: на шведскую, прусскую, австрийскую… А в первую очередь, конечно же, на родную французскую. Был разоблачен, пытан в Тайной канцелярии, приговорен к смертной казни, замененной бессрочной ссылкой.
То есть придворный медик, активно действующий в интересах иностранной державы, – явление в XVIII веке отнюдь не уникальное.
Однако встает закономерный вопрос: что за держава? Какая страна была заинтересована в смерти трех подряд российских монархов? К тому же не просто заинтересована, но и способна претворить свои интересы в цареубийство?
Ответ имеется.
Но, прежде чем его огласить, необходимо разобраться с некоторыми особенностями политики того времени.
Большая политика – всегда, во все времена – была делом грязным, а в изнанке своей даже кровавым. Но, опять же во все времена, имелись некие принципы, переступать через которые считалось недопустимым. В описываемое время, когда большинство европейских стран возглавляли наследственные монархи, одним из таких основополагающих принципов была неприкосновенность венценосных особ.
Монарха враждебной страны можно было пленить на поле боя, но жизни его при этом ничто не угрожало. Запрашивали огромные выкупы – деньгами, провинциями, дипломатическими уступками – но на кол не сажали, на плаху не отправляли… Убить в сражении – можно, казнить плененного – непозволительно. Отчасти это объяснялось собственными интересами: военное счастье переменчиво, сегодня ты угодил в плен, завтра я, ни к чему подавать дурные примеры.
Тайные покушения случались, но именно тайные, ни одна уважающая себя европейская страна никогда не взяла бы на себя ответственность за убийство монарха враждебной державы. Да и своих свергнутых, низложенных, отрекшихся королей и императоров порой убивали, но старались обставить всё благопристойно: геморроидальная колика, дескать, или апоплексический удар. Особа помазанника божьего неподсудна и неприкосновенна, точка. Но помазанника законного, легитимного, – а самозванца вполне можно сжечь и выстрелить пепел из пушки. Или без затей на плаху, как юного Конрадина…
И лишь одна-единственная европейская страна нарушала этот нигде не записанный принцип, причем нарушала открыто: Англия, с 1707 года именовавшая себя Великобританией. Нет никаких табу, есть realpolitik и британские интересы.
Маленький пример: XVI век, монарх сопредельной державы даже не в плен попадает – всего лишь просит политического убежища, спасаясь от собственных взбунтовавшихся подданных. А вместо того получает многолетнее заточение, сфабрикованный процесс и плаху с топором… Имя жертвы – Мария Стюарт, королева Шотландии. Ее внуку Карлу, волею судьбы оказавшемуся на английском троне, подданные устроили то же самое шоу, что и бабушке: процесс и эшафот. Какое уж после этого уважение к чужим монархам, какая еще их неприкосновенность… Realpolitik, и никаких сантиментов.
И, что немаловажно, имелся у гордых бриттов инструмент для проведения грязной, кровавой и при этом тайной политики: секретная разведывательная служба, созданная еще в XVI веке лордом Уолсингемом… Широчайшая шпионская сеть, раскинутая англичанами на континенте, состояла из самых разных агентов: в интересах realpolitik работали и уголовники, готовые перерезать глотку за пару монет, и люди, принадлежавшие к верхушке общества, – дворяне, купцы, видные чиновники. А еще наследники Уолсингема испытывали какую-то нездоровую страсть к людям искусства: немало писателей и драматургов дополняли литературные гонорары шпионскими…
Россия, буквально-таки ворвавшаяся при Петре Великом в большую европейскую политику, без сомнения, находилась в сфере пристальных интересов британской разведки. Нет сомнения и в другом: поток молодых русских, отправленных царем в Европу для обучения разным наукам и профессиям, – идеальный материал для вербовки. Европа богата соблазнами для оторванных от дома вьюношей, царь-батюшка крут на расправу, а британские резиденты уже тогда знали толк в изощренных провокациях. Наверняка среди возвращающихся в Россию молодых специалистов были агенты, завербованные англичанами. И в потоке иностранцев, устремившихся на службу в молодую империю, таковых хватало.
Не осталось никаких свидетельств, что Лаврентий Блюментрост в заграничных странствиях «попал на крючок» старейшей европейской разведслужбы, свои секреты она хранить умела и умеет. Однако кандидат в шпионы был из Лаврентия Лаврентьевича – лучше не придумаешь. Во-первых, вращался в самых высших сферах, выше уж некуда. Во-вторых, моральный облик доктора… Про корыстолюбие и прочие милые качества Блюментроста рассказано уже достаточно.
Однако шпион-информатор – заурядная история, англичане давно поставили их производство на поток, на конвейер. Но серийный убийца монархов – дело новое, небывалое. Чтобы подвигнуть Блюментроста на ТАКОЕ, нужен не просто интерес к происходящему в России, а куда более основательные причины.
Попробуем разобраться: где же интересы России и Англии пересеклись настолько остро, что возникла нужда в цареубийстве?
