Кроме того, архитектура должна была выступать в качестве носителя национал-социалистической идеологии, то есть «слова, запечатленного в камне». Другое суждение Гитлер вынес во время партийного съезда 1937 года, который традиционно проходил в Нюрнберге. Данное высказывание полностью дополняло приведенное выше: «Будничные потребности менялись на протяжении тысячелетий, и будут меняться впредь вплоть до бесконечности. Однако великие свидетельства человеческой культуры стоят тысячелетиями. Они возведены из мрамора и гранита. И только они являются поистине неподвижными полюсами в круговороте всех прочих явлений. Во времена упадка человечество пыталось обрести в них волшебную силу, а когда же оно обретало ее, хаос был преодолен, и начиналось преображение. Поэтому наши сооружения должны упоминаться на только в 1940 году, не только в 2000 году. Они, походящие на соборы нашего прошлого, предназначаются для тысячелетнего будущего».
Гитлер закладывает памятник Рихарду Вагнеру в Лейпциге (1934)
Принятие «программы предоставления рабочих мест» как части мероприятий, направленных на оздоровление городов, предполагалось еще в 1932 году. Однако ее непосредственное осуществление началось уже после прихода Гитлера к власти (30 января 1933 года). Это было в первую очередь связано с тем, что национал-социалисты из партийно-политических и тактических соображений стали проявлять повышенную заботу о «выздоровлении немецких городов». Одновременно с этих строительство новых объектов было возвышено до уровня «национальной задачи».
Городское оздоровление, подобно строительству автобанов, должно было иметь решающее значение в «битве за рабочие места». Именно этим объясняется то обстоятельство, что поначалу данный проект курировался Имперским министерством труда и занятости. Для укрепления позиций нового государственного аппарата и аппарата НСДАП была важна осуществленная политическими средствами программа «разгрузки центров городов» и «урегулирования пространства» (лозунги из национал-социалистического лексикона). Новым властям требовалось осуществить меры, которые явили бы немцам быстрые успехи, но при этом могли сопровождаться селективным управлением населением страны (устранение евреев, «асоциальных личностей» и прочего «нежелательного человеческого материала»). Не стоит предполагать, что национал-социалистические властители в данных мерах видели средство по улучшению жилищных условий городских жителей, как утверждала официальная пропаганда и агитационные документы, порожденные в недрах Имперского министерства труда. Речь скорее шла об идеологической шумихе, связанной с повышением значимости старых кварталов немецких городов. Во всем этом чувствовалось приукрашивание действительности.
Проект перепланировки здания берлинского вокзала на Фридрихштрассе
Поначалу национал-социалистическая перепланировка городов была лишь военно-оборонительным мероприятием, направленным на эффективное преобразование, точнее говоря, «урегулирование» городской среды. То есть при перепланировке городов в первую очередь учитывались военные планы. Это относилось даже к первой фазе так называемой «санационной политики» национал-социалистического руководства, когда формальным поводом для переоборудования городов являлось формальное решение транспортного вопроса. Однако «народная моторизация» была неразрывно связана с военными задачами, а потому градостроительное «растворение городов» путем их превращения в поселки и поселения, а также «разгрузка центров городов» оказались тесно связанными с потребностями противоздушной обороны. Во время второй фазы, которая началась в 1937 году со строительства объектов, предусмотренных указом Гитлера «О перестройке немецких городов» (4 октября 1937 года), общий строительный процесс характеризовался тем, что осуществлялась программа «разбора на строительный материал» отдельных старых городских кварталов.
Однако, с другой стороны, национал-социалистическая политика по перепланировке городов должна была выявить себя как «вечно» существующий в перспективе государственный порядок по проявлению идеологии через архитектуру. При этом планировка крупных городов не была почти никак привязана ни к социальным потребностям, ни к требованиям «городской гигиены». Она не была ориентирована на интересы городского населения. Архитектура была ориентирована на то, чтобы стать неким «вневременным символом режима». Национал-социалистические здания должны были быть «возвышены» над действительностью и «банальными проявлениями повседневности».
Проект высотного партийного здания, которое планировалось построить в Гамбурге
Городская архитектура и охрана памятников культуры в Третьем рейхе превратились в эффективное пропагандистское средство (почти средство массовой информации), которое было поставлено на службу национал-социалистическому режиму. Здания, которые выполняли некую функцию «посланий», кроме собственно экономической выгоды должны были возводиться таким образом, чтобы служить «вечно». При рассмотрении архитектуры Третьего рейха слово «вечно» употребляться весьма часто, причем в его истинном, а отнюдь не условном значении. Собственно, в этом нет ничего удивительного, так как сам Гитлер неустанно подчеркивал, используя для этого каждый удобный повод, что роль архитектуры сводилась к двум принципиальным моментам: она должна была служить делу пропаганды национал-социалистического мировоззрения, а с другой стороны, являться инструментом «вечного господства».
Проект реконструкции центральной части Мюнхена
Подобные высказывания Гитлера сразу же становились идеологической основой строительной программы. Подобные сентенции находили свое наиболее яркое воплощение в государственно-партийных строениях. В них наиболее последовательно воплощалась антилиберальная суть национал-социалистического режима, а также подчеркивалась его склонность к насильственному пути решения проблем. Ирония судьбы заключалась как раз в том, что архитектура, в первую очередь ориентированная на людей, указывала на антигуманность национал-социалистического режима. Государственные строения и партийные форумы символизировали в весьма специфической форме политическую силу, величие режима и его мнимую «вечность». Причем это должно было демонстрироваться не столько внешним и внутренним противникам гитлеровского режима, сколько собственным гражданам, которые в большинстве своем его поддерживали. Вновь и вновь апологеты национал-социалистической архитектуры ссылались на то, что монументальные здания являлись выражением и даже манифестацией идеи абсолютной политической власти. Еще в «Майн кампф» Гитлер писал о «излучении» античного Рима и немецких соборов, которые могли придавать долгое время силу создавшему их государству. Огромные, если не сказать циклопические, партийные сооружения, возведенные в столицах всех гау Третьего рейха, являлись исполнением ложно понятых «античных образцов», чем еще больше усиливали ощущение осознанно создаваемой дистанции между «фюрером» и «народом». Попытки постоянно ссылаться на римскую античную культуру и прусское государство с его авторитарным духом и принципом послушания привели к тому, что была принята извращенная в своей сути концепция «Агора»[5]. Тот факт, что Гитлер постоянно сравнивал «свои» строения с образцами обеих империй, указывает, что он намеревался превратить архитектуру в визуальное выражение претензий Германии на мировое господство. Чтобы легитимировать подобные сравнения, активно использовались национал-социалистические расовые теории, которые полагали, что современные германцы были потомками не только пруссаков, но и античных греков.
Пристрастие Гитлера к напыщенным проектам, в большинстве своем явленным в монументальных национал-социалистических сооружениях, выражалось не только в том, что он заказывал их проектирование, но даже частично участвовал в разработке оных. В данном случае было бы правильнее вести речь о самостоятельном архитектурном стиле. Политические «культовые строения» Третьего рейха характеризовались брутальными («героическими») упрощенно-классицистическими чертами. Их возведение в духе «каменной германской тектоники» (слова Ганса Кинера) во многом отвечали уровню анахронического, допромышленного, ориентированного на ремесленные слои производства. Уже в первые недели пребывание у власти Гитлер вместе с архитектором Паулем Людвигом Троостом спланировали возведение в Мюнхене на Королевской площади национал-социалистического партийного форума. Позже черты этого сооружения можно было обнаружить во многих партийно-государственных строениях.
Национал-социалистическое церемониальное место в Эссене (1938)
Вокруг застывшей площади, на которой проходят партийные сборы, смотры и парады, находятся монументальные имперские строения, партийные и представительные здания. Населенный пункт при помощи некоторых символов превращался в некое «сакральное» место, которое активно использовалось национал-социалистической пропагандой.
В рамках общего национал-социалистического культа сооружения на Королевской площади Мюнхена вместе с двумя «церемониальными храмами» были возвышены до уровня «алтаря нации». При этом само обрамление площади провозглашалось «новым» имперским немецким стилем, который должен был браться за образец при возведении всех последующих национал-социалистических форумов. В данной ситуации Гитлер выступал одновременно и в качестве «пророка немецкого искусства», и в качестве «зодчего нации». Он не просто предоставлял отдельным архитекторам заказы, но и оставлял за собой право наблюдать за реализацией проектов, вмешиваться в перепланировку городов, что было связано с его личностными чертами характера. Очевидно, что Гитлер как дилетант в данной сфере весьма переоценивал свои способности. Впрочем, это не мешало фюреру в присутствии немецких генералов и «государственных архитекторов» весьма самонадеянно заявлять, что если бы он не занялся политикой, то «наверняка бы стал известным зодчим, чем-то вроде Микеланджело». Однажды после очередного заявления подобного рода придворный фотограф Гитлера Генрих Хоффман все-таки решился спросить: «Так почему же, мой фюрер, вы так и не стали архитектором?» Гитлер властно и самодовольно ответил: «Я задумал стать зодчим империи, создателем Третьего рейха!»