Попал, н-на… Не в первый раз, конечно, но когда часто попадаешь в какой-нибудь гарпячий навоз – как-то пути отступления уже известны. А вот такая жопа со мной приключилась впервые.
В момент рождения боги втыкают тебе в зубы конверт с квестом «Придумай сам смысл своей тупой жизни, ибо нам чёт влом». И носишься ты потом как бешеный кролик, веселя бессмертных попытками этот квест не прогадить.
Но я-то уже прошёл этот путь! Забрался на самую вершину. И не просто забрался, а удобно устроил на ней задницу и свесил ноги!
И теперь начинать всё сначала?
Зашибись приехали…
Хватит, Никрас! Мозги, включай мозги. Решаемо всё!
Выдыхаю, ухмыляюсь. Закидываю ногу на ногу, разглядываю высокий ботинок. «Берцы» – внезапно всплывает в голове. Кстати, язык-то местный я знаю. И знаю как родной, не только понимаю, но и думаю на нём. Ну, оно и понятно. Перерождение… Остаётся надеяться, что и память этого тела вернётся. И лучше бы поскорее.
Одна створка окна приоткрыта. Вижу чужие звёзды, но на небе нет ни одной луны. Почему-то это вызывает тоску. У нас их было две: Кайя и Ло. И сколько приятных ночей проведено под их светом – не сосчитать.
Внезапно заходится истошным лаем пёс – совсем недалеко.
– Фу, Вулкан! Фу! Что там опять? – доносится до меня раздражённый, но сонный голос. И чуть позже: – Задолбал ты орать без толку, кота, что ли, гоняешь?
Пёс затыкается, человека тоже больше не слышно, но я выжидаю ещё час, прежде чем выйти из комнаты.
Глава 2
В доме не совсем темно. В коридорах то там, то тут тускло горят светильники самых разных форм, демонстрируя мне явно дорогие детали интерьера. То картину на стене, то напольную вазу с пучком сухоцветов, то нишу с изящным диваном…
Обследовать дом, конечно, необходимо, но этим решаю заняться с утра. По простой причине: опасаюсь кого-нибудь разбудить. Пока не знаю, кто я такой, общения с жильцами лучше избегать. Передвигаюсь я почти бесшумно – но именно что почти. Навыки, понятно, никуда не деть, но приспособлены они совсем под другое тело – гибкое, пружинистое, сильное. Этот же пацан словно разболтанный ветряк, так и норовит за что-нибудь зацепиться.
Однако особо опасаться нечего. Люди тут живут беззаботные, даже двери не запирают. И ночных гуляк, кроме меня, нет.
Выхожу во двор. Тепло. Дом снаружи выглядит очень внушительно, хотя до моего замка ему – как ящерице до дракона. Огромный, монументальный двухэтажный особняк, окружённый парком. И парк тоже немаленький. Всё это находится за высокой кованой оградой. И, судя по всему, принадлежит кому-то очень влиятельному и богатому.
Кроме самого дома обнаруживаю ещё несколько построек. В основном хозяйственных, но одна из них – небольшой флигель вполне жилого вида. В такие обычно селят обслугу.
И вот с какой-нибудь служаночкой я пообщаюсь с удовольствием. Ввести обычного человека, не одарённого, в гипнотический транс и вынудить отвечать на твои вопросы – это несложно, эфир практически не нужен. Достаточно отыскать на голове нужные точки и потом говорить с определённой интонацией.
Не уверен, что смогу сейчас проделать это с каким-нибудь мужиком, даже спящим, но со спящей женщиной точно получится, они более эмоциональны, иначе реагируют на интонацию. А мне очень нужно выяснить, кто я такой и на каких правах здесь живу.
Входная дверь флигеля тоже не заперта. Как и двери комнат.
В первой храпит мужик. Тихо закрываю дверь – храпи себе дальше, приятель. Две следующие пусты. В четвёртой мне наконец улыбается удача в виде сладко спящей девчули лет двадцати.
На спинке стула висит аккуратно расправленный кружевной фартук. Ага, значит, горничная. Видимо, во всех мирах горничные носят одинаковые фартучки.
С удивлением замечаю здесь же, на стуле, штаны… И у кровати – ботинки, очень похожие на мои.
С другой стороны, у нас кто только как ни одевается. Про орчанок вообще молчу. Там весь наряд может состоять исключительно из чужих зубов. Собственноручно выбитых, конечно.
Девчонка едва слышно посапывает, устроив под пухлой щекой ладонь. Светлая коса трогательно свешивается чуть не до пола. Чистый ангелок.
Ну извини, милая. Ангелов, в прямом понимании этого слова, не существует – это я тебе как божественный инквизитор говорю. А те, которые существуют, – не белые и пушистые. Одному я даже когда-то пообрывал крылья. И на вкус и цвет они как куриные, только побольше.
Да уж, были времена, приходилось идти на крайности…
Присаживаюсь на краешек мягкого матраса, кладу руку девчуле на голову, осторожно нажимаю на нужные точки.
– Мм… – бормочет она, не просыпаясь, но уже улыбается.
– Как тебя зовут, милая? – спрашиваю шёпотом, поглаживая второй рукой её мягкие волосы.
– Та-аня… – отвечает она и зевает.
А красотка, однако!
– Таня, Та-анечка, солнышко… Расскажи мне, а чей это дом?
– Гра-афа Хатурова, – тут же отвечает она. – Александра Васильевича-а…
– А кто ещё из его родни тут живет?
