[41] так и не восстановились в достаточной мере. Хотя и на Юго-Западный фронт также были, на всякий случай, переброшены три дополнительных корпуса с Западного фронта. И потому, их не потребовалось заново перебрасывать при подготовке осенней Львовско-Ужгородской наступательной операции, выведшей Австро-Венгрию окончательно за грань существования. Уже в конце ноября национальные парламенты Венгрии, Чехии и Боснии приняли декларации о собственном суверенитете.
Заканчивался 1917 год взаимными упреками, скандалами и политическими демаршами, что, однако, не помешало странам Антанты провести несколько более или менее успешных наступательных операций. Нигде эти наступления не привели к серьезному стратегическому прорыву. Но потери, понесенные войсками Центральных держав, а также изменения общей стратегической ситуации, вызванные, во-первых, захватом Россией Проливов, выходом вследствие этого из войны Османской империи и высвобождением почти трехсоттысячной группировки русских войск, ранее составлявшей Кавказский фронт, во-вторых, начавшимся развалом Австро-Венгрии, в-третьих, выходом в Средиземное море российского Черноморского флота и установлением морского сообщения России с Францией и Италией, и, в-четвертых, вступлением в войну САСШ, окончательно убедили немцев в неминуемом проигрыше в войне. Как с горечью произнес кайзер Вильгельм II: «Германия упустила великий шанс 1917 года…» Так что к окончанию войны и Парижской конференции 1918 года победившие страны подошли в полнейшем раздрае. Поэтому на конференции Россия, в пику союзникам, заняла по отношению к проигравшим крайне мягкую позицию и добилась резкого снижения размера репараций, наложенных на побежденных. Это вызвало настоящую истерику в английской, французской и итальянской прессе, глухое раздражение в североамериканской, заметное недовольство сербов и румын, зато прямо-таки воодушевление среди немцев, болгар и венгров. Как бы там ни было, после подписания Версальского договора отношения бывших союзников были окончательно испорчены. А вот с Германией дело обстояло ровно наоборот. Более того, сразу после подписания Версальского мирного договора между Российской и Германской империями был довольно быстро подписан новый торговый договор, после подписания которого в страну потоком потекли не столько немецкие товары, сколько немецкое промышленное оборудование и технологии. Опыт Первой мировой войны был осмыслен Россией в достаточной мере, и государь был намерен добиться того, чтобы русская армия более никогда в своей истории не оказалась в ситуации Великого отступления 1915 года. Нет, во время войны ситуацию удалось исправить[42]. Но какой ценой?! Теперь же требовалось добиться того, чтобы подобное никогда более не повторилось. Требовалась ускоренная модернизация экономики. Многое удалось сделать еще во время войны[43]. Но не всё, далеко не всё. Между тем деньги в стране были. И в руках государства, и в частных. Во-первых, захват Проливов одномоментно позволил повысить эффективность русского экспорта на пятнадцать процентов[44]. Во-вторых, огромным источником доходов стали выплаты немецких репараций[45], которые немцы, ценя столь неожиданно образовавшийся союз двух бывших противников, осуществляли очень и очень аккуратно. Часть из этих репараций, выплачиваемая золотом, шла напрямую на оплату образовавшегося во время Великой войны перед, как теперь уже стало явно, бывшими союзниками, государственного долга, а остальную долю государь милостиво согласился получать станками и оборудованием, часть из которых шла на переоборудование казенных заводов и верфей, а часть продавалась на внутреннем рынке отечественным промышленникам. Тем более что грамотно эксплуатировать его сразу после войны было кому, так как в Россию устремились эмигранты из Германии. Уж очень голодно было там в те годы. И довольно плохо с работой. России же, кроме как развивать собственную промышленность – деваться было некуда. Ибо после окончания Великой войны отношения с бывшими союзниками были испорчены окончательно и перешли в состояние вооруженного до зубов нейтралитета и торговых и дипломатических войн. Ну и в-третьих, национальный капитал на войне заработал очень и очень неплохие деньги. И эти деньги были сосредоточены на счетах в национальных банках, а не вывезены за рубеж и не сгорели с рухнувшей вместе с государством денежной системой. И теперь активно инвестировались в новые производства. Так что уже в 1918 году Россию охватил бурный промышленный рост. И всё шло к тому, что признания господина Эдмона Тэри воплотятся в жизнь не к пятидесятому, а, максимум, к тридцатому году[46].
– Да, после того как мы их флоту по сусалам надавали в Лимасольской бухте, «просвещенные мореплаватели» нас ой как не любят, – усмехнулся штабс-капитан. – Сами-то как, не участвовали?
Трое молодых техников смущенно переглянулись.
– Нет, не успели. Мы только осенью на базу из учебной части прибыли. Но усиленную боеготовность еще застали.
– Это да, – довольно кивнул комендант. – Весь Царьградский особый оборонительный район до ноября в усиленной боеготовности состоял. Все ждали, чем англичане нам ответят. Но обошлось… – Он задумчиво покачал головой.
Да уж, летом 1932 года Европа едва удержалась на грани новой мировой войны.
Всё началось еще весной. 11 марта 1932 года английская таможня наложила арест на два российских судна, стоявших под погрузкой в порту Калькутты. Англичане мотивировали это тем, что на борту этих кораблей в Индию была доставлена военная контрабанда. Однако веских доказательств предъявлено не было. В ответ русские власти наложили арест на два английских судна, стоявших под загрузкой в Царьградском порту. В Англии это известие вызвало бурю возмущения, ну еще бы, ведь еще древние говорили: «Что положено Юпитеру – не положено быку». Так что русские, сделав то же самое, что и англичане, нарушили все мыслимые и даже немыслимые правила и традиции, еще раз доказав всему миру свою варварскую сущность, жадность и пренебрежение всеми цивилизованными нормами. Поэтому в ответ на столь наглый поступок британцы с полным правом захватили еще около трех десятков русских судов, причем сделали это, не обращая внимания на границы территориальных вод. Так, легкий крейсер «Каледон» захватил русский пароход «Десна» в пределах территориальных вод Греции. Однако эти варвары не остановились и посмели бросить еще более наглый вызов британскому льву – и число арестованных английских судов довольно быстро возросло до двадцати семи. Причем все они были задержаны в русских портах.
На некоторое время ситуация повисла в неустойчивом равновесии. Николай II до последнего надеялся на мирное разрешение конфликта. Но когда легкий крейсер «Чемпион» обстрелял и потопил принадлежавший к Средиземноморской эскадре Российского императорского флота пусть и устаревший, построенный еще в 1914 году, но находящийся в списочном составе флота и следующий под русским военно-морским флагом эсминец «Поспешный», терпение лопнуло. Тем более что обстановка только обострялась.
С самого начала конфликта англичане сосредоточили силы на своих базах в Средиземном море, поскольку опасались набеговых операций легких сил русского Средиземноморского флота на Порт-Саид и затруднения деятельности Суэцкого канала, этой, воистину, аорты Британской империи. Кроме того, как выяснила русская разведка, в Британском адмиралтействе посчитали полезным и самим провести набеговую операцию на русское побережье в районе Проливов. Ну, чтобы напомнить этим азиатам-русским, с кем они имеют дело. И вот, вследствие этих планов и опасений, в начале июня в порт Лимасола вошла британская эскадра в составе одного линкора, трех крейсеров, легкого авианосца и шести эсминцев. На самом деле это был только передовой отряд того соединения кораблей, которое формировалось для исполнения задачи бомбардировки русского побережья. Остальные его корабли должны были подтянуться чуть позже.
Именно эта эскадра и была избрана в качестве объекта для поучительного во всех отношениях воздействия на зарвавшихся «просвещенных мореплавателей». Всё произошло на рассвете 19 июня. Два полка морской авиации Средиземноморского флота Российской империи – бомбардировочный и торпедоносный, вооруженные новейшими самолетами Сл-3 с боевым радиусом в 1 150 верст, стартовали с Казаковской базы около часа ночи и на рассвете уже достигли побережья Кипра. Атаку британской эскадры начали торпедоносцы со стороны моря. Первая волна насчитывала две эскадрильи – девятнадцать машин, которые в бой вел сам командующий авиацией Средиземноморского флота полковник Прокофьев-Северский[47]. Из одиннадцати боевых кораблей британской эскадры торпеды поразили семь, из них линкор был поражен трижды[48]. А вот авианосец, пришвартованный немного в стороне и кормой в сторону захода самолетов, избежал попадания торпед. Следующая волна состояла исключительно из бомбардировщиков, которые поразили девять боевых кораблей, причем в авианосец на этот раз попало шесть тридцатипудовых бомб. Последняя волна, состоявшая из одной эскадрильи торпедоносцев, атаковала английские корабли уже в сплошном дыму, поэтому эффективность ее атаки оценить сложно. Однако после «бойни в Лимасоле» в состав британского флота после долгого ремонта вернулось всего лишь два эсминца. Остальные корабли оказалось легче построить заново.
«Англичанка» подняла визг до небес. Русских летчиков обвиняли в вероломстве, в неприкрытом пиратстве, в утоплении в порту Лимасола кораблей нейтральных держав, в бомбардировке беззащитных мирных жителей, короче, во всех смертных грехах, какие только возможно было придумать. Но за всем этим визгом явственно проглядывалась растерянность. Как, могучие линкоры, вооруженные гигантскими пушками и укрытые мощной броней, оказались полностью беззащитны перед несущими всего по одной торпеде или по паре-тройке весьма примитивных по отношению, скажем, к конструкции и технологическому совершенству снаряда главного калибра, бомб? Так это что, весь Royal Navy теперь совершенно беззащитен перед русской береговой бомбардировочной авиацией? Воевать в таких условиях Британия была совершенно не готова. Поэтому накал страстей заметно спал, и стороны приняли решение тихой сапой вернуться к «состоянию до 11 марта 1932 года». Но русские летчики с тех пор стали предметом неугасимой ненависти со стороны английских моряков, как военных, так и гражданских.