— Мент — это ваш полицейский что ли?
— Ну да, значит, рисуют круг, внутри встают в положении наклона голова к голове два водящих, это младший и старший козлы, рядом в круге бегает мент. Остальные за чертой. Цель — запрыгнуть на спину козлам и не дать себя осалить менту. Если кого-то осалили, он становится младшим козлом, младший переходит в старшие, старший в менты, а мент в игрока за кругом. Тупая игра, но пацанам нравилась.
— И точно туповатая, — согласился Чарли, — а ещё что?
— Чижик такой был?
— Чижик? — переспросил Чарли.
— Ну да, птица такая певчая, чиж, по-вашему это siskin…
— А, знаю такую — и что siskin?
— Чижик собственно это четырёхгранный брусок со скосами по краям и цифрами от 1 до 4 на гранях. Он устанавливается в квадрат, играющий бьет битой по скошенному краю, чижик подлетает вверх и его надо запулить как можно дальше. А потом водящий идёт к улетевшему чижику и пытается попасть им в квадрат.
— А цифры зачем?
— А это сколько раз можно потом запуливать чижик, если водящий не попадет в квадрат.
— Сложно как-то… а в командные игры какие-то вы играли?
— А как же, в те же самые, что и вы — летом в футбол-волейбол, баскетбол почти нет, как-то он у нас слабо популярен. А зимой в хоккей конечно, и с шайбой, и с мячом.
— Ну да, у вас же там зимы длинные, не как у нас в Миннесоте.
— Это уж точно, с октября по март у нас сплошная зима…
Но на этом вечер воспоминаний неожиданно прекратился, потому что прибежал крайне взволнованный охранник, никогда я его таким не видел, вытащил меня из клетки, надел наручники (без них нам никуда, даже на прогулку надевают) и повёл куда-то на верхний этаж. Где сплошные кабинеты руководства и библиотека ещё…
Я шёл и удивлялся, что могло такого случиться экстраординарного — если очередная апелляция, так её прямо в клетку приносили. Может про Бонни что-то всплыло… так вряд ли это на уровне директора решалось бы. Надзиратель конечно же молчал, как рыба, ну а я к концу путешествия решил, что меня посетила какая-нибудь важная шишка. Возможно даже из советского посольства кто-то зарулил, хотя это очень вряд ли…
И я оказался прав — в кабинете директора, куда меня прямо провели, рядом с этим директором на приставном кресле сидел… ну кто бы вы думали?… нет, не угадали, это был совсем не советский консул, а Джимми Картер там сидел, экс-президент США. Почему экс? Ну так больше двух сроков здесь нельзя, так что в 84 году выборы выиграл Генри Киссенджер. Поэтому и экс.
— Привет, Серж, — тепло поприветствовал он меня. — Как поживаешь?
— Отлично, — в тон ему ответил я, — поживаю. Давно так не жил, как сейчас.
— Мистер Сорокалет, — обратился ко мне директор, — господин Картер обратился к нам с просьбой о встрече с вами — у вас пятнадцать минут. Друг друга не касаться и ничего не передавать. Охранники будут наблюдать за этим.
И с этими словами он вышел из кабинета, прихватив с собой надзирателя, но дверь оставил приоткрытой.
— Серж, мне искренне жаль, что с тобой приключилось такое вот… если бы я был президентом на момент суда, возможно, что-то и смог бы изменить, но… к тому же два убитых сотрудника ФБР это не шутки, у нас такого не прощают.
— Спасибо за участие, мистер Картер (можно просто Джимми), спасибо, Джимми, я всё понимаю…
— Может быть, у тебя есть какие-то просьбы или пожелания, говори, я постараюсь их выполнить.
— Да нет у меня никаких пожеланий, — отвечал я, но тут у меня в мозгу ослепительной молнией мелькнула одна хитрая комбинация.
Я прикинул кое-чего к носу и подумал, что хуже уже всё равно не будет, можно рискнуть.
— Есть одно деловое предложение, Джимми.
— Говори, обсудим.
— Сегодня у нас 21 января, верно? Так вот, ровно через неделю, 28 января 1986 года произойдёт серьёзная катастрофа в вашей ракетно-космической отрасли. Я мог бы сообщить все подробности её взамен на…
— Не тяни, взамен на что?
— Будем реалистами, не на освобождение, конечно, я понимаю, что это невозможно, но хотя бы пусть будет замена смертного приговора на какой-то конечный срок заключения.
Картер побарабанил пальцами по директорскому столу и продолжил:
— Что, очень серьёзная катастрофа будет?
— Не то слова, апокалиптическая, — подтвердил я, — после этого всю отрасль закроют на замок на пару лет. До выяснения. Плюс имиджевые потери во всём мире.
— Мне нужно позвонить, — после небольшого раздумья ответил Джимми и щёлкнул пальцами.
Видимо это был условный знак, потому что сразу же в кабинет вошли директор с охранником. Картер объяснил им ситуацию, меня тут же вывели в приёмную и усадили на скамейку для посетителей. Сижу, жду… через пять примерно минут меня поднимают и заводят обратно.
— Вопрос решён, — говорит мне Джимми, — в положительном смысле. Двадцать лет тебя устроят?
— Конечно, десять было бы лучше, — довольно нагло начал торг я, но видя вытягивающуюся физиономию Джимми, тут же добавил, — но, как говорят в нашей стране, лучшее враг хорошего. Согласен.
