Здесь три таблетки. Просто на случай, если мне понадобится лишняя.
Все еще притворяясь, что поправляю декольте, я вытаскиваю две таблетки и бросаю каждую в стаканчик. Затем хватаю кулон, который я никогда не снимала с тех пор, как мне подарили его на свой тринадцатый день рождения. Тот, который соответствует моему цвету глаз и успокаивает меня больше, чем все остальное, что я когда-либо пробовала.
— Что у нас здесь?
Я замираю, мое сердце подскакивает к горлу.
Кристофер, еще один футболист и друг капитана, скользит ко мне.
Его вьющиеся волосы целуют лоб, а глаза озорно сверкают. Дерьмо. Пожалуйста, скажите мне, что он не видел, как я бросила таблетки в напитки? Я специально выбрала тихое место.
— Ты чертовски сексуально выглядишь в этом платье, Никки. Держу пари, ты бы выглядела еще лучше без него.
Фух. Он просто ведет себя как обычно, кокетливо.
Он тянется рукой к моей заднице, но я отмахиваюсь.
— Отвратительно. Не в этой жизни.
Затем хватаю стаканчики и направляюсь туда, где в последний раз видела Астрид и Дэниела. Но моей сводной сестры нигде нет.
Дэниел совсем один, стоит возле балкона, но еще не все. Обе его руки засунуты в карманы джинсов, и он, прищурившись, смотрит на меня.
Не на кого-то другого, а на меня.
Видеть Дэниела в одиночестве так же странно, как наблюдать за летящим единорогом к несуществующему солнцу Англии. Но тот факт, что он смотрит на меня, еще более странно.
Мои нервы начинают сдавать и атаковать остальную часть тела. Я чувствую, как у меня холодеют ноги и немеют кончики пальцев. Но я продолжаю направлять внутреннюю диву во мне, которая является прославленной версией восьмилетней меня.
Только сейчас у нее больше проблем.
И все они начинаются с него.
Дэниела.
Мне не нужно продолжать идти к нему, потому что он сокращает расстояние, между нами, несколькими длинными, решительными шагами.
Ноги резко останавливаются, когда он почти врезается в мою грудь, и мы оба падаем.
— Что? — я спрашиваю, потому что он странно смотрит на меня.
Точнее, он сверлит меня взглядом.
Как будто хочет расколоть мое лицо и заглянуть внутрь. Или, может, ударить все, что он там найдет, будто он всегда ранил мое сердце.
— Куда ты направляешься? — спрашивает он.
— И это не твое дело, потому что…?
Да, обычно я так говорю. Снобистски, подло и совершенно отстранённо.
Защитный механизм.
Этот садистский блеск возвращается в его глаза. Моя грудь твердеет от удара, от нападения, которое всегда оставляет меня эмоционально искалеченной.
— Подумал, что я проверю на случай, если ты решишь украсть несколько персиков и испортить вечеринку.
— Буду ли я есть персики, буду жить или умру, или окажусь парализованной, это не твое дело.
— Это если меня заставят присутствовать на твоих похоронах вместо того, чтобы ехать в летний лагерь.
— А кто сказал, что ты приглашен на мои похороны? Быть может, я составлю список запрещенных гостей, и ты будешь в нем первым.
Это заставляет его замолчать, мускул на его квадратной челюсти напрягается. И мне это только показалось, или его руки действительно напряглись?
На его губах появляется ухмылка, и хотя его ямочки выглядят как у гостя, мне они не нравятся при таком освещении. Они зловещие, проецирующие садизм в его глазах.
— Или, может, у тебя не будет права голоса, и я буду сидеть в первом ряду, мысленно распевая «Аллилуйя».
— Тогда на твоих похоронах я надену розовое платье, буду держать соответствующий зонтик и стоять у твоей могилы, громко плача. Когда люди соберутся вокруг, я скажу: «Все говорят, что у мужчин с крошечными пенисами короткая жизнь, но я никогда не верила в это до этого момента».
Его ухмылка становится шире, и я готова поклясться, что она вот-вот превратится в улыбку, но он сдерживает ее в последнюю секунду.
— Все девушки, которые имели удовольствие увидеть мой член, засвидетельствуют обратное. Кстати, так это называется, Персик. Член или хуй, а не пенис. Ты что, малышка?
Жар приливает к моим щекам, и это не только из-за того, что он сказал про свой оран. Это из-за того, что я услышала, как он произнес другое слово.
Персик.
Он не имеет права говорить на нем так естественно, что это кажется интимным.
— Я не такой грубая, как ты, Дэниел.
— О, точно. Ты чопорная и правильная, и тебе не разрешается говорить «член» или «хуй». Как насчет того, чтобы опуститься, потрахаться и сделать минет?
— Дело не в том, что мне это не позволено. Я не хочу. Это ниже меня.
— Тогда не говори о моем члене, если ты его не видела. Если не…ты хочешь это изменить?
— Фу, мерзость.
Я притворяюсь, что испытываю отвращение, когда на самом деле сгораю изнутри.
Быть может, мне стоит просто принять наркотик сейчас, дабы ослабить бдительность и хоть раз сказать, что я чувствую.
— Ты та, кто заговорила об этом первой. У Младшего есть репутация, которую нужно защищать.
— Ты только что назвал свой орган Младшим?
— Ты только что назвала его по имени, потому что хочешь посмотреть, в конце концов?
— Ты мог бы быть последним человеком на земле, и я бы не сблизилась с тобой, даже если бы судьба человечества зависела от нас.
— Да? — его постоянная ухмылка исчезает. — И кого бы ты выбрала? Того, которому ты сделала эти напитки?
— Кого я выберу, тебя не касается.
В один момент я стою, проклиная себя за упущенный шанс дать ему напиток, а в следующий он выхватывает один из стаканчиков и выпивает одним махом.
Мои губы приоткрываются.
— Э-эй!
— Упс. — он вытирает рот тыльной стороной ладони, затем еще одним быстрым движением выхватывает второй стаканчик. — Полагаю, твои планы разрушены.
И с этими словами он поворачивается и уходит.
— Дэниел!
Мой голос немного высоковат, определенно выше того диапазона, который я когда-либо позволяла себе.
Потому что я схожу с ума. Он собирается выпить остальное?
Что, если с ним что-нибудь случится, если он выпьет двойную дозу?
Прежде чем я успеваю придумать, как его остановить, Дэниел обнаруживает Астрид, выходящую из туалета. Он делает еще один глоток и протягивает ей тот стаканчик, который должен быть моим, и они вместе выпивают.
Мои плечи опускаются, а губы дрожат.
Не имеет значения, что я делаю или на что иду, я останусь невидимой только для Дэниела.
Может, пришло время мне наконец сдаться.
Так почему при одной мысли об этом мои глаза наполняются слезами?
Глава 5
Дэниел
18 лет
Моя голова гудит от странного вида энергии. Как будто я падаю на землю и одновременно устремляюсь в небо.
Это чувство, которого я никогда раньше не испытывал, и оно заставляет меня двигаться, выпрыгивать из кожи и просто… идти.
Куда-то.
В разные стороны.
Как падающая звезда — бесцельная, бессердечная и абсолютно разрушительная.
Я расстался с Астрид и сказал ей, что собираюсь трахнуть одну из девушек, что обычно является ее сигналом, чтобы бросить на меня отвратительный взгляд, назвать свиньей, а затем позволить мне повеселиться.
Затем она звонит кому-нибудь, чтобы отвезти нас домой, обычно моему брату. Она такая преданная и ответственная. Вот какая Астрид: «Мы не можем вести машину, пока пьяны.» «Пожалуйста, скажи мне, что ты используешь презервативы, потому что я не хочу стать тетей в таком возрасте.»
Короче говоря, лучший напарник, который у меня когда-либо был. За исключением того факта, что она не любит вечеринки, и мне приходится тащить ее, брыкающуюся и кричащую, будто она направляется на виселицу.
На самом деле, она вообще не любит людей и предпочитает оставаться скрытной, как камень, прячущий бриллиант.
В отличие от ее яркой, соблазнительной сводной сестры.
Вот куда я сейчас направляюсь — за Николь.
Да, я солгал о том, что трахну другую девушку, потому что в тот момент, когда я увидел, как Николь крадется, я понял, что она замышляет что-то нехорошее.
Не то чтобы она когда-либо замышляла что-то хорошее.
Если бы проблема были клубом, Николь стала бы их лицом, душой и вдохновением для их названия.
Мне должно быть наплевать, что задумала Николь. На самом деле, я поставил перед собой задачу не сосредотачиваться на ней, не быть втянутым в ее манипулятивную сеть, где она заманивает своих жертв, а затем высасывает их души, как графиня крови высасывала кровь молодых девушек, чтобы оставаться красивой и нестареющей.
Это дерьмо реально. Наблюдайте.
Если бы Николь жила в те времена, она была бы ее ведомым и лучшим советником. Черт, ее бы даже не поймали за это. Поскольку, ну, у этой графини была мозговая энергия бесцельной птицы.
Возвращаясь к причине, по которой я преследую Николь с настойчивостью нечестного детектива.
Сегодня она вела себя по-другому. Была разговорчивой, хотя все еще ядовитой. Одетая в платье «трахните меня», туфли на каблуках, будто она вышла за чем-нибудь.
И почему, черт возьми, мне становится так жарко, что я хочу поджечь свою одежду?
Поэтому, когда я увидел, как она глотает напиток, игнорируя свои священные круги прославленных сук и проскальзывает сквозь толпу, я последовал за ней.
Точно так же, как я последовал за ней в тот день десять лет назад, когда она чуть не умерла у меня на руках.
Мне не следовало этого делать.
С того дня она стала занозой в моем гребаном боку. До этого случая на ее хорошеньком личике всегда была улыбка, и она вела себя мило, хотя и раздражающе.
Так что видеть, как она крадется, стало событием, свидетелем которого я никогда не был.
Вот почему я вышел из игры и следил за ней. Потом наблюдал, как она украла персики, спрятала их за своим белым кружевным платьем и ушла на цыпочках, чтобы никто ее не увидел.
Сейчас кажется, что это повторение того времени.
Словно она собирается украсть персик, пойти съесть его в укромном местечке и… умереть.