Первая половина Северной войны, столь важной для России и ее соседей, прошла для стран Западной Европы почти незамеченной. У них в те же самые годы своя война приключилась – Война за испанское наследство. Франция, и без того доминировавшая на континенте, получила шанс объединиться под одним скипетром с Испанией и ее многочисленными и обширными колониями. Знаменитая фраза Людовика XIV «Нет больше Пиренеев!» напугала англичан куда больше, чем претензии амбициозного русского царя на какие-то малозначительные прибалтийские провинции. Все силы Англии и созданной при ее участии коалиции были брошены против франко-испанского альянса: и армии, и флоты. И, соответственно, разведслужбы.
Полтавская битва – поворотный пункт в русско-шведском противостоянии – не вызвала у англичан особого интереса. Главное внимание было приковано к состоявшейся в том же 1709 году битве при Мальплаке: армия антифранцузской коалиции с герцогом Мальборо и принцем Евгением Савойским во главе начала прямое наступление на Париж и даже разбила преградившие путь французские войска, но, оставив на поле боя тридцать тысяч бойцов, союзники были вынуждены прекратить наступление… Вот о чем тогда взахлеб толковали и в лондонских гостиных, и в кабинетах секретной службы. А тут какая-то Полтава… Это где? Это о чем?
Единственное, что заботило английских дипломатов и разведчиков, – чтобы не удались попытки французского короля Людовика XIV втянуть Швецию в войну на своей стороне (союзников Петра I – Данию и Саксонию – Карл XII к тому времени разбил поодиночке и принудил к заключению сепаратных мирных договоров, Россию же после разгрома под Нарвой никто в Европе всерьез не принимал).
А вот шведов участники антифранцузской коалиции побаивались… Хорошо помнили, что натворила шведская армия в Центральной Европе в прошлом веке, во время Тридцатилетней войны: получив щедрые французские субсидии, потомки викингов железным катком прокатились от Балтики до Праги.
Но в 1707 году Карл, ярый защитник протестантской религии, заявил открыто: на стороне Людовика, преследовавшего гугенотов, Швеция не выступит, – и со странами коалиции были подписаны соответствующие договора.
Англичане перевели дух и предоставили русским и шведам без помех со стороны выяснять отношения – не до них, дескать. Однако быстрой и безоговорочной победы Карла все-таки опасались: импульсивный и непредсказуемый характер шведского короля был хорошо известен. А Людовик, находившийся в крайне затруднительном положении, мог и вернуть французским протестантам права, полученные теми при его деде, Генрихе IV, – и вновь попросить шведской помощи…
Поэтому симпатии Британии по меньшей мере до 1714 года были на стороне русского оружия. Даже помогали кое-чем англичане Петру (например, продавали боевые корабли, построенные на британских верфях).
Однако Война за испанское наследство завершилась на семь лет раньше Северной. В результате Утрехтского и Раштаттского мирных договоров больше всех получила Австрия, захватившая большую часть итальянских и нидерландских владений Испании. Не остались внакладе и англичане, удержавшие захваченные в ходе войны Гибралтар и Минорку. Но самое главное – приказал долго жить проект франко-испанского государственного монстра, грозящего подмять под себя всю Западную Европу, и британская дипломатия смогла наконец обратить пристальное внимание на Европу Северную.
А там обнаружились много интересного: Россия, которую никто всерьез не принимал несколько лет назад, не просто обзавелась вполне современной и боеспособной армией, не просто отвоевала некогда утраченные по Столбовскому миру земли (Карелию и Ингерманландию), но и продвинулась далеко на северо-запад: русским принадлежала уже и Лифляндия, и Эстляндия, и Южная Финляндия… Курляндия, сохранив юридическую независимость, выступала, по сути, вассалом российской короны, и всё сильнее становилось русское влияние в северных немецких герцогствах… В общем, далекая варварская страна чуть ли не в одночасье превратилась в сильного (и опасного для Британии) игрока на европейской арене.
Позиция Лондона была однозначна: Северную войну пора прекращать. Причем немедленно, пока поймавший военный кураж царь Петр еще что-нибудь не завоевал. К тому же Швеция, испытывая недостаток ресурсов для армии и регулярного флота, активно выдавала каперские свидетельства всем желающим испытать удачу: пираты «с патентом» стали подлинным бичом Балтийского моря, атакуя идущие в российские порты торговые корабли. В том числе и те, что шли под британским флагом, – а это уже стало для «владычицы морей» прямым вызовом.
Россия, в принципе, была не против мира на условиях сохранения сложившегося к тому времени статус-кво – все стоявшие в начале войны задачи выполнены, даже с преизрядным избытком.
Но Карл XII, недаром прозванный современниками «Железной башкой», мириться не хотел категорически. Верил в свой военный талант, в удачу, и в то, что сумеет отвоевать обратно всё утраченное. Увещевания, посулы и угрозы англичан король-полководец пропускал мимо ушей…