Зимнего дворца. Кроме того, он лично разработал проект, согласно которому на Пулковских высотах была размещена наблюдательная башня. Дабы не привлекать особого внимания, там же построили обсерваторию, существующую и поныне.
Полковник Заржецкий, один из «кремлевских умельцев» – их продолжали именовать так независимо от места дислокации, – по распоряжению императора разработал и просчитал проект строительства новых морских укреплений Санкт-Петербурга. В результате много лет спустя, уже во время Крымской войны, английская эскадра не смогла подойти не только к столице, но даже и к Кронштадту. Впервые в мировой истории минно-артиллерийские заграждения полностью перекрыли путь тяжеловооруженным кораблям. Толщина береговых укреплений была такой, что самые грозные снаряды их пробить бы не смогли. А у жителей города появилось тогда новое развлечение – ездить в Ораниенбаум и смотреть на тщетно пытающиеся подойти ближе английские фрегаты.
«Я не смог ничего предпринять, – оправдывался потом перед парламентом британский адмирал Непир, – всякое нападение на Кронштадт и Свеаборг означало бы верную гибель».
Возможности машины казались безграничными, но, как выяснилось, слухи о ней взбудоражили и тайные службы других держав. До сих пор остается неизвестным, произошел ли пожар, уничтоживший в 1837 году всю внутреннюю обстановку Зимнего дворца, из-за перегрева машины, постоянно работавшей в интенсивном режиме, но не снабженной по недосмотру подобающей системой охлаждения, или причиной был поджог, осуществленный тайными агентами, предположительно, англичан и французов.
Но существует версия, что истории о поломке машины – это один из очередных специально распускаемых слухов. А на самом деле механизмы, как в Кремле, так и в Зимнем, работают в прежнем режиме до сих пор…
III. Фискалы природы
«…Сим уведомляю полицейский департамент, что на обратной стороне Луны, которая, как свидетельствуют ученые мужи, неизменно сокрыта от взоров как обывателей, так и надзирающих за порядком чинов, у нигилистов находится склад оружия и тайная лаборатория по изготовлению динамита из аптечных препаратов. Доставка сего смертоносного груза на земную твердь происходит раз в месяц особым снарядом, опускающимся в глухой лесной части Можайского уезда. А оттуда оный груз вывозится под видом колониальных товаров и продуктов с маслобойни купца Вадимова».
Жандармский полковник Волков с досадой отбросил послание и проворчал:
– Не хватало нам только розовых соплей с Бетельгейзе!
Штабс-капитан Макаренко хихикнул и уточнил:
– Именно розовых?
– Зря смеетесь, это опаснейшее отравляющее вещество. Поражает людей в куда большем количестве, чем мог бы убить динамит.
Макаренко впал в некоторую растерянность. Опыта реального у него еще было маловато, и он это осознавал, а по невозмутимому лицу бывалого служаки и циника Волкова никогда нельзя было распознать, шутит тот или говорит всерьез.
– Андрей Петрович, а отправитель сего послания указывает, как доставляются на Луну упомянутые аптечные препараты? Тоже снарядом?
– Указывает, господин штабс-капитан, а то как же! Поскольку он сам, как бишь его? – вот, Рузского уезда мещанин Иванов – ведет торговлю колониальными товарами, в частности кокосовыми орехами, доставляемыми из Вест-Индии, то уже успел через поставщиков досконально разузнать: на американском полуострове Флорида есть для этого особая пушка.
Тут Александр Макаренко уже откровенно захохотал.
– Это же он Юлия Верна начитался!
– Может быть, и начитался. Но если бы мы с вами, Александр, жили полвека назад, то, услышав о нынешних террористах, готовых убивать представителей царственного дома любым способом, исподтишка, не щадя оказавшихся рядом фабричных детей и совсем посторонних людей, в том числе и женщин, – тоже решили бы, что рассказчик начитался нездоровых фантастических сочинений.
– Да, кажется, это не люди. Невозможно представить, какое воспитание они получили. Но если допустить, что это просто нелюди, вторгшиеся в наш мир, то всё становится на свои места… Инопланетяне какие-нибудь.
– Меньше надо в паноптикум ходить! – фыркнул полковник. – Если бы инопланетяне, то этим занималось бы не наше пятое, а исключительно шестое секретнейшее делопроизводство.
– Народовольцы – они хуже марсиан.
– Марсиан? А почему не венериан?
– Но как люди могут становиться такими чудовищами? Без морали, без веры, без жалости…
– И кто же вам, штабс-капитан, сказал, что они люди?
– То есть?..
– То и есть, что они нелюди. Над этим мы и работаем – откуда взялись, кто такие.
– Андрей Петрович, а давно ли их начали выявлять?
– Скажем так, во времена Петра Великого их существование уже не было новостью. Недаром государь Петр Алексеевич повелел «учинить фискалов по всяким делам, дабы надзирали за каждым чином, так ли всякой должности истиной служит…». Истиной – следует понимать и обличьем тоже, так-то вот!
Макаренко не нашелся с ответом. Лицо полковника оставалось непроницаемым, ни искры веселья в глазах. Он продолжал:
– А в циркуляре о создании нашего делопроизводства прямо сказано: «Создать особую службу – пятое делопроизводство – по выявлению террористов и иных человековидных созданий, проявляющих аномальное пренебрежение к законам божеским и человеческим…»
– Так что же, они – нечистая сила? – уточнил штабс-капитан.
– Может, и нечистая. Пахнет, правда, от них всё больше горьким миндалем[54], как от дамского ликера, а не серой, коей положено смердеть выходцам из преисподней. Но не зря же есть решительное предписание на всякий случай иметь в каждом нашем отделении неприкосновенный запас святой воды!
Штабс-капитан только вздохнул. Он, несмотря на малый опыт, уже понимал, что воплощение в реальность нянюшкиных сказок о чертях и леших, которых можно отогнать названной полковником субстанцией, следует считать изрядной удачей. Против экзальтированной губернаторской дочки с револьвером в муфте или чахоточного студиозуса с самодельной бомбой такая вода способна помочь только в очень большом количестве – чтобы немедленно утопить…
Действительно необъяснимо, как могло за считаные годы трансформироваться сознание людей, отменив и представления о человеческой морали, и милосердие, и верность престолу и отечеству. И причем всё это – во имя благой цели.
Как всё изменилось за одно поколение! В 1866 году дворянин Каракозов возле ворот Летнего сада пытался застрелить императора и самодержца всероссийского Александра II. В кармане террориста нашли прокламацию со словами: «Удастся мне мой замысел – я умру с мыслью, что смертью своею принес пользу дорогому моему другу – русскому мужику». Замысел не удался – перед самым выстрелом крестьянский сын Осип, уроженец села Молитвино Костромской губернии, пришедший к Летнему саду в надежде хоть одним глазком взглянуть на государя, успел заметить, что молодой человек целится в императора из пистолета и толкнул Каракозова под руку. Пуля ушла «в молоко».
Дворянина повесили. Мастерового из крестьян возвели в потомственное дворянство.
Прошло двенадцать лет, и уже редкая афишная тумба в любом крупном городе не была украшена нацарапанной химическим карандашом нахальной надписью «Да здравствует револьвер! Долой правительство!».
Кое-кто был уверен, что объяснить перемены в массовом сознании всё-таки можно. Профессор Дионисий Касперович в своих «Протоколах эльфийских мудрецов» писал: «7 ноября 7825 года до н. э. состоялось заседание вождей эльфийских кланов. На нем было принято решение прекратить открытую борьбу с человеческой расой, продолжив борьбу тайную, а именно стравливание разных человеческих народов между собой, уничтожение лучших мудрецов, военачальников и государственных деятелей чужими руками, а именно организацией покушений с применением новейшей техники, в том числе катастроф на железнодорожном транспорте и потопления судов, с использованием подручных средств, в том числе айсбергов. Кроме этого, планировались торговля опиумом и другими наркотическими веществами, уничтожение смешанного потомства двух рас…»
На столе у полковника Волкова тренькнул недавно появившийся в обиходе телефонный аппарат. Приложив трубку к уху, полковник через несколько секунд ответил неведомому абоненту «слушаюсь» и поднялся, одернув мундир.
– Дождитесь меня непременно, – бросил он штабс-капитану.
– А что случилось?
Ответа не последовало – дверь уже захлопнулась. Макаренко уселся поудобнее и развернул очередное донесение. Иногда важные сведения приходили от штатных полицейских информаторов, иногда от простых подданных Российской империи. Но чаще всего в посланиях напуганных обывателей преобладали глупости, пригодные разве что для увеселения личного состава пятого делопроизводства.
И даже если попадалось что-то, пригодное для дальнейшей разработки, уважения к человечеству это не прибавляло. Вот, пожалуйста, – испуганный кавалер некоей курсистки сообщает, что, проводив даму сердца до ее жилища, внезапно заметил через приоткрытую дверь кладовки странные технические приспособления, позволявшие, по его словам, попадать в другой мир.
С одной стороны, может, и была от подобных сообщений практическая польза, но с другой – выглядело это слишком непорядочно. Были же времена, когда, чтобы даму не скомпрометировать, для мужчины считалось нормальным и на смерть пойти. А сейчас женщины – убивают, мужчины – предают…
Тем временем в кабинете генерала Гамантова, шефа пятого делопроизводства, прибывший Волков увидел не только начальника, но и какого-то незнакомого штатского субъекта ученой наружности.
– Разрешите представиться: Лев Соколов, собиратель древних редкостей. Местожительство имею в Москве… оборудовал частный музей… являюсь также профессором Московского университета…
– Лев Васильевич, – вежливо, но решительно перебил хозяин кабинета, – вы намеревались сообщить нечто важное для безопасности империи. Говорите, мы вас слушаем.
Профессор откашлялся и произнес:
– На западных болотах пробудилось древнее зло.
Генерал промолчал, только глазами сверкнул яростно. Полковник Волков сумел сохранить бесстрастное выражение лица и деловито уточнить:
– На западных относительно Первопрестольной, вы сказали?..
– Конечно. То есть я не сказал, но вы правильно уловили мою мысль…
– А какого рода зло?
В голове полковника начали выстраиваться возможные варианты: попытка покушения на государя во время возвращения в Питер с юга; тайная лаборатория для изготовления динамита в каком-нибудь медвежьем углу; место базирования боевого отряда «Народной Воли»…
– Разве просто зла недостаточно? – с некоторым негодованием отозвался Лев Васильевич.
– Персонифицировать зло надо, – вмешался генерал. – Мы люди служивые, нам надо ловить злодеев и в крепость тащить. Как это проделать с «просто злом», не представляю. Нужны особые приметы.
Когда за Львом Соколовым захлопнулась наконец-то дверь, генерал даже не ухмыльнулся ему вслед. Только и сказал сквозь зубы:
– Что, Волков, думаете про меня: «Рехнулся беспросветный»[55]?
Полковник счел за лучшее промолчать.
– А между прочим, этому чудаку покровительствует сам министр двора, тоже большой любитель редких древностей, чтоб их черти поглубже закопали!.. Так что ни выгнать, ни послать… В общем, займитесь. Ведь вам именно за это жалованье платят.
– Так точно, нам – жалованье. Но отдел финансовой разведки докладывает, что у нигилистов деньги тоже не переводятся.
– Мне тут доложили, что у них уже своя регулярная премия есть, «Золотая бомба» называется, – проворчал генерал. – И одну из номинаций они предназначают для нас, за особо выдающиеся промахи. Поэтому идите, Волков, и поскорее проведите персонификацию указанного господином Соколовым зла.
Полный текст Устава корпуса жандармов висел в каждом управлении в огромной раме на видном месте, и поэтому поневоле господа офицеры знали его почти наизусть. Впрочем, относясь без особого пиетета: «В особенных случаях лица прокурорского надзора могут, по усмотрению своему, возлагать на жандармских чинов производство дознания и по общим преступлениям; но от такого поручения чины Жандармов могут, по уважительным причинам, уклониться».
Уклонишься тут, как же! Недаром неофициальный гимн пятого делопроизводства гласил: «С инорасами ведем суровый бой…» Относительно сна и отдыха в Уставе ничего не говорилось.
Увидев полковника, Макаренко отложил газету в уже просмотренную кучу свежей прессы. Сотрудники пятого делопроизводства по долгу службы были обязаны знакомиться с газетами и журналами на предмет поиска странностей, за которыми могли скрываться потенциальные злоумышленники. Штабс-капитан отметил для службы регистрации объявление в вычурной рамке: «Настоящие пояса из шерсти эльфийских овец. Излечивают от радикулита и других болезней с гарантией. Эксклюзивные модели даруют неограниченную власть над людьми».
Но пришлось прочесть и статью приват-доцента Павла Иванова, который, как следовало из редакторского комментария, совсем недавно бесследно исчез при раскопках на склоне Везувия древнеримских огородов: «В истории человечества большинство исчезнувших сокровищ так и не найдены. Зададим себе вопрос: как это могло случиться? Или вернее, кто за этим скрывается? Ответ однозначный… впрочем, не будем обманывать себя иллюзиями насчет того, что собой представляет антиквариат, находящийся в руках человечества. И насколько велико число подделок даже в коллекциях земных владык?»
– Штабс-капитан, когда вы готовы выехать в Москву? – с порога спросил полковник.
– В любой момент!
– Только вам придется там не перед барышнями красоваться, а по болотам лазить и с ненормальными разговаривать.
– Как прикажете.
– Если не разберетесь, оба пойдем торговать швейными машинками…
– Почему швейными машинками?
– Ну не тайваньскими же кухонными ножами! Или – что там у вас? – Полковник схватил газету. – А вот, топорами! «Замучили враги? Поставка подлинных друидских топоров и обучение метанию за три урока. Ваш бросок не будет иметь равных», – газета полетела в угол. – Впрочем, если ощущаете в себе талант коммивояжера…
– Если нужно для службы, готов и коммивояжером стать! – отчеканил Макаренко.
– Кто знает, вдруг и пригодится… Нигилисты этим не брезгуют.
Когда, выполняя распоряжение «персонифицировать зло», штабс-капитан Макаренко приехал в Москву, возле университета зрели очередные беспорядки. Сотрудник пятого делопроизводства был одет в штатское и без восторга наблюдал за происходящим, соображая, как ему попасть в университет, где как раз сегодня профессор Соколов должен был читать очередную лекцию.
На штабс-капитана налетел клубок из двух возбужденно спорящих мужчин. Один выглядел худым, изможденным и нервным, зато второй прямо-таки излучал благополучие, и его хороший костюм под распахнутым летним пальто резко контрастировал с потрепанным одеянием первого.
– Но как ваш редактор мог такое написать?.. – продолжал внушительный начатый ранее разговор.
Худенький ответил невнятным бормотанием. Макаренко посторонился, но через два шага спорщики уперлись в стену с гобеленом. И вопрос прозвучал снова:
– Как он мог сказать «вислощекие философы»? Разве я вислощекий?
Мягко сказано, подумал Макаренко.
– Да что вы, – внятно, но устало отозвался худенький. – Вы просто немножко мордатенький!
Дюжий охотнорядец, протолкавшись поближе, пристально уставился на худенького и вдруг вскричал:
– А что это у тебя, басурманин, уши такие… прям лошадиные? Ты человек аль нет?! Может, ты елф поганый, а?
Толпа недобро загудела. Макаренко, которому доселе не доводилось сталкиваться с методикой распознавания преступников по форме ушей, сориентировался быстро и буквально поволок худенького за собой к полицейскому кордону.
Вскоре выяснилось, что обладатель неправильных по меркам Охотного ряда ушей – вовсе не злоумышленник, а репортер одной уважаемой газеты.
– Вот так, пишешь-пишешь во славу государя и отечества, а всё равно чуть не пришибли, – сетовал он. – Премного вам благодарен, сударь, а вы не заметили, куда делся этот либеральный паскудник?
– А кто это был?
Репортер назвал фамилию, которую Макаренко доводилось не раз встречать в совсем других изданиях.
– Наш редактор в своей колонке написал о безответственно подогревающих общественные страсти вислощеких философах, а этот, видите ли, обиделся… на свой счет принял. Хотя да, уж у него-то щеки со спины видать!
Сотрудник пятого делопроизводства невольно хихикнул.
– А вас, сударь, какая злая судьба занесла в это место и время?
Макаренко, разумеется, умолчал о месте службы, но поведал о чокнутом профессоре, к которому он-де приехал, чтобы взять интервью для академического альманаха…
– Профессор не чокнутый, – категорично сказал репортер. – Он мой крестный.
Вокруг университета было неспокойно весь день, тем паче, что господа студенты вовсе не собирались быть безропотными жертвами «колбасников», а потому уже начали ломать скамьи в аудиториях и лестничные перила, запасаясь импровизированными дубинками.
Дело кончилось тем, что, не застав профессора в университете и даже у него на квартире (г-н Соколов уже уехал за город), репортер и штабс-капитан поплелись на Брестский вокзал.
– На пригородный вечерний успеем, – заверил Сергей (так звали журналиста).
Действительно успели и, проведя чуть больше часа в пути, вышли на станции с трогательным названием Жаворонки. Еще из вагона Сергей показал новому приятелю «и можно сказать, коллеге» небольшой, но приметный дом в готическом стиле – это-де и есть обитель профессора.
Добравшись туда, Макаренко и репортер застали не только самого хозяина, но и местного полицейского пристава, который поведал, что деревенские косари умудрились-таки изловить одно из странных существ, пугавших округу в последнее время, и запереть его в амбаре.
– Так что вы уж, Лев Васильевич, не откажите отправиться туда со мной и освидетельствовать эту тварь, – говорил пристав. – Мужики темные, им всё бы сказки дедовские вспоминать. А тут в вашем лице наука современная!..
Профессора, судя по блеску его глаз, убеждать особо не требовалось.
– Я же не зря говорил вашему начальству про древнее зло, – обратился он к штабс-капитану. – Вот и доказательство, что это вовсе не галлюцинации!
На дальний хутор отправились все вместе, ибо репортер тоже не желал оставаться в стороне. Однако еще по дороге пристав встревоженно пробормотал:
– Что-то гарью тянет…
Оказалось, что амбар, в котором мужики заперли свою добычу, внезапно вспыхнул и за считаные мгновения сгорел дотла. И никаких костей на пепелище не обнаружилось.
– Утек, подлец! – закричал один из местных жителей, увидев представителя власти в лице пристава. – Как есть утек, ваше благородие! На болото свое поди опять подался.
– Архип, ты его сам-то видел? – строго спросил пристав.
– Да и не его одного, ваше благородие! Они там прямо толпой бродят…
– А какие они? – вмешался Макаренко.
– Да как сказать… Вроде и на людей похожи. Однако бормочут чудно, в деревню не идут, хотя на девок и баб молодых очень даже поглядывают. Глаза в сумерках светятся у них, ну прямо как у волков. Люди по деревням пропадать начали, вот ведь незадача какая.
– И у вас, вот здесь, пропадали?
– Так еще в прошлом годе двое парней сгинули! Старики говорили, их нечисть на болото утащила. Вот мы и решили изловить нечисть-то эту. А он утек, подлец эдакий…
– Дядя Архип, – воскликнул подбежавший мальчишка, – а ведь там кажись, следы остались.
Пристав и штабс-капитан переглянулись. Азарт манил в погоню, но солнце уже касалось горизонта. А ночью на болоте делать явно нечего. Поэтому на последовавшем импровизированном совещании было решено заночевать на хуторе и ранним утром отправиться на поиски.
Так и поступили. Следы неведомого создания были подозрительно похожи на человеческие, но цепочка их то и дело прерывалась. После нескольких часов блужданий по лесу поисковая группа вышла к большому озеру. На первый взгляд, его топкие берега казались непроходимыми. Однако вскоре нашлась неприметная тропинка, которая привела к покосившейся избушке, окруженной сараями и прочими пристройками.
– Кто здесь живет? – спросил Макаренко у Архипа. – Рыбаки?
– Да какой человек станет жить в этом гиблом месте? Ох, не к добру это…
Избушку можно было счесть и вовсе необитаемой, но дверь оказалась заперта, а в ответ на стук изнутри донеслось пожелание утонуть в трясине, провалиться под землю и быть вечно проклятыми. Дверь тут же снесли с петель, обнаружив в избушке растрепанного человека в одеянии из домотканого деревенского холста и потертой парчи.
– Я повелитель новых эльфов! – кричал он, свирепо вращая горящими глазами. – Вы жестоко раскаетесь, что потревожили меня!
– В желтый дом… – флегматично проговорил пристав. – Тут как раз есть один в ближайшем городке.
Безумца связали полами его же собственной хламиды, после чего принялись осматривать дом и пристройки. Было найдено множество странных приборов и приспособлений, батареи бутылей с неизвестными веществами. В одном из сараев обнаружили полтора десятка тех самых созданий, которые пугали крестьян. Действительно похожие на людей, они крепко спали, пребывая то ли в глубоком трансе, то ли под воздействием опиума или иного наркотического средства.
Задав пленнику вопрос, кто это такие, Макаренко услышал в ответ:
– Это эльфы! Мои эльфы!
– Откуда они взялись?
– Я умею делать их из людей!
– И что, – хмыкнул пристав, – получаются лучше старых?
– Вы ничего не понимаете! Эльфы у меня жену увели! Ну ничего, теперь мои молодцы отомстят, уводя их жен!
– И ради этого столько трудов…
– Это будет новая раса, эльфолюди! Например, вы пользуетесь телефоном? А у эльфов телефон будет звонить в голове.
– Ага, – пробормотал себе под нос репортер, – я смотрю, у тебя в голове уже не то что телефон, а телеграфная установка и башенные часы…
– У них будет своя империя и свой император!
– Та-а-ак! – оживился Макаренко. – Похоже, желтый дом подождет, господин пристав. Это наш клиент.
Доставленный в Москву, в одну из секретных лабораторий III отделения, пленник оказался мещанином Пуделькиным, который когда-то учился в Лесной академии на ветеринара и преподаватели считали его весьма одаренным студентом.
Теперь он весьма охотно рассказывал, как с помощью пластических операций и наркотиков превращал заманенных им намеренно или случайно забредших в избушку бедолаг в «новых эльфов» – с острыми ушами и фонариком во лбу. И твердил о светлом будущем нового Эльфланда.
Оказалось, что при всем своем безумии, Пуделькин весьма скрупулезно записывал результаты опытов. Чемодан с материалами был, по его словам, закопан на берегу Москвы-реки возле «старой каменной головы».
– Штабс-капитан! – вознегодовал прибывший к этому времени из Питера полковник Волков. – Эдак вы не только ордена за поимку злодея не получите, но и имеющиеся награды можете потерять. Быстро за чемоданом!
Но тут Пуделькин впал в меланхолию и на вопросы о точном местонахождении пресловутой головы только мотал головой и мычал невнятное.
Макаренко отправился в университет к профессору Соколову, где застал и его самого, и репортера Сергея. На вопрос о «старой каменной голове» газетчик отреагировал живо:
– Так это в селе Знаменском! А что там такое?
– Если вести отсчет от нее, то, согласно некоторым преданиям, можно найти дорогу в древнее царство… – вмешался профессор.
Штабс-капитан, избегая лекции о древних царствах, не имеющих прямого отношения к расследуемому делу, поспешил откланяться. И, заглянув в карту Московской губернии, устремился в Знаменское. Однако не нашел там никаких камней, в которых можно было бы при известном воображении усмотреть сходство с головами.
«Заманили! Злодеи! Заговор!»
До ближайшей станции Макаренко бежал бегом, а на платформе узнал, что поезд будет после обеда. Мол, в такой чудесный выходной день господа с дач в город не уезжают, зачем машину порожняком гонять… Можно, конечно, если господин очень уж спешит, заказать экстренный поезд, но это только в Одинцове, а туда пятнадцать верст.
Штабс-капитан, ругаясь на чем свет стоит, предъявил свои полномочия и даже, кажется, помахал перед носом железнодорожного служащего, табельным оружием. Так шумел, что привлек внимание местных жандармов.
Но, узрев удостоверение сотрудника пятого делопроизводства, стражи железнодорожного порядка обещали поспособствовать. Однако единственным транспортным средством, которое ему смогли предоставить, была штатная жандармская велодрезина, на которой Макаренко и помчался в столицу. Покрытый удивительно едкой железнодорожной пылью и задыхающийся, он добрался до ипподрома на окраине, где наконец-то сдал проклятый транспорт дежурному жандарму, а себе нашел извозчика, которому приказал ехать к «Новому времени». Где еще искать этого бумагомараку Сержа?..
– А вы слушали, барин, что нынче ночью было-то? – поинтересовался извозчик, чья кляча, несмотря на приказ «гони!!!», весьма неспешно трусила к повороту на Петербургское шоссе.
– Нет, – внутренне холодея, пролепетал штабс-капитан. – Что?!
– Так опять злодеи пытались государя погубить, – извозчик указал кнутовищем в сторону Путевого дворца.
– А… а разве государь в Москве? Не объявляли же…
– Ин-ко-гни-то! – важно выговорил кучер. – Так вот царь приехал, чтобы никто не знал, богадельню вот эту, что мы сейчас проезжаем, посетить, денег убогим раздать. И тут злодеи…
– Что случилось? Говори! Государь жив?
– Так его же предупредили.
Штабс-капитан вздохнул с облегчением.
– Кто предупредил-то?
– Древнего царя послы.
– Кто?!
– А вот так, барин, есть такой древний царь, который живет еще со времен Иоанна Васильевича. Но ему нашей земли не надо, хоть он и здешний. И вот его послы доложили, что злодеи против нашего государя опять пойдут…
– Любезный, да что ты мелешь? Какой царь со времен Грозного, это сколько надо жить?
– А они вообще не умирают.
– Пьян ты, что ли?
– Ну, барин, вы же образованный, должны знать. Эти, как их… елфы, вот. Вроде как люди совсем, а не умирают.
Штабс-капитан подумал, что одного желтого дома по Брестской железной дороге при вновь открывшихся обстоятельствах будет явно недостаточно…
Репортер Сергей, как оказалось, никуда и не думал исчезать. Макаренко обнаружил его в редакции за просматриванием свежих гранок.
– Ты куда меня послал?! – загремел штабс-капитан.
Через минуту выяснилось, что сел под названием Знаменское в окрестностях Москвы несколько.
– Ну вот, сам не дослушал, а я виноват! – проговорил газетчик. – Каменная голова в другом Знаменском, где устье Истры. А ты слышал, что случилось в Путевом дворце?
– Извозчик говорил ерунду какую-то…
– Это не ерунда, вся Москва только о том и гудит. Эльфы узнали, что на государя императора готовится покушение, и предупредили, кого следует. Теперь вот уже официальное посольство прибыло, поговаривают, что речь пойдет о свадьбе великого князя с эльфийской принцессой.
– Наследника?
– Там юристы заседают, вроде бы цесаревич не должен жениться на эльфийке. Значит, второй брат, великий князь Георгий…
По редакционному коридору прогрохотали шаги, кто-то бросил в приоткрытую дверь:
– Сергей, у тебя подвал сокращен под рекламу! Вот, посмотри и сам отрежь, сколько надо!
Репортер выругался себе под нос, разглядывая бумагу.
– Я что, всё сократить должен теперь? А я истопника из Путевого на эксклюзив раскрутил! Нет уж, пусть светскую хронику режут!
И исчез за дверью. Макаренко глянул на принесенный листок.
Дачи в Эльфланде. При найме на весь сезон – неделя в подарок.
Опытные адвокаты. 100 % получение эльфийского гражданства.
Лучшее агентство путешествий! Уникальная экскурсионная программа – Эльфийский хоровод в Стоунхендже.
Дом эльфийской терпимости. Две очаровательные эльфяточки развлекут состоятельного мужчину. Эльф – настоящее женское счастье для обеспеченной дамы!
Чемодан нашелся во втором Знаменском, и теперь Макаренко вез его в Санкт-Петербург. По дороге штабс-капитан был вынужден слушать разговоры попутчиков, один из которых оказался гласным Московской думы, о проекте грядущего постановления – предлагалось переименовать одну из главных площадей в Эльфийскую, а также позаботиться о преподнесении новой великой княгине подобающего почетного адреса.
Говорили также и о том, что брачные союзы между земными владыками и эльфийскими высокородными дамами известны с незапамятных времен. Так, в Англии во времена Вильгельма Завоевателя знатный лорд Эдрик Дикий, чьи владения занимали почти всё графство Шропшир, будучи на охоте, услышал далекую прекрасную музыку и, оставив спутников, поскакал туда, где она звучала. Вскоре он выехал на поляну, посреди которой шесть прекрасных девушек танцевали вокруг седьмой, превосходившей красотой их всех. То была эльфийская королева Годда. Она стала женой лорда Эдрика, родила ему сына Алнеда, но потом исчезла навсегда, когда муж неосторожно напомнил ей о ее сестрах… Легенды гласят, что до самой смерти лорд тщетно разыскивал любимую жену, а теперь он разъезжает по земле во главе призрачной Дикой Охоты.
– Говорят, что появление Дикой Охоты предвещает войну, – повествовал благообразный господин, которого Макаренко приметил в вагоне-ресторане. – Вот как раз перед началом Крымской войны мой дядя был в Англии и самолично успел эту кавалькаду разглядеть.
Штабс-капитан подумал, что после второй бутылки виски дядюшка попутчика мог еще и не то увидеть, но затевать дискуссию не стал.
Купив в Бологом свежие газеты, Макаренко первым делом наткнулся на статью какого-то отставного генерала от артиллерии о перспективах союзничества с эльфами в предстоящей войне против германских цвергов. В другом издании безымянный очеркист предавался размышлениям на тему, есть ли у эльфов революционеры.
В родном ведомстве штабс-капитану первым делом рассказали, что на Московском проспекте уже успели накрыть левое консульство, где успешно торговали эльфийским гражданством. А командующий Черноморским флотом написал официальный доклад в Адмиралтейство – с просьбой выделить ему отряд эльфов для борьбы с водяными в днепровских плавнях.
Министр двора на вопросы о предстоящей свадьбе категорически отказывался отвечать.
В моду входили накладные уши, эльфийские охотничьи сапоги, крепкие напитки «из Эльфланда», а также романсы соответствующего содержания.
17 октября 1888 года между станциями Тарановка и Борки потерпел крушение императорский поезд. Вагон-столовая, где находился государь с семейством, был искорежен настолько, что несколько дней спустя «Правительственный вестник» писал: «Невозможно было представить, чтобы кто-либо мог уцелеть при таком разрушении. Но Господь Бог сохранил Царя и Его Семью: из обломков вагона вышли невредимыми Их Величества и Их августейшие Дети. Государь Император изволил лично распоряжаться организацией помощи раненым…»
В феврале 1889 года в Государственном совете начались слушания по делу о крушении царского поезда. Но после ряда заседаний расследование было тихо прекращено, несмотря на суровый доклад знаменитого юриста Анатолия Кони и даже последовавшие высочайшие распоряжения.
В апреле того же года первые полосы газет и умы публики уже занимала другая новость: Карл Хаусхофер, начинающий астроном-любитель из Мюнхена, открыл новую комету и назвал ее Большой Эльфийской кометой. Впрочем, через несколько дней были опубликованы опровержения.
Среди последствий катастрофы в Борках были упорные слухи, что во время крушения великий князь Георгий и его эльфийская нареченная бесследно исчезли. А слабое здоровье великого князя, ставшее причиной его отказа от службы на флоте, на самом деле лишь предлог, чтобы скрыть его от публики – ведь на месте его высочества теперь подменыш, двойник…
Скоропостижная смерть великого князя Георгия несколько лет спустя при падении с мотоцикла в окрестностях Тифлиса, вызвала новую волну пересудов. Мол, время существования созданного эльфийской магией двойника подошло к концу, вот он и сгинул на глазах у потрясенной молоканки Анны Дасаевой. А настоящий великий князь сейчас в далеком и неведомом, но немыслимо прекрасном Эльфланде готовится к коронации как наследник – через супругу – тамошнего престола.
Истина всегда рядом. Как и те, кто за ней охотится…
IV. Равновесие войны
– Обратите внимание, как далеко бьет огненная струя и как ловко ею можно управлять!
Господин невзрачной внешности прокричал эти слова столь громко и пронзительно, что присутствовавшие на Усть-Ижорском полигоне под Санкт-Петербургом офицеры и немногочисленные штатские невольно поморщились. Да и наружность господина ни у кого симпатии не вызывала – костюм как будто неплохой, но хранящий следы спешных попыток навести внешний лоск, да и в целом выглядящий будто с чужого плеча. Лицо у господина было совсем не запоминающееся, но глаза цепкие, взгляд шарящий и алчный.
Юный гвардейский поручик, переспросив у стоявших рядом фамилию изобретателя, даже скаламбурил «Фидлер – филер» и сам первым засмеялся. Пожалуй, такого господинчика и впрямь легче было представить среди низших сотрудников тайной полиции, нежели среди военных.
– Хуже, – заметил так и не улыбнувшийся полковник Искрицкий. – Он явный чужак.
Поручик смутился и умолк.
– Вы уверены? – взволнованно обратился к полковнику эксперт профессорского вида.
– Да, явный «летучий голландец».
Некий Рихард Фидлер, по документам – подданный Германии, уже не первый раз настойчиво предлагал российскому военному ведомству приобрести у него боевое устройство, выбрасывающее струю пламени. И вот сегодня огнемет Фидлера испытывался в полевых условиях.
Для Главного инженерного управления сама по себе идея пламенемета, по ходу дела переименованного в огнемет, абсолютной новинкой к тому времени не была. Еще перед второй англо-бурской войной капитан русской армии фон Зигерн-Корн предлагал усиливать защиту своих окопов от атак противника, выбрасывая перед ними из специально проложенных труб горящий керосин. И подобное устройство было испытано в 1898 году в 1-й саперной бригаде. Однако результаты оказались неудовлетворительными. Была признана слишком высокая вероятность того, что вражеский снаряд благодаря меткости наводчика или даже случайно может угодить в трубопровод, проложенный в бруствере окопа, превратив средство защиты в источник катастрофы. Несовершенными оказались также устройство для подачи горючего из бака в трубу и воспламенитель, долженствовавший срабатывать при выбрасывании керосина в воздух…
Дорабатывать изобретение фон Зигерн-Корн не стал. Он спешно покинул Россию, отправившись добровольцем в Южную Африку, где храбро сражался на стороне буров. А по возвращении представил государю Николаю II подробный отчет «Англо-бурская война. От сдачи Претории бурами до отъезда президента Крюгера в Европу».
О причинах, по которым Михаил Антонович отказался от дальнейшей работы над огнеметом, знали лишь несколько человек. И одним из них был Евгений Андреевич Искрицкий, тот, кто десять с лишним лет спустя вразумлял на Усть-Ижорском полигоне не в меру развеселившегося молодого офицера, только что переведенного в Департамент стратегических ресурсов Главного управления Генерального штаба.
Полковник Искрицкий во время первых испытаний огнемета фон Зигерн-Корна сам был еще гвардии поручиком и завершал обучение в Николаевской академии Генерального штаба. Он, конечно, слышал о существовании Департамента стратегических ресурсов – или попросту Стратегического, – но, подобно большинству, был уверен, что департамент сей занимается вопросами если и не сугубо интендантскими или теоретическими, то близкими к тому. Главное управление ведало оперативно-стратегическим и мобилизационным планированием, перевозками войск и военных грузов, военно-научными и военно-топографическими работами, распространением военных знаний в войсках…
Однако Департамент стратегических ресурсов занимался направлением ничуть не менее важным, чем военная разведка и контрразведка, тоже, кстати, находившиеся в ведении Главного управления. А вот каким именно – об этом Искрицкий узнал, когда осенью 1902 года был назначен помощником делопроизводителя в тот самый департамент.
…Все империи существуют не только в пространстве, но и во времени. И разные периоды времени управляются так же легко – или так же сложно, – как и отдельные области державы в одном временном пласте. Никаких тайных городов в забытых подземельях, толще крепостных стен или в огражденных заговоренными стенами районах обычных человеческих поселений для этого не требуется…
Департамент стратегических ресурсов Главного управления Генерального штаба занимал неприметное помещение в знаменитом «доме со львами». При этом вполне могло быть так, что офицер Департамента, прибыв на службу по Невскому проспекту, где проносились автомобили, вскоре отправлялся в присутствие уже времен Екатерины Великой. Или наоборот. Впрочем, такое происходило редко, большинство сотрудников департамента работали в своих временах, отслеживая нарушения.
Какие? Нет, не только и не столько сувенирчики из прошлого и будущего для частных подарков или собственной коллекции, которые удавалось добыть кому-то, хитроумно получившему не санкционированный свыше доступ к временному порталу. В конце концов, набор подлинных чеканных чарочек допетровской эпохи купленный не у антиквара на Невском проспекте, а прямо у только что изготовившего их золотых дел мастера, далеко не всегда способен так уж сильно повлиять на ход истории…
На самом деле, нельзя мгновенно реализовать на практике изобретение, связанное с людьми и технологиями, даже успешно похитив его в далеком и высокотехнологичном Будущем. Крестьянин не может найти в сарае неведомо откуда взявшийся огнемет, принести его местному исправнику или городскому голове, и вот уже устрашающее оружие пущено в дело на ближайшей войне. Так не бывает – ибо для чего же тогда существуют ученые? А если в следующий раз находка обнаружится не в сарае, а в царской опочивальне?..
Власть, если хочет оставаться властью, должна контролировать появление нового оружия. Нужны технологии изготовления и методики обращения с ним, нужны материалы – в случае с тем же огнеметом и металл, и горючие смеси, и защита от возгорания, и баллоны для сжатого газа…
Поэтому легализация «инородного, добытого» составляет основную проблему. В ситуации, когда внедрение находки может принести большую пользу, чем вред от ее несвоевременного использования – или выясняется, что изобретение могло быть внедрено и раньше, нежели это произошло, просто обстоятельства помешали – составляются специальные перечни необходимых ресурсов. Они, естественно, получают статус стратегических.
Конечно, в этой сфере идет тайная война с применением всего арсенала военного и промышленного шпионажа. Так вот, традиционное средство борьбы со шпионажем – составление слишком больших списков, где хорошие годные изобретения маскируются среди десятков бесперспективных. Но об их бесполезности известно только авторам перечня.
А за теми персонами, чьи поступки могли серьезно изменить судьбы всего мира, в Департаменте следили особо бдительно. И называвший себя Рихардом Фидлером был одним из таких.
– Это-то ясно, что чужак, – снова оживился молодой офицер. – Немец ведь… Или… Так это, что же, господин полковник, правда?
– Разве вас не инструктировали, поручик?
– Инструктировали, а как же… Только я, грешным делом, не совсем поверил!..
– Ну вот, смотрите и убеждайтесь.
– Он же совсем как человек выглядит!
– Нет, поручик, как иллюстрация к четвертой декларации.
В 1899 году по инициативе русского императора в Гааге была созвана мирная конференция, открывшаяся 6 мая – в день рождения государя. Участвовали представители двадцати шести государств Европы, Азии и Америки. Обязанности президента конференции исполнял известный дипломат Егор Егорович Стааль, эстляндский барон, удостоенный впоследствии за это официальной высочайшей благодарности. Были приняты конвенции «О мирном решении международных столкновений», «О законах и обычаях сухопутной войны» и «О применении к морской войне начал Женевской конвенции 10 августа 1864 года». А также три декларации – «О запрещении на пятилетний срок метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров или при помощи иных подобных новых способов», «О неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы», «О неупотреблении пуль, легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле».
Была и четвертая декларация, которую решено было не публиковать в открытую, а именно «О неупотреблении оружия и снарядов, изобретенных в будущих временах и отличных от Земли мирах, а также о противодействии чужакам в их темном промысле».
– Чужаки – это кто? – обычно спрашивал, прочитав закрытую декларацию, какой-нибудь новый сотрудник Стратегического департамента.
– Это пришельцы из других миров, которые продают здесь свои технологии и оружие, – открытым текстом поясняли ему опытные сослуживцы.
– Из других миров? – изумлялся новичок. – Они чудовища? Монстры?
– Зачем же так… Такие же люди, которые делают свой бизнес. Как европейцы в колониях. Те покупали за бусы и зеркальца целые острова, а эти в рассрочку продают вооружение. А кредит-то с процентами, поэтому если им не противодействовать, они по прошествии недолгого времени завладеют всей Землей на вполне законных с любой точки зрения основаниях. И то, что земляне их оружием истребляют друг друга, им только на руку. Испанские колонизаторы тоже стравливали друг с другом разные племена индейцев.
О пришельцах из других миров на Земле знали уже давно, как и о том, что эта сомнительная публика особенно активизируется перед началом больших войн. А нарушители четвертой декларации известны не столько похищением военных изобретений из будущего, сколько нарушением важного пункта о безоговорочном сотрудничестве в деле охоты за чужаками.
Кстати, через год после принятия декларации пришлось вносить в нее поправку, запрещающую и оружие массового поражения, добытое в Прошлом. Ведь искушение доставить в современную реальность десяток-другой горшков с натуральным греческим огнем, а потом применить их на практике посещает не только безродных авантюристов, но и вполне достойных государственных мужей. Так часто возникает иллюзия, что малой толики дополнительных сил хватило бы, чтобы выиграть и схватку, и сражение, и войну…
Вот только недаром англичане, в свое время завоевавшие полмира и успешно сохраняющие контроль над своей не знающей заката империей, считают одним из главных умений и дипломата, и полководца способность вовремя понять, когда надо проиграть одно сражение, чтобы потом выиграть всю войну.
Быть может, именно поэтому английский король Яков I и сын его Карл в 1625 году отнюдь не вдохновились перспективой боевого использования подводной лодки инженера Дреббеля. Тот прославился созданием печи с системой автоматического регулирования температуры и разработкой метода окраски тканей в алый цвет, а потом продемонстрировал Якову I, его свите и тысячам изумленных лондонцев, собравшимся на берегу Темзы, изобретенную им подводную лодку, на борту которой могли находиться двадцать четыре человека… Но подводное судно так и было оставлено в разряде диковинок.
А король Франции Людовик XV, которому в далеком 1758 году было продемонстрировано действие добытого, словно из бездны времен, – хотя почему «словно»? – того самого греческого огня, предпочел выкупить у изобретателя Дюпре все бумаги и лично сжечь их в обычном камине. Поговаривали, что вместе с указом о покупке король подписал и «летр де каше», по которому не успевший обрадоваться богатству горе-алхимик отправился в Бастилию навсегда. Так сказать, во избежание.
И очень ли был неправ Наполеон, когда отказался от пароходов?..
Существует давно сформулированный специалистами закон равновесия войны, который гласит, что применение одной стороной несвоевременного оружия неминуемо влечет за собой взаимную гонку вооружений. А в результате род человеческий может оказаться перед опасностью полного уничтожения, ибо оружие страшно сокрушающей силы вроде «японской бомбы», как называли в департаменте атомное оружие, становится доступным, когда нет ни полного понимания его опасности, ни возможности предотвратить его распространение по планете.
Закончив демонстрацию возможностей своих огнеметов, Фидлер подошел к полковнику Искрицкому и воскликнул, не столько интересуясь, сколько утверждая:
– Теперь вы убедились, какие это замечательные устройства! Берите, не пожалеете! Ваши враги будут устрашены и сокрушены, ваш император станет повелителем всей планеты!..
– А что вы еще можете предложить? – прямо спросил полковник.
– Для вас – аэропланы, способные бомбить не только вражеские траншеи, но и находящиеся в тылу города, – так же прямо, нимало не смутясь, ответствовал Фидлер. – Для ваших детей – спутники-шпионы, способные держать под контролем всю поверхность планеты. Передовые технологии для ваших заводов!..
– А где ваша родная планета, Фидлер? – перебил полковник. – Вы же ее продали, так ведь?
– Цена уж очень хорошая была, – ухмыльнулся чужак.
– Но вы же теперь скитаетесь…
– У меня свой бизнес, говоря по-вашему, я коммивояжер. И должен предупредить, что у меня уже есть деловое предложение от одного из земных правителей.
– Неужели вам всё равно, кому продавать ваши смертоносные агрегаты?
– А вы как думаете? Германский кайзер отличается от вашего императора только портретами на деньгах, которые нам платят.
Еще не платят, подумал полковник. Фидлер уже не первый год колесит по Европе, предлагая военным министерствам всех держав свой огнемет аж в трех модификациях – малый, средний и тяжелый. И все они заметно превосходят образец, который честно пытался представить простодушный фон Зигерн-Корн – у фидлеровских огнеметов имеется автоматический зажигатель, а огненная смесь выбрасывается с помощью сжатого азота. На полигоне в Усть-Ижоре аппараты сработали отлично, но теперь, несмотря на то, что эти испытания обошлись казне в четыре с половиной тысячи целковых, предстояло Фидлеру отказать…
И одновременно иметь в виду, что газеты уже начали пугать мирных обывателей грядущей большой войной, а значит, кто-то из власть имущих в других державах может и не удержаться от соблазна…
Полковнику Искрицкому надлежало сформулировать отказ, и он эту задачу выполнил, указав в отчете, что в малом огнемете не предусмотрен механизм прекращения его работы в случае, если огнеметчик будет убит или ранен, а значит, огненная струя может поразить своих. Средний и тяжелый огнеметы – требуют слишком большого количества людей для переноски и управления, а также больших запасов горючей жидкости. И перезарядить такое устройство быстро невозможно. Вдобавок, если будет пробит трубопровод тяжелого огнемета, то, как и в случае с аппаратом фон Зигерн-Корна горящая жидкость под давлением зальет свои же траншеи.
Фидлер не унимался, обещал сбросить цену и теперь просил за малый ранцевый огнемет двести пятьдесят рублей, а за тяжелый – десять тысяч. И был настолько настойчив, что под Берлином было проведено новое испытание, на котором присутствовали помощник начальника Главного инженерного управления, профессор Николаевской инженерной академии генерал-лейтенант Величко и бывший военный агент в Германии генерал-майор Михельсон. Они высказались в том духе, что ранцевые огнеметы, пожалуй, всё же можно приобрести, потребовав дополнительно, чтобы изобретатель раскрыл все тонкости их технического устройства и состава применяемых веществ…
Но на проект закупки было наложено высочайшее вето – по представлению Департамента стратегических ресурсов, с которым ознакомил государя начальник Генерального штаба Гернгросс.
Прошло несколько лет. Слухи о грядущей войне в Европе становились всё навязчивее, но информации о том, что Фидлеру удалось-таки заключить свою сделку века, пока не поступало.
Зато газеты пестрели объявлениями наподобие: «В присутствии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА в г. Ораниенбауме производилась стрельба пулеметной ротой. Стреляли из 8 пулеметов по панцирю из сплава, изобретенного подполковником Чемерзиным, с дистанции 300 шагов. В панцирь попало 36 пуль. Панцирь не был пробит, и трещин не оказалось. При испытании присутствовал весь переменный состав стрелковой школы». Далее следовали расценки на стандартные панцири, на подогнанные индивидуально по гипсовому слепку с фигуры заказчика, а также на бронирование автомобилей и карет…
В 1913 году во главе департамента стоял Сергей Николаевич Дмитриев, душа-человек, ценитель поэзии и мастер новомодного искусства фотографии, тонко чувствовавший структуру времени и разрабатывавший не только изящные способы нейтрализации чужаков, но и планы пропаганды для каждого временного отрезка. И раскрытие в свое время одного из удивительных дел о межпланетной контрабанде оружия, доставленного под видом знаменитого Тунгусского метеорита, тоже было в немалой степени его заслугой.
И вот грянула Великая война. «Нынче Австро-Венгрия, первая зачинщица мировой смуты, обнажившая среди глубокого мира меч против слабейшей Сербии, сбросила с себя личину…» – гласил императорский манифест. Государь после окончания чтения манифеста 20 июля 1914 года произнес речь перед собравшимися в Зимнем дворце чинами гвардии и Петербургского военного округа: «Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны. Уверен, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какой бы она ни была, до конца».
В середине августа отставной подполковник Авенир Авенирович Чемерзин, тот самый, прославленный в газетных объявлениях создатель сверхпрочных панцирей, написал прошение военному министру Сухомлинову: «Желая послужить возлюбленной Родине, мы с Виктором Ивановичем Меркульевым решили на наш собственный счет соорудить два бронированных автомобиля и снабдить их нашими людьми и дать то необходимое снаряжение, которое даст возможность производить рекогносцировку… Автомобиль фабрики «Бенц», 100 сил, может развивать скорость до 120 верст, задним ходом 50 верст, все механизмы будут забронированы панцирем моего Чемерзина изобретения, а так же и те места, где будут находиться люди. Число мест в автомобиле пять, а на шестом месте желательно поставить пулемет, причем для управления им требуются артиллеристы – офицер и нижний чин – хороший слесарь. В этом автомобиле, кроме того, будет ехать Виктор Иванович Меркульев за шофера и Евгений Авенирович Чемерзин – слесарь для починки автомобиля. На этом автомобиле будет саженная вышка, он снабжается оптической трубой для наблюдений. Кроме того, автомобиль будет снабжен запасом пуль, помещенных в казенный патрон, так что можно стрелять из 3-линейной винтовки. Эти пули будут моего, Чемерзина, изобретения, пробивная способность которых в 2,5 раза больше пуль, принятых в армии (только по отношении металлических щитов). В автомобиль будет дано сигнальное приспособление, которое будет видимо за несколько верст, чтобы предупредить об опасности.
Второй автомобиль завода «Бенц», 150 сил, может развить скорость 200 верст, задним ходом до 60 верст, быстрее этого автомобиля, кроме одного, находящегося в Германии, нет. Этот автомобиль имеет два места: одно для шофера, другое для офицера Генерального штаба, который будет проводить рекогносцировку… Этот автомобиль будет тоже бронирован… Никаких расходов по бронированию и за машины Правительству уплачивать не надо, так как все расходы будут совершены нами за наш личный счет».
Искрицкий за год до начала войны вернулся в Россию из Румынии, где был с секретной миссией, и сразу получил назначение на должность начальника Военно-ученого архива и библиотеки Главного управления, но вскоре вернулся в строй, став командиром сто сорок восьмого пехотного Каспийского полка.
Это могло бы показаться неожиданным, но в предчувствии войны на строевые должности стремились назначать людей с опытом Стратегического департамента. Ибо прогнозы разведки показывали, что в казавшейся уже почти неизбежной войне опыт борьбы с чужаками будет востребован не только и не столько в штабах…
Полковник Искрицкий отличился в битве за Галицийские поля – во время наступления под Люблином был ранен в лицо, но боевых порядков не покинул, продолжив командовать своими подчиненными. За доблесть, проявленную в этом сражении, Искрицкий был награжден орденом Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом и Георгиевским оружием, а потом досрочно произведен в генерал-майоры.
Но вслед за тем пришло донесение от агента русской разведки в Германии – о начале там тайных работ по формированию особого саперного отряда, Flammenwerfer Abteilung, для боевого использования огнеметов. Официально отряд был создан в январе 1915 года, и возглавил его майор Герман Реддеман, бывший в мирное время начальником пожарной охраны Лейпцига.
Через месяц немцы испробовали ранцевые огнеметы на французах под Верденом, летом – на англичанах. Тем временем генерал-майор Искрицкий был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени «за то, что, командуя авангардом, 22–23 июля 1915 г. у д. Верещина с небольшими силами и в трудных условиях местности, несмотря на ураганный огонь противника, постоянные атаки и огромные потери полка, удержал оборону и дал возможность отойти войскам и многочисленным тыловым учреждениям».
В августе 1915 года государь Николай II принял на себя звание верховного главнокомандующего и вскоре назначил Искрицкого генералом для поручений при начальнике штаба Ставки Верховного Главнокомандующего.
На Восточном фронте немецкие огнеметчики не проявляли себя до осени 1916 года. Впервые попытка устрашить русских солдат пламенем была сделана в конце октября, и расследовал ее лично Искрицкий, составив вместе с группой экспертов «Акт по обследованию способов применения германцами огнеметов в бою в районе Скробовского ручья».
Текст, составленный по итогам расследования, гласил: «Немецкие огнеметчики вылезали на бруствер окопа и оттуда пытались поливать наши окопы, но струя не доставала. Только в одну из бойниц попало несколько капель, которые обожгли одного нижнего чина. Минуты через 2–3 огнеметчики были прогнаны нашим огнем. Подобным же образом против 6-й роты 218-го Горбатовского полка, где расстояние между окопами было около 25 шагов, из окопа вышли несколько немцев, один впереди с кишкой, из которой пламя прямо достигло нашего окопа и зажгло его…»
В качестве средства нейтрализации «вредоносного влияния» огнеметов рекомендовался заградительный артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь. «Если огнеметчикам удастся подойти на дистанцию 30–40 шагов, то, не ослабляя пулеметного и ружейного огня, они должны быть закиданы ручными гранатами».
…До появления ручных бластеров, экзоскелетов, контролируемых акул, жидких боевых роботов и аэропланов, не нуждающихся в посадке, оставалось меньше столетия. И Стратегическому департаменту предстояло успеть за это время подготовить подданных Российской империи к наступающей реальности.
V. Битва императоровХроника первой технодуэли
– Судьба Испании решена! – звонко выкрикивал мальчишка-газетчик на бульваре Унтер-ден-Линден.
– Удивительная находка в Северном море! – вторил ему другой, размахивая пачкой свежеотпечатанных номеров «Русского Берлина». – Разгадана тайна исчезновения кайзера Вильгельма!
«Ну, какая там тайна! Хотя тело так и не смогли найти…»
Напротив кафе «У Крылова», расположенного на Академической стороне бульвара, седеющий господин сурового вида, одетый в императорский морской мундир, протянул мальчугану монету в три российские оккупационные марки и лишь махнул рукой при слове «сдача».
– Спасибо, профессор! – воскликнул мальчишка и побежал дальше, оглашая бульвар криками:
– Удивительная находка на рифе Кайзера Вильгельма!
Александр Николаевич Бахтин, в прошлом – один из знаменитых героев-подводников времен Великой войны, после отставки читал в Берлинском университете курс лекций по истории морских сражений Великой войны. Он уже привык, что на Унтер-ден-Линден, которую он для себя называл «Под липами», его узнают. Впрочем, на этом бульваре, все держатся чинно, но при этом по неписаным правилам – как добрые знакомые.
Сейчас Бахтин поджидал своего внука, восьмилетнего Алешу, прильнувшего к витрине соседнего магазинчика, где продавались модели кораблей – от старинных парусников до грозных, закованных в броню дредноутов. Наконец мальчик нехотя оторвался от их созерцания и подбежал к деду.
– А ты на таком тоже плавал? – спросил Алеша, указывая на большую модель линкора.
– Нет, я плавал только на подводной лодке, – Александр Николаевич присмотрелся к модели: да, это «Байерн», тот самый «Байерн»… – Но я видел, как он тонул.
– Ух ты! А правда, что его наш государь лично потопил?
– Именно так.
– Из пушки?
– Нет, двумя торпедами. На подводных лодках тогда не было пушек, способных пробить броню такого большого корабля.
– Дедушка, расскажи! А то нам в гимназии на лето задали сочинение написать.
– О битве при Скагене?
– О наших победах и о тех, кто в роду воевал за державу. Я хотел написать, как я к тебе на каникулы ездил. Но про войну интереснее!
– Ладно, идем в чайную – расскажу. А то ты, небось, проголодался уже.
В первой половине дня Александр Николаевич показывал Алеше огромный Берлинский зоопарк, а потом – достопримечательности Унтер-ден-Линден: Новую Караульню, Арсенал, статую «старого Фрица» – Фридриха II, короля Пруссии, при котором войска Российской империи первый раз вошли в Берлин…
«Эх, следовало Вильгельму остеречься сразу, еще когда он инспектировал Нарвский полк, награжденный за взятие Берлина Георгиевским штандартом…»[56]
– Ты вишневый торт мне купишь? – воскликнул Алеша.
– Сам выберешь, что нравится.
Дед и внук расположились в чайной на уютных диванчиках, и мальчик, стараясь держаться солидно, будто взрослый, заказал учтивому «оберу»[57] кусок вишневого торта, булочку со сливовым вареньем и целую корзинку лебкухен[58].
– Герр профессор желает чай по-русски? – обратился «обер» к Бахтину. – Мы регулярно получаем из Пскова настоящий копорский чай.
– Копорский, пожалуй, не надо…
– А что такое копорский чай? – немедленно спросил Алеша.
– Наш старинный русский напиток из травы иван-чай. Но раз мы будем говорить с тобой о битве при Скагене, то… Вот что, любезный, принесите-ка нам тминного чаю.
Аромат тмина неизменно и ярко воскрешал в памяти Бахтина тот майский день двадцать лет назад, когда новейший супердредноут, корабль Его Величества «Байерн» исчез в ослепительной даже при солнечном свете вспышке: от одной из выпущенных с подводной лодки «Дракон» торпед на линкоре сдетонировали бомбовые погреба. Именно этому знаменательному для всего мира событию посвящена известная картина Айвазовского-Латри «Битва при Скагене», репродукция которой красовалась в чайной рядом с портретом знаменитого ученого и кораблестроителя Алексея Крылова, в честь которого заведение и было названо.
Алексей Николаевич, помнится, тоже был в Скагене 30 мая 1916 года. Именно он на берегу под крики «Война окончена!» сунул в руки Бахтину большую кружку, благоухающую тмином. Конечно, не чай в ней был, а обжигающе крепкий датский аквавит, что много забористей родной смирновки…
«Я же говорил, что надо ставить гироскопы новой конструкции! – прокричал тогда Крылов. – Ведь не подвел сегодня мой гироскоп, никакие глубинные бомбы ему не страшны! Я же говорил! И идея затопления отсеков для устранения дифферента – прав был адмирал Макаров! А наши дубовые лбы из министерства только и знают три «от» – отписаться, отмолчаться, отказать…»
– Дедушка, а почему наш государь решил драться сам?
– Война к тому времени продолжалась уже полтора года. Погибло множество людей, но ни одна держава не имела сил для того, чтобы нанести решающий удар, чтобы победа положила конец кровопролитию. И тогда наш государь Николай Второй решил прибегнуть к средству, которое было подсказано его мужеством и несокрушимой верностью долгу…
– Как во времена рыцарей?
– Да, времена рыцарей прошли, а вот проблемы остались…
15 марта 1916 года был освобожден от должности военного министра генерал от инфантерии Андрей Поливанов. На смену ему пришел другой пехотный генерал – Дмитрий Шуваев, который при первом же своем докладе императору обратил внимание, что государь рассеян и угнетен.
Однако новый министр отнес это на счет военных неудач и постарался вселить надежду на скорые перемены к лучшему:
– … По сравнению с январем прошлого года число сорокавосьмилинейных гаубиц, это орудие сложное, государь, и трудно приготовляемое, так вот в январе этого года их число удвоилось. Количество винтовок в январе 1916 года увеличилось в три раза, шестидюймовых снарядов – в два раза, трехдюймовых снарядов – в двенадцать с половиной раз, удушающих средств – в тридцать три раза…
– Дмитрий Савельич!
– Слушаю, ваше величество!
– Война идет уже полтора года, и ей не видно конца… Скольких человеческих жизней мы еще недосчитаемся, прежде чем количество гаубиц и снарядов окажет свое решающее воздействие?
– Враг сломлен и надломлен, он не справится. Готов уверенно повторить – каждый день приближает нас к победе, и каждый день приближает его, напротив, к поражению.
Министр знал, что император с самого начала не хотел этой войны. Николай II прилагал усилия для ее предотвращения, даже когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии и начала бомбардировки Белграда. Российский император тогда отправил Вильгельму II телеграмму с предложением поручить решение австро-сербского вопроса Международному третейскому суду в Гааге.
Кайзер Вильгельм II, «кузен Вилли», тогда на эту телеграмму даже не ответил. Канцлеру Теобальду фон Бетман-Гольвегу, доложившему о полученном послании, германский властитель бросил:
– Я предлагал ему союз. Тео, вы же помните договор, который мы с Николаем подписали летом пятого года? И что? Он едва успел вернуться в Петербург, как сразу расторг наше соглашение.
Старый сановник промолчал, лишь тяжко вздохнул. Он помнил еще канцлера Бисмарка, который твердил, что воевать можно с кем угодно, только не с Россией, – ничего хорошего не выйдет.
А теперь, когда полтора года спустя после отправки той самой телеграммы надежд на заключение мирного договора не оставалось, русский император повелел своему военному министру продолжать доклад, но слушал его рассеянно. Генерал Шуваев терялся в догадках и отчаянно пытался понять, о чем так задумался государь. В результате министр даже обмолвился, сказав про наращивание поставок фуража для цеппелинов, но царь будто ничего не расслышал.
И вдруг император на мгновение просветлел лицом, взглянув в дальний угол кабинета.
Генерал, опасавшийся еще раз перепутать в своем докладе дирижабли с лошадьми, тем не менее осторожно скосил глаза, но ничего особенного не заметил. Разве что на кресле среди официальных донесений и прочей корреспонденции, не помещавшейся уже на столе, лежала книжка – кажется, роман Вальтера Скотта. Завершив доклад, Шуваев сумел даже заглавие прочитать. Да, Вальтер Скотт, «Талисман», русское иллюстрированное издание со знаменитыми рисунками де Ришмона и де Пэри. Наверное, кто-то из августейших детей забыл книжку в отцовском кабинете…
Явившийся через полчаса на аудиенцию председатель совета министров Штюрмер застал государя задумчиво листающим роман Вальтера Скотта. И первый вопрос был отнюдь не о современном состоянии дел в Российской империи:
– А доводилось ли вам слышать предание, что когда к Новгороду подступил вражеский флот, то князь Рюрик облачился в доспехи и погрузился в воду? А вскоре поднялась буря с молниями, корабли врагов вспыхнули и потонули, а Рюрик вышел из воды невредимым?
Штюрмер с давних пор интересовался историей и когда-то даже участвовал в археологических съездах. Он кивнул утвердительно и произнес:
– Древние легенды, ваше величество, иногда бывают очень поучительны. Когда я был губернатором в Новгороде Великом, то слышал и предание о чародее Волхове, который время от времени превращался в крокодила. Обитал он в устье одноименной реки и пожирал всех, кто не покорялся. Сказка? Но, спустя столетия, в Псковской летописи читаем описание событий практически цивилизованного 1582 года: «Того же лета изыдоша крокодили лютии звери из реки и путь затворша; людей многих поедоша…» И сейчас, когда весь мир находится на грани своего существования, люди очень чувствительны к легендам и древним традициям. И как раз в духе будет то, что ныне возможно объявить России и Европе о состоявшемся договоре с нашими союзниками, Францией и Англией, об уступке России Константинополя, проливов и береговых полос. Впечатление, которое произведет в России осуществление исторических заветов, будет огромное.
Чуть помолчав, Штюрмер добавил:
– Известие это может быть изложено в виде правительственного сообщения. Я имел случай обменяться мнением с послами Великобритании и Франции, которые не встречают к сему препятствий…
– Если бы мы могли обойтись без дипломатических ужимок, человечество давно сделало бы огромный шаг вперед…
– Нет никаких причин сомневаться в грядущей победе русского оружия, – заверил премьер-министр. – Прошлым летом нам выпали тяжелые испытания, была потеряна Польша и часть Прибалтики. Но с тех пор как вы, Ваше величество, приняли на себя звание Верховного главнокомандующего, войска воодушевились, отступление прекратилось…
– Но конца войне всё равно не видно! Вся гвардия, отборные части полегли. Как мне докладывали, еще в первые полгода войны кадровые войска потеряли две трети солдатского состава и треть офицеров. Из семидесяти шести офицеров лейб-гвардии Финляндского полка уже к началу октября позапрошлого года восемнадцать погибли, а более пятидесяти были ранены. Если чернь взбунтуется, кто ее усмирит?.. Войска могут оказаться ненадежными…
– Наполеон сказал: «Я не могу рисковать своей гвардией, своим последним резервом за три тысячи километров от Парижа», однако он всё равно проиграл и войну, и корону.
– Гвардейцами не становятся за несколько месяцев! О проливах мы подумаем после, – решительно изрек государь. – А сейчас вам придется сделать другое правительственное сообщение. Когда будет получен ответ от кайзера.
– Ответ на что, ваше величество?
– На послание, которое я сейчас составлю!
Штюрмер покинул царский кабинет, тщетно стараясь предположить, с каким посланием Николай II намерен обратиться к своему кузену. Сепаратный мир? Разрыв прежних союзнических соглашений и заключение договора с Германией? На фоне военных потерь всё это выглядело совсем некстати. А если учитывать общественное мнение, настроенное против Германии… И против монархии, если быть честным… Премьер был ярым монархистом, но был еще и министром внутренних дел, а потому полицейские донесения читал регулярно.
Оставшись в одиночестве, государь раскрыл «Талисман» и полушепотом прочел: «Что скажешь ты, благородный султан, если ты и я сейчас, перед лицом этого избранного общества, разрешим давний спор по поводу палестинской земли и сразу покончим с этими докучливыми войнами?.. Я брошу свою перчатку, и со всей любовью и уважением мы сразимся не на жизнь, а на смерть за обладание Иерусалимом…»
Император несколько минут взволнованно мерил шагами кабинет, а потом решительно смахнул со стола большую часть депеш и на чистом листе набросал следующий текст:
«Дорогой брат! В прошлом нам не удалось избежать несчастья этой войны, и сейчас, когда жертвы уже неисчислимы, будущее сулит всем нам только новые потери. Взываю к нашей старой дружбе и предлагаю, пока не стало слишком поздно, решить судьбу Европы и мира в честном поединке, как то было принято во времена наших великих предков…»
Получив телеграмму, кайзер, как рассказывали впоследствии приближенные, поначалу высказал предположение, что царственный кузен потерял рассудок. Но потом к ужасу сановников ударил кулаком по столу и вскричал:
– Гром и молния! Это отличная идея!
