Евгения ХамулякИмя, фамилия – судьба
А может быть, нас обманывают и никакой старости нет.
Юлию Кенглаткину не любили вызывать к доске. Нужно было иметь идеальные дикцию и нервы, чтоб выговорить ее фамилию с первого раза, не чертыхнувшись. Поэтому за глаза дети да и учителя называли девочку Колготкиной. Во взрослой жизни ничего не изменилось. Зато Юлия легко находила друзей, отличая их от недоброжелателей. Друзья изначально кто как мог запоминали ее фамилию, зная и видя, что коверканья женщине неприятны. Зеваки, прохожие и проходимцы, обзывающие ее всевозможными носочно-чулочными изделиями, Юлию не интересовали, поэтому она даже не удосуживалась поправлять их кувыркания в алфавите, из которого состояла ее фамилия.
Однако когда она заделалась налоговым инспектором, фамилию Кенглаткина многие стали знать на зубок, вспоминали в темноте и спросонья, но по странной случайности периодически называли ее вместо Юлии Викторией Алексеевной Кенглаткиной.
Выйдя на пенсию, Юлия Алексеевна занялась травничеством, которым раньше баловалась как хобби, подлечивая родных и близких, а порой сослуживцