Имперский союз — страница 8 из 71

Во многом знании много печали

Ум хорошо, а два лучше

А чем же в это время занимался Антон Воронин, оставшийся один-одинешенек в XXI веке? Занимался он тем, что в войсках называют тыловым обеспечением. Его друзья сражались с вооруженными до зубов поляками, плели интриги и раскрывали шпионские заговоры. Антон же добывал для них необходимые материальные средства.

Ему удалось через своих знакомых коллекционеров продать десятка два золотых николаевских пятирублевиков. Сумма получилась достаточно приличная, даже исходя из того, что пришлось заплатить солидные комиссионные реализаторам. Антон прикинул, что если так дальше пойдет, то в будущем можно таким способом неплохо заработать.

С другой стороны, этот бизнес мог накликать на него внимание лихих людей, охочих до чужого добра. А потому с массовой продажей золота и драгоценностей из прошлого следовало не спешить.

Антон решил заняться усовершенствованием своей машины времени. Стационарные порталы в квартире князя Одоевского и на Черной речке работали безупречно. Каких-либо сбоев при их эксплуатации не было. Поэтому Антон решил испытать передвижной вариант своего агрегата.

Он еще раз съездил на разведку в Кировск и снова с помощью времядетектора обследовал район «Красных сосен». Прибор показал то же самое, что и в прошлый раз – на месте, где когда-то стояло языческое капище, действительно существует пробой во времени. Вот только куда он ведет? И если здесь попробовать открыть портал, то попадет ли он в 1840 год, или его зашвырнет куда-нибудь к черту на рога?

Антон просчитал все параметры уже действующих машин времени, но к его расчетам могли быть приплюсованы силы природной аномалии. Так что надо будет все еще раз подсчитать, и уже тогда совершить пробное открытие портала.

Оказавшись в Кировске, Антон не мог не посетить своего бывшего сослуживца Юрия Тихонова. Все-таки тот немало ему помог советами. Да и соскучился Антон по старому приятелю. Ведь вместе не один год проработали в своем «почтовом ящике», мечтая создать устройство, с помощью которого можно было бы преодолевать время и пространство. Только вот Антону это сделать удалось, а его коллега, выйдя на пенсию, жил в холостяцкой квартире и все свободное время посвящал изучению истории Приневского края.

Юрий оказался дома и с радостью встретил старого друга. Судя по всему, он штудировал литературу, рассказывающую о царствовании «кроткия императрицы Елизаветы Петровны». Особенно Юрия интересовали события, связанные с нахождением в Шлиссельбурге «известного арестанта» – свергнутого императора-младенца Иоанна Антоновича. Эта Железная маска русской истории была фигурой неоднозначной. Юрию не терпелось рассказать гостю о своих мыслях по этому поводу.

Но Антон вел себя, на взгляд хозяина дома, как-то странно. Он со снисходительной улыбкой слушал рассказ старого приятеля, словно знал что-то, тому неизвестное. Пару раз Антон обмолвился о том, что, дескать, историки часто пишут о предмете своих исследований явную чепуху только из-за того, что не имеют никакого представления об эпохе, которую они изучают. Зная о том, что такой сугубый технарь, как Антон, ранее никогда особо не увлекался историей, Юрий насторожился.

– Дружище, – сказал он, – ты рассуждаешь об истории так, будто имеешь возможность заглянуть в прошлое и увидеть все в нем своими глазами.

Антон опять загадочно улыбнулся и кивнул Юрию. От неожиданной догадки у того вдруг зашевелились волосы на голове и перехватило горло.

– Так тебе удалось построить машину времени?! – воскликнул он. – Антоха, да ты гений! Это же… Это же Нобелевская премия! Это… – Юрий не находил слов, чтобы выразить свой восторг.

– Да, дружище, как ни странно, но аппарат, с помощью которого можно путешествовать во времени, мне удалось построить, – ответил Антон. – Только путешествовать можно пока лишь в прошлое и в одну фиксированную эпоху – во времена императора Николая Павловича. Если сказать точнее, я сумел открыть портал в 1840 год от Рождества Христова.

– Ну, и как там? – внезапно охрипшим голосом спросил Юрий. – С кем тебе удалось встретиться?

– С разными интересными людьми, в том числе и с самим самодержцем, – с улыбкой ответил Антон. – Только чаще в прошлом бывают мои друзья – ну, Лешку и Шурика ты должен знать. А мне приходится больше заниматься техническими вопросами. Ведь в электронике они разбираются, как… Ну, в общем, считай, что почти не разбираются.

– И какие они? – спросил Юрий. – Ну, я о тех, кто живет в XIX веке.

– Нормальные люди. Конечно, для своего времени, – ответил Антон. – Приспосабливаются они к нашим реалиям вполне спокойно, без истерик и неврозов.

– Так они что, в нашем времени успели побывать?! – с изумлением воскликнул Юрий. – Вот дела… Не знал бы я тебя, Антон, так хорошо, ни за что не поверил бы!

– Хочешь, верь, хочешь, не верь – с улыбкой сказал Антон, – но факты – вещь упрямая. Вот посмотри…

Антон достал из кармана куртки конверт с фотографиями и положил его на стол. Юрий схватил конверт дрожащими руками и стал рассматривать снимки.

– Антон, кто это? – спросил он, показывая на фото с княгиней Одоевской, запечатленной на фоне памятника Екатерине Великой.

– Это, Юра, княгиня Ольга Степановна Одоевская. Супруга князя Владимира Федоровича Одоевского. Вот, кстати, и он. А этого человека ты узнаешь? – Антон ткнул пальцем в снимок с Николаем I, который стоял на Невском и с любопытством смотрел на знаменитых клодтовских коней на Аничковом мосту.

– Не может быть, Антон, – охнул Юрий, – сам Николай Павлович! А ведь правда это он! Тоха, да ты понимаешь – что ты сделал! Это же мировая сенсация!

– А вот сенсаций мне и не хочется, – сказал Антон, – наоборот, надо, чтобы о том, что мне удалось сделать, узнало как можно меньше народа. Ни к чему это. Только мне хотелось, чтобы и ты был с нами. Ты, Юра, как, готов?

– Спрашиваешь! – взвился Юрий. – Конечно, Тоха, можешь на меня полностью рассчитывать. Ты только скажи, что надо сделать. Я понимаю, что тебе нужен дублер в регулировке и управлении машиной времени.

– В общем, да, – ответил Антон, – и не только это… Помнишь, ты мне недавно рассказывал о вашем местном феномене – языческом капище. Так вот, я нашел там пробой времени и хочу попробовать использовать его параллельно с моей машиной. Как тебе эта идея?

– Надо обязательно попробовать! – воскликнул Юрий. – Когда мы это сделаем?

– Давай завтра, – сказал Антон, – а ты, если хочешь, можешь пока поехать ко мне, и я тебе там все расскажу и покажу. А потом у меня будет короткий сеанс связи с прошлым. Так что все увидишь собственными глазами.

Ужин у императора

Ужин в Зимнем дворце прошел по-домашнему. Как и обещал император, приглашены на него были только те, кто приобщился к тайне людей из будущего. Поэтому кроме них и, естественно, самого царя, там были цесаревич Александр Николаевич, Адини, граф Бенкендорф, ротмистр Соколов и чета Одоевских. Разговор за столом велся в основном о жизни в будущем. Николай, Адини, Одоевские и ротмистр, уже побывавшие в XXI веке, вспоминали многие вещи, которые удивили и поразили их.

Например, князь Одоевский рассказал о том, что он видел во время прогулки вечером в Михайловском саду. Его очень удивило то, что молодые люди, сидевшие на скамейках, открыто целовались друг с другом, причем поцелуи были не обычные – в щечку, а чувственные и долгие – в губы.

Адини, услышав это, покраснела, как вареный рак, а император посмотрел на Одоевского и укоризненно покачал головой.

– Князь, не ожидал я от вас такого, – сказал Николай, – похоже, что свободные нравы наших потомков не лучшим образом повлияли на вашу нравственность. Ольга Степановна, – шутливо обратился он к княгине, – вы присматривайте за своим супругом, отпуская его в будущее, как бы чего не вышло…

Шумилин, с улыбкой наблюдая за разговором императора и князя, улыбнулся. Уж кто из собеседников был ходок по женской части, так это явно не Одоевский. Об амурных похождениях Николая Павловича в Петербурге слагали легенды. Чтобы разговор не зашел слишком далеко, Александр решил сменить тему.

– Ваше величество, – сказал он, – вы смотрите, чтобы наши молодые люди не завели романы с вашими подданными. Вот мой сын холост, да и у Виктора Ивановича – тоже… Денис – тот вообще парень хоть куда. Да и Ольга Валерьевна у нас красавица и умница – хоть сейчас ее под венец.

Николай улыбнулся, подкрутил усы и лукаво посмотрел на Ольгу Румянцеву. А Адини опять покраснела. Ей показалось, что Александр Павлович догадывается о ее чувствах к Николаю.

Вадим и Денис засмеялись и, переглянувшись, подмигнули друг другу. А Сергеев-младший неожиданно потупился и тоже покраснел.

– А почему бы, господа, вам действительно не обзавестись здесь семьями? – неожиданно став серьезным, спросил император. – Люди вы умные, любящие Россию, и можете принести своими знаниями немалую для нее пользу. Я уверен, что многие наши барышни с радостью отдадут руку и сердце таким добрым молодцам, как Вадим, Денис и Николай. Ну, а Ольга Валерьевна настоящая красавица. Я приглашаю ее на бал-маскарад в дом Энгельгардта, где представлю лучшим людям Санкт-Петербурга.

«Кузина-белошвейка» подмигнула Шумилину – дескать, смотри, как дела пошли, не сегодня-завтра какой-нибудь вдовый генерал запросто может попросить ее руки.

– Папá, а могу ли я побывать в будущем? – неожиданно спросил у Николая цесаревич. – Ведь Адини там была, а я чем хуже?

Император нахмурился.

– Видишь ли, Саша, – сказал он, – Адини там была по необходимости. Но я обещаю, что ты там побываешь. Тебе придется увидеть в Петербурге XXI веке многое из того, что тебе, возможно, и не следовало бы видеть. Ну, да ладно…

– Ваше величество, – вступил в разговор Шумилин, – Александру Николаевичу непременно надо побывать у нас. Ведь он ваш наследник, и ему надо знать о нашем прошлом – о вашем будущем все, как бы горьки эти знания ни были.

Николай нахмурился, но кивнул, соглашаясь с Шумилиным.

– Александр Павлович, – спросил он, – когда у вас снова откроется портал? И чем сейчас занимается господин Воронин? Он говорил, что работает над усовершенствованием своей чудо-машины.

– Да, ваше величество, – ответил Шумилин, – Антон пытается использовать для проникновения в ваше время природные факторы. А именно – одно место на Шлиссельбургском тракте, где наблюдается естественный пробой во времени. Если у него все получится, то он сможет перебрасывать в прошлое крупногабаритные грузы. Для этого он оборудовал небольшую автомашину – фургончик, передвижным вариантом своего «агрегата». Так что, возможно, скоро он заявится на площадь перед Зимним дворцом на автомобиле из XXI века. Представляете, какой шум поднимется!

– Это было бы неплохо, – задумчиво сказал император, – но вот шум нам совсем ни к чему. Было бы не желательно, чтобы о существовании вас узнали люди, коим это не должно.

– Вот поэтому-то мы и хотим приобрести или получить любым другим способом участок земли, где располагается тот природный феномен, – сказал Шумилин.

– Александр Павлович, – подал голос Бенкендорф, – мы помним о вашей просьбе. Мы выяснили, что владелец этой земли, отставной поручик, давно уже махнул рукой на имение, доставшееся ему по наследству. Сам он ведет беспорядочный образ жизни, по крупному играет в карты и весь в долгах, как в шелках. Мы хотим без лишнего шума выкупить его имение за долги. Так что потерпите, Александр Павлович, все будет в порядке.

– Вот и отлично, – обрадовался Шумилин, – как только имение сменит владельца, мы отправим туда Виктора Ивановича, чтобы он навел порядок и сделал перевалочную базу из будущего в прошлое.