Директор опять покидает кабинет, а Картер говорит:
— Внимательно тебя слушаю.
— Значит так, Джимми, — отвечаю я, — 28 января в 11 часов с копейками местного времени на второй минуте полёта шаттла Челленджер… да-да, именно того, где учительница пассажиром полетит… произойдёт взрыв с последующим разрушением всей конструкции. Причина взрыва — повреждение уплотнительного кольца правого твердотопливного ускорителя. Реактивная струя начнёт бить в сторону бака с окислителем, и тот в итоге взорвётся. Семь трупов. Если нужны совсем уж мелкие подробности, могу надиктовать и нарисовать.
ФБР (сентябрь 1984 года, Лос-Анджелес)
Вчера я заметил у себя хвост… не в смысле придаток на заднем конце тела в районе анального отверстия, и не оперение в задней части летательного аппарата, а просто слежку. Просто за мной ходил один и тот же гражданин (на редкость мерзкого вида, на наркошу похожий), ну когда я не на машине был — и на подходах к киностудии, и в магазинах, и в кафе где-то рядом сидел. А если я ехал в авто, то следом шла, не особенно скрываясь, вишнёвая Шевроле-Кавалер, нормальная, кстати говоря, тачка, без понтов и недорогая, но оптимальное, на мой взгляд, сочетание цены и качества.
Пару раз я пытался оторваться от этого Кавалера, проезжал на жёлтый свет, рискуя нарваться на штраф, сворачивал в переулки-закоулки, чтобы через пару поворотов снова выйти на главную авеню — так ведь не помогало. Водитель Шевроле, видимо, тоже штрафов не боялся и держался за мной, как приклеенный. Дело осложнялось тем, что на ближайшие дни у меня была намечена передача информации в центр, накопилась очередная партия горячих данных… нет, фальшивые камни мы для этого не использовали, в ходу была обычная моменталка. Ну обмен материалами в одно касание, где-нибудь в проходном дворе или на шумной улице. На пляже тоже можно. А при таком плотном сопровождении любая моменталка исключалась целиком и полностью.
Вечером одного трудного дня я сидел в своём кабинете на последнем этаже нашего особняка и размышлял о бренности бытия, не забывая доливать в бокал односолодового Гленливета восемнадцатилетней выдержки. Тут ко мне постучалась Инна, я завёл такие порядки в доме, да, чтоб без стука не входить.
— Заходи, дорогая, — сказал я в дверь, и она зашла, в сногсшибательном дизайнерском комбинезоне с фигурчатыми дырками в нужных местах. — Что скажешь?
— Тяжёлый денёк выдался? — вопросом на вопрос ответила она.
— Да уж, непростой… в трёх скандалах поучаствовал, — быстро соврал я. — А у тебя как?
Уже месяц, как я пристроил её на одну скромную должность в Уорнере-Браззерз, надоело ей без дела дома сидеть.
—У меня тоже не всё гладко, — сообщила она, устраиваясь в кресле справа от стола, — плесни-ка ты и мне, кстати, — подставила она второй стакан.
— Но я не про это хотела поговорить…
— А про что же, дорогая?
— Понимаешь, Сергуня, у меня такое впечатление, что за мной всё время следят…
— К психотерапевту ходила? — попытался я увести тему в сторону. — Вдруг это паранойя?
— Ты мне мозги-то не пудри, какой ещё нахрен психотерапевт для выросшей на Автозаводе девчонки? — резко ответила она, — я сама себе психотерапевт. Раз говорю, что за мной следят, значит следят.
— Расскажи поподробнее, — попросил я, устраиваясь поудобнее в кресле.
— Нет уж, пойдём к бассейну, там и расскажу.
А и верно, подумал я, ну их, эти вероятные жучки и микрофоны. Возле бассейна, усевшись на шезлонг в дальнем конце нашего двора, Инна поведала мне следующее:
— Один и тот же хер, но одетый каждый раз по-разному, провожает меня от стоянки машин до входа в киностудию. Если я на метро еду, а так было пару раз, он в моём вагоне сидит, прикрываясь книжкой.
— Что за книжка-то? — спросил я, чтобы не молчать.
— Стивен Кинг, Кристина, всегда одна и та же — я сначала её приметила, книжку, в метро всё больше газеты читают ведь или глянцевые покеты, а тут такой солидный том в твёрдом переплёте.
— А хер точно один и тот же? Может тебе просто показалось?
— Я тоже сначала подумала, что показалось, но у него, у хера этого, есть одна отличительная примета, родинка на правой щеке… почти возле шеи… здоровая, даже уже не родинка, а родимое пятно почти, в виде птички, два крыла и клюв. Такое не перепутаешь.
Приплыли, подумал я, всю семью нашу обложили… ну думай теперь, Сергуня, где ты прокололся, раз, и как из этого дерьма выбираться, два…
— Вот что, Инночка, — ответил я ей после непродолжительного размышления, — мы с тобой всё-таки люди не совсем простые, с тяжёлой биографией и из страны — вероятного противника Штатов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что нас продолжают проверять и перепроверять даже через год после переезда сюда. Просто успокойся и возьми себя в руки… а чтобы утешить тебя окончательно, скажу, что за мной последнюю неделю тоже наблюдают.
— Вот как? — она даже и не удивилась, — теперь ты расскажи подробности.