И продиктовал ответ, начинавшийся словами: «Учитывая сердечную дружбу, узы которой нас связывают с давних времен…»
– Ваше величество! Это же немыслимо! – забыв о субординации, воскликнул начальник Полевого генерального штаба Эрих фон Фалькенхайн.
– Что тут немыслимого? Император Карл Пятый вызывал на поединок короля Франциска. А король Густав Четвертый – Наполеона.
Напомнить кайзеру о том, что Наполеон презрительно ответил шведскому королю, мол, если тому непременно хочется подраться на дуэли, то французский император готов послать к нему любого из полковых учителей фехтования, – никто уже не осмелился. Только главнокомандующий войсками Восточного фронта фон Гинденбург осторожно предположил: быть может, монарху разумнее выставить вместо себя бойца-«защитника», что отнюдь не противоречит ни старинным рыцарским обычаям, ни дуэльным кодексам Европы…
Вильгельм II ненадолго задумался, а потом решительно отверг такую возможность:
– Фридрих Вильгельм, король Пруссии, так и поступил в свое время, но это, увы, не прибавило уважения к нему. И недаром Фридрих Великий говорил, что правитель – первый слуга государства. Настал час и мне доказать это на деле.
– Вот слова, продиктованные истинным благородством! – воскликнул фон Гинденбург.
– Моим подданным вообще следовало бы попросту делать то, что я им говорю, – изрек кайзер, – но они желают думать самостоятельно, и от этого происходят все затруднения…
Известие о возможном личном поединке двух властителей всколыхнуло все умы Германии. Споры были столь горячими, что даже почтенные профессора Берлинского университета готовы были снова перевоплотиться в отчаянных студентов-дуэлянтов, которыми они были когда-то.
– Что вы хотите, господа, тут в действие вступают иные судьбоносные правила, а не те повседневные, к которым мы привыкли! – горячился на собрании преподавательского состава декан исторического факультета. – Ведь не зря недавно почивший профессор Лампрехт, создатель всем нам известной «Истории германского народа» в двенадцати томах, написал такие замечательные слова: «Кайзер Вильгельм – глубокая и самобытная индивидуальность с могучей волей и решающим влиянием».
– Кайзер никогда не ошибается! – воскликнул профессор Слаби, один из основоположников радиотелеграфной связи.
Раздался многоголосый гул одобрительных выкриков.
– А ведь и покойный канцлер Бисмарк был изрядным дуэлянтом! Почти три десятка поединков и только одна рана!
Реплика прозвучала некстати, ибо все знали, что кайзер в юности тяготился опекой Бисмарка и не любил его за это.
– Наши дуэли проходят по строгому регламенту, поэтому каждый может защитить свою честь, не рискуя потерять жизнь по воле слепого случая. Вы думаете, славянские варвары умеют соблюдать правила? Достаточно вспомнить печальную судьбу графа фон Берген…
Дуэль графа фон Берген и русского князя Щербатова состоялась более чем за сто лет до описываемых событий, но наделала немало шума и, как выяснилось, не была забыта до сих пор.
Началась эта история еще в царствование Екатерины Великой. Князь и граф поссорились в московском театре – фон Берген на вопрос Щербатова о том, как ему понравилась игра актеров, не только не нашел добрых слов, но высокомерно отказался отвечать вообще. Щербатов пришел в ярость и ударил немца тростью. Императрица, не желая дальнейшего развития конфликта, повелела выслать графа за пределы России, а Щербатова уволить со службы, удалив из столицы. Однако император Павел Петрович князя не только принял обратно, но и повысил в звании. А когда узнал, что противник передал тому вызов, – разрешил князю отправиться в Германию, вдобавок приказав щедро снабдить деньгами для этого путешествия. По возвращении князя император поинтересовался: «Надеюсь, ты убил немецкую свинью?» – и был весьма доволен, получив утвердительный ответ.
Сейчас же профессура Берлинского университета составила приветственный адрес, в котором выражалась глубочайшая уверенность, что мощь немецкого оружия и личная доблесть его величества кайзера Вильгельма II станут залогом победы.
В качестве оружия Вильгельм II выбрал не пистолет или саблю, а только что прошедший ходовые испытания новенький линкор «Байерн» – тридцать с лишним тысяч тонн водоизмещения, восемь доселе невиданных 380-миллиметровых орудий, шестнадцать казематных 150-миллиметровых орудий раздельно-гильзового заряжания, пять подводных 600-миллиметровых торпедных аппаратов, 14 водотрубных котлов Шульце-Торникроф и три турбины Парсонса, приводящие в действие три винта. И броня в тридцать пять сантиметров толщиной, уходящая намного ниже ватерлинии. В штатном режиме линкору требовался экипаж в тысячу человек, но спешно проведенная на верфи в Киле реконструкция с установкой автоматических устройств подачи топлива в двигатели, а также зарядов к орудиям позволяла управлять этим воплощением смертоносной мощи одному человеку. Или двоим, чтобы исключить даже минимальную заминку в условиях сражения…
При этом Вильгельм великодушно предложил «дорогому кузену» выбрать не обязательно аналогичную боевую единицу, а любую другую.
Всем было известно, что линкоров аналогичного класса в российском флоте нет. Первый лорд британского Адмиралтейства Уинстон Черчилль выступил на закрытом заседании верхней палаты парламента с предложением передать Российской империи один из линейных кораблей Гранд Флита, например, недавно построенный «Ройял Оук», не уступавший «Байерну» в скорости…
– Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна, – сказал в своей речи Черчилль. – Зачем отказывать Николаю Второму в этом суровом испытании?..
– Кажется, это единственный шанс для британского линкора сразиться с немецким, – съязвил военный министр лорд Китченер, давний оппонент Черчилля. – В последнее время ваши адмиралы так старательно избегают встречи с Флотом открытого моря…
– Тем более, – парировал сэр Уинстон. – Если это единственный шанс, его надо использовать!
Для переговоров в Санкт-Петербург был командирован адмирал Дэвид Битти. Отважный ирландец, успевший потрепать немцев в начале войны, в сражениях при Гельголандской бухте и Доггер-банке, был самым молодым британским адмиралом со времен Нельсона. Идея поединка двух кораблей чрезвычайно пришлась ему по сердцу. Не зря у Битти была репутация флотоводца, который никогда не покидает мостик, несмотря на огонь противника, сохраняя при этом способность мыслить быстро и хладнокровно. Адмирал даже выразил готовность лично участвовать в великом поединке со всеобщим врагом.
Русский император колебался…
На малом вечернем приеме у государя присутствовали Григорий Распутин, академик Российской Академии художеств Николай Рерих, только что преподнесший императору свою картину «Березы Гималаев», и французский посол Морис Палеолог, который доставил Николаю II послание президента Пуанкаре, гласившее: «Дорогой и высокий друг! Да будет мне дозволено Вашим величеством высказать ему, сколь опасным и одновременно благородным мне представляется задуманное предприятие. Ваше величество со свойственным ему столь высоким и просвещенным пониманием интересов союзных стран не поколеблется перед тем, чтобы поставить на карту собственную жизнь ради завершения этого тягостного для всех противостояния…»
– До нас дошел слух, что король Георг готов предоставить вашему величеству один из лучших своих линкоров, – проговорил посол Франции. – Англия, конечно, заслуженно именуется владычицей морей, но давняя и тесная дружба обязывает Францию предложить Вашему величеству линкор «Лангедок»…
– А завтра американцы свою «Неваду» новехонькую предложат, – перебил его Распутин. – Мы, конечно, не откажемся ни от Лангедока, ни от Невады, ни от прочих земель, – тут Григорий Ефимович раскатисто захохотал, показывая слегка озадаченному послу, что территориальные претензии высказаны им в шутку. – Но за русскую землю чужим мечом биться не должно! Война – Вторая Отечественная, а корабль иноземный? Не пойдет!
– Может быть, аэроплан, – предположил Рерих. – Опять же символично – поразить врага с небес…
– Чтобы потопить линкор, нужна такая бомба, которую ни один современный аэроплан не поднимет, – возразил император.
– Тогда обычную пушку побольше!
– И ее корабельные орудия накроют если не первым же залпом, то вторым!
– А если танк, ваше величество? К примеру, «Куршавель». Очень удобное, как выяснилось, средство для прорыва обороны…
– На земле, господин посол, на земле. Против огневых точек, оснащенных пулеметами, и при поддержке пехоты.
– А что же тогда, государь, остается?
– Я вам открою тайну. Секретное оружие – новая подводная лодка серии «Дракон». За основу был взят американский проект «Кайман», полагаю, вы, господа, помните эту историю?.. Так вот, «Кайман» наши инженеры коренным образом переработали. Получилась лодка, которой сейчас равных в мире, пожалуй, и нет. По живучести превосходит даже серию «Барс», которая разрабатывалась позже изначального «Каймана». Имена же оставили прежние, те, что были предусмотрены для первой американской серии, чтобы не привлекать лишнего и ненужного внимания. «Кайман», «Аллигатор», «Крокодил» – недаром, выходит, Штюрмер вспоминал легенду о волховских крокодилах! Ну и конечно, «Дракон», который недавно отличился…
– Это, несомненно, был настоящий подвиг! – воскликнул Палеолог.
За несколько дней до этого разговора русская подводная лодка «Дракон» на подступах к острову Сааремаа атаковала и потопила торпедным залпом немецкий крейсер и миноносец, а после этого, несмотря на взрывы глубинных бомб, которыми уцелевшие корабли пытались ее поразить, осталась в том же районе и дождалась появления линкора «Остфрисланд». Зайдя со стороны берега, где не было кораблей охранения (немецкая военно-морская доктрина гласила, что подводным лодкам надлежит нападать только со стороны открытого моря), «Дракон» выпустил по «Остфрисланду» три торпеды, из которых одна повредила носовую часть, а другая попала в машинное отделение. Потерявший ход, полузатопленный линкор экипажу удалось удержать на плаву, но только для того, чтобы его отбуксировали в ближайшую гавань. «Дракон» же снова благополучно ускользнул, отправив на прощание последнюю торпеду в сторону еще одного эскадренного миноносца. О точном попадании экипаж погрузившейся лодки смог судить по мощному взрыву.
Николай II повелел представить командира, капитана первого ранга Александра Бахтина и весь экипаж к государственным наградам. И выбрал счастливую подлодку для того, чтобы выйти на единоборство с «Байерном».
Возможно, император увидел еще и знак судьбы в названии подлодки – ровно двадцать пять лет назад в Японии он украсил собственную руку татуировкой в виде разноцветного дракона, а через день после того уцелел во время покушения на него в Оцу, отделавшись легким ранением.
После того как было объявлено о намерении двух императоров решить исход войны на дуэли, на первом же заседании российской Государственной думы разразился скандал. Депутаты кричали о возрождении варварства – и о том, что это единственный способ предотвратить гибель державы. И еще о том, что дуэль для коронованной особы – немыслимый поступок, нарушающий все традиции.
Лидер кадетов Милюков обвинил Штюрмера в том, что тот подсказал государю мысль о поединке, руководствуясь интересами Германии. И потребовал призвать премьер-министра к ответу.
Штюрмер, который с 1879 по 1892 год руководил церемониальной частью Министерства Императорского Двора, приехал в Думу, но вместо того, чтобы оправдываться, с глубоким знанием дела сказал:
– Господа, я бы на вашем месте не был так категоричен, говоря о нарушении традиций. Еще в 1526 году вполне могла состояться дуэль между самыми могущественными монархами тогдашней Европы. Карл Пятый, владыка Священной Римской империи назвал короля Франции Франциска Первого бесчестным человеком. Тот прислал императору вызов…
– Вы еще рыцарские турниры вспомните! – крикнул кто-то из зала.
– Да, можно вспомнить и о том, что король Ричард Львиное Сердце готов был сразиться за Святую Землю с султаном Саладином…
– Это выдумка писателей-романтиков! – не унимался голос.
В зале послышалась приглушенная перебранка – соседи утихомиривали разгоряченного крикуна. Штюрмер был достаточно опытным оратором, чтобы невозмутимо переждать суматоху и дождаться тишины.
– Если император Павел считал возможным бросить вызов сразу всем европейским государям ради установления вечного мира на континенте, то почему бы сейчас не принять такой выход из войны, которая может погубить или до неузнаваемости искалечить европейскую цивилизацию?
– Павел и Разумовского готов был вызвать, всего лишь из-за подозрений, что тот мог быть любовником его первой жены… – пробормотал один из депутатов.
– Да он с детства дуэлями интересовался, – отозвался другой. – Будучи совсем ребенком, спрашивал, как себя вести, если придется выйти на поединок. Семен Андреевич Порошин, воспитатель великого князя, ответил, что такой необходимости никогда не будет, поскольку встретить равного и поссориться с ним он вряд ли сможет, выше себя не встретит точно, а нижестоящих надо прощать…
– Или вы предпочтете, подобно безответственным болтунам-революционерам, ожидать превращения войны народов в войну народа против самого себя? – возвысил голос Штюрмер.
– С вами только того и дождемся! – снова донеслось из зала.
– Что ж, если кому-то из господ конституционных демократов хватит храбрости повторить подобные слова, не прячась за чужие спины, я готов обсудить этот вопрос. На пятнадцати шагах.
– Ну, вот, – обреченно покачал головой депутат Львов-второй. – Родичева со Столыпиным тогда, помнится, еле помирить успели… И опять!
После короткого перерыва председатель IV Государственной думы Родзянко произнес речь, которая завершалась словами:
– Без различия мнений, взглядов и убеждений Государственная дума от лица Русской Земли спокойно и твердо говорит своему царю: «Дерзайте, государь, русский народ с вами…»
В Сенате тоже не сидели без дела – спорили почти до смертоубийства. И лишь когда жизненные силы иссякли, прославленный юрист Анатолий Кони изрек:
– Понятие о чести станет бесцветным и заглохнет, если в защиту его человек, хотя бы изредка, не будет рисковать своим лучшим достоянием – жизнью.
Между тем дуэль стала трендом, и не только среди горячих молодых офицеров.
– Даже сама Екатерина Великая в юности выходила на поединок, – заметил профессор Цветаев, открывая в созданном им московском Музее изящных искусств выставку, посвященную истории дуэлей в России.
Но всё хорошее, как и плохое, неизбежно кончается, и наступает закон и порядок. В первых числах мая император Николай II подписал манифест, в котором говорилось: «Германия, а затем Австрия объявили войну России. Тот огромный подъем патриотических чувств любви к Родине и преданности престолу, который как ураган пронесся по всей земле нашей, служит в моих глазах и, думаю, в ваших ручательством в том, что великой матушке-России суждено довести ниспосланную Господом Богом войну до желанного конца. Но для этого все, начиная с меня, должны исполнить свой долг. Уверен, что вы все и каждый на своем месте поможете мне перенести ниспосланное мне испытание!..»
В то же самое время много севернее Санкт-Петербурга по берегу Варангер-фьорда, Варяжского залива, который Норвегии когда-то удалось сохранить за собой, а не уступить России только благодаря спешно заключенному договору с Англией и Францией, мчались, стремительно удаляясь от городка Киркенес, мотосани с двумя седоками. Целью путешественников была маленькая рыбацкая деревушка, прилепившаяся к прибрежным скалам. Там, на окраине возле стоявшего на отшибе домика водитель резко затормозил, описав крутой вираж. Из-под полозьев полетели комья снега.
Спрыгнувшая с сиденья пассажирка устремилась к домику, звонко крича:
– Товарищи!
– Тише! – вскинулся ее спутник.
– Да мы же не в России, товарищ Петр! – отозвалась революционерка. – Здесь за нами некому следить!
– Как знать, товарищ Мария, как знать… Царизм всюду пытается внедрить своих агентов.
Дверь домика отворилась, и на пороге показался человек с красивым, но нездорово бледным лицом и фанатично горящими глазами.
– Товарищ Яков, у нас новости из Питера!
