— Извините, Валерий Павлович, можно я отниму у вас минутку? — К нам в аудиторию заглянул наш куратор. Хоть я и знал, что он наш куратор, но из-за редких встреч, не запомнил его имени и отчества.
Лысеющий высокий мужичок в белой клетчатой рубашке быстро пробежал между рядами и встал возле доски.
Наш же самоГОНЩИК жестом показал, что уступает ему слово, а сам неровной походкой отшатнулся в угол.
— Так, господа-студенты! — Громко проговорил куратор. — Как вы знаете или не знаете, но вас стало меньше на одного, поэтому нам нужно в срочном порядке выбрать нового старосту!
От этих слов у меня рухнуло сердце с небоскрёба на твёрдый асфальт, усыпанный колючей проволокой — именно такое ощущение у меня возникло.
— Что… что случилось с Апальковой? — Спросил дрожащим голосом я. При этом вся группа повернулась в мою сторону и с интересом и волнением начала наблюдать за моей реакцией.
— Отчислилась. Вчера подписала обходной. А вы, Заварушкин, хотите занять её пост?
— Нет… я… хочу… я… мне… надо… Я ДОЛЖЕН ИДТИ! — Я молниеносно схватил свою сумку и рванул на выход.
— Заварушкин? Вы куда? Что случилось-то? — Кричал мне вслед недоумённо куратор. Сейчас мне было совершенно не до него. Такого мува я точно не ожидал от Алёны. Совершенно не ожидал.
«Как она, блять, могла? Нахуя? Из-за такой хуйни⁈ Просто взять и послать нахуй два с половиной года учёбы из-за своих тупых принципов⁈ Точно овца! Точно ебанутая!» — Думал я на ходу, пока получал свою куртку и выбегал на улицу.
У меня кружилась голова от ужаса, который со мной происходил. Мне не верилось, что это всё взаправду. И я не знал, как это исправить, но готов был прямо сейчас поехать к Алёне и попытаться. Возможно, ещё можно её восстановить. Сегодня я прорву оборону в виде Лии и даже мамы Алёны, если придётся. Я зайду к ней в комнату и всё выскажу. Я сделаю всё зависящее от меня, чтобы её вернуть.
На улице я заказал такси, ибо ждать ебаный автобус у меня сейчас не было никакого желания. Всё, чего я сейчас хотел — это как можно скорее добраться до квартиры Алёны и долбиться в её дверь своей дурной башкой, пока либо не потеряю сознание, либо она меня не впустит.
Добрался я до места назначения достаточно быстро. Я просто окунулся в свои мысли, и даже не заметил, как мы с молчаливым молодым парнем-таксистом преодолели этот путь.
Подъезд был закрыт. Не придумав ничего лучше, я начал названивать в рандомные квартиры, надеясь, что кто-нибудь да откроет дверь. Так и случилось: с третьей попытки псевдопочтальон смог войти внутрь. На восьмой этаж я бежал на своих ногах, забив на лифт. Сейчас мне хотелось выплеснуть весь пар, который у меня копился уже очень давно. И лучшим вариантом для этого была пробежка на восьмой этаж.
В дверь я начал долбиться даже толком не отдышавшись. Я стоял, хватал ртом воздух и колотил ослабшей от физической нагрузки рукой в дверь. Я уже был уверен, что ничему не удивлюсь. Ни Лие, которая скажет, что всё бессмысленно. Ни маме сестрёнок, которая попросит меня убраться, ни Алёне, которая снова с безразличием посмотрит сквозь меня, ни Офаниму, который, блять, как-то сможет это сделать, не смотря на его лапки. Я уже ничему не мог удивиться. И я удивился, когда дверь мне открыл отец Алёны.
— Я… здравствуйте… Алёна… — Промямлил удивлённый таким поворотом я.
— Тебе что было сказано, придурок⁈ — Проговорил грозно батя и вышел на площадку.
Я же отступил на пару шагов назад, прикидывая, что сейчас будет.
— Тебе было сказано, чтобы ты больше никогда сюда не приходил! — Повысил голос отец сестричек. — Ты слов не понимаешь?
— Я… мне надо поговорить… с Алёной… — Не успел я это проговорить, как в мой кукарешник врезался массивный кулак, и я отлетел назад и упал на пол.
— Ещё раз сюда явишься, и я тебя прибью. Ты понял⁈ — Отец, не дожидаясь ответа, развернулся ко мне спиной и захлопнул дверь.
Я же лежал на полу и ждал, когда потемнение в глазах пройдёт, а челюсть вернётся на место. Неплохо он меня уебал, но уверен, что это было в полсилы. Сделай он это со всей дури, и я бы уже собирал свои зубы по площадке.
Так я пролежал, наверное, минут пять. Затем я понял, что всё же надо подниматься и уходить. Вытерев кровь у разбитой губы, которой оказалось больше, чем я ожидал, я спустился на пару пролётов вниз, а затем прислонился к стене и расплакался. Да, да, я зарыдал, как ебаная тёлка. Ревел навзрыд, медленно сползая по стене.
Сейчас я ощущал, как в моё сердце вонзаются тысячи игл, а после чего его сминает мощным прессом, а затем всё отправляется в печь для сжигания мусора. Всё негодование, вся боль, все мучения сейчас у меня вытекали из глаз. Я сдался. Я пал духом. Я не видел другого выхода. Не видел дальше жизни.
Наверное, если кто-нибудь сейчас бы решил выйти из своей квартиры и пройтись по лестнице, то я бы даже не шелохнулся, продолжая пускать нюни, распластавшись на полу, ибо мне было похуй. Но к счастью, никто не вышел.
Сейчас всё казалось таким безвыходным, таким бессмысленным, что даже конец света меня бы не удивил. Хотя конец света, в принципе, уже и наступил. Он случился внутри меня и оставил неизлечимую глубокую рану на сердце. Она истекала. Истекала гноем, чёрным мазутом и слизью. Всё то, что раньше было любовью, теперь вырывалось наружу отравленной блевотнёй, и я понимал, что так плохо мне не было никогда.
Ушёл я из дома Алёны минут через двадцать. Успокоился, вытер глазки и понял, что если не пойду, то сдохну. Сдохну от тоски и самоистязания. Как я добрался до дома, я не помнил. И что делал дома, тоже не помнил. Этот день был тем единственным днём, который я просто вырезал из своей памяти. Он был отвратительным.
Глава 13Часть 2. Моя меланхолия
16 Января
Сегодня был экзамен по основам инженерных технологий. И я на него не пошёл. Я просто вышел из дома, обошёл его с другой стороны, чтобы не встретиться с Лёхой, и пошёл в алкомаркет. Мне было глубоко похуй на всё. Абсолютно.
Я купил литровую бутылку какой-то 10% балды со вкусом винограда, забрёл в пустые дворы и просто начал жадно лакать эту ссанину. Шло отвратительно. Вкус этой параши можно было сравнить с брюхлёй самки дельфина. Не спрашивайте, откуда у меня такие сравнения. Не хочу вспоминать эту омерзительную пасту, которую однажды прочёл на дваче…
Когда было выпито 60% этой дристни бегемота, я начал ощущать, что мне становится немного лучше. Пришлось поднажать и уебать остаток, зажмурив глаза. Я пожалел, что не взял закусь в виде кириешек там, или чипсиков. Выкинув пустую бутылку в урну, я пошёл гулять по городу, ожидая, когда меня торкнет. Но меня не торкало. Голова кружилась, настроение немного улучшилось, но этого было недостаточно. Я шёл неровным шагом в сторону железнодорожного вокзала — места, которое было от моего дома в шести остановках. Решено было подняться на железнодорожный мост и смотреть, как внизу ездят поезда.
По пути мне стало очень грустно, что ссанина не дала нужного эффекта, посему я зашёл в ещё один алкомаркет, встретившийся мне на пути, взял баночку какого-то арбузного «Джентльмена» и пачку сухариков. «Джентльмен» оказался ещё более мерзким на вкус, чем виноградная параша. Но сухарики помогли выполнить эту миссию на сто процентов.
К слову, на улице людей сегодня было по минимуму. Транспорт ездил плотно, но вот прохожие встречались редко. Во-первых, сегодня был очень неприятный ветер, а во-вторых, был будний день, и все были на работах.
Когда я понял, что действие бухла действует, как надо, то я осознал, что этот мир прекрасен, и что я способен на многое. Поэтому я смачно рыгнул на полупустой улице, почесал жопу, зачерпнул снег в ладони и умыл им своё рыло.
— Хорошечно-то как, бля! — Заметил вдохновлённо я.
До вокзала я не дошёл. Устал. Поссал в каком-то переулке, потом вышел в Северный сквер, где не бывал тысячу лет, так умилился снежными деревьями и фонтаном, отчего просто сел на лавочку и кайфовал.
На обратном пути я зашёл в тот же алкомаркет уже порядком в говно и взял ещё одну банку уже не помню чего. Дальше меня нихуёво убило, отчего я помню только, как смачно блевал где-то во дворах, а потом, кажется, катался с ледяной горки и пердел.
Очнулся я весь мокрый на лавочке одного из домов. Было уже темно. Быстро прикинув, где я и куда мне идти, я зашёл в магазин и купил пачку мятной жвачки. По пути въебал её всю. Вернулся домой и сообщил маме, что мы решили вспомнить с Лёхой детство и боролись во дворе. Кажется, она поверила. Завтра я решил повторить данную операцию. Бухло помогало. Но и в то же время убивало меня.
17 Января
Сегодня я снова бухал, хотя после того, как я вчера весь вечер промучался, мне этого не особо хотелось. Но больше мне не хотелось находиться трезвым в этом мерзком мире. Сегодня я купил сок и бутылку водки. Вылил половину сока и налил половину водки. Бутылку выкинул, а тетрапак понёс с собой, посасывая оттуда драгоценное зелье.
На улице сегодня было очень холодно. Телефон показывал −32. Я несколько раз заходил в подъезды, чтобы согреться. Там я вылакивал немного моей бодяги, а затем отправлялся в новый путь. Сок кончился, когда я был на пяти остановках дальше от моего дома. Вокзал был близко. Сегодня я должен был до него дойти, но сперва надо было взять добавки. Голова была мутная, но я чувствовал, что я живой. Чувствовал, что хочу жить. Мне не нужна была эта ебаная Алёна. Мне нужны были поезда. Это всё, чего я хотел.
В лакашке я взял банку очередного нового коктейлю, откупорил прямо на входе и въёб добрую половину. От этого я смачнейше проблевался прямо в сугроб, но решил не отставать от намеченного пути. Долакал остаток банки мелкими глотками, чтобы не повторить извержение вулкана или чего хуже — пукана. До поездов я дошёл, но на мост не смог подняться — слишком был пьян. Заснул там на лестнице, а когда проснулся, то понял, что отморозил себе сраку.