– А как же участок на Черной речке? – спросил Николай. – Ведь он теперь ваш. Или вы от него уже отказались?

– Ваше величество, – ответил Шумилин, – как бы ни был хорош участок земли, который нам уступил граф Ланской, он все же расположен слишком близко к городу. И там всегда могут появиться посторонние люди. А земля у Шлиссельбурга, во-первых, находится у черта на куличках, а во-вторых, будучи в собственности Виктора Ивановича, недоступна для не в меру любопытных господ. Ведь в Российской империи соблюдаются права частной собственности?

– Пожалуй, вы правы, Александр Павлович, – сказал император. – Я попрошу, граф, ускорить выкуп земли у этого игрока и как можно скорее передать ее господину Сергееву.

– Ваше величество, – сказал Шумилин, – очередной сеанс связи с нашим временем будет завтра вечером. Если у вас есть желание, то мы можем взять в будущее Александра Николаевича. Ведь у него сейчас нет особо важных дел?

– Хорошо, Александр Павлович, – после небольшого раздумья сказал император, – пусть будет так. Саша, – обратился он к сыну, – мы переговорим перед твоим путешествием в XXI век. Разговор будет серьезный.

* * *

Разговор Антона и Юрия затянулся допоздна. Хозяин все никак не мог успокоиться и расспрашивал гостя о приключениях путешественников во времени и о людях XIX века. Юрий был удивлен – насколько просто и буднично совершилось великое открытие, которое могло перевернуть всю мировую историю.

К примеру, взять и отправиться в 1837 год, помешать дуэли Пушкина и потом наслаждаться стихами, которые напишет так рано ушедший из жизни поэт. Или вовремя предупредить императора Павла I о заговоре и спасти его в ночь на 12 марта 1801 года от убийц. И история России могла бы быть совсем иной. Не было бы войны с Наполеоном, не сгорела бы Москва, уцелело бы «Слово о полку Игореве».

Разговор двух коллег закончился уже под утро. Проспав до полудня, они встали, позавтракали и стали собираться в дорогу. Антон подъехал на машине к «Красным соснам» и продемонстрировал Юрию свой времядетектор. Тот исправно показал наличие хроноаномалии.

– Правду написал Пыляев, – глубокомысленно сказал Юрий, – действительно здесь творится что-то удивительное. Слышь, Антон, а ты уверен, что мы отсюда попадем именно в 1840 год? А не зафутболит нас куда-нибудь во времена варягов? В век так в VIII–IX? Что-то мне не хочется быть зарезанным каким-нибудь придурочным ярлом или с колодкой на шее стоять на рынке рабов в Булгаре или Константинополе.

– Не знаю, – задумчиво ответил Антон, пряча в кейс времядетектор, – по моим расчетам все должно быть нормально. Ну, а как там оно будет на самом деле… Тут без наших лихих «спецов» соваться в прошлое опасно. Мне тоже нет никакого желания пропасть в дебрях времени.

У себя в квартире Антон показал Юрию машину времени. Тот сразу же въехал в тему и довольно быстро разобрался с ее устройством. Что, в общем-то, и немудрено – ведь когда-то они вместе работали над ее созданием. Только Антону хватило упрямства, желания да и, скажем честно, удачи воплотить в жизнь идею, на которой официально был поставлен крест.

Юрий, разговаривая с Антоном, нет-нет да и поглядывал на часы. Ему не терпелось увидеть своими глазами в действии машину времени. Антон посмеивался и продолжал обсуждать с гостем способы усовершенствования конструкции своего детища.

Наконец, где-то за четверть часа до начала сеанса связи, Антон «прекратил дозволенные речи», включил питание и сел за пульт управления. С горящими от нетерпения глазами Юрий наблюдал за его манипуляциями. Вот агрегат вышел на рабочий режим, посреди комнаты в воздухе повисла яркая изумрудная точка…

Далее произошло то, что Антону уже было привычно, но что вызвало восхищение и удивление у Юрия. Точка медленно превратилась в овал, за которым, как в иллюминаторе, стала видна квартира, обставленная старинной мебелью, люди, одетые в костюмы времен Пушкина и Лермонтова.

– Боже мой! – воскликнул Юрий. – Я не верю своим глазам! Антон, это просто чудо!

Среди людей, которые были в квартире, он узнал старого друга Антона – Александра Шумилина, незнакомого мужчину, которого Антон представил как князя Одоевского, и…

Тут у Юрия, что называется, в зобу дыханье сперло. Немного в стороне от присутствующих стояли… Нет, он не мог ошибиться – занимаясь историей, Юрий изучал портреты царей, полководцев, политических деятелей.

Перед ним стояли император Николай I и его сын, будущий император Александр II.

– Привет, Тоха, – первым поприветствовал своего одноклассника Шумилин, – я вижу, ты не один. И если не ошибаюсь, это твой коллега из той шараги, где вы изобретали машину времени.

– Да, Шурик, – ответил улыбающийся Антон, – он самый. Позвольте представить – Юрий Николаевич Тихонов. Он готов помочь в усовершенствовании нашего агрегата. Да и вообще Юра очень любит историю России, и он будет счастлив чем-либо помочь своей отчизне.

– Похвально, похвально, – промолвил император, подходя к порталу. – Юрий Николаевич, я буду рад видеть вас в Петербурге XIX века. Тем более что, как я понял, вы тоже приложили усилия к созданию чудо-машины, с помощью которой мои друзья из будущего путешествуют во времени.

– Да, ваше величество, – растерянно ответил Юрий. Он не знал, как себя вести с Николаем. С одной стороны, существовали определенные правила обращения к самодержцу, которые следовало неукоснительно соблюдать. С другой стороны, он не считал себя подданным царя и находился на территории Российской Федерации, был ее гражданином, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями.

Заметив заминку в разговоре, Николай улыбнулся:

– Господин Тихонов, не утруждайте себя. С моими друзьями из вашего времени мы договорились, что в неофициальной обстановке мы не будем так уж строго следовать принятыми у нас правилам. Тем более что со стороны ваших сограждан это будет выглядеть немного странно.

– Я понял вас, – ответил Юрий, – просто все это для меня так неожиданно… Будто я сплю и вижу какой-то странный сон.

– Не переживай, Юра, – вступил в разговор Шумилин, – мы все через это прошли. Потом привыкнешь…

– Теперь о главном, – Александр обратился к Антону, – все наши пока останутся в XIX веке. Тут такие дела начались, что только успевай крутиться. Но к вам на пару дней в гости отправится цесаревич Александр Николаевич. Государь дал добро на ознакомление его с нашей жизнью.

Думаю, Антон, ты будешь гостеприимным хозяином и покажешь нашему гостю все, что он захочет увидеть. Соответственный инструктаж Александр Николаевич уже получил, благословение на путешествие в будущее от государя тоже получено. Так что, давай, не скучай. Думаю, что и Юра нам поможет, ну, это я в плане культурной программы.

– Хорошо, Шурик, только давайте прощаться, долго держать открытым портал опасно, – ответил Антон. – Александр Николаевич, милости прошу к нам в гости.

– Ступай, Саша, – сказал Николай сыну, крепко обняв его. – Помни, что я тебе говорил. Их прошлое – это уже не наше будущее. Своим появлением они изменили течение нашей истории. Поэтому все, что случилось у них, не обязательно должно повториться у нас. Во всяком случае, я на это надеюсь. С Богом, – Николай на прощание перекрестил сына.

Цесаревич шагнул в будущее, и портал стал медленно закрываться. Скоро в комнате осталась лишь яркая изумрудная точка. Через мгновение потухла и она.

* * *

Цесаревич обалдело смотрел на то место, где только что была дверь, ведущая в привычный для него мир. Антон усмехнулся. Он знал, Александр не был трусом, что доказал во время своей поездки по России. Он не побоялся кинуться очертя голову на шайку абреков, за что был награжден орденом Святого Георгия IV степени. Правда, за спиной у цесаревича был солидный конвой, который и порубал абреков. Но пуля – дура, и не разбирает, в кого ей лететь – в простого казака или наследника российского престола.

Примерно в таком же состоянии пребывал и Юрий Тихонов, которого потрясло увиденное. Он присел в кресло и стал тереть руками виски.

– Ну, ребята, вы даете! Если бы сам все это не увидел – ни за что бы не поверил. Антоха, ты гений!

Антон скромно раскланялся. Потом посмотрел на своих гостей и понял, что надо срочно приводить их в чувство. Он вышел на кухню и через пару минут вернулся с бутылкой коньяка и двумя серебряными рюмками.

– Так, господа, – сказал он, – примем немного «огненной воды», после чего дружно будем наводить резкость.

– А ты, Антон, – спросил Юрий, – не хочешь с нами выпить?

– Мне это ни к чему, – сказал Антон, – к тому же я за рулем. Возможно, мне придется кое-куда съездить.

Цесаревич и Юрий выпили коньяка, закусили кусочками шоколада, после чего Юрий заспешил домой. Он считай что не спал больше суток, да к тому же впечатлился увиденным по самое «не грусти». Распрощавшись, он ушел. Хозяин дома и его гость из будущего остались вдвоем. Александр, выпив, немного успокоился, но все же пребывал в состоянии, близком к нирване.

– Александр Николаевич, – окликнул Антон цесаревича, – очнитесь. Вы в будущем. Если что непонятно – спрашивайте. У нас тут многое не похоже на тот мир, к которому вы привыкли.

– Я понимаю, – гость из прошлого уже немного пришел в себя. – Антон Михайлович, отец рассказывал мне про ваш мир. Правда, лучше увидеть собственными глазами…

– Это правильно, – Антон почесал голову, – я вот думаю, во что вас одеть. Ведь в вашем гвардейском мундире в город вас выпускать нельзя. Впрочем, постойте. Тут в шкафу осталась одежда, которую надевал ваш батюшка, когда гостил у нас. По росту вы вроде схожи, а вот по комплекции… Ну, если будет чуть свободно, то это ничего, не страшно.

Антон открыл шкаф, достал оттуда вешалку с джинсами, футболкой и жилеткой-разгрузкой. Он помог смущенному цесаревичу надеть незнакомую одежду – Александр долго удивлялся молнии на ширинке и летним шлепанцам, которые поначалу принял за домашние туфли.

– Знаете, что, Александр Николаевич, – сказал Антон, когда цесаревич переоделся и был готов в путь, – в нашем времени не принято титуловать людей, пусть даже и занимающих высокие посты. К тому же вы значительно моложе меня… А посему, чтобы не вызывать лишних расспросов, я бы посоветовал вам обращаться ко мне по имени и отчеству, а я к вам – только по имени. Можно на вы. Поверьте, это не умалит ваше достоинство и не будет выглядеть неуважением к вам.

Александр улыбнулся.

– Антон Михайлович, вы не беспокойтесь: отец и уважаемый Александр Павлович уже предупредили меня об этом. Я готов вести себя так, как принято у вас.

– Ну, вот и отлично, – сказал Антон, – теперь я в полном вашем распоряжении. Что бы вы хотели увидеть в первую очередь?

– Я бы хотел просто пройтись по улицам вашего города, – сказал Александр.

– Пройтись или проехать? – улыбаясь, спросил Антон. – У меня есть машина… – Заметив удивление на лице гостя, он пояснил: – Машина, или как мы еще ее называем, автомобиль – это транспортное средство, на котором мы, без конной тяги, передвигаемся по дорогам. Ну, самобеглая коляска, одним словом…

Цесаревич немного подумал, а потом сказал:

– Знаете, Антон Михайлович, я бы все же просто прошелся бы по городу. На вашей машине можно будет проехаться чуть позже. А я хочу сперва посмотреть на вашу жизнь не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой.

– Воля ваша, – кивнул Антон. – Пешком так пешком.

Они вышли на улицу. Александр сходу обомлел, увидев сразу столько нового для себя: потоки машин, люди в незнакомой одежде, девушки в удивительно неприличных, с точки зрения жителя XIX века, нарядах.

