Стебан резко остановился и, выронив посох, поднес руку ко рту. Лицо его побледнело.
Тэйн ощутил, как встают дыбом волосы — знакомое каждому Претенденту чувство опасности. За тридцать лет оно ни разу его не подводило. Осторожно, словно избегая нападения кобры, он повернулся, проследив за взглядом Стебана.
На вершине холма неподалеку виднелся силуэт лошади и всадника, похожий на вырезанную из черной бумаги фигуру. Тэйн мало что мог различить в сгущавшихся сумерках, но, похоже, у всадника были рога.
Тэйн зашипел, и мерин подошел к нему. Он прислонился к седлу, к которому было подвешено оружие.
Всадник начал спускаться с дальней стороны холма. Стебан погнал овец быстрее. Он не произнес ни слова, пока впереди не показался дом Клекла.
— Кто это был? — рискнул спросить Тэйн, решив, что близость света и родителей придаст мальчику духа.
— Кто?
— Тот всадник. На холме. Ты, похоже, испугался.
— Ничего я не боюсь. Я на прошлой неделе волка убил.
Он явно избегал ответа. Историю про волка он уже рассказывал дважды, и с все большим количеством подробностей. В первый раз Стебан хвастался, будто прогнал хищника. Потом заявил, что перебил зверю плечо камнем из своей пращи.
— Значит, я не так понял, извини. Но всадник все-таки был. И ты, похоже, его знаешь.
Огни дома Стебана становились все ближе. Мальчик и овцы снова ускорили шаг. Они опаздывали — Стебан чересчур увлекся, вытягивая увлекательные истории из своего нового друга, и не слишком следил за временем.
— Стебан? Это ты, малыш?
Перед ними появился покачивающийся фонарь. Державший его мужчина явно был отцом Стебана. Те же глаза. Те же волосы. Но от беспокойства его лоб прорезали глубокие морщины. В левой руке он держал неприятного вида дубину.
К нему подошла столь же обеспокоенная женщина.
Когда-то, понял Тэйн, она была очень красива — с точки зрения круглоглазых. Вне всякого сомнения, здешняя жизнь быстро превращала девушек в старух.
— Мама, папа, это мой новый друг. Его зовут Тэйн. Он был солдатом. Как дядя Микла. Он пришел из-за гор. Он поймал рыбу руками, а его конь может делать всякие штуки, но мул кусается, если подойти слишком близко. Я пригласил его к нам на ужин.
Тэйн наклонил голову.
— Господин Клекла, госпожа. Да снизойдет на вас милость небес.
Он не знал, как правильно приветствовать людей на языке Ива-Сколовда, и в переводе его слова определенно выглядели странно.
Муж и жена холодно смотрели на него.
— За нами наблюдал кайдаровец, — добавил Стебан и начал заманивать овец в загоны.
Старший Клекла окинул взглядом окружавшую их темноту.
— Недобрый тот день, когда на нас падает их взгляд. Добро пожаловать, путник. Мы мало что можем предложить, кроме ночлега.
— Спасибо, господин. Я заплачу, так что ваши средства не понесут невосполнимой утраты.
В позе Клеклы чувствовалась некая напряженность, и Тэйн понял, что формальный подход здесь не приветствуется.
— Это Земстви, путник. Титулы, даже «господин» и «госпожа», не имеют здесь никакого значения. Их место в покоренных и управляемых краях, в Ива-Сколовда и центральных провинциях. Зови меня Тома, а мою жену Рула. Идем, я покажу тебе, где разместить твоих животных.
— Как пожелаешь… Тома. — Он слегка поклонился женщине. — Рула.
Та чуть нахмурилась, словно не зная, как реагировать.
Все оказалось сложнее, чем он ожидал. Дома все имели звания и титулы, и существовали запутанные, почти ритуальные протоколы и почести, которыми следовало обмениваться при любом личном общении.
— Еда им не нужна. Они паслись весь день.
Грубо сколоченный хлев семьи Клекла занимала единственная костлявая молочная корова. Мул Тэйна явно ей не понравился. Сам же мул делал вид, будто не замечает ее присутствия.
Другой скотины, кроме овец, у Томы не было, но он не был и бедняком. Имея корову и овец, он был богаче большинства мужчин. Богаче в некотором смысле даже Тэйна, чье состояние составлял металл меняющейся стоимости и несколько фунтов редких пряностей. Кто из них мог принести больше на рынок своей души?
— Тебе придется спать на улице, — сообщил ему Тома. — У нас нет места…
Тэйн сразу же почувствовал в его словах ложь.
— Понимаю.
Его озадачило слово «земстви», казалось, имевшее общее корни со словами «граница» и «дикая местность». Теперь он, кажется, понял.
— Ты новый кайдаровец? — выпалил Тома, но тут же раскаялся в сказанном. — Прости. Расскажи мне про человека, которого ты видел.
Видя настойчивость Томы, Тэйн отключил все внешние раздражители и тщательно воспроизвел увиденное в памяти, как его учили. Хороший разведчик должен был помнить каждую мелочь.
— Крупный мужчина на крупной лошади, пестрой, лохматой. Мужчина с бородой. И с рогами.
— Проклятый Торфин, — Тома выплеснул злость, разбрасывая сено. — Это не рога. Это его шлем.
Тэйн подумал, что ему еще многое предстоит узнать. Это была странная земля, не похожая на спокойную, расчетливую Иву-Сколовду, которую он изучал дома.