Яков недавно бежал из сибирской ссылки, проехав вместе с батумским большевиком Кобой на собачьей упряжке более двухсот верст по льду Енисея, а потом в тайнике под полом товарного вагона до самого Урала. Предостережение, отправленное вице-директором Департамента полиции на имя начальника Енисейского губернского жандармского управления: «Ввиду возможности побега из ссылки в целях возвращения к прежней партийной деятельности Иосифа Виссарионовича Джугашвили и Якова Мовшева Свердлова, высланных в Туруханский край под гласный надзор полиции, Департамент полиции просит Ваше высокоблагородие принять меры к воспрепятствованию Джугашвили и Свердлову побега из ссылки» – запоздало.
Но долгий путь по холоду стоил «товарищу Якову» сильнейшей простуды, от которой он до сих пор никак не мог оправиться. Надежда пробраться к южным рубежам не оправдалась, пришлось уходить из России северными тропами и обосноваться здесь, недалеко от границы, но уже на норвежской территории.
– Подождите, – сказал он, – сейчас вернется Коба, расскажете сразу нам обоим.
– А где он?
– Рыбачит. Здесь море не замерзает, так он каждый день добывает рыбу, прямо как в Монастырском. Там нельма, здесь треска. Опять своим промыслом кормимся… проклятая простуда!
Яков надрывно закашлялся.
Из-за прибрежной скалы вышел второй беглец, неся на плечах огромную плоскую рыбу.
– Клянусь собакой, здесь мелочь просто не водится! – проговорил он. – Пуда два будет, не меньше.
Товарищ Петр бросился ему навстречу, и вдвоем они втащили добычу в домик. Рыба заняла весь стол, треугольный хвост свесился почти до самого пола.
Яков подбросил дров в печку и зябко потер руки перед огнем.
– Неужели на удочку? – изумилась Мария.
– На самолов. Кусок начищенной стальной трубы, крючки – большие как якорь… Хорошо, что нам от связного достался лодочный мотор «Эрвинруд». Не новый, но исправный, то, что надо – подальше от берега рыба крупнее. И чище, а то у прибрежной печень бывает червивая.
Удачливый рыбак принялся ловко потрошить палтуса и будто невзначай спросил:
– Так что за новость?
– Царь с кайзером решили драться на дуэли, чтобы прекратить войну!
– Вот как? А не пропаганда ли это? Ворон ворону, знаете ли, глаз не выклюет…
– А мне это нравится, – проворчал Петр. – Не всё же им посылать на убой солдат. Пусть сами подерутся.
– Товарищ Петр! – воскликнула Мария. – Вы как бывший анархист обращаете внимание на внешние эффекты!.. А самое главное, что отживающая социальная система может предложить только варварский способ решения проблем!
– Даже Бакунин считал возможным драться на дуэли!
– Ну и что, не зря же Маркс отказался принять его вызов! Он правильно рассудил, что его жизнь принадлежит революционному движению… И вообще, вы же отрицаете буржуазный патриотизм? А Бакунин, знаете почему, пытался вызвать Маркса? Потому что тот плохо отозвался о царской армии!
– Бакунин был против армии вообще!
– Сам был, а Марксу такого простить не смог! Шаблоны, привитые старорежимным воспитанием, преодолеть трудно.
– Надо срочно связаться со Стариком! – прервал дискуссию Коба. – Возможно, события начнут разворачиваться быстрее, чем мы предполагали…
Для разработки регламента предстоящего поединка была создана специальная международная комиссия с участием представителей всех заинтересованных сторон, а также нейтральных государств. Местом ее работы был выбран нейтральный Стокгольм – под патронатом шведского короля Густава V.
Место технодуэли было выбрано на траверзе датского мыса Гренен, где видимая граница Северного и Балтийского морей могла служить естественным подобием барьера. Секундантам надлежало находиться на борту цеппелинов, а сигнал «Сходитесь» подать по радио. Было выработано обязательное условие – победитель должен не просто поразить противника, но и сохранить при этом возможность продолжать бой.
Каждому из противников полагался один оруженосец, чьей обязанностью было управлять боевым кораблем. Подводную лодку «Дракон» предстояло вести в сражение каперангу Бахтину.
А кайзер, которого встревожили слухи об удивительных боевых качествах русской подлодки, выбрал себе в спутники одного из знатоков этого пока еще нового вида судов – капитан-лейтенанта Вильгельма Канариса.
Датский король Кристиан Х предложил не просто похоронить с почестями того из властителей, кто падет в поединке, но по древнему обычаю викингов предать его огненному погребению на драккаре.
Выходя с одного из заседаний комиссии, британский военный атташе сказал русскому представителю:
– У нас есть сведения, что Япония тайно передала Германии тот клинок, которым был ранен ваш император, когда он был еще наследником престола.
– Зачем им это?
– Кайзер с большим интересом относится к исследованиям Германа Вирта из Бернского университета, который утверждает, что оружие, однажды обагренное кровью императора Николая, поможет Вильгельму одержать победу не только благодаря механической и военной мощи, но и на уровне тонких энергий.
– Вы в такое верите?
– Я не берусь отрицать ничего, о чем имею недостаточно информации. А этот Вирт развил весьма бурную деятельность, сочиняя работы о корнях северной расы победителей и оккультных артефактах, в которых скрыта сила древних героев. Надо надеяться, что это глупости, и кайзер лишь впустую тратит время, отвлекаясь на них. Но если есть хоть один шанс из десяти тысяч, что это не просто разговоры…
Действительно, еще в конце XIX века в Германии по приказу Бисмарка, одобренному тогдашним кайзером, начались разработки нового секретного оружия – технических новинок, чья боевая мощь была усилена магической аурой. Проект, получивший кодовое название «Гламур» (что в переводе со старофранцузского означало «чары»), курировался Генеральным штабом. Позже его переименовали в «Аненербе». И уже по распоряжению Вильгельма II научным руководителем проекта был назначен титулярный профессор Герман Вирт, прежде возглавлявший Институт праистории духа.
– Вы предлагаете привезти из ваших колоний какого-нибудь чернокожего колдуна, способного нейтрализовать столь экзотический способ воздействия?..
– Нет, всё гораздо проще. У нашей разведки есть агенты в Киле, и кое-кто из них имеет доступ в военную гавань. Это сложно, но реально – поместить на борту «Байерна» мощную мину с дистанционным взрывателем, это новейшая разработка наших специалистов. А в нужный момент будет дан сигнал на подрыв.
– Не представляю, чтобы наш государь согласился на такое…
– А если кто-то подаст аналогичную идею кайзеру?..
– На нашей лодке мину прятать негде!
15 мая, за полмесяца до назначенной даты поединка на фронтах было объявлено перемирие. Но, несмотря на долгожданное прекращение огня, с каждым днем сильнее и сильнее ощущалось напряжение – во всех слоях общества каждой сколь-нибудь причастной к событиям страны. Но прежде всего, конечно, в России и Германии.
«Многие были удручены, осознавая важность и тяжесть предстоящего события, – писал в своих мемуарах Морис Палеолог. – Но император Николай II почти один хранил холодное, каменное спокойствие до последней минуты, когда Его величеству предстояло взойти на борт "Дракона"».
30 мая всё население датского города Скаген собралось на морском берегу. И тут были не только местные жители. Никогда в истории гавань самого северного в Дании городка, не видела стольких представителей царственных домов и адмиралов при полном параде.
«Я даже не обратил особого внимания на то, какая была погода, – описывал свои впечатления поэт Николай Гумилев. – Но сомневаюсь, чтобы это утро могло быть не солнечным, столько бодрости, столько оживления было разлито вокруг».
Стороннему наблюдателю могло показаться, что Европа наконец-то забыла о военных потерях и жертвах. Однако происходившее в тот день на границе Балтийского и Северного морей стало наивысшей точкой этой войны.
«В эпоху Трафальгарской битвы противники заметили друг друга на рассвете, но кораблям понадобилось пять часов, чтоб сблизиться на дистанцию орудийного выстрела, – писал в репортаже из Скагена британский литератор и публицист Артур Конан Дойл. – В наши дни всё решилось намного быстрее. Два боевых корабля, которые, казалось бы, невозможно было сравнивать, – устрашающая громада немецкого дредноута и русская подводная лодка с ее лаконичными обводами, будто сошедшая с картины художника-футуриста, склонного к абсолютному минимализму… Должен честно признаться, я даже пропустил момент начала сближения и опомнился лишь тогда, когда неистовый рев орудий главного калибра превратился в единую адскую какофонию, а столбы воды от взрывов снарядов превратили морскую гладь в подобие фантастического леса. А когда чудовищной силы вспышка внезапно поглотила «Байерн», – мне показалось, что теперь мне суждено надолго ослепнуть и оглохнуть. Но нет, я пришел в себя как раз тогда, чтобы увидеть «Дракон», весь в стальных лохмотьях искореженной обшивки, и русского императора с окровавленным лицом. Он медленно поднял пистолет и выстрелил в воздух, демонстрируя, что в строгом соответствии с условиями поединка сохранил при себе пригодное для боя оружие…»
Тело кайзера Вильгельма II так и не было найдено.
Документ о капитуляции Германии был подписан в Брестской крепости. С прекращением Великой войны согласились не все – прежде всего, потомственные военные-аристократы и промышленники, производившие военную технику и боеприпасы. «Пушечный король», он же «железный Густав» – Крупп фон Болен унд Гальбах, ставший десять лет назад по воле кайзера мужем единственной наследницы семейства Круппов и главой металлургического концерна «AG Krupp» – потребовал от канцлера, принца Максимилиана Баденского, продолжать войну до полной победы.
Но тут уже единым фронтом выступили многие правящие дома Европы и Азии, являвшиеся гарантами соблюдения условий судьбоносного поединка и объявившие подобное недопустимым. Германии был предъявлен ультиматум – безоговорочно признать поражение, а в противном случае имя Гогенцоллернов будет вычеркнуто из родословных книг как бесчестный род.
Впрочем, немало нашлось и тех, кто готов был проклинать покойного кайзера. Именно им знаменитый немецкий писатель Герман Гессе, яростный противник войны с первых ее дней и свидетель битвы при Скагене, адресовал открытое письмо: «В том, что вера наша оказалась столь слаба, в том, что казенноспасаемый бог наш оказался столь кровожаден, в том, что мы не смогли отделить добро от зла, мир от войны, – во всем этом все мы равно виновны, хоть и равно невиновны. Вы и я, кайзер и пастор – все мы соратники в этом деле… Люди будущего, быть может, объяснят потерю нами флота, машин, денег в том духе, что вот, мол, отняли у ребенка все его великолепные игрушки, и ребенок, вдоволь наплакавшись и набранившись, успокоился и стал мужчиной. По этому пути мы и должны идти, другого нет…»
Тем временем из Швейцарии в Россию неспешно двигался поезд, с несколькими опломбированными вагонами. Германские спецслужбы отправили в них обратно на историческую родину эмигрантов-большевиков, предполагая, что после неминуемой, как казалось, победы кайзера Вильгельма II в поединке императоров, революционеры в России послужат к вящей пользе Второго рейха. Однако к моменту пересечения границы поражение Германии стало свершившимся фактом, и ничего не знавшие о самых недавних событиях Ленин и его сподвижники были арестованы прямо в Бресте. Ожидавших если не торжественной, то дружеской встречи большевиков выводили прямо из купе и увозили в местную тюрьму.
– А вот и Ильич! – воскликнул молодой гвардейский поручик, похлопывая по плечу того, кто среди соратников-революционеров носил прозвище Старик. – Хорошо отдохнул на немецкие денежки?
– Что вы себе позволяете? Мы борцы за счастье трудового народа!
– Может, тебе еще броневик подогнать, чтобы ты с него речь сказал?.. Вахмистр! Этого тоже увести!
В избушке на берегу норвежского Варангер-фьорда товарищ Коба, которому из-за удаленности от больших городов удавалось получать почту только раз в неделю, с возрастающей досадой прочитал в газетах сначала репортаж о поединке, а потом информацию об аресте на границе большевистских лидеров.
– Да, Яша, не повезло нам, – вздохнул он и начал распаковывать уже приготовленную дорожную сумку. – Хотя, может быть, и наоборот…
– Там еще письмо, – напомнил товарищ Яков.
Коба разорвал конверт. Послание было от некоего лейтенанта по фамилии Шмидт, который клялся в верности идеалам революции и предлагал организовать восстание на флоте.
– Да кто за ним, идиотом, пойдет после такого триумфа монархии! – воскликнул Коба и, скомкав письмо, швырнул его в печку. – Особенно на флоте!
– Это что же, – дрожащим голосом, сквозь приступ кашля пробормотал Яков, – это означает, что всему конец?!
– Почему же всему? Конечно, ловцами человеков нам теперь долго не бывать, – усмехнулся бывший семинарист Коба, – но и то хорошо, что мы не в тюрьме. Можем спокойно быть ловцами рыб. Война окончена, беженцы будут возвращаться по домам, значит, по Европе можно путешествовать, не привлекая особого внимания. Переберемся куда-нибудь в теплые края, хотя бы в Котор или Дубровник. Там ты, наконец, подлечишься. А дальше посмотрим…
Через три месяца в Потсдаме состоялась конференция, на которой представители победившей стороны – Российской империи, Великобритании и Франции – решали, как поступить с Германией во избежание будущих войн. Россию на этом международном форуме представлял великий князь Николай Николаевич, вновь назначенный Верховным главнокомандующим. Среди его свиты был молодой адъютант простого происхождения, но уже продемонстрировавший на полях сражений изрядную отвагу, за которую был удостоен двух георгиевских крестов, – Георгий Жуков из десятого драгунского Новгородского полка.
Созданная вскоре Лига наций учредила особый Совет технодуэлей, что и прекратило войны между цивилизованными странами. Все противостояния решались путем технодуэлей, и каждого принца отныне готовили к тому, что он может оказаться перед необходимостью лично защищать родину. Впрочем, не только принц – по настоянию государств республиканского устройства было принято решение, что не только наследственный государь, но и избранный глава страны может сражаться на такой дуэли. После этого некоторые монархи в знак протеста вышли из совета… Журналисты и философы спорили о том, не станут ли новые монархи только военными вождями в ущерб дипломатии.
После капитуляции Германии правительства России, Англии и Франции получили официальное уведомление, что работы по проекту «Гламур» свернуты, а прежде использовавшиеся старинные артефакты возвращены владельцам… По решению командования Группы оккупационных войск России в Германии гламур и дискурс-гламур были причислены к разряду запрещенных элементов вооружения.
Прошло двадцать лет, прежде чем Совету технодуэлей пришлось разрабатывать регламент нового поединка… В Испании, где экономический и социальный кризис привел к власти правительство левых сил, которое объявило низложенным короля Альфонсо XIII, назревала гражданская война. Генерал Франсиско Франко, потомок по материнской линии благородного Педро Фернандеса де Кастро, седьмого графа Лемоса, предложил премьер-министру, либеральному республиканцу по имени Хосе Хираль во избежание большого кровопролития решить судьбу Испании на дуэли. В качестве оружия по обоюдному согласию были выбраны легкие истребители…
Дабы ликвидировать неизбежные проблемы с оружейными концернами, для которых война доселе означала не бедствие, а гарантированный высокий спрос на продукцию, и их могущественным лобби в парламентах и министерствах, Лига наций приняла постановление о начале международного проекта по освоению космоса. Обоснованно предполагалось, что там будут востребованы и новейшие технологии вообще, и, вполне возможно, – оружие. В Верховный попечительский совет Международной космической ассоциации были включены представители царствующих домов и крупнейших транснациональных корпораций. А Научный совет возглавил ученик Константина Циолковского, когда-то впервые заявившего о возможности космических полетов, – известный инженер Фридрих Цандер, российский подданный из остзейцев. Его помощником стал спортсмен-планерист и перспективный конструктор Сергей Королев…
Веров Я. Третья концепция имперского равновесия. – Москва, 2011.
Володихин Д. Духовная миссия Николая II. – Москва, 2013.
Гессе Г. Игра в бисер на человечество. – Цюрих, 1922.
Громов А. Волчьи стаи. Легендарные субмарины. – Братислава, 2012.
Гумилев Н. Капитаны человечества. – Москва, 1917.
Канарис В. Флот и разведка Германской империи в годы Первой мировой войны. – Мюнхен, 1923.
Керенский А. Роль дуэлей в судебном делопроизводстве. – Санкт-Петербург, 1924.
Редьярд Киплинг. «Бремя белого государя. Книга военных джунглей». Типперери, 1913.
Ленин В. Империалистические забавы – что делать в ответ европейскому пролетариату. – Териоки, 1919.
Тагор Р. Ветер славное имя не развеет. Нобелевская премия 1921 года.
