насколько мне страшно. Я ее принимаю, черт возьми, но почему мне так страшно?
Я в безопасности, здесь куча людей и камеры.
Не срабатывает.
Черт, ну почему здесь нет ни одного темного коридора?
«Давай, Кэт, – умоляю я себя. – Концентрация. Что ты видишь?»
Красный ковер, бежевые стены с лепниной… светильники на антикварных столиках, которые, наверное, стоят целое состояние.
Не срабатывает.
«Что ты слышишь?»
Только свое громко стучащее сердце где-то в горле, бешено бурлящую по венам кровь и звон в ушах.
Не срабатывает.
Кислорода становится все меньше. В какой-то момент мне кажется, что я просто задохнусь, но перед глазами возникает маленькая дверь, на которой выведено «Только для персонала». Кусая губы до крови, я молюсь, чтобы она была открыта, иначе я свернусь клубком прямо на ковре и буду выть от страха, пока меня не найдет кто-нибудь из гостей. Мои снимки попадут в прессу, я наврежу маме и клинике…
Кэт, черт побери!
Когда я нажимаю на ручку, волосы на моем теле встают дыбом. Однако прежде чем я успеваю обернуться и осмотреть источник беспокойства, меня неожиданно толкают в небольшую кладовку.
Щелчок закрываемой двери раздается оглушающим эхом, в то время как в животе все сворачивается.
Я пячусь назад, видя перед собой внушительную фигуру моего кошмара, и сношу по пути несколько коробок.
Сначала мне кажется, что это все игры моего болезненного сознания, но передо мной действительно стоит он.
Кастил Сноу.
Человек, которого я ненавижу больше всего на свете.
Любые попытки контролировать свое дыхание заканчиваются эпическим провалом. На шее будто затягивается веревка: удушающая, темная, опасная… как мужчина, который находится напротив.
Кас всегда двигался быстро. И бесшумно. Поэтому я даже не замечаю, как молниеносно он подбирается ко мне.
Его рука крепко хватает мое горло, прижимая к стене с силой, которая делает меня неподвижной.
Не настолько крепко, чтобы задушить. Но достаточно, чтобы мне перестало хватать воздуха.
Я вцепляюсь в его руку, пытаясь сорвать ее с себя. Огромная ошибка…
Длинные холодные пальцы сжимаются сильнее, пока боль не пронзает меня. Темные глаза не упускают ни единой эмоции, проскользнувшей на моем лице. Его взгляд пустой, словно взгляд убийцы, безжизненный. Я так часто видела этот взгляд в кошмарах, что сейчас мне не верится, что я вижу его наяву.
Мне до безумия хочется спрятаться. Но, как и во снах, я не могу этого сделать. Он всегда настигает меня. Да и как можно спрятаться от таких глаз?
Они препарируют. Они убивают.
Я встречаю пустые глаза Кастила своим решительным взглядом.
Этот мужчина больше не властен надо мной. Я не дам ему наслаждаться моей паникой. Изо всех сил пытаясь успокоить нервы и мысли, я ловлю остатки воздуха и разглядываю темную радужку глаз напротив. Левый глаз слегка светлее, чем правый, и я знаю, что на солнце он отдает в темно-зеленый. Или в моменты, когда Кастил…
Черт.
Нет, нет, нет… Пожалуйста, нет!
Находясь под прицелом темных глаз, тело предает меня.
Паническая атака ушла, словно ее и не было. Я прикрываю глаза, чувствуя накатывающее на меня возбуждение. И в этот момент рука Сноу спокойно отпускает мое горло.
– Скажи мне, – его учтивый британский акцент заполняет всю комнату. – Что ты забыла в Англии?
Холодные пальцы проводят по моей нежной коже шеи, которую Кастил сжимал всего мгновение назад, и я сдерживаю дрожь, прежде чем она успевает слететь с моих губ.
Подняв на мужчину свой взгляд, я едва не давлюсь воздухом от его близкого присутствия. Его сумасшедший запах проникает в каждую клеточку моего тела, и я повторяю себе, как мантру: монстр тоже может быть привлекательным, но не позволяй ему уничтожить тебя.
– Я задал вопрос, Катерина, – его пальцы спускаются ниже, проводят по линии ключиц, заставляя меня задрожать всем телом.
«Пошел ты», – говорю я мысленно и просто продолжаю смотреть. Я прекрасно понимаю, чего он хочет добиться. Что он хочет услышать.
И я больше никогда в жизни не буду потакать желаниям Кастила Сноу. Никогда.
Я вскидываю подбородок выше, призывая себя к спокойствию. Впервые с тех пор, как я увидела Кастила, в его глазах появляется что-то наподобие интереса.
Нет, это не интерес.
Скорее садизм.
– Если будешь продолжать на меня так смотреть, я, в конце концов, тебя трахну. Или ты этого и добиваешься, котенок?
Больной ублюдок.
Я продолжаю терпеливо ждать, когда его порывы угаснут. Такие, как он, любят сопротивление. Слезы, мольбы, крики… особенно крики.
– Ну же, Кэт, – его губы наклоняются к моему уху. – Ты будешь отвечать мне? Или мне пойти и поиграться с твоей сестрой?
Моя температура поднимается до чистой ярости.
Как он смеет… Да как он смеет даже думать об этом?