– Его жена, Мария Александровна. Она классная… и красивая очень, а граф…
– Танечка, Танечка… – останавливаю её. – Это потом расскажешь. Кто ещё живёт?
– Их дети. Трое. Старший – Анатолий… дурак противный, – охотно делится Танечка, – проходу мне не даёт…
– Сколько ему лет? – перебиваю.
– Семнадцать. Ну такой дебил…
– Та-анечка…
– Ага-а…
Девчонка опять улыбается, подставляет мне под руку маленькое ушко. А в ушке аж четыре серьги, ишь ты…
– А Петька ничего так, – продолжает она. – Ему четырнадцать, но он всё за Толькой повторяет, прям попугай. А ещё Ярик, он младший, ему двенадцать, что ли. Этот мимимишный такой, как куколка, а Петька с Толькой…
– Да-да, я понял, – опять перебиваю. И с интересом ощупываю её серьги. Какой странный материал! Не металл, не фаянс… – А больше никто не живёт?
– Только Никита. – В голосе горничной появляются мечтательные нотки. – Он такой… Глаза такие красивые, све-е-етлые, будто прозрачные… Он на год Тольки старше, но стройный, а Толька кабан натуральный. Никита с мальчишками Хатурова не дружит из-за Тольки, я знаю! Александр Васильевич не знает, а у них прямо война! Только тихая…
Война, значит. И глаза светлые. Я вспоминаю своё отражение в зеркале и с интересом уточняю:
– Никита – это черноволосый такой?
– Ну да-а-а…
Ну вот я и выяснил, как меня зовут. Почти тёзка. Что ж, это удобно.
– А графу этот Никита кем приходится, Танечка?
– Нике-ем… – Она опять зевает. – Никита – покойного князя Каменского сын, он Хатуровым вообще никто, прикинь?!
То есть пацан даже не родственник. Но тогда какого хрена он тут делает?
А Танечка, продолжая сладко дрыхнуть, выдаёт мне желанную инфу.
Князь Станислав Каменский умер года два назад. И его жена – то есть мать Никиты – очень быстро выскочила замуж второй раз, за какого-то барончика.
Дальше даже стало интересно: новоявленный отчим Никиты обанкротился со скоростью ошпаренного страуса. Потом влез в крупные долги. Никитина мамаша нашла выход из положения: упала в ноги Хатурову, другу почившего князя. Хатуров денег дал, но затребовал в залог Никиту – единственного наследника рода Каменских.
Больше года юный князь Каменский безвылазно торчит в поместье Хатурова. Парню даже школу закончить толком не дали: посадили на домашнее обучение. Но аттестат он получил. То ли граф боится, что пацан сбежит, то ли есть другая причина? Знать бы, зачем мальчишка этому Хатурову вообще понадобился. Вряд ли из человеколюбия. Видел я таких человеколюбивых в гробу в белых тапках.
Наконец у горничной начинают подрагивать ресницы. Верный признак, что внушение ослабло. Я машинально плету заклятие: несколько движений пальцами, дополнительное усиление магического приказа чистой силой и лёгкое движение кистью, чтобы заклинание впиталось в чистый лоб девушки.
И… обламываюсь, потому вместо привычного плетения в сторону Танечки выплёскивается протуберанец вязкой тьмы. Едва успеваю остановиться и втянуть его в себя.
Это простое вроде бы действие заставляет меня покрыться холодным потом. Кружится голова. Тошнит так, будто я неделю нюхал носки Гамены.
Но хуже всего то, что я не могу понять: мне плохо из-за того, что я чуть не выплеснул часть тьмы, или наоборот, потому что был вынужден втянуть её обратно? Бесит и то, что придётся проверять. Обязательно придётся! Знание своих сил и возможностей – вот то, что спасает магу жизнь. Иногда не так важна сила, как это знание.
Вот только заново испытывать все эти ощущения не хочется совсем.
Зато я знаю, как немного подпитаться силой. Сплошная наука, никакой магии!
Убираю ладони с Танечкиной головы, склоняюсь и легко целую девчулю в аппетитные губки. А она вскидывает руки, обнимает меня за шею и охотно отвечает. Гипнотический транс, сработанный магом, – он такой, да. Даёт дофаминовую связь. Горничная хорошо выспится и сна наутро не вспомнит. А дофамин усилит кровоток, что быстрее приведёт меня в порядок.
– Спокойной тебе ночи, милая… – ласково говорю, поднимаясь.
– Мм… – сладко вздыхает она.
Возвращаюсь в особняк, низко надвинув капюшон и держась раскидистых деревьев – в саду Хатуровых довольно много фонарей.
Нетрудно выяснить, где именно спят сынишки графа. И да, со спящим человеком много чего можно сделать, умеючи, и без всякой магии. Но вот сил почти не осталось, что было – ушло на попытку плетения. Придётся мне потерпеть с воспитанием сожителей Никиты Каменского. Но не забывая кредо инквизиции: долг платежом красен.
Пора спать и набраться сил. Слишком много приключений на задницу в первый день перерождения – вредно для здоровья.
Однако приключения этой долгой ночи никак не хотят заканчиваться.
Когда я почти дохожу до каменной лестницы в дом, аллею пересекает… нечто.
Больше всего оно похоже на полосу тумана высотой метра в полтора. Холод… тьма… влага. Но за туманом на стене особняка вырисовывается тень: реальная форма твари. Гибкое тело, длинный хвост. Присевший в прыжке хищник. Если бы не странные, явно шипастые лапы – был бы похож на кота. И шипит! Больше того – меня обдаёт вполне себе реальной слюной.