Тухачевский М. Роль руководящих дуэлей в завершении позиционной войны. – Москва, 1941.
Черчилль У. Гитлера не будет! – Лондон, 1923; Ялта-1927. – Дублин, 1929.
Шелленберг В. Дуэли и провокации спецслужб. – Нюрнберг, 1945.
.
VI. Сны крейсера
– Каждая империя имеет свои традиции. И один из наших обычаев – преподносить к совершеннолетию наследника престола особые подарки. Но допустимо ли дарить иноземный предмет? – засомневался министр двора.
– Не только допустимо, но и предпочтительнее. Согласно тому самому обычаю особых подарков, о котором вы только что напоминали.
– Позвольте спросить, ваше величество, какой именно подарок вы намерены выбрать?..
Империя Серебряной Рыси была названа в честь древнего царства, от владык которого вели свой род здешние государи. Хотя подвластная им держава давно вышла за пределы не только изначальной Страны Рыси, но и планеты, где та была когда-то расположена.
По удивительному совпадению и земные астрономы назвали созвездие, к которому относилось центральное светило Империи, именем Рыси. Впрочем, некоторые впоследствии усматривали в том не случайность, а доказательство имевших место в незапамятном прошлом контактов между нашими цивилизациями.
Итак, наследнику престола Империи в скором времени должно было исполниться пятнадцать лет. По старинной традиции, с этого возраста молодой человек становился воином, а потому царственный отец желал подарить сыну какое-то старинное вооружение.
Эмиссары, разосланные императором по всей галактике, доставили множество видеозаписей. Внимание владыки привлекла та из них, где был запечатлен грозный трехтрубный корабль, словно вырастающий из стальной глади воды под таким же суровым серым небом.
– Да, когда-то мой прапрадед выбирал имя для подобного крейсера… – изрек император. – Это будет достойный подарок для принца. Изъять корабль следует так, чтобы аборигены не пострадали. Всё должно выглядеть как несчастный случай.
– Будет исполнено.
На Земле же тем временем разворачивались необычайные события. Крейсер «Аврора» был поставлен на ремонт у причала Балтийского завода, что вызвало большое беспокойство у командира корабля капитана первого ранга Никольского. В Российской империи было тогда неспокойно, и не только из-за Великой войны. Революционеры не оставляли попыток привлечь на свою сторону солдат и матросов, чтобы, опираясь на них, захватить власть.
«Команда, до сих пор не поддававшаяся преступной агитации, – писал в донесении Никольский, – поддастся ей и, как это часто бывает, перейдет в другую крайность – благодаря своей сплоченности из самой надежной во время войны станет самой ненадежной. Почва для этого самая благоприятная – долгая стоянка в Петрограде у завода».
Ремонтом руководил лично управляющий Балтийского завода Борис Пугачев – профессор, известный ученый, неутомимый путешественник и коллекционер произведений искусства и морских раковин… Никольский же принимал строгие меры для поддержания дисциплины, стремясь не оставлять команде времени для пагубной праздности. Однако большевистские агитаторы были хитры и пронырливы.
…6 ноября 1917 года на гранитном берегу Невы было холодно и ветрено. Прохожих почти не было, только прогуливались, прижавшись друг к другу, барышня-институтка и молодой человек в студенческой шинели. Инвалид в мундире с медалями просил милостыню возле афишной тумбы. В сторону Зимнего дворца прошуршал шинами автомобиль французского посланника. Подняв воротник, торопливо прошагал репортер, спеша в редакцию с материалом о большом наступлении против немцев, которое планировалось российским Генштабом на середину декабря. Так заявил приехавший в столицу главнокомандующий.
Император Николай II после неудачной попытки его свержения в первых числах марта 1917 больше не покидал столицу, препоручив командование армией генералу Корнилову. А генерал Алексеев, на которого ранее государь возлагал большие надежды, застрелился в марте после переговоров с командующими фронтами, оставив письмо: «Никогда еще не охватывала мою душу такая давящая тоска, как в эти дни, дни какого-то бессилия, продажности, предательства…»
Служить в русский корпус во Франции, ведущий тяжелые бои с немецкими войсками, были отправлены многие из тех, кто хотел бы видеть Николая II низложенным. Новым комендантом Зимнего дворца стал спасший в декабре прошлого года Распутина из невской полыньи жандармский полковник Кулябко, когда-то несправедливо обвиненный в потворстве убийству премьера Столыпина.
Но в начале ноября в столице снова было неспокойно – то проносился слух о перебоях с хлебом, и перед булочными выстраивались очереди, то отключалось электричество – закрывались кинематографы и даже Невский проспект погружался в тревожный мрак. Тем временем полиция, устраивавшая обыски в ночных клубах, изымала разноцветные порошки и затейливые издания в непотребных картинках – для озабоченных вопросом «с кем на Руси хорошо».
Оппозиция опять начала активно требовать созыва Учредительного собрания и установления налоговых преференций. Поговаривали, что активность эта щедро оплачена германской разведкой. А мятежная Дума провалила закон о НКО… Александр Парвус, как сообщалось в секретных донесениях контрразведки, привез очередную порцию финансовых средств для революционеров.
Холодный ноябрьский ветер гнал по улицам Петрограда обрывки прокламаций, исправно сочиняемых революционерами всех мастей. Анархисты требовали вообще отменить любое государство отныне и навсегда, позабыв, что былой друг их кумира Михаила Бакунина – Рихард Вагнер – написал в 1837 году «Национальный гимн» ко дню тезоименитства императора Николая I. А более умеренные, вроде тех, чья листовка утром 6 ноября была занесена сквозняком в кофейню «Этуаль» на Исаакиевской площади, всего лишь жаждали избавиться от монархии: «Режим самовластия душит страну. Политика самодержавия увеличивает и без того тяжкие бедствия войны, которые обрушиваются всей тяжестью на неимущие классы, и без того бесчисленные жертвы войны во много раз умножаются своекорыстием правительства…»
Плохое правительство и власть государя надлежало, по мнению неведомого агитатора, заменить на власть принципиально новую: «Глубокий кризис, охвативший страну, уже не может быть разрешен, как мечтают имущие классы, организацией власти, ответственной перед Думой. Правительство, ответственное только перед Думой, уже не способно остановить разруху в стране. Создание Временного правительства – лозунг, который должен объединить всю демократию».
Напряженная обстановка не помешала изысканному журналу «Аполлон» устроить 5 ноября вечеринку в плавучем ресторане, пришвартованном у стрелки Васильевского острова. Главный редактор и он же владелец – модный преуспевающий художник считал, что женщины должны украшать редакцию, и поэтому сотрудницы изначально были набраны из числа танцовщиц кордебалета Мариинского театра. Веселье выплеснулось из недр стилизованного фрегата на набережную и перекинулось на «Аврору», где матросы в робах, светские львы в смокингах и балетные красотки вперемешку развлекались под музыку джаз-рок-кабаре «Бостонское чаепитие».
Утром был большой разнос от командира, обещание трибунала для зачинщиков неподобающего действа на борту боевого корабля и запрет на увольнительные на месяц – для всех без исключения. А между тем полученные от подручных Парвуса деньги жгли карманы…
Вечером 6 ноября матросы крейсера «Аврора» и других кораблей Балтийской эскадры взбунтовались, покинули суда и толпой ринулись к Зимнему. В толпе, двигавшейся по Васильевскому острову со стороны порта, был замечен одетый в форму шотландского гвардейца адвокат Керенский, который выкрикивал лозунги о народной вольности и национальной гордости. Возле университета он был нецензурно обруган из открытого окна третьего этажа известным литератором Дмитрием Мережковским, который затем прокричал: «"Солнце русской земли" потушить нельзя! Когда оно взойдет, исчезнут все призраки! Или, может быть, упырь захочет потушить солнце? Ну что же, пусть попробует!.. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что на Учредительном собрании Ленин сломает себе голову!»
Государь в это время слушал доклад министра внутренних дел Александра Протопопова. Внезапно в кабинет вбежал секретарь и подал императору телеграмму от депутата Родзянко: «В столице – анархия. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всяческое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».
– Где засели мятежники?
– В Таврическом… объявили о создании Временного правительства и требуют, чтобы армия и полиция подчинялись только им.
– Медлить нельзя! Какие части на их стороне?
– Пока никакие… Спиридович из охранного колеблется.
Николай нажал кнопку звонка и приказал вошедшему полковнику:
– Срочно приготовьте восемь машин и верных офицеров. Едем, Александр Дмитриевич! Охрану дворца поручить Воейкову.
– Государь, вам не следует ехать!
– Хозяин земли Русской должен сам бороться с ее предателями.
…Матрос Толя Железняк, как назвал его потом описывавший эту историю со слов фрейлины Вырубовой репортер одной из бульварных газет, был одним из тех, кто жаждал любой ценой оказаться у власти. Он всеми фибрами души и тельняшки ненавидел царя Николашку. Что, впрочем, не мешало ему быть едва ли не лучшим собутыльником чудесно спасенного почти год назад Григория Распутина. Оба очень уважали мадеру. И вот теперь в его слегка замутненной голове мелькнула одинокая мысль. Люди любят Распутина, люди пойдут за ним. Особенно бабы, а мужики, если их на фронт не гнать, и так на всё согласны будут. Распутин может стать Григорием I.
Пальнув в проезжавший «роллс-ройс», Железняк уселся в остановившуюся машину и барским голосом приказал побелевшему шоферу:
– На Мойку… к дому Григория Ефимыча!
На Мойке Распутин после своего удивительного спасения поселился неспроста – рассудив, что сияние солнца русской поэзии должно с его, старца Григория, помощью осенять престол, а не шальные головы всевозможных смутьянов.
Железняк ворвался в парадную гостиную, опрокинув стол, и проорал во всё горло:
– Да здравствует император Григорий Первый!
Распутин поднялся с кресла и властно произнес:
– Николаша – божий человек. Не трожь!..
– Не мы, так другие…
– А ну-ка поведай!
И Толик, налив себе и Григорию мадеры, рассказал, что толпы движутся к Зимнему дворцу и их никак не остановить. Войска не успеют, а охрана дворца малочисленна.
– Так что каюк Николаше! Если подсуетимся – будешь Григорием Первым. А я около тебя вроде как первым министром. Я, брат, с матросиками договорюсь, им ни Ленин, ни Троцкий не любы, а больше некому.
– Глупая твоя голова! Россию спасать надо!
– Да как ее спасешь? Разве что из пушки прямой наводкой…
Григорий вскочил и поволок Железняка в машину, крикнув шоферу:
– К «Авроре»!
Автомобиль тенью помчался по пустынным улицам.
– Куда? – закричал пьяный вахтенный, но, получив удар в зубы от Распутина, свалился под трап.
Остальные были пьяны и их попросту заперли в кубрике.
– А ну-ка подсади, милок, – сказал Распутин Железняку, разворачивая носовое орудие.
И грянул первый залп «Авроры». Второй снаряд разорвался в гуще толпы.
– Спасайся, братцы, сейчас всех поубивают!..
Незадолго перед тем в Таврическом дворце экстренно началось первое заседание Временного правительства, которое было втайне сформировано еще до того, как господин Родзянко отправил императору свою знаменитую телеграмму. Князь Львов начал зачитывать обращение кабинета новых министров urbi et orbi, сообщая о «такой степени успеха над темными силами старого режима», которая позволяет теперь вплотную заняться организацией новой власти. Либерализм, бывший в такой моде, судя по речи князя, на самом деле никому не грозил.
– Только железной властью в суровых условиях военной необходимости и самоотверженным порывом самого народа может быть выкована грозная и созидающая государственная мощь, – возвысил голос Львов. – Исполненное сознанием священного долга перед Отечеством, правительство не остановится ни перед чем!..
Но на этих словах распахнулись обе створки дверей главного входа, и в зал вошел государь император в сопровождении гвардейских чинов и флигель-адъютанта Мордвинова. Оторопевший князь умолк. А государь негромко скомандовал Протопопову:
– Примите меры по спасению России от изменников!
Оставшийся неизвестным гвардии поручик бодро крикнул:
– Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время…
Князь Львов бросился прочь с трибуны, попеременно восклицая «бес попутал!» и «хотели как лучше, а получилось как всегда!». С особым испугом он то и дело оглядывался на маленькую дверь служебного входа, в которую, решительно отстранив рослого гвардейца затянутой в перчатку рукой, только что вошла его супруга с печатью сильного гнева на лице. От княгини, праправнучки Екатерины Великой и троюродной тетушки государя Николая Александровича, политические перспективы мужа тщательно скрывали. Но всё тайное становится явным…
На следующее утро волнения в Петрограде продолжались, однако настроение коренным образом изменилось. Патриотически настроенный народ ловил большевиков и топил их в Неве. На песчаный берег возле Петропавловской крепости волной выбросило пенсне, опознанное полицейским филером по кличке «Рамон» как принадлежавшее Льву Троцкому, и пачку немецких марок, перемешанных с фальшивыми свежеотпечатанными червонцами.
Наступление на немецкие позиции на Западном фронте началось 19 ноября и развивалось неудержимо. Кайзер, потративший последние сбережения Германии на русскую революцию, отрекся от престола и инкогнито уехал в Южную Америку. 23 февраля 1918 года русская армия торжественным маршем вошла в Берлин.
Крейсер «Аврора» получил новое имя – «Распутин». По этому случаю гардемарины пели официально не признанную строевую песню: «Что тебе снится, крейсер "Распутин"»…»
Впрочем, через несколько месяцев корабль был опять переименован. Распутину, как и многим другим не нашлось места в обновленной Российской империи. А то, что держава была спасена благодаря выстрелам с «Авроры», многие считали выдумкой. Ведь эта история была известна только со слов самого Григория Ефимовича.
– По-моему, Распутин типичный сибирский варнак, бродяга, умный и выдрессировавший себя на известный лад простеца и юродивого и играющий свою роль по заученному рецепту, – говаривал бывший премьер граф Коковцов. – По внешности ему недоставало только арестантского армяка и бубнового туза на спине. По замашкам – это человек, способный на всё.
«Аврора» так и не стала подарком к совершеннолетию сына звездного императора. По непроверенным слухам, произошло это потому, что один из механиков корабля, непосредственно посланного за драгоценным трофеем, умудрился невзначай потерять некую важную деталь генератора силового поля. Впрочем, до сих пор российские любители кошек рассказывают, что ее, почуяв неладное, утащил у механика уже на «Авроре» сторожевой белый кот Лордик с янтарными глазами – и спрятал так, что до сих пор не нашли. Конечно, наследнику престола был преподнесен другой подобающий его рангу подарок. Однако император велел сохранить видеозапись, посвященную «Авроре», и два года спустя продемонстрировал ее сыну.
Через несколько дней наследник попросил у отца позволения инкогнито отправиться служить в русском флоте. Владыка галактической империи одобрил решение сына, сочтя, что такой прекрасной школой для будущего главнокомандующего не сможет стать ни одна армия или флот подвластного ему мира.
Принцу довелось не только послужить офицером на «Авроре», но и отличиться во время нескольких победоносных походов славного крейсера во главе русских эскадр. Потом наследнику пришлось покинуть Землю, поскольку для него настало время осваивать науку управления державой. А когда состоялось подписание договора о дружбе между двумя империями, парадный зал дворца, где происходила церемония, был украшен силуэтом легендарного крейсера…
VII. На краях Империи
– Господин Елисей Бомелий? – спросил таможенник, глядя в паспорт вновь прибывшего.
Необходимость оформлять бумажные паспорта старинного образца была обязательным условием посещения Земли.
Прибывший кивнул с легкой улыбкой.
– Цель визита?
– Мой далекий предок был лейб-медиком при русском дворе. В память о нем я пишу сейчас книгу по истории, и для этого необходимо ознакомиться со старинными текстами, которые сохранились только на Земле. К тому же меня с профессиональной точки зрения очень интересуют достижения вашей натуральной медицины.
– Имеете ли вы имплантированные гаджеты, помимо тех, которые указаны в ваших документах?
– Нет.
– При пересечении границы ваши имплантаты будут заблокированы. Обратное включение произойдет, когда вы покинете Землю. Есть ли у вас при себе технические устройства, не указанные в декларации?
– Нет.
– Есть ли у вас при себе антикварные вещи земного происхождения, кроме указанного в декларации несессера?
– Нет. Этот несессер – единственная память о моем предке…
Таможенник извлек еще один официальный бланк и сказал:
– Ознакомьтесь и распишитесь.