– Антон Михайлович, да что же это такое? – воскликнул он, нос к носу едва не столкнувшись с молоденькой и кокетливой девицей в шортиках и топике, которая засмотрелась на высокого, стройного симпатичного юношу. – Как ваши полицейские допускают такое?! Ведь это прямой разврат!

– Разврат? – удивленно спросил Антон. – А в чем вы его видите? Если красивой барышне есть что показать людям, то зачем ей это скрывать? Тем более что погода стоит жаркая, и кутаться в плотные одежды – просто ни к чему. Александр, вы к этому скоро привыкнете.

– А ваши, как вы говорите, машины, – удивленно спросил цесаревич, – они как двигаются? С помощью какого двигателя? Если так же, как локомотивы на чугунке, топятся углем, то почему у них нет труб и из них не идет дым?

– Там установлены совсем другие двигатели, – сказал Антон, – которым уголь не нужен. Я вам потом объясню. Хочется одну такую машину отправить в ваше время. Будете вы с батюшкой разъезжать по Петербургу. Я научу вас управлять автомобилем, если, конечно, вы не против…

Александр с восхищением посмотрел на промчавшуюся мимо него иномарку и закивал:

– Да, Антон Михайлович, я буду рад, если вы меня этому научите. Не пожалею любых денег, чтобы купить такую красавицу.

Они шли вдоль набережной Невы в сторону Летнего сада. Перейдя через Прачечный мостик, зашагали по гранитным плитам, уложенным вдоль прекрасной решетки работы Фельтена, У входа в сад Александр заметил белевшую на ограде табличку. Цесаревич прочитал то, что на ней было написано, и глаза его полезли на лоб.

– Антон Михайлович, – воскликнул он, – что это?! Значит ли это, что именно здесь в 1866 году на меня – самодержца – покушался какой-то Каракозов? Батюшка предупреждал, что я увижу в вашем мире то, что мне будет очень неприятно. Он это имел в виду?

– Нет, Александр, – мрачно сказал Антон, – ваш батюшка имел в виду не это. В конце концов, этот полусумасшедший, больной сифилисом субъект промахнулся, и вы остались живы. В 1867 году в Париже одна гадалка предскажет вам, что вы переживете шесть покушений и погибнете во время седьмого. К тому же она сообщит вам о годе вашей смерти. И все, что она предскажет, сбудется…

– Так меня убьют?! – воскликнул пораженный цесаревич. – Во время седьмого покушения?! И в каком году это будет?! Антон Михайлович, ради бога, расскажите мне все подробно.

– Александр, – сказал Антон, – я обязательно вам обо всем расскажу. Только не сейчас. Давайте продолжим нашу прогулку. Тем более что в вашем будущем ничего подобного не должно произойти. Давайте перейдем через мост и зайдем в Петропавловскую крепость. Сейчас в нее можно попасть свободно – она просто музей, а не царская темница и усыпальница.

– Давайте, – оживился Александр, – тем более что мне не терпится пройтись по мосту, которого в нашем времени еще не было. Он очень красивый.

На середине Троицкого моста, который Антон по старой памяти называл Кировским, они остановились, и долго любовались панорамой Невы со снующими по ней прогулочными теплоходами и катерами, стрелкой Васильевского острова, Зимним дворцом.

– Красиво, правда? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Александр. – Прекрасный все-таки город – Петербург.

– Тут я с вами полностью согласен, – ответил Антон, – сколько лет живу в нем, а все никак не могу налюбоваться на нашу Северную Пальмиру.

Со стороны собора Петропавловки донесся перезвон колоколов. Антон посмотрел на часы.

– Уже четыре, – сказал он, – прибавим шагу. В шесть ко мне должен зайти один хороший знакомый. Я думаю, что вам будет тоже полезно его послушать. Пройдемся по крепости, и домой…

– Хорошо, пусть будет так, – кивнул Александр.

Единая и неделимая

Расставшись с сыном, император загрустил и всю дорогу до Зимнего дворца сидел молча, погруженный в какие-то свои мысли.

Шумилин, который ехал вместе с Николаем, тоже молчал, хотя у него было о чем поговорить с ним. Но нельзя быть излишне навязчивым, тем более при общении с императором.

Когда же карета Дворцового ведомства подъехала к Зимнему дворцу, Николай, по всей видимости закончив, наконец, свои размышления, внимательно посмотрел на Шумилина.

– Александр Павлович, – сказал царь, – не могли бы вы пройти в мой кабинет? Я хотел бы переговорить с вами.

Заинтригованный Шумилин принял приглашение Николая. Уже немного зная его характер, он понял, что император чем-то сильно озабочен. И Александр не ошибся. Разговор, который начал царь, касался государственного устройства России. Точнее, существования в ней таких аномальных образований, как Царство Польское и Великое княжество Финляндское. Они достались Николаю по наследству от старшего брата, Александра I – желая поиграть в демократию, тот дал этим образованиям права, которых не было у российских губерний.

– Александр Павлович, – сказал Николай, – у меня все не идет из головы барельеф, который я видел, будучи вашим гостем, на стене дома напротив церкви Святого Пантелеймона. Вы сказали, что Россия в XX веке дважды воевала с Финляндией. Это что ж получается – одна из частей Российской империи объявила войну другой ее части?! Сие нонсенс…

– Эх, ваше величество, – вздохнул Шумилин, – нонсенс этот, к сожалению, в наше время стал вполне распространенным явлением. Да и вам самому уже довелось усмирять взбунтовавшуюся Польшу, которая не оценила всех милостей, которые оказали ей ваши старшие братья. На вас неблагодарные ляхи тоже не могут пожаловаться – ведь у них был сейм, свое правительство, своя армия и даже своя конституция – то есть то, чего не было у самой России. И в 1830 году поляки подняли мятеж…

– Я помню все это, – сухо сказал Николай, – мой брат Константин чудом спасся из своего дворца, где его едва не убили опьяненные кровью своих жертв бунтовщики. После подавления мятежа я урезал права польской шляхты и посадил наместником в Польше генерала Паскевича, князя Варшавского. С ним кичливые ляхи не забунтуют.

– Это так, – сказал Шумилин, – но ваш сын и наследник, став после вашей смерти императором Александром II, захочет снова проявить в отношении Польши ненужный либерализм, за что те ответят ему в 1863 году новым мятежом. Лишь после этого Польша исчезнет с карты Европы, став Привислянскими губерниями…

– Вот как, – удивленно сказал Николай, – значит, поляки, эти природные бунтовщики, так и не угомонились? Что ж, я сделаю все, чтобы мятежа в 1863 году не было. Я глубоко уважаю старшего брата, императора Александра I, но в данном случае вынужден с вами согласиться – создание Царства Польского было большой ошибкой… Но вы мне так ничего и не сказали насчет Великого княжества Финляндского.

– С ним тоже все не просто, ваше величество, – начал свой рассказ Шумилин. – Если Польша худо-бедно все же была на протяжении веков самостоятельным государством, которое порой играло немалую роль в судьбах Европы, то Финляндия никогда государственности не имела. И ваш брат Александр, после столетия русско-шведских войн подарив бывшей захудалой провинции Шведского королевства конституцию, сейм и все то, что позволило Финляндии считать себя полуавтономным государством в составе Российской империи, совершил большую ошибку. К тому же он передал в состав Великого княжества Финляндского Выборгскую губернию, отвоеванную у Швеции еще императором Петром I. Зачем? Непонятно…

– Насчет этого я возражал, – не выдержал царь. – Вы ведь слышали о докладе статс-секретаря барона Роберта Генриховича Ребиндера – кстати, уроженца Финляндии, – который еще в 1826 году просил меня вернуть России части Выборгской губернии с преимущественно русским населением, опасаясь, что из Выборгской губернии со временем создастся утес, о который разобьется самостоятельность Финляндии…

– Барон Ребиндер был человеком большого государственного ума, – сухо ответил Шумилин, – в нашей истории все произошло именно так, как он напророчил. К тому же вы, ваше величество, не нашли ничего лучше, как отправить проект барона в финский сенат, где он и был благополучно провален.

– Но ведь финны не поднимали мятеж, как сделали это поляки, – попробовал возразить Николай, – скажу даже больше – в 1831 году лейб-гвардии Финский стрелковый батальон принял участие в подавлении польского мятежа. И надо сказать, показал себя весьма неплохо, например, в сражении при Остроленкой.

– Это так, ваше величество, – ответил Шумилин, – но «горячие финские парни», в отличие от мятежной шляхты, в открытую не бунтовали. Они ме-е-е-едлено-о-о подгребали под себя власть в Великом княжестве, урезая права проживавших там русских и православных.

Например, финские и шведские чиновники саботировали закон, принятый вашим братом, о постепенном введении в Финляндии русского языка в качестве государственного.

Вот что писал о Великом княжестве Финляндском один из русских историков, живший в начале XX века: «Русские, подобно иностранцам, лишены прав политических, так как не могут ни избирать депутатов сейма, ни сами участвовать в нем. Русским закрыт доступ на военную, гражданскую и духовную службу. Русские, живущие в крае, облагаются налогом в пользу общины, но тем не менее лишены права голоса в городских и сельских общинных собраниях».

Дело дошло до того, что русским детям было запрещено учиться на родном языке. А в самой Финляндии торжественно открывались памятники, прославляющие победы финнов и шведов над русскими войсками…

– Не может такого быть! – воскликнул изумленный и шокированный услышанным Николай. – Это кто же им такое позволил?!

– К сожалению, это правда, ваше величество, – сказал Шумилин, – именно так все и было. Кстати, нечто подобное происходит, к сожалению, и в нашем времени. Обитатели бывших Прибалтийских губерний превратили русских людей в лиц второго сорта и так же, как финны, лишили их всех прав.

– Ну, и чем все это кончилось? – голос императора был хриплым от злости, и Шумилин подумал, что в самое ближайшее время «самостийность» Великого княжества Финляндского будет сильно урезана.

– А кончилось все это, ваше величество, весьма печально, – сказал Александр. – После свержения самодержавия в России в 1917 году финские националисты учинили резню русских в Финляндии, после чего провозгласили независимость.

Ну, а потом Советской России – государству, пришедшему на смену Российской империи, – пришлось дважды воевать с Финляндией. Кончилось все тем, что силою оружия Россия вернула себе Выборгскую губернию, которую ваш брат так неосмотрительно подарил Великому княжеству Финляндскому. Правда, все это стоило русскому народу немалой крови.

– Да, Александр Павлович, – озабоченно сказал император, – теперь я вижу, что не все люди могут ответить на добро добром. Надо не откладывая это дело в долгий ящик, заняться превращением Царства Польского и Великого княжества Финляндского в обычные губернии, на территории которых будут действовать законы Российской империи. Никто из живущих на этих территориях моих подданных не будет иметь никаких преимуществ перед другими. Иначе ошибки моего брата, мои и моих потомков снова приведут к кровопролитию и смуте. А этого быть не должно.

По морям, по волнам…

Вернувшись в квартиру, хозяин и гость пообедали, после чего Александр сел в мягкое кресло и стал листать лежавшую на столе прессу. Похоже, что он уже немного освоился с орфографией XXI века, и весьма бойко читал газеты и журналы.

– Антон Михайлович, – удивленно сказал он, – да что тут у вас происходит? До какого бесстыдства надо дойти, чтобы вот так вот взять и выложить на всеобщее обозрение все свои чувства и поступки!

– Гм, – немного сконфуженно сказал Воронин, – действительно, некоторые журналисты у нас несколько того… В общем, им наплевать на то, что о них подумают другие люди. Лишь бы материалы их печатали, а они за них получали деньги. Не обращайте внимания на это. Я все это не читаю. Так, иногда листаю, чтобы немного отвлечься от повседневных дел.

– Понятно, – сказал цесаревич, с любопытством посмотрев на Антона. – Может быть, вы посоветуете мне прочитать что-нибудь более полезное и занимательное?

– Хорошо, – сказал Антон, – только не стоит это делать именно сейчас. Как я уже говорил вам, ко мне должен прийти один мой знакомый. Думаю, вам будет интересно с ним поговорить.

– А кто он такой, Антон Михайлович? – поинтересовался Александр. – Он военный?

– Почему обязательный военный? – удивленно спросил Антон. – Нет, он моряк, который обошел весь мир. Много чего видел, много чего знает.

– Это интересно, – оживился Александр. – Я всегда с удовольствием слушал рассказы воспитателя брата Константина – флигель-адъютанта Федора Петровича Литке. Он совершил несколько кругосветных путешествий, бывал и на Севере, и в Южных морях.

– Да, – сказал Антон, – это достойный человек и великий ученый. У нас его помнят. Его именем называли корабли, улицы. Надо будет с ним поближе познакомиться, когда я нанесу вам ответный визит.

– А где побывал ваш знакомый, Антон Михайлович? – спросил цесаревич. – И, кстати, как его зовут?

– Зовут его Игорем Сергеевичем, фамилия его Пирогов. А побывал он, как и адмирал Литке, и на севере, и на юге. Довелось ему ходить в африканские и индийские воды.

Я вас с ним познакомлю, только, чур, не рассказывать ему о себе. Пусть вы будете моим дальним родственником, приехавшим в гости. Только тогда мне придется обращаться к вам по имени и на «ты». Ну, а вам называть меня дядей Антоном. Вы согласны?

– Хорошо, дядя Антон, – Александр заговорщицки подмигнул Воронину. – Это даже забавно. Все как в театре, когда приходится играть чью-то роль.

– Главное, не заиграйся, Саша, – став неожиданно серьезным, сказал Антон, – если ты ошибешься и Игорь поймет, что ты не тот, за кого себя выдаешь, придется рассказать ему всю правду. А этого мне не хочется. Хотя со временем я планирую посвятить его в наши дела. России пригодились бы его знания.

Звонок в дверь раздался неожиданно.

– А вот и он, легок на помине, – Антон пошел встречать гостя.

Игорь Пирогов внешне был мало похож на морского волка. Обычный мужчина лет сорока – сорока пяти, среднего роста, седоватый, с аккуратно подстриженными усами.

– Здравствуй, Тоха, – он обнял Воронина и дружески похлопал его по плечу. – Сколько же мы с тобой не виделись?! А ты все такой же – вон, гляжу, что и дома занимаешься своей электроникой. Как твой бизнес? Как личная жизнь? Не женился снова?

– Здравствуй, Игорек, – ответил Антон, – ты, я вижу, тоже не меняешься. Откуда ты пришел? Опять оттуда, где плавятся мозги от жары, а люди ходят в набедренных повязках? Или еще куда занесли черти? Кстати, познакомься – мой дальний родственник, Александр, – Антон жестом указал гостю на скромно сидящего в кресле цесаревича. – Молодой человек приехал ко мне на пару дней. В Питере первый раз. Я ему показываю наш город.

– Ну и как вам наша Северная Пальмира, Александр? – спросил Игорь, пожимая руку будущему императору. – Нравится?

– Да, Игорь… простите, как вас по батюшке? – сказал немного смущенный цесаревич. – Город Санкт-Петербург – поистине восьмое чудо света. Я наслаждаюсь его красотой.

– Верно сказано, – ответил Пирогов, – а по отчеству я Сергеевич. А откуда ты, Александр, приехал?

Цесаревич вопросительно посмотрел на Антона, дескать, выручай, Палыч.

– Игорек, – сказал Воронин, пытаясь помочь Александру, попавшему в нелегкое положение, – ты мне так и не сказал – где тебя черти носили?

– Был я, Тоха, в землях заморских, дальних, – начал свой рассказ Игорь, – на Краю Света. Знаешь, где находится он, этот Край Света?

Антон покачал головой, а Александр с любопытством посмотрел на рассказчика.

– Так вот, – продолжил Игорь, – Край Света – это мыс на северо-востоке острова Шикотан. На Курилах, одним словом – слыхал, наверное, Александр об этих островах, по которым до сих пор рыдают наши соседи – японцы?

– Слыхал, – ответил цесаревич, – там в 1811 году был коварно схвачен и заключен в неволю капитан российского шлюпа «Диана» Василий Михайлович Головнин. Более двух лет японцы продержали его и еще шесть членов экипажа шлюпа в плену. Только почему вы, Игорь Сергеевич, говорите, что японцы рыдают по этим островам? Они что, уже им не принадлежат?

Пирогов, с удивлением слушавший Александра, при последних его словах вздрогнул.

– Тоха, откуда приехал твой родственник? – воскликнул он. – Парень знает такие вещи, которые не каждый мореман у нас знает. А вот принадлежность Курильских островов ему неизвестна. А уж про них кто только сейчас не пишет. Александр, так ты скажешь мне, откуда ты и кто?

Цесаревич снова умоляюще посмотрел на Антона. Тот лишь развел руками – дескать, видишь, хоть я тебя и предупреждал, но мы влипли, и придется признаваться.

– Слушай, Игорек, – сказал он Пирогову, – хочу я тебе рассказать одну историю… Только ты мне прежде должен дать слово, что ни одна живая душа о том, что я тебе сейчас расскажу, не узнает.

– Обижаешь, Антон, – сказал Игорь, – никогда я не был болтуном. Обещаю сохранить в секрете все, что здесь от тебя услышу. Я так понимаю, что это связано с твоим родственником?

– В общем, да, – сказал Антон, – но и не только с ним. И еще, я попрошу тебя отнестись ко всему сказанному серьезно. Я не шучу и ничего не придумываю. Одним словом, я изобрел машину времени!

– Машину времени?! – Игорь оторопело посмотрел на Антона. – Антоха, у тебя с головой все в порядке? Впрочем… – тут Пирогов пристально посмотрел на Александра. – Антоха, этот парень – оттуда? Из прошлого? Выходит, что ты не просто изобрел машину времени, но еще ее и построил? И она работает?

– Да, Игорек, – Воронин торжествующе посмотрел на изумленного моремана. – А мой гость – цесаревич Александр Николаевич, будущий государь-император Александр II. Вот так-то, мой друг.

Пирогов застыл с раскрытым ртом. Потом он что-то хотел сказать, но изо рта у него вырвалось лишь какое-то сипение.

Александр с нескрываемым удовольствием смотрел на происходящее. Потом взял со стола стакан, налил туда минеральной воды из пластиковой бутылки и протянул стакан Пирогову:

– Выпейте, Игорь Сергеевич, вам станет легче. А потом Антон Михайлович продолжит свой рассказ.

Он был титулярный советник…

А вот Адини мучили проблемы далеко не государственные. Тайком от матери и сестер она читала электронную книгу, которую ей дала Ольга Румянцева. Там оказалась целая библиотека. Были книги по истории, по искусству, художественные произведения. Адини очень хотелось узнать – как живут, о чем думают, о чем мечтают и как любят друг друга люди XXI века. О том, что ей было непонятно, она спрашивала у Ольги Валерьевны, которая стала для девушки то ли старшей сестрой, то ли второй матерью.

Этот интерес дочери императора Николая I к реалиям будущего был не случаен. Адини уже поняла, что по уши влюблена в Николая Сергеева. И она была готова на все, чтобы быть с ним рядом. Только как это сделать?

Адини хорошо помнила, чем закончился любовный роман ее старшей сестры Марии с князем Барятинским. Она даже хотела просить разрешения отца на брак с князем. Род Барятинских вел свою родословную от Рюрика и был по происхождению древней и знатней Романовых. Барятинские считались потомками Черниговских князей.

Но император даже и слышать не хотел о возможном браке своей любимой старшей дочери с князем. Барятинский загремел на Кавказ, где отличился в сражениях с горцами, получил ранение, и после излечения вернулся в Петербург.

А Николай I сделал из случившегося надлежащие выводы. «Никогда Романовы не будут выходить замуж или жениться за своих подданных», – сказал он. И больше никто из императорского семейства во время его царствования не пытался искать себе суженых-ряженых без монаршего соизволения.

Но как Адини узнала из книг Ольги Валерьевны, в которых рассказывалось о судьбе членов императорской фамилии, настырная Мария, в первом браке бывшая замужем за герцогом Лейхтенбергским, после его смерти вышла все же за подданного батюшки – за графа Строганова, с которым прожила счастливо до самой смерти.

Ее же любимый Николя – так Адини про себя уже стала называть Сергеева-младшего – не был даже Рюриковичем. Обычный смертный… Ни титула, ни родословной. Правда, как она поняла, в будущем на сословные различия стали обращать мало внимания. Хотя негласно все-таки определенных правил придерживались – старались подыскивать себе невесту или жениха среди своих…

Адини решила откровенно поговорить о том, что ее мучило и от чего болела ее душа, с Ольгой Валерьевной. Она дама взрослая, к тому же из одного с Николя времени. Она должна понять.

И вот этим днем, когда после обеда у Адини появилось свободное время, она предложила госпоже Румянцевой прогуляться вместе на воздухе.

Они отправились на Адмиралтейский бульвар – тот самый, который, как Адини узнала от Ольги Валерьевны, назывался «Сашкиным садиком». Там она и начала этот, очень трудный для нее разговор.

Но как оказалось, спутнице ничего объяснять было не надо. Она уже обо всем сама догадывалась. Адини не приняла в расчет то, что Ольга Валерьевна была взрослой дамой, много чего повидавшей в жизни.

– Видите ли, Адини, – сказала она, внимательно посмотрев в глаза великой княжне, – я хотела бы понять, что это у вас – просто девичья страсть к умному, красивому молодому человеку, или действительно сильное чувство. Ведь шекспировская Джульетта была почти вашей ровесницей, и она своею жизнью заплатила за право любить и быть любимой… Понимаю, понимаю, – Ольга Валерьевна всплеснула руками, увидев неподдельное возмущение своей спутницы, – Адини, вы действительно любите нашего Колю, и он, как я поняла, тоже испытывает к вам нежные чувства.

Услышав об этом, девушка почувствовала, что голова ее закружилась от счастья, и она была вынуждена присесть на скамейку на бульваре, чтобы не лишиться чувств. «Господи, – подумала она, – неужели это правда? Неужели Николя тоже любит меня?»

Ольга Валерьевна, присев рядом с Адини, ласково посмотрела на нее. «Бедная девочка, – подумала она, – как странно и удивительно все случившееся с тобой… Ты полюбила человека из другого времени и другого мира. Узнай я о чем-то подобном всего несколько недель назад – ни за что бы не поверила в это».

«Кузина-белошвейка» посмотрела на лицо девушки, по которому текли слезы, оглянулась по сторонам и, достав из-за обшлага кружевной платочек, пахнущий чем-то удивительно приятным и душистым, обтерла им щеки и лоб великой княжны.

– Адини, – сказала Ольга Валерьевна, – любовь – это прекрасное чувство, но ваш батюшка никогда не разрешит вам выйти замуж за Николая. Пусть он очень уважает его, пусть очень любит вас… Но для него важны принципы, которыми он руководствуется и которые никогда не нарушит.

– Ольга Валерьевна, – дрожащим голосом сказала Адини, – я брошусь с Николя в ноги батюшке, я буду его просить, умолять…

– Адини, милая, – тяжело вздохнула Ольга, – это бесполезно. Ваш батюшка – человек упрямый и принципиальный. На него вряд ли подействуют ваши мольбы и слезы. Хотя ничто человеческое ему и не чуждо, но в данном случае он останется непреклонен.

– Так как же мне быть? – с мольбой в голосе спросила Адини у своей спутницы. – Может быть, лучше убежать вместе с Николя в его мир? Мне, конечно, будет очень плохо без мамá и папá, без моих сестер и братьев…

– Да, но что же тогда нам здесь делать? – сказала Ольга. – Ведь ваш батюшка не захочет нас больше видеть. И мы после этого не сможем помочь нашей стране избежать многих бед и невзгод. Погибнет много людей… И как нам тяжело будет расстаться навсегда с такими замечательными людьми, как князь и княгиня Одоевские…

– Да, Ольга Валерьевна, – печально сказала Адини, – вы правы… Нельзя нам с Николя думать лишь о своем счастье и не думать о несчастьях других людей… Видно, ничего нельзя сделать – обстоятельства выше нас.