Он обвел взглядом маленький хлев. Его строители явно не обладали большим опытом. Он сомневался, что ему два года, и тем не менее он уже разваливался.
— Можем пойти поесть. Правда, мы мало что можем предложить. Вареная баранина с капустой и луком.
— Баранина? Как я и надеялся, — ответил Тэйн и, видя удивление Томы, объяснил: — У нас дома редко бывает баранина. Только богатые ее едят. Мы, обычные солдаты, обходимся кашей и свининой. В основном кашей.
— Дома? Где это?
— На востоке. За Зубами Дракона.
Тома предпочел уклониться от дальнейшего разговора.
— Мы лучше пойдем в дом. Рула сердится.
— Идите. Мне надо еще кое-что сделать. Не ждите меня. Обойдусь объедками или тем, что останется.
Тома уставился на него, хотел было что-то сказать, но передумал.
— Как пожелаешь.
Как только Тома ушел, Тэйн совершил солдатский Вечерний ритуал, очистив душу от бремени пережитого за день. Он предпочел сокращенный Боевой ритуал часу медитации и упражнений, которые он соблюдал в мирное время, решив, что займется этим позже.
Он направился к двери.
Волосы на его затылке встали дыбом. Остановившись, он медленно повернулся и обратился к своим чувствам Претендента.
Человек в рогатом шлеме наблюдал за домом из рощи, окружавшей владения семьи Клекла. Тэйна он не видел.
Поразмыслив, Тэйн пожал плечами. Это была не его проблема. Он решил, что расскажет Томе, когда они будут одни. Пусть тот сам думает, что делать.
Солнце висело высоко над горизонтом.
Отпустив мула и мерина пастись, Тэйн окинул взглядом зеленые холмы.
— Прекрасная страна, — пробормотал он, подумав о том, что принесет ему дальнейшее путешествие, и не спеша направился к дому, где Рула начинала готовить завтрак.
Эти люди вставали поздно и никуда не торопились. Он уже успел совершить Утренний ритуал, проверить свое походное снаряжение, умыться и прогуляться вокруг источника. Затем он присоединился к Томе, когда тот вышел приглядеть за овцами.
Увидев Тэйна, Тома облегченно вздохнул, но вид его становился все более озабоченным, и он не произнес ни слова.
Тэйн сдержал свое любопытство. Солдаты умели не задавать лишних вопросов.
— Доброе утро, Стебан.
Мальчик стоял в дверях дома, сонно потирая глаза.
— Доброе утро, Тэйн. Мама варит овсянку.
— Гм?
— Очень вкусно, — пояснил Тома. — Мы добавляем к ней немного меда.
— Так вы держите пчел? — Он не видел ни одного улья. — У меня был друг, который держал пчел… — Он не договорил, предпочитая не вспоминать. Кай Линг был ему словно брат, и они вместе были Претендентами. Но Линг не сумел поверить, что у него нет таланта, чтобы стать тервола, и он до сих пор пытался взобраться по неприступной лестнице.
— Дикий мед, — сказал Тома. — Люди с холмов собирают его и выменивают у нас на железо.
— Понятно. — Тэйн во второй раз за утро взглянул на дом Клекла, и тот его особо не впечатлил — обложенное дерном строение размером всего четыре на шесть шагов, мало чем отличавшееся от соседнего хлева. Во время первых полевых учений, еще будучи кандидатом в легион, Тэйн и то научился строить лучше.
Рядом строился второй, постоянный дом. Проект выглядел куда амбициознее, и каждое бревно провозглашало его домом мечты. Вечером, после ужина, Тома обсуждал его с блеском в глазах. Это был символ Грааля, который он принес в Земстви.
Сооружение выглядело столь же неумело построенным, как и хлев.
Рула с болью во взгляде молча смотрела на мужа, пока тот все дальше углублялся в свои мечтательные фантазии.
Прежде Тома служил счетоводом в конторе Перчева в Ива-Сколовде. Измученный и лишенный каких-либо перспектив, он переводил в цифры перемещения мехов, шерсти, пшеницы и металлических болванок. Дни его были долгими и утомительными. Летом, когда ходили баржи и караваны, он не мог позволить себе даже выходных.
Все это было до того, как его посетила дикая надежда, слабая мечта о Земстви, которая нашла здесь лишь свое грубое выражение, но вряд ли кто-то мог сказать, что он не пытался сделать все возможное, чтобы воплотить ее в жизнь.
Достаточно было взглянуть на Рулу, чтобы понять — их прежняя жизнь порой была похожа на ад, но по крайней мере их жилище оставалось теплым и крыша не протекала. Жизнь была предсказуемой и безопасной.
В доме Клекла шла война двух философий, хотя женщина признавала традиционное право мужа и лишь молчаливо его обвиняла.
Тома был мужем Рулы, и она вынуждена была переехать в Земстви, став невольницей его грез — или кошмаров.
Магия чисел сломала запоры на дверях души Томы, позволив просочиться сквозь них свету мечты. Свобода, интеллектуальная химера, за которой гнались многие его соседи, ничего не значила для Клеклы. Его соседи предпочли опасности колонизации Шары, поскольку им была гарантирована защита Короны.
Тома, однако, безгранично верил в сбалансированные уравнения. Числа доказывали, что сообщество, которое занимается овцеводством и производством шерсти, не может не процветать среди этих плодородных холмов.