Господин Бомелий, практикующий врач из системы дельты Северной Короны, пробежал взглядом документ. Это было официальное подтверждение того, что в организме посетителя Земли нет незарегистрированных технических имплантатов. «В случае, если после подписания данного заявления при прохождении зоны контроля у посетителя будет обнаружен незарегистрированный гаджет или вживленный имплантат, посетитель утрачивает статус носителя разума и уравнивается в правах с сигоном, искусственным существом-механизмом». Бомелий спокойно поставил свою подпись.
Он и сам не слишком доверял чудесам техники, считая, что человек должен уметь полагаться в первую очередь на собственные возможности. И именно это, а вовсе не достижения фитотерапии, по-настоящему интересовало его на Земле.
Ну и кое-что еще… Для того чтобы узнать о его истинных намерениях, понадобился бы специальный чтец мыслей, какой может появиться лишь в результате долгого отбора в течение многих поколений, а также особых тренировок, но психогенетические эксперименты давно запрещены на Земле. Или специальное сканирующее устройство, применявшееся в разведке. Впрочем, то и другое давало только вероятность получения истины, хранившейся в чужом мозгу.
Туризм и качество сервиса являются лучшей характеристикой уровня развития любой территории, будь то часть континента на заштатной планете или галактическая империя. Да, туризм в этом смысле куда более надежный показатель, нежели военная мощь, – ведь создание сверхоружия может оказаться и результатом последнего отчаянного усилия, в то время как катастрофа самой цивилизации уже неизбежна. А вот обустройство туристической инфраструктуры да и всего мира так, чтобы в него постоянно стремились гости, готовые тратить деньги, – это уже наглядное свидетельство устойчивого благополучия.
Среди планет, считающихся туристическими жемчужинами нашей Галактики, особое место занимает Земля. Она представляет собой уникальный заповедник, где человечество сохранилось таким, каким оно было до рывка в космос, появления компьютеров и начала повсеместного применения имплантированных гаджетов. Технологии и структура общества сохранились на уровне конца XIX века, когда технические средства были порой несовершенны, но изящны и романтичны – аэропланы-этажерки, обтянутые парусиной, сверкающие медью паровозы, величественно плывущие в небесах красавцы дирижабли…
Небоскребов нет, нет и гигантских мегаполисов, но при этом существуют народные промыслы, чьи изделия пользуются спросом в разных уголках обитаемого космоса. Туристы могут принять участие в сезонной охоте на зверя или птицу или у чистейшей реки испытать волнующее чувство вываживания крупной рыбы. Развито здесь и экологически чистое земледелие, продукты которого поставляются, в том числе и к столам сильных мира сего, и в самые дорогие продовольственные бутики. Туристы также могут собственноручно вспахать поле при помощи крупных, но добродушных животных, поучаствовать в сенокосе и сборе урожая, потрудиться на мельнице или винокурне….
Туристический ваучер на Землю стоит дорого. Известно, что значительная часть вырученных денег идет на сохранение биосферы планеты в ее первозданном виде. При этом количество туристов, которое планета принимает на протяжении одного местного года, строго ограничено. То есть возможность попасть на Землю зависит не только от готовности потратить на такое путешествие круглую сумму универсальной галактической валюты, но и от удачи. Раз в год галактический совет проводит лотерею, и счастливчик получает синюю карту, позволяющую бесплатный въезд на Землю и пребывание там в течение месяца.
(«Путеводитель по Вселенной», раздел «Миры в деталях»)
В зале ожидания перед орбитальным лифтом группа туристов расположилась в удобных креслах вокруг стола, на котором красовались пестрые чашки из натуральной керамики – привыкшие к пластику и прочим синтматериалам гости с любопытством вертели их в руках, удивляясь фактуре и приятной тяжести. В центре стола возвышалось нечто округлое, сверкавшее начищенными металлическими боками.
– Что это?
– Это традиционный русский самовар, – пояснил гид. – Устройство для нагрева воды с помощью огня.
– Так сложно!..
– Наоборот, очень просто, – отозвался встретивший группу гид. – Вот смотрите.
В его руках появилась корзинка со странными чешуйчатыми предметами овальной формы.
– Это шишки, господа.
– А откуда такой приятный аромат?
– Шишки натуральные, как и всё у нас, поэтому пахнут смолой.
Дым от самовара уходил в потолочную вытяжку. Гид пояснил, что на Земле принято ставить самовар на открытом воздухе, либо же имеются специальные форточки в окнах или отверстия в печных дымоходах.
За чаепитием гид напомнил, что на Земле туристам не разрешается пропагандировать среди аборигенов никакие социальные идеи, равно как и рассуждать о преимуществах технической республики над патриархальной империей. На Земле также не приветствуется деятельность поклонников Неда Лудда, организаторов различных карго-культов, проведение стимпанковых выставок и иные модные в прошлом техноразвлечения.
– А все-таки, почему именно империя? – спросил кто-то.
– Потому что любой другой форме правления предшествуют великие потрясения. Нам они не нужны.
Многие считают Землю не просто заповедником, но эталоном человечества, потому что далекие потомки изначальных людей с вживленными чипами женаты на представительницах других рас – а можно ли их вообще назвать людьми?
И вот чтобы все они, далеко ушедшие от своих корней, могли находить общий язык, существует Земля, где технологии сознательно поддерживаются на том уровне, который позволяет избежать необратимых изменений в биосфере.
Нет, здешняя культура не законсервирована, никакого железного занавеса не предусмотрено. Любой житель Земли в курсе, что происходит за ее пределами. Поэтому для него новейшие научные достижения не являются чудом, как для средневекового человека. Просто на территории планеты они не используются, чтобы не нарушать традиционный баланс.
Запрещены смешанные браки с уроженцами других миров, нарушившим придется покинуть Землю. За пределами империи служат те, кому сделаны операции со вживлением имплантатов. Их спасли, но вернуться они не могут: вы представляете себе переход из XIX века, скажем, в ХХХ и обратно?
При этом земляне по достижении совершеннолетия могут выбирать, получать ли им в дальнейшем обычное для современной Галактики образование или пополнить ряды тех, кто хранит традиционный уклад, – ибо человек должен принадлежать к одной культуре, а не разрываться между двумя, пусть даже и родственными.
Августейшие дети до двадцати лет не могут покидать Землю. Правило установлено, дабы уберечь юных великих князей от любовных и технологических искушений. Младшие дети императора после женитьбы наследника и рождения у него детей могут свободно путешествовать по другим мирам и вступать в брак с инопланетянками. Но в последнем случае они и их потомки теряют право на престол. На Земле регулярно проводятся съезды тех, кто связан родством с царствующим домом, и среди участников можно увидеть даже представителей дальних созвездий.
(«Путеводитель по Вселенной», раздел «Обитатели миров»)
Внизу, за пределами охранной зоны орбитального лифта туристов ждал поезд – со старомодными вагонами, соответствующими концу XIX века местной истории. Черный паровоз был окутан клубами белого пара. Одноместное купе первого класса было отделано красным деревом, медная ванна, как и все металлические детали, начищена до сияния. Вместо набора спреев предлагалось душистое мыло «Ландыш», растительная мочалка, натуральная морская соль Адриатики.
Господин Бомелий откинулся на мягкую спинку дивана и впервые с момента отлета позволил себе полностью расслабиться. Он лениво смотрел в окно на проносившиеся мимо степные пейзажи. Любование сменой климатических зон из окна поезда входило в программу путешествия. Мелькали аккуратные квадраты огородов и бахчей, белые домики с красными черепичными крышами, колокольни. Приоткрыв окно, Бомелий с наслаждением вдохнул пряный аромат разогретых солнцем трав…
Первый этап задуманного им прошел успешно. Вряд ли приверженцы архаических традиций могут соперничать с одним из лучших и изощренных умов Галактики…
Конечно, не всё было изначально гладко – первые контакты Земли с инопланетными народами были омрачены несколькими войнами. Первая разгорелась сразу после посадки первого корабля в районе Гавайских островов. В Тихом океане возникло мощное цунами, обрушившееся на Японию. Но силы самообороны этого островного государства всё же пытались уничтожить пришельцев, несмотря на явное неравенство сил… Впоследствии в Галактике сложился целый свод легенд о самураях и их обреченной доблести.
Многие из посещающих Землю отправляются сюда не просто ради любопытства. На Землю совершаются настоящие паломничества, потому что именно здесь родился король Артур, ныне признанный первым рыцарем Галактики.
На Земле осталась самая большая библиотека рукописных книг, которые не отсканированы. Тот, кто хочет что-то прочесть в них, должен прибыть лично.
У землян неизменная память о прошлом. Технология остановилась до изобретения компьютера и электронных баз данных. Даже император не имеет права изменить историю.
Войны между инопланетчиками и землянами вспыхивали еще не однажды, в результате чего некоторые страны и регионы были уничтожены. Одна из войн, между прочим, началась потому, что русские отказались служить в войсках одной из космических держав, пытавшейся захватить Землю.
Однако благодаря вмешательству русского императора, взявшего на себя миссию переговоров с альдебаранцами, корабли которых патрулировали границы Солнечной системы, удалось не только прекратить все конфликты, но и добиться для Земли особого статуса.
Земляне добровольно отказались от любого боевого оружия, более совершенного, нежели так называемые трехлинейные винтовки. Ни автоматов, ни бронепоездов, не говоря уже о бластерах и плазменных пушках… Это ограничение соблюдается до сих пор, и всем в Галактике известно его обоснование: дальнейшее развитие вооружения – шаг за грань, после которой уже нельзя остановиться даже под страхом полного уничтожения аборигенов и планеты.
(«Путеводитель по Вселенной», раздел «Оружие и технологии»)
К вечеру путешественники прибыли в город, расположенный на берегах огромной неторопливой реки. На высоком холме возвышался старинный кремль, сверкали золотом купола кафедрального собора. Пока остальные туристы восхищались красочным зрелищем заката и шумно строили планы на следующий день, Бомелий подошел к гиду и поинтересовался, где он может узнать, не получено ли на его имя очень важное письмо.
– С галактической корреспонденцией вы сможете ознакомиться только покинув Землю… Здесь нет доступа.
– Мне, надеюсь, должно прийти обычное письмо. То есть не совсем обычное… Я просил аудиенции у государя императора.
– Мы бережно относимся к каждому письму, и вы обязательно в должное время получите ответ.
Вполне возможно, что именно сознательный уход с технологического пути развития вкупе с провозглашенным вечным нейтралитетом послужил защитой Земле в галактических войнах. Нет технологий – нет трофеев. А саму планету невозможно захватить в целости и сохранности, то есть в товарном виде, если ее жители будут сопротивляться. Нельзя убить свободолюбивых аборигенов, не нарушив экологическое равновесие, частью которого они являются. Испортится атмосфера и почва, и планета превратится в обычную, каких в Галактике очень много.
Но тогда не всех на планете это устроило. Взбунтовались и увели свои корабли с Земли в неизвестность экипажи крейсеров «Очаков» и «Потемкин». И тем не менее глобальная революция, призрак которой тревожил земную цивилизацию в последние годы перед началом контактов с инопланетчиками, так и не началась. Нигилист Александр Ульянов пытался организовать восстание против альдебаранцев и при этом погиб, а его младший брат, известный под псевдонимом Владимир Ленин произнес тогда ставшую крылатой фразу «Мы пойдем другим путем». Однако его надежды на создание новой политической партии, способной захватить и удержать власть, не оправдались, и он закончил свою жизнь в космической эмиграции.
Большинство жителей Северо-Американских Соединенных Штатов, страны, где технический прогресс и деловая хватка задолго до начала космической эры стали одной из главных особенностей менталитета, предпочли покинуть Землю. Свои территории они официально передали Российской империи, подданные которой когда-то основали первые поселения на тихоокеанском побережье Северной Америки… Поэтому русские, осваивая планету, всего лишь вспоминали уже пройденные когда-то торговые и страннические пути.
В настоящее время русский император имеет статус третейского судьи в Галактике.
Сила Земли, как это ни парадоксально звучит, сейчас заключена в том, что кто-то мог бы счесть ее слабостью. Иногда величайшие звездные державы, несмотря на обилие в них великих умов человеческих, нечеловеческих и электронных, не могут удержаться от соблазна считать себя владыками вселенной. Они не могут договориться даже под угрозой гибели обитаемого космоса. Потому что не могут признать себя вторыми, а не первыми. И поэтому нужен тот, кто сможет их объективно рассудить. Он может не обладать великой армией или могущественным звездным флотом, но быть незаинтересованным и справедливым. Этого достаточно.
Огромные империи слишком сильны, чтобы быть справедливыми…
(«Путеводитель по Вселенной», раздел «Политика внешняя и внутренняя»)
Официальное письмо, которого с таким нетерпением ожидал Бомелий, было доставлено через два дня. В послании говорилось, что аудиенция доктору назначена, и состоится она в летней императорской резиденции на берегу реки Потомак. Добираться на другой континент Бомелию предстояло на дирижабле. Впрочем, полет был приятен, а сервис на борту воздушного судна безупречен.
Возникла только одна сложность. Уже прибыв во дворец, доктор не пожелал расстаться со своим несессером, объяснив офицеру конвоя его величества, что никогда не выпускает из рук или, по крайней мере, из поля зрения эту дорогую для него древнюю вещь, которую считает своим талисманом.
Офицер, проконсультировавшись с кем-то еще, сообщил, что господин Бомелий может оставить раритет при себе. Доктора провели анфиладой залов, потом велели подождать около закрытых дверей – у императора на приеме был африканский генерал-губернатор с докладом.
…Представ перед императором, Бомелий произнес заранее отрепетированную им короткую речь о своей радости видеть его величество и о священной памяти пращура, служившего когда-то самому Грозному Царю.
– Я счастлив преподнести вашему величеству этот подарок – точную копию флакона для лекарств, изобретенного когда-то моим предком. Секрет изготовления считался утраченным, но мне удалось его воссоздать, используя только аутентичные древние технологии.
Из несессера появилась коробка, обтянутая тонкой кожей с золотыми инкрустациями. Из нее – сверток тончайшей шелковой бумаги, в котором покоилось мерцающее хрустальное изделие.
Вбежавший в отцовский кабинет наследник престола, мальчик лет десяти, восторженно смотрел на драгоценную и необычную безделушку.
И тут Бомелий заговорил совсем другим тоном:
– Но это не главное. Я прибыл сюда по поручению движения защитников свободной Галактики. Мы боремся против звездных империй!
– Я слышал о вас, – спокойно произнес император. – Но мы не сторонники войн и предпочитаем другие пути улаживания конфликтов.
– Нам нужна база. Убежище. Они не могут потребовать от вас нашей выдачи.
– Представительства нашей империи существует в главных звездных столицах. Но Земля не предоставляет убежища тем, кто не родился здесь.
– Неужели вы не отступите от этого устаревшего правила даже ради жизни вашего сына? Ведь эта склянка… она может открыться по моему мысленному приказу. А ведь мой почтенный предок разбирался не только в хрустале, но и в ядах! В том числе и распыляемых…
Елисей Бомелий так и не успел понять, что обращается к двойнику императора. Психогенетики на Земле не было, но прирожденным обладателям гипнотического дара применение в секретной государевой службе находилось во все времена.
Но очнувшемуся Бомелию всё же довелось увидеть настоящего императора.
– Ваше величество, – докладывал начальник тайной полиции, – это один из лидеров террористической организации «Освободители Галактики». Называют себя повстанцами, утверждают, что любые средства хороши для достижения цели. Причастны к транспортировке контрабанды, пиратству, био– и техногенным опытам над людьми.
– Мы куем оружие и воспитываем бойцов против космических империй! – закричал Бомелий. – Светлое будущее превыше всего!
– Даже темного настоящего?
– Невозможно жить прошлым!
– Невозможно думать о будущем, не зная прошлого. Наши недостатки ограничены нашей планетой. А вы готовы раскинуть свои пороки на всю Галактику.
– Если вы опознали меня, то зачем понадобился этот спектакль?
– Чтобы не тратить время, допрашивая вас. Вы же сами сразу всё и рассказали.
– И что дальше?
– Суд. Прежде всего, земной. А потом за ваши прежние дела вас ждет суд галактический, сиречь небесный…
Что будет на Земле через пять столетий? Никто не знает. Может, быть, станет тесно, и земляне устремятся в космос, а старая Земля на самом деле превратится в музей, о котором сложат легенды потомки миллионов улетевших с нее людей. А возможно, всё останется по-прежнему… Существует древнее предание о римском легионе, который пошел на край света, чтобы раздвинуть границы империи. «Так вот, представьте, что этот легион возвращен, ибо края империи найдены».