– Адини, – сказала Ольга и погладила по голове девушку, – не вешай носа. Не может такого быть, чтобы мы не смогли найти выход из создавшегося положения. Я попрошу помочь твоему горю Александра Павловича. Он человек умный и находчивый. Думаю, что он непременно что-нибудь придумает… А пока, – Ольга снова ласково погладила по голове немного успокоившуюся Адини, – пусть все идет своим чередом. Читайте, думайте, терпите и ждите нового визита в наше время. Вы ведь помните, что вам надо будет вскоре показаться нашим докторам. Там вы будете вместе с Николаем – я и Александр Павлович постараемся, чтобы он тоже в это время оказался в XXI веке. Думаю, что там вам никто не будет мешать.

Мы же с господином Шумилиным будем помогать вам здесь. Я полагаю, что мы сумеем подобрать ключик к сердцу вашего батюшки. Только давайте не будем спешить…

– Спасибо, Ольга Валерьевна, – радостно сказала Адини, – я вам так благодарна. Я знаю, что у вас доброе сердце, и вы поможете мне и Николя обрести счастье.

И великая княжна доверчиво прижалась к женщине из будущего.

* * *

Разговор императора и Шумилина о Великом княжестве Финляндском закончился тем, что Николай дал обещание в самое ближайшее время заняться приведением всех упомянутых в разговоре частей империи к общероссийскому знаменателю.

– Я понимаю, Александр Павлович, что вы абсолютно правы, тем более что вы знаете, чем все это закончится, – сказал царь, задумчиво глядя в окно своего кабинета, – но я даже не знаю – с чего начать… Тут надо принимать и новые законы, и добиться их исполнения, причем так, чтобы ни в Финляндии, ни в Польше не начались смута и беспорядки. Может быть, вы, Александр Павлович, подскажете мне – с чего следует начать. Ведь мало принять новый закон, надо еще добиться и его неукоснительного исполнения.

– Именно так, ваше величество, – сказал Шумилин, – ведь вы сами в нашей истории с горечью признавались своему сыну и наследнику в том, что Россией правите не вы, а столоначальники. Я могу вам лишь посочувствовать. Впрочем, и в наших временах ситуация не намного лучше – порой чиновник может игнорировать распоряжение верховной власти. Или выполнить его так, что по форме будет все правильно, а по существу – результат окажется прямо противоположным желаемому.

– Вот видите! – с жаром вскричал император. – Все так часто и бывает. Я долго размышляю, выслушиваю мнение людей, которые изучили досконально этот вопрос, и, наконец, добиваюсь принятия закона, который должен принести пользу нашему Отечеству. И что происходит потом? А потом закон этот кладут под сукно и продолжают все делать по старинке.

Я ведь не зря создал Третье отделение и поставил во главе его моего старого друга и честнейшего человека графа Бенкендорфа. Он должен был контролировать положение дел в империи. А что в конечном итоге получилось из всего этого?

Николай, похоже, разошелся не на шутку, с горечью говорил Шумилину о том, что у него давно наболело и в чем бы он никогда не признался бы никому другому.

– Александр Павлович, я увидел, что чиновники, которых я хотел превратить в опору своего государства, погрязли в мздоимстве и казнокрадстве. Да, вы и сами все знаете. Одно дело Политковского чего стоит!

– Какой мерзавец! – возмущенно воскликнул Николай. – Красть у увечных воинов! А ведь этим он занимался не один год.

– Эх-хе-хе, – покачал головой Шумилин, – ваше величество, да Политковский лишь один из многих жуликов, грабящих государственную казну. А имя им – легион! Что я могу вам посоветовать? Прежде всего – надо реформировать ведомство милейшего Александра Христофоровича. И разобраться с господином Дубельтом. В нашей истории он замешан в деле Политковского, да и прошлое его далеко не безупречно.

Конечно, Леонтий Васильевич Дубельт – хороший сыщик, или, как у нас говорят – профессионал. Но организацией, которая должна контролировать чиновников и бороться с казнокрадством, руководить следует человеку безупречному во всех отношениях. Ибо, как говорил Ювенал, «но кто устережет самих сторожей?»

– Это так, – кивнул Николай, – но граф Бенкендорф серьезно болен и не всегда может исполнять свои обязанности. Поверьте мне, Александр Павлович, боевые ранения и контузии изрядно подорвали его здоровье. Ему нужен хороший помощник, который в его отсутствие мог бы руководить Третьим отделением и Корпусом жандармов. Господин Дубельт, как вы правильно заметили, дело свое знает.

– Ваше величество, – сказал Шумилин, – контроль за чиновниками нужен, только занимаются этими делами сразу несколько служб. Тут и сотрудники ведомства Александра Христофоровича, и жандармы и служащие Министерства внутренних дел. В общем, все выходит, как в русской пословице: у семи нянек дитя без глаза. К тому же, как вы успели убедиться, полиция ставит палки в колеса Третьему отделению и сует свой нос туда, куда не следует.

Как итог всему сказанному: необходим орган, которому вы всецело бы доверяли, и который в свою очередь замыкался бы лично на вас. Службу его сотрудников не следует афишировать. Они должны быть известны только лично вам, а также тому человеку, который будет руководить этим органом.

– Это что-то вроде ревизоров с особыми полномочиями? – спросил Николай. – Так они уже есть. Что же тут нового?

– Ваше величество, – ответил Шумилин, – с вашими ревизорами чиновники на местах порой не слишком церемонятся. Вспомните печальную судьбу героя российского флота, командира брига «Меркурий» Александра Ивановича Казарского, который в 1833 году, будучи капитаном 1-го ранга и вашим флигель-адъютантом, был направлен вами на Черное море для проведения ревизии и проверки тыловых контор и складов в тамошних портах. Там его отравили, потому что он слишком много узнал о хищениях и злоупотреблениях, которые совершались интендантами и высшим флотским начальством, орудовавшим под личным покровительством командующего Черноморским флотом адмирала Грейга…

– Я помню эту историю, – с печалью в голосе сказал император, – мне очень жалко бедного Казарского. Это был бесстрашный и честный офицер, который не пожалел своей жизни, чтобы разоблачить высокопоставленных жуликов. Александр Христофорович лично разбирался во всей этой истории. К сожалению, наказать всех причастных к смерти моего флигель-адъютанта так и не удалось.

– Адмирал Лазарев все-таки смог потом разогнать всю эту Черноморскую мафию… – сказал Шумилин и, увидев недоуменный взгляд Николая, пояснил: – Так у нас называли преступные сообщества, состоящие из грабителей, воров, казнокрадов и покровительствующих им чиновников.

А все то, что случилось с Казарским, только лишний раз подтверждает могущество подобных преступных сообществ и необходимость беспощадной борьбы с ними. Люди, направленные вами в ту или иную губернию для того, чтобы выявить царящее там беззаконие и установить лиц, виновных в нем, необходимо охранять и помогать вашим доверенным лицам с помощью технических средств, посредством которых можно будет зафиксировать и потом предъявить суду доказательства преступной деятельности высокопоставленных чиновников.

– Гм, а что, неплохо придумано, – сказал император, – только как должна называться подобная организация, и кто ее возглавит? И еще, кто будет в ней работать и откуда возьмутся те самые технические средства, с помощью которых можно будет изобличать эту, как вы называете, мафию?

– Отвечу вам по порядку, ваше величество, – сказал Шумилин, – назвать эту организацию можно так: Комитет государственной безопасности. Или, сокращенно, КГБ. Ведь то, что она будет делать, прежде всего связано с безопасностью империи.

Кто ее возглавит? Формальным главой ее будете вы. Ну, а непосредственно руководить КГБ может человек, которому вы абсолютно доверяете, и кто будет служить вам и России не жалея своих сил и самой жизни… Ну, а насчет технических средств – тут вы, ваше величество, можете полностью положиться на нашу помощь. Да вы и сами видели, как работают некоторые из них. Помните, как мы разоблачили дворцового лакея, который по приказу британцев попытался сунуть нос в ваши бумаги.

Николай нахмурился. Ему, по всей видимости, было неприятно вспоминать случившееся. Похоже, он уже прикинул, что если с помощью устройств из будущего можно будет узнавать о том, чем занимаются его подданные, то с таким же успехом можно будет и следить за ним самим. Тут, что называется, палка о двух концах.

И тут императору пришла в голову блестящая, с его точки зрения, мысль.

– Александр Павлович, – сказал Николай, хитро посмотрев на Шумилина, – а что, если именно вы возглавите этот самый КГБ? Ведь вы, наверное, самый знающий все наше прошлое и будущее человек. К тому же я полностью доверяю вам, зная, что служить России и империи вы будете честно и достойно.

Ну, а насчет технических средств, о которых вы мне только что говорили… Так кто их знает лучше вас? Я не настаиваю на том, чтобы вы дали мне свое согласие немедленно. Подумайте хорошенько, посоветуйтесь с вашими друзьями.

– Хорошо, ваше величество, – сказал Шумилин, немного растерянный таким неожиданным для себя предложением, – я подумаю…

Что Сибирь, что Аляска – два берега

…Пирогов, изумленный донельзя, долго приходил в себя. Цесаревич, которому ситуация тоже показалась весьма забавной, с улыбкой смотрел на Пирогова. Оказывается, не только ему пришлось сегодня удивляться.

А Антон откровенно хохотал.

– Ну, что, Игорек, – сказал он, смахивая выступившие на глазах от смеха слезы, – теперь-то ты мне поверил? Как писал сэр Вильям, «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

– Антоха, ты гений! – воскликнул наконец пришедший в себя Пирогов. – Нет, я правду говорю, твое изобретение – это десяток Нобелевских премий… Да что там десяток – их сотню можно дать тебе за то, что ты открыл.

– Вот потому-то я тебя и прошу, дружище, язык держать за зубами, – сказал Антон, неожиданно став серьезным. – Ты только прикинь, сколько желающих может появиться присвоить его. Ну, а настоящего изобретателя отправить в «страну вечной охоты». Тут, Игорек, если прикинуть, такие деньги могут крутиться, что мне даже страшно представить.

– Мда-с, я об этом как-то и не подумал, – озадаченно сказал Пирогов. – Хорошо, Антон, я буду нем, как рыба. Ты, надеюсь, мне доверяешь?

– Конечно, доверяю, Игорь, если бы не доверял – ни за какие коврижки не познакомил бы тебя с будущим императором Александром II, – сказал Воронин. – Мне кажется, что ваше знакомство пойдет на пользу вам обоим.

Услышав эти слова, цесаревич, внимательно слушавший разговор двух друзей, с любопытством посмотрел на своего гостеприимного хозяина.

– Антон Михайлович, – спросил он, – я, конечно, рад знакомству с господином Пироговым, но затрудняюсь сказать, чем именно могу быть полезен ему в вашем времени?

– В нашем – скорее всего ничем, – сказал Антон и внимательно посмотрел на цесаревича, – но если не в нашем? Я же вижу, Игорек, что ты прямо места себе не находишь – так тебе хочется сгонять в прошлое. Ведь так?

– Врать не буду, – с улыбкой сказал Пирогов и развел руками, – очень хочется. Только ты же меня туда не пустишь. Или как?

– Понимаешь, Игорек, – задумчиво сказал Антон, – я пригласил тебя к себе для того, чтобы ты доступно и аргументированно объяснил нашему гостю о том, как шло освоение нашего Дальнего Востока. Чтобы со временем он не наделал роковых ошибок.

– Это ты об Аляске? – спросил Пирогов.

– О ней, родимой… – сказал Воронин. А потом, повернувшись к цесаревичу, с горечью сказал: – Да, Александр Николаевич, дали вы маху с ее продажей. Если бы вы знали, какими нехорошими словами вас поминают у нас за тот опрометчивый поступок…

– А что не так? – удивленно спросил цесаревич. – Я, конечно, слышал, что власти Британии и Северо-американских Соединенных Штатов недовольны нашим присутствием в тех водах, но продавать наши владения в Америке мы не собираемся.