Я глубоко вздыхаю и толкаю его в грудь, прожигая взглядом насквозь. Но легче было бы сдвинуть грузовик, чем этого мужчину.
– Ей семнадцать, ты больной… ах!
Меня неожиданно хватают за ягодицы, поднимают и придавливают к стене так, что я ощущаю чужую эрекцию. Я машинально хватаю его за плечи и до боли прикусываю губу, когда чувствую нестерпимый жар внизу живота.
– Когда тебе было семнадцать, меня это не остановило. Думаешь, остановит сейчас?
Мне требуется все, чтобы оставаться собранной, несмотря на пульсацию, усиливающуюся от его легких толчков.
– Отпусти меня! Какой же ты…
– Ублюдок? – на его губах расцветает жестокая усмешка. – Ну же, скажи это. Ты же знаешь, как я обожаю тебя наказывать. Ты скучала по мне, Кэт?
Его прикосновения дикие, почти карающие, напрочь сбивают мое дыхание.
– Нет, – шепчу я, сдаваясь и закрывая глаза.
Лишь бы не видеть темноты напротив.
– Нет? – его дыхание щекочет мою шею. Но Кастил не целует. Лишь царапает жесткой щетиной по коже. – Неужели?
Меня отпускают вниз, не заботясь о том, что я могу упасть. Из-за каблуков левая нога подворачивается, но Кастил ловит меня и вновь прижимает к стене, сцепляя мои запястья над головой.
Невзирая на сопротивление, его пальцы скользят по ткани чулок, задерживаются на голой коже бедра, вырывая из меня судорожный вдох, а затем оттягивают в сторону нижнее белье и проводят по моей киске.
– Я так не думаю, – буднично говорит он, поднимая руку на свет и рассматривая скопившуюся на пальцах влагу.
Я дергаюсь, желая провалиться сквозь землю, но хватка Кастила слишком сильна, чтобы я могла сделать хоть что-нибудь. Прежде чем я начинаю осознавать, что только что произошло, Кастил берет пальцы в свой рот и облизывает.
Те пальцы, которые несколько секунд были во мне.
Черт возьми!
– До сих пор мое любимое блюдо, – его низкий хриплый голос убивает последние остатки моего самообладания.
О нет… Я не могу возбуждаться от него.
Не после того, что он со мной сделал.
– Отпусти меня, – молю я.
И Кастил делает это.
Он меня отпускает.
Как отпустил семь лет назад. Уничтожил и выбросил.
– Ты придешь ко мне, Кэт, – бездушно произносит он, прежде чем уйти. – Ты сломаешься. И я буду с нетерпением ждать твоего разрушения.
Оставшись в кладовке Ритца одна, я медленно сползаю вниз и прячу лицо в ладони, чувствуя, как дрожь пронзает все мое тело.
Я ненавижу его.
Как же я его ненавижу…
Примечание:
Аддикция (англ. addiction – зависимость, пагубная привычка, привыкание) – ощущаемая человеком навязчивая потребность в определенной деятельности.
Глава 5Триггер
«…I’m your biggest fan,
Я твой самый большой поклонник,
I’ll follow you until you love me,
Я буду ходить за тобой по пятам, пока ты меня не полюбишь.
Papa-paparazzi»
Кингстон, Шотландия.
Призрак.
Семь лет назад.
В субботу после общего собрания, на котором директор школы поздравлял нас с успешным началом осеннего семестра, мы с Элеонор отправляемся в комнату Эммы. Мы познакомились именно в общежитии. Всего корпусов девять, и мы направляемся в самый дальний из них. Увы, в Кингстоне действовало нерушимое правило: каждый год ученики должны переезжать в новую комнату. Таким образом студенты знакомятся друг с другом и развивают свой языковой и культурный кругозор.
И если раньше я делила пространство с Элеонор, то сейчас мне повезло жить одной. Хотя за текущую неделю я то и дело намеревалась полить отсутствующие растения, скучая по нашим с Эль вечерним разговорам.
– Ну и неделя, – стонет Эль, падая на кровать Эммы. – У меня голова пухнет от латыни. И почему, спрашивается, мы обязаны учить ее, если она нигде не используется?
Я прикусываю язык, чуть не начав читать ей лекцию о медицине, ботанике и зоологии.
– Кэт, помой руки, – неожиданно говорит мне Эм, кидая в меня помаду. – Ты и в этом году взяла уроки изобразительного?
– Ага. Это масляная краска, – я вздыхаю, рассматривая свои грязные пальцы. Чем чаще я рисую, тем бесполезнее становятся растворители. – Водой не отмоется. И я не хочу краситься, мы же идем в море.
Эмма выгибает бровь.
– И что?
– Это Северное море, Эмма. Холод, ветер, слезы, волосы, которые будут прилипать к блеску на губах, понимаешь?
– Логично, – Эм поджимает губы. – А тушь я могу оставить?
Я задумываюсь.
– Ну, только если водостойкую.
Удобное расположение школы позволяет ученикам заниматься яхтингом. Боже, я с содроганием вспоминаю тот день, когда Эмма заставила меня накрасить ресницы и я весь урок страдала от пощипывания в глазах.
– Девочки, мы должны выходить через полчаса, поторапливайтесь, – напоминает нам Элеонор, утыкаясь носом в телефон.