Вот о нашей фактории в Калифорнии бывший министр иностранных дел Нессельроде не раз заводил разговор, пеняя на ее ненужность и убыточность. Даже на этот счет велись какие-то предварительные переговоры. Но окончательное решение, как я знаю, батюшка еще не принял.

– Эх, Александр Николаевич, – вздохнул Пирогов, – Аляску американцам продадите вы. И случится это в 1867 году. Настоит на этой продаже ваш младший брат Константин и российский посланник в Вашингтоне барон Стекль.

– Ничего не понимаю, – удивленно сказал цесаревич, – почему я так поступил? Хотя это произойдет лишь через тридцать семь лет… Наверное, произойдет что-то такое, что подвигнет меня на этот поступок.

– Не будем сейчас об этом, – примирительно сказал Пирогов, – думаю, что в этой истории вы не совершите подобной ошибки. А вот начать осваивать фактически бесхозные земли на Дальнем Востоке необходимо прямо сейчас. И чем быстрее, тем лучше.

– Игорь Сергеевич, – удивленно спросил Александр, – так у нас и так в империи земель столько, что мы не знаем – как их заселить-то. Куда же еще больше?

– Эх, Александр Николаевич, – вздохнул Антон, – запомните: слишком много земли не бывает! Если какие-то территории и не годятся для пахоты, то это совсем не значит, что они никчемные и их можно продавать за гроши. Взять, к примеру, ту же Аляску. – Воронин открыл записную книжку и заглянул в нее. – В Государственном историческом архиве хранится документ, написанный неизвестным служащим Министерства финансов во второй половине 1868 года, гласящий, что «за уступленные Северо-Американским Штатам российские владения в Северной Америке поступило от означенных Штатов 11 362 481 рубля 94 копейки. Из числа 11 362 481 рублей 94 копеек израсходовано за границею на покупку принадлежностей для железных дорог: Курско-Киевской, Рязанско-Козловской, Московско-Рязанской и прочих 10 972 238 рублей 4 копейки. Остальные же 390 243 рубля 90 копеек поступили наличными деньгами».

– Что ж, деньги немалые, – сказал цесаревич, посмотрев сначала на Пирогова, а потом на Воронина, – хотя… Антон Михайлович, вы ведь еще что-то хотели сказать?

– Да, Александр Николаевич, – с горечью сказал Антон, – вскоре после продажи там нашли золото. Много золота… – он опять заглянул в свою записную книжку. – Началась настоящая «золотая лихорадка». Десятки тысяч людей, желающих сказочно разбогатеть, ринулись на Аляску. Кто-то из них действительно разбогател, но большинство так и остались нищими, а в землях, перекопанных старателями, похоронены сотни, тысячи человек. Так вот, за пятнадцать лет на Аляске добыли около одной тысячи тонн золота – или шестьдесят две с половиной тысячи пудов!

– Так много?! – воскликнул цесаревич. – Да, Антон Михайлович, вы меня удивили…

– Я вас еще больше удивлю, – сказал Пирогов, – в Калифорнии, которую в нашей истории через год практически за бесценок уступит ваш батюшка, тоже вскоре найдут золото, причем в таких же больших количествах.

– Вот ведь незадача какая, – развел руками Антон, – стоит России расстаться с частью своих владений, как тут же оказывается, что мы потеряли огромное богатство, которым тут же воспользовались жадные соседи.

– Я всего этого не знал, – растерянно сказал цесаревич, – но я понял, что нельзя продавать земли, полученные в наследство от моих предков.

Да, Антон Михайлович, оказывается, сколько мне еще всего надо будет узнать, чтобы стать со временем хорошим императором, при котором страна будет сильной и богатой. А вы, Игорь Сергеевич, как человек, который побывал во всех уголках земного шара и видел своими глазами места, где в нашей истории еще не ступала нога человека, могли бы нам помочь своими советами и знаниями.

– Пожалуй, – почесав затылок, сказал Пирогов, – я готов вам оказать всю возможную помощь. У меня сейчас как раз отпуск, правда хотел я его провести где-нибудь на Канарах… Ну да ладно, – неожиданно махнул рукой Игорь, – что я там не видел, на этих самых Канарах… Вот они уже у меня где, – и Пирогов провел ребром ладони по горлу, – лучше я проведу это время с пользой у предков. Увижу то, что никто еще не видел. Скажи, Антон, – спросил он у своего приятеля, – когда ты отправляешь назад в прошлое Александра Николаевича? Я успею собрать кое-какое «приданое»?..

Маски-шоу

Ольга Румянцева готовилась к первому своему «выходу в свет». Император сдержал слово и пригласил ее посетить маскарад в доме Энгельгардта. Ольга знала, что любой желающий мог попасть туда, достаточно было лишь приобрести входной билет.

Все присутствующие были в масках, поэтому сословные преграды на время падали и сенатор мог на равных беседовать с чиновником, а князь – с приказчиком из модного магазина. Но если маски скрывали лица, то привычки и манера поведения точно могли указать на то, к какому слою общества принадлежит посетитель.

Государь любил бывать на маскараде в доме Энгельгардта, сохраняя инкогнито под маской, а когда и нет. Впрочем, чаще всего он маску надевал – так ему было удобней интриговать молодых и юных девиц. Занятие сие доставляло Николаю большое удовольствие, тем более что любая дама в маске на маскараде имела право взять государя под руку и ходить с ним по залам.

– Не беспокойтесь, Ольга Валерьевна, – сказал он, лукаво улыбаясь «кузине-белошвейке», – я не буду особо вам докучать своим вниманием, и в то же время вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

– Хорошо, ваше величество, – послушно кивнула Румянцева, – только, если честно вам сказать, немного страшно. Сколько раз мне приходилось бывать на «дворянских балах», где ряженые изображали князей и графинь, а вот когда появилась возможность побывать на реальном бале-маскараде… Словом, вы меня понимаете?

– Прекрасно понимаю, Ольга Валерьевна, – сказал Николай, – я ведь и сам недавно был таким ряженым – русским императором, изображающим вашего современника. Так что я буду вашим ангелом-хранителем и не дам никому из моих подданных чем-либо обидеть вас…

И вот часы в доме Энгельгардта пробили одиннадцать раз. Комнаты пестрели красивыми разноцветными костюмами. Николай, в фиолетовом фраке, с тростью и с цилиндром в руке, в домино, держал под руку Ольгу, наряженную в восточный костюм, взятый напрокат у императрицы.

Завсегдатаи, сразу же узнавшие императора по его могучей фигуре и горделивой осанке, сделали стойку. Их заинтересовала незнакомка, которая появилась рядом с государем. А вдруг это будущая фаворитка царя и знакомство с нею в будущем может принести пользу?

Несколько масок почтительно раскланялись с Николаем и его спутницей.

Между тем в зале уже начиналось веселье. Маски любезничали и шутили друг другом. Николай, держа Ольгу под руку, ходил с ней по залу и негромко рассказывал Ольге о том, кто есть кто среди присутствующих.

– Вот смотрите, – сказал он, – эта дама, одетая пейзанкой, жена австрийского посланника Карла Людвига Фикельмона. Имейте в виду, она большая любительница разного рода интриг, так что будьте с ней осторожны.

Ольга с интересом посмотрела на внучку фельд-маршала Кутузова. Она помнила, что эта дама имела обширные связи с царственными особами Европы, так что знакомство с Долли могло бы ей пригодиться. И она ответила кивком на поклон мадам Фикельмон.

А гости тем временем веселились и флиртовали. Хотя присутствующие, несмотря на маски и костюмы, легко угадывали, кто есть кто, маскарад все же создавал для его участников ситуацию, совершенно противоположную обычной обстановке светского этикета, в которой все роли расписаны и предсказуемы. Ведь в донельзя структурированном петербургском обществе костюм обозначал определенное социальное положение. А следовательно, смена костюма предполагала и изменение социальной роли.

Чтобы сильнее заинтриговать тех, кто пришел на маскарад, по приказу император раздавали несколько десятков бесплатных билетов на маскарад актрисам, модисткам и прочим «дамам полусвета». Все это придавало определенную пикантность происходящему. Кавалер, вьющийся вокруг очаровательной незнакомки, мог встретить ее потом или во дворце князя, или в модном магазине дамского платья помогающей знатной покупательнице выбрать корсет или шляпку.

У маскарада свои законы, свои вольности, свои комедии и свои трагедии.

Вот императора окружили сразу несколько дам, которые весело щебечут ему разную чепуху, которую в обычной обстановке в его присутствии им бы даже в голову не пришло сказать. А тот, улыбаясь и кивая, несет такой же легкомысленный вздор.

Ольгу оттеснили от царя, и она прислонилась к стене, с интересом разглядывая живую иллюстрацию к одноименной трагедии Лермонтова, действие которой происходило как раз в этом самом доме.

И тут к ней подошел мужчина с пышной рыжеватой шевелюрой и рыжеватой же бородкой, невысокий, худощавый, одетый в костюм венецианца. На лице у него было синее домино.

– Бонжур, мадемуазель, – поздоровался он с Ольгой, – судя по всему, вы здесь впервые. Как вам здесь нравится?

– День добрый, – ответила Ольга, лихорадочно вспоминая, на кого похож ее собеседник, – да, вы угадали. Действительно, я здесь первый раз. А по поводу моих впечатлений – скажу, что маскарад очень живой и веселье здесь царит неподдельное.

– А вы нездешняя, – неожиданно промолвил незнакомец, – судя по всему, вы приехали в Россию откуда-то издалека. Говорите вы не так, как здесь принято. Впрочем, в этом зале не любят, когда начинают расспрашивать присутствующих об их имени, звании и откуда они родом.

– Да, вы угадали, – сказала Ольга, – действительно, я приехала в Петербург издалека. Хотя… Хотя можно сказать, что я здешняя и родилась в этом городе. Вот такой вот парадокс.

– Мадемуазель, – с неподдельным волнением в голосе сказал ее собеседник, – вы действительно словно не от мира сего. И лицо ваше… Хотя я его и не вижу из-за маски, но оно мне кажется непохожим на лица окружающих меня дам. Оно не фальшивое, как у большинства из них. Могу ли я его увидеть?

– Конечно, – ответила Ольга, – я вижу, что вы просите это у меня не из праздного любопытства. К тому же вы, похоже, смертельно обижены на всех женщин на свете. Вы считаете, что все они бессердечные обманщицы. Но это далеко не так… – и Ольга сняла маску.

– Боже мой, – воскликнул мужчина, – какие у вас добрые и чистые глаза, какое у вас лицо! Нет, я непременно должен сделать ваш портрет! И не возражайте мне!

Только тут Ольга наконец поняла, кто ее собеседник: «Да это же сам Карл Брюллов!» Она вспомнила, что у великого художника наступили, наверное, самые черные дни его жизни. Недавно он со скандалом расстался со своей супругой, дочерью рижского бургомистра Эмилией Тимм. Обстоятельства его брака и последующие за этим события оказались унизительными для художника. После женитьбы вдруг выяснилось, что его 20-летняя супруга сожительствует… с родным отцом.

Карл Брюллов, узнав об этом, пришел в ужас и расстался с женой. Но ее родственники стали распускать о нем самые гнусные сплетни, делая виновным в размолвке самого Брюллова. Тогдашняя «желтая пресса» подхватила эти сплетни и растиражировала их, удовлетворяя самые низменные чувства своих читателей.

От всего этого Карл Брюллов чуть не сошел с ума. Он нашел приют у своего лучшего друга, скульптора Петра Клодта. А прочие его друзья и поклонники отказали художнику от дома, при встрече не здоровались с ним, а в своих салонах сняли со стен его картины.

Брюллов подал на имя министра Императорского двора прошение о разводе. «Я так сильно чувствовал свое несчастье, – писал он в этом прошении, – свой позор, разрушение всех надежд на домашнее счастье, что боялся лишиться ума».

– Карл Павлович, – сказала она, – я готова вам позировать в любое удобное для вас время. Для меня большая честь познакомиться с таким замечательным художником, как вы. Я была и всегда буду поклонницей вашего таланта.

– Мадемуазель, – растроганно сказал Брюллов, – я вижу, что вы не только прекрасны, но еще и добры. У вас золотое сердце. Я должен, я просто обязан написать ваш портрет. Говорите, когда вы сможете посетить мою скромную обитель…

* * *

Ротмистр Соколов занимался делами, связанными с обустройством гостей из будущего в Петербурге. С порталом в районе Черной речки худо-бедно разобрались. Удалось получить в пользование участок земли, принадлежавший братьям Ланским, и начать потихоньку оборудовать там базу. Теперь надо было решить что-то с владельцем земли на Шлиссельбургском тракте.

С ним было не все так гладко. Отставной поручик Матвей Петухов, узнав, что сельцо с двухэтажным домиком, доставшееся ему в наследство от тетушки, можно продать, закочевряжился и заломил за него несусветную цену. Помимо этого он потребовал, чтобы будущие покупатели оплатили и все его карточные долги, коих было немало.

Ротмистр доложил о переговорах графу Бенкендорфу, а тот – императору. Николай, узнав о требованиях не в меру алчного поручика, не на шутку разозлился. Он недолюбливал любителей азартных игр, считая занятия этим делом пустой тратой времени. Был даже случай, когда император, застав днем на даче в Петергофе наследника в компании младших офицеров за игрой в карты, пришел в ярость и накричал на цесаревича. На этом дело не закончилось. Вернувшись снова на дачу, Николай увидел, что Александр как ни в чем не бывало продолжает карточную игру. Тут император совсем уже вышел из себя и при всех надавал сыну пощечин.

А тут какой-то поручик! Николай был вне себя! Он приказал Бенкендорфу строго-настрого разобраться с этим наглецом и потребовал, чтобы к вечеру купчая на имение лежала на столе в его кабинете.

Делать нечего. Александр Христофорович, вздохнув, прихватил с собой десяток конных жандармов и отправился на переговоры с отставным поручиком Петуховым, который не ожидал встречи с самим грозным главой III отделения.

Промотавшийся картежник независимо, порой даже дерзко вел себя с ротмистром Соколовым. Но увидев перед собой генерала и маячащих за его спиной людей в лазоревых мундирах, прямо скажем, оробел.

Граф же, разузнав через своих людей о некоторых, прямо скажем, неблаговидных поступках поручика, намекнул строптивому владельцу усадьбы о том, что обиженные им люди могут пожаловаться на него. А он, как лицо, самим государем уполномоченное для наблюдения за нравственностью подданных Российской империи, может дать этим делам законный ход.

Изрядно струхнувший поручик перестал торговаться и согласился продать свое имение за полцены. Что и было зафиксировано в купчей, в тот же день составленной в палате уездного суда. В право владения им в тот же день был введен новый хозяин – отставной майор Сергеев.

– Ну вот, видите, мы все сделали, как и обещали, – с довольной улыбкой сказал Виктору Николай, – теперь вы можете по вашему усмотрению распоряжаться на землях, которые вам были нужны. Через пару дней вы можете отправляться туда и начать обживаться. Думаю, что поручик Петухов успеет к этому времени забрать свое имущество из усадьбы. Тем более что, как сказал мне Александр Христофорович, его у него не так уж и много.

– Большое спасибо, ваше величество, – поблагодарил императора Сергеев, – мы с Александром Павловичем с нетерпением ждем – когда же нам удастся, наконец, испытать машину времени на месте нахождения природного феномена. Если испытание пройдет успешно, то мы попробуем переместить из будущего в прошлое крупногабаритные предметы.

– Отлично, Виктор Иванович, – сказал Николай, – а что именно, если не секрет, вы собираетесь отправить в наше время? Надеюсь, что-то полезное?

– Мы еще не решили, ваше величество, – почесав затылок, ответил Сергеев, – есть кое-какие мысли на этот счет. К тому же мы еще не до конца уверены в том, что все будет именно так, как предполагает Антон. Может быть, у него ничего не выйдет. Но даже в этом случае у меня будет крыша над головой и место, в котором я мог бы соорудить мастерскую.

– Виктор Иванович, – сказал Николай, – я видел в вашем мире много удивительных вещей. Если удастся хотя бы часть из них начать изготовлять здесь, то это было бы просто замечательно.

– Не все так просто, ваше величество, – вздохнув, произнес Сергеев, – в вашем времени часто не хватает необходимых материалов и инструментов для производства. Но кое-что все же можно начать делать.

– Хорошо, Виктор Сергеевич, – сказал император, – давайте поговорим об этом чуть позже, когда вы с Антоном Михайловичем окончательно выясните, заработает ли этот самый, как вы говорите, «природный феномен». А пока будем готовиться к встрече моего сына. Он должен вернуться из будущего сегодня вечером.

– Да, это так, – кивнул Виктор, – я готов отправиться вместе с вами на Черную речку. Тем более что я полагаю, цесаревич вернется из XXI века не с пустыми руками.

А вечером он с императором и графом Бенкендорфом уже были в хорошо знакомом им месте и наблюдали, как в воздухе появилась изумрудная точка, постепенно превратившаяся в сверкающий круг.

Император увидел в полутемном ангаре довольное лицо сына. Похоже, цесаревич, несмотря на увиденные им чудеса будущего, соскучился по своему Петербургу. А за спиной сына Николай увидел незнакомого мужчину уже зрелого возраста, загорелого, с аккуратными усами с проседью. Незнакомец с изумлением смотрел на императора и на графа Бенкендорфа. Похоже, он первый раз увидел портал.

– Добрый вечер, ваше величество, добрый день, Александр Христофорович, привет, Иваныч, – сказал появившийся из глубины ангара Антон. – Разрешите представить вам моего друга, Игоря Сергеевича Пирогова. Он хотел бы погостить в вашем времени недельку-другую. Господин Пирогов недавно вернулся из дальнего плавания и предпочел отдых на курорте новому путешествию, только на этот раз не в заморские страны, а в прошлое.

– Так вы, Игорь Сергеевич, моряк? – с любопытством спросил император. – Можете считать себя моим гостем. Мне было бы весьма любопытно с вами побеседовать.

– Ваше величество, – сказал уже немного пришедший в себя Пирогов, – да, я действительно из племени тех, кто относится к третьей категории людей – плавающих по морям. К тому же я прибыл к вам не с пустыми руками, – он жестом указал на стоящий рядом с ним большой рюкзак. – Думаю, что кое-что из его содержимого заинтересует вас.

– Милости прошу в наш мир, господин Пирогов, – сказал Николай, – а вас, Антон Михайлович, я хотел бы обрадовать. Не далее как сегодня мы выполнили вашу просьбу – купили участок земли, где был обнаружен ваш «природный феномен». Через дней пять можно будет попробовать испытать там вашу машину.

– Антон, – вступил в разговор Сергеев, – я тут тебе обстоятельно все изложил, – Виктор протянул Воронину листок бумаги, – ты прочитай, вникни и прикинь, как и когда мы попробуем твою мобильную установку.

– Хорошо, – Антон повернулся к царю, – ваше величество, давайте прощаться. Не хочется долго гонять машину на полной мощности. Мало ли что может произойти…

Пирогов и цесаревич перебрались в прошлое, Антон скрылся в глубине ангара. Сверкающий изумрудный овал начал сужаться. Вот он превратился в яркую точку, а потом и она исчезла.

– Виктор Иванович, – сказал Пирогов, – никогда бы в жизни не подумал, что когда-нибудь своими глазами увижу мир, в котором живут Лермонтов, адмирал Лазарев, фельдмаршал Паскевич и мой однофамилец, который еще мало кому известен. Чудеса, да и только!

– Господин Пирогов, – с улыбкой сказал шагавший рядом с ним император, – поверьте, я был не менее вас удивлен, когда попал в ваше время. Мне даже удалось прокатиться на вашем «ковре-самолете» – вертолете, и полюбоваться на столицу своей империи, какой она станет через сто семьдесят пять лет тому вперед. Думаю, что и для вас многое увиденное здесь покажется чудом.

* * *

Вот и наступил день, когда отставной майор должен был стать помещиком и познакомиться со своими владениями. Помочь ему разобраться с сельскими делами должен был ротмистр Соколов, который и сам был помещиком, правда захудалым. Но в детстве он жил в имении своего отца в Новгородской губернии, так что кое-что о тамошних порядках в его памяти сохранилось.

Посмотреть на то, как жили далекие предки, решили Шумилин и Ольга Румянцева. На двух пролетках они отправились по Шлиссельбургскому тракту в сельцо с простым русским именем Заречье. Погода была на удивление хорошая, на небе не было ни облачка. Дышалось легко и свободно.

Часа через четыре они прибыли на место. При виде важных господ встретившие их местные крестьяне во главе с бурмистром Фомой почтительно сняли шапки и картузы. В сопровождении Фомы мужчины лет тридцати с плутоватыми, бегающими глазками и угодливой улыбкой отправились осматривать помещичий дом.

Внешний вид его, скажем прямо, изрядно разочаровал нового хозяина. Это был большой деревянный дом, разделенный довольно хлипкими перегородками на несколько маленьких комнат. Похоже, что предыдущий хозяин усадьбы в ней постоянно не проживал. Но в большом количестве здесь имелись дальние родственники бывшего барина, которых он бросил, уезжая из усадьбы. В наследство Сергееву поручик Петухов оставил свою дряхлую кормилицу и нянечку – «горничную девку» – незамужнюю худую женщину лет сорока. Все они заливались слезами и просили Виктора не выгонять их из дома – ведь у них не было другой крыши над головой.

Виктор поспешил успокоить чад и домочадцев беглого поручика, сказав им, что никого из дома он не погонит, а если и придется кого-либо выселить на период ремонта, то приют и кусок хлеба он всем гарантирует. Заодно он отругал бурмистра, который содержал барский дом в таком беспорядке.

Фома попытался было прикинуться дурачком и валил все на бывшего хозяина. Но Сергеев пришел к выводу, что надо будет хорошенько разобраться со всеми деревенскими делами, и уже потом, подведя итоги, решить вопрос с бурмистром. Нынешний был явно не на своем месте.

Подойдя к стоящим на улице крестьянам, Виктор порасспросил их о житье-бытье. Те поначалу мялись, но потом, видя, что новый барин говорит с ними просто, не чинясь, потихоньку осмелели и начали свой рассказ.

В общем, хвалиться было нечем. Поручик Петухов давно уже перевел своих крепостных на оброк. Ну, с этим понятно – здешние места не особо благоприятствовали земледелию, и барщина тут не прижилась. К тому же рядом был большой город, в котором всегда можно было найти работу, а следовательно, и заработать оброчные деньги. Все это позволяло крестьянам с Заречья сводить концы с концами.

Правда, все их рубли поручик тут же проигрывал в карты и требовал со своих крепостных все больше и больше. Так что от того, что старый барин продал свое имение и уехал в неизвестном направлении, зареченские мужики особо не переживали. Их беспокоило другое – как бы новый барин не оказался хуже старого.

– А какой оброк с души вы платили прежнему помещику? – спросил Виктор у самого бойкого и толкового из мужиков, который назвался Серафимом.

– Ну, барин, – ответил тот, поглаживая слегка подпаленную большую каштановую бороду, – все по-разному платили. С кого больше можно было взять, вот, к примеру, как с меня, то брали и по пятнадцать рублей, а с кого брать было нечего, то и пять целковых с них не взыскать – хоть розгами его секи или на цепь сажай.

– А что, – поинтересовался Сергеев, – старый барин сильно лютовал?

Мужики потупились, а потом Серафим нехотя сказал:

– Да, бывало. Особенно если проиграется в Петербурге, приедет сюда, да и начнет пить горькую. Тут не дай бог ему попасться под горячую руку. Запросто может приказать выдрать как сидорову козу, или посадить на цепь и держать на дворе без еды и воды. А если уж очень был гневен, то и сам не брезговал барским кулаком по мужицкой морде ударить. Да и с девками шалил…

Тут Серафим глянул искоса на нового барина, прикидывая – будет ли новый барин к сельским девицам приставать. Вроде в годах уже, вон, лысина видна, и седой. Хотя как там в пословице: седина в бороду – бес в ребро.

Сергеев, заметив смущение на лице мужика, улыбнулся:

– Ничего, у меня без вины никто наказан не будет. Руки я не распускаю, нет у меня такой привычки. Да и на цепь никого сажать не буду: человек – тварь Божья, а не собака злая, которую следует на цепи держать. А ты, Серафим, – спросил он у повеселевшего крестьянина, – часом не кузнец здешний? Смотрю, у тебя борода подпалена…

– Верный у тебя глаз, барин, – ответил Серафим, – с ходу угадал. Да, я тут кузню держу, инструменты, подковы для мужиков делаю. Бывает, что и посложнее что удается смастерить. Я от отца этому ремеслу научился. Он в этом селе тоже кузнецом был. И двух сыновей своих я к делу приставил. Пусть ума-разума набираются. Ремесло – это такая вещь, что завсегда в жизни пригодится.

– Правильно говоришь, Серафим, – сказал Сергеев, – а на кузню твою можно взглянуть?

– Идем, барин, – обрадовался Серафим, – я тебе сейчас все покажу. Вижу, что ты и сам руками работаешь – вон они у тебя с мозолями, не барские руки-то.

Пока Виктор беседовал с мужиками, Шумилин решил потолковать по душам с бурмистром Фомой. Прежде всего он поинтересовался денежными делами – сколько оброку уже получено в этом году, и где эти деньги. Фома юлил, говорил, что денег у него нет ни гроша, а те, что были, выгреб подчистую старый барин. Он также ругал мужиков, которые якобы ленивы и вороваты. Дескать, оброк они платят так, словно ежа против шерсти рожают.

– Не поверишь, барин, – говорил Фома, – сам я здешний, но даже я побаиваюсь здешних мужиков. Смотрят зверем, здороваются так, что и не поймешь – то ли приветствуют тебя, то ли гадость какую говорят.

– Гм, – с сомнением сказал Шумилин, – что-то не очень мне верится в то, что ты говоришь. Ну не может быть так, что все кругом плохие, а ты один безгрешный. Ладно, Фома, сейчас времени у меня нет, но потом я с тобой – да и не только с тобой – разберусь.

А Ольга с ротмистром, видя, что Шумилин и Сергеев сразу же, с пылу с жару занялись хозяйственными делами, решили пройтись по селу. Ольга увидела хорошо знакомую картину. Дело в том, что ей достался в наследство от дальних родственников домик с участком на Валдае, куда она отправлялась летом отдохнуть на недельку-другую. Те же избы, те же босоногие пацаны и девчонки, с любопытством глядевшие на приезжих господ. Ольга достала из сумочки десятка два леденцов. Она протянула их детишкам. Те с осторожно взяли разноцветные конфетки, завернутые в пестрые бумажки, и поблагодарили барыню.

– Ольга Валерьевна, – спросил ее ротмистр, – а как у вас живут люди в деревне? Наверное, у них много всего того, что есть у городских жителей.

– Да как вам сказать, Дмитрий Григорьевич, – задумчиво сказала Ольга, – конечно, и в деревенских избах есть телевизоры, холодильники и много чего еще. У многих селян есть автомобили и мотоциклы. А вот работать приходится так же, как и у вас, в XIX веке. Крестьянский труд практически не изменился. Я вот сама, когда в деревне живала, попробовала, каково это – грядки полоть, картошку окучивать, масло сбивать. Даже косить и корову доить научилась.

– Вы шутите, Ольга Валерьевна? – с сомнением в голосе спросил ротмистр. – Такая дама, как вы, и корову доить?

– Не верите, Дмитрий Григорьевич, – с улыбкой спросила Ольга, – вот если до вечера мы здесь застрянем, то, как пригонят с поля коров, попрошу у здешней крестьянки разрешения и докажу, что я еще не забыла, как это делается. Давайте пройдем вон туда, – сказала она, показав рукой на расположенную неподалеку постройку, откуда доносились удары молота, падающего на наковальню. – Похоже, что Иваныч там нашел родственную душу и что-то уже мастерит…

И они неспешно пошли в сторону деревянного закопченного сооружения, в котором даже мало знакомый с деревенскими реалиями человек сразу же признал бы кузницу.

* * *

Тем временем в кузнице Сергеев показывал мастер-класс Серафиму, которого удивили познания нового барина в слесарном деле. Для Виктора все то, что он увидел в кузнице, навеяло ностальгию по тем временам, когда он в Афгане в полевых условиях с помощью местных народных умельцев проводил так называемый «ремонт боевой техники в полевых условиях».

Бывший зампотех по-хозяйски осмотрел горн, кузнечные клещи, массивные стуловые тиски, прикинул на руке тяжелый молот и посмотрел на лежавшую на наковальне заготовку подковы.

– Ты и лошадей подковываешь? – полуутвердительно спросил он у Серафима. – А в два нагрева подкову сделаешь?

– Сделаю, барин, – сказал кузнец, с интересом посмотрев на Сергеева, – а ты, я вижу, барин, разбираешься в кузнечном деле.

– Ну, в кузнечном не очень, – с улыбкой ответил Виктор, – а в механизмах разных немного разбираюсь. Могу даже кое-что отремонтировать. Вон, в доме я видел старые напольные часы. Стоят они, похоже, давненько, и никто их так и не удосужился починить. Может быть, поправить их?

– Да механизм там больно хитрый, – с сомнением сказал Серафим, – я смотрел и не стал делать, побоялся, что окончательно поломаю. А они дорогие, немецкой работы.

– Переберусь к вам в село, тогда и займусь этими часами, – сказал Сергеев, перебирая куски железа, разложенные в кузнице на верстаке. – Надо только дом отремонтировать, а то совсем запущен, двери закрываются плохо, половицы гуляют под ногами, крыша течет. Слушай, Серафим, ты не подскажешь, кого из мужиков поставить новым бурмистром? А то старый мне что-то не нравится – юлит, в глаза не смотрит, склизкий какой-то, как угорь.

– Гм, – кузнец покосился на дверь, – я тебе так, барин, скажу: Фома, действительно, бездельник и плут, но старому барину он нравился, и все жалобы мира на него тот оставлял без ответа. А если хочешь найти хорошего бурмистра, то лучше конюха Степана нет. Мужик он сурьезный, хозяйственный, честный. Лошади у него справные, тарантас и бричку содержит в исправности. Да и поведенья трезвого, никогда никому худого не делал.

– Значит, говоришь, Степана в бурмистры? – задумчиво проговорил Сергеев, почесывая изрядно облысевшую голову. – Хорошо, пусть будет так.

Потом он еще раз осмотрел кузницу и, заметив стоящую в углу косу-литовку, взял ту в руки и взглянул на лезвие.

– Я вижу, Серафим, у тебя тут коса неотбитая, – сказал он кузнецу, – дай-ка мне, братец, молоток, я попробую – не забыли ли руки, как это делается. Где тут у тебя бабка?

Серафим кивнул в сторону выхода. Виктор, держа в одной руке косу, а в другой молоток, подошел к стоявшей у входа в кузнецу колоде с торчащей из нее бабкой, присел рядом на скамеечку и начал с пятки отбивать лезвие косы легкими и точными ударами.

Посмотреть на невиданное зрелище – барина, который самолично занимается мужицкой работой, сбежалась чуть не половина села.

К этому самому моменту к кузнице подошли Ольга и ротмистр. Увидев Виктора за работой, они помахали ему рукой. Сергеев, вытерев пот, отложил в сторону молоток, взял в руки косу и несколькими энергичными взмахами скосил траву у забора.

– Вот это совсем другое дело, – Виктор протянул косу кузнецу.

Тот пристально посмотрел на нового барина, покачал головой, прокашлялся, видимо желая что-то сказать, но в последний момент передумал и просто махнул рукой.

– Ну, а теперь, Серафим, – улыбнулся Сергеев, – покажи мне Степана, о котором мы говорили. Надо бы с ним потолковать…

Кузнец посмотрел на столпившихся у кузницы односельчан и указал на высокого плотного мужчину средних лет, стоявшего у забора с уздечкой в руке. Похоже, тот шел на конюшню, но увидев столпившийся народ, сбежавшийся поглазеть на доселе не виданное зрелище, присоединился к ним.

– Степан, иди сюда, – позвал конюха Серафим, – новый барин хочет с тобой переговорить.

Мужчина не спеша подошел к Сергееву и, сняв с головы картуз, степенно поклонился новому владельцу усадьбы.

– Степан, – сказал Сергеев, – давай пройдемся со мной по селу. Хочу с тобой побеседовать о здешних делах и порядках. А ты, Серафим, – сказал Виктор кузнецу, – ступай к себе. Будет время – я к тебе еще сегодня загляну.

Они направились по деревенской улице в сторону барского дома. Сзади на почтительном расстоянии шел Фома. Он напоминал побитую собаку – видимо, наконец дошло, что новый барин явно готовит для него что-то весьма неприятное. Предчувствия его не обманули.

– Слушай, Степан, – сказал Сергеев, – я хочу назначить тебя новым бурмистром. От старого, как я понял, толку мало. А о тебе люди отзываются хорошо. Мне здесь нужен надежный человек, который понимал бы сказанное с полслова. Ну, и чтобы он честным был и работящим. Ты справишься?

Виктору понравилось, что Степан не стал кокетничать, а после минутного раздумья кивнул и сказал коротко:

– Да, барин, я согласен.

– Ну, значит, так тому и быть, – подвел итог Виктор, – с завтрашнего же дня и начинай. Наведи порядок во всех делах и отремонтируй дом. Я буду в нем жить, хотя время от времени и буду отъезжать в город. Возможно, что сюда будут приезжать и жить какое-то время мои друзья. Надо будет построить еще один дом, для гостей. Ну, и мастерскую для меня. Я тебе потом все подробно нарисую и распишу. Ты, Степан, грамотный?

Конюх немного подумал, а потом отрицательно покачал головой:

– В детстве учил меня здешний дьячок грамоте. Буквы выучить успел, а потом возьми да и помри. Ну, а за работой все никак не получалось снова грамотой заняться…

– Ничего, Степан, – сказал Виктор, – я тебе помогу. Скоро ты у меня будешь и читать и писать. Ты человек смышленый, так что, думаю, у тебя все получится. Да, вот еще что. Тут же будет жить и мой сын. Слушать его – как меня самого. Он охотиться любит – тут есть в округе дичь? – Степан кивнул, и Виктор продолжил: – Найди ему человека, который в лесу места для охоты подходящие знает. Сделаешь?

Степан снова кивнул, а потом сказал:

– Есть у нас охотники в селе, но, барин, вот в чем незадача. Дела у нас порой творятся разные… – конюх замялся. – Даже не знаю, как тебе, барин, и поведать-то об этом.

Тут он оглянулся по сторонам и, наклонившись к уху Сергеева, шепотом сказал:

– Я понимаю, барин, ты человек образованный и в сказки разные не веришь. Только случается у нас порой такое… В общем, слушай.

Давным-давно жил в здешних местах народ, чудью называемый. Были они язычниками и приносили жертвы кровавые в своих капищах в священных рощах. Одна такая роща была неподалеку от нашего села. Потом пришел сюда народ русский, православный. Чудь-язычников крестили, а рощу их, в которой идолы стояли, срубили. Осталась от нее только сосна одинокая, которую никто рубить не хотел, потому что слух про нее ходил такой – кто ее срубит, тот вскорости помрет.

– Так вот, барин, около этой сосны нет-нет да и случаются чудеса разные. То человек, который рядом с ней будет, каким-то образом оказывается унесенным таинственной силой на нескольких десятков верст от нее. А некоторым видения были разные – непонятные места казались, непонятные люди, непонятные машины. А кое-кто и вообще пропал бесследно… Это я к чему тебе, барин, говорю – пусть сын твой это место нечистое за версту обходит. Всякое может с ним случиться… Да и ты держи ухо востро.

– Занятные вещи ты мне рассказываешь, Степан, – задумчиво сказал Сергеев, – я пришлю к тебе сына и с ним одного моего друга. Ты покажи нам место, где роща эта была, и сосну ту чудную. Договорились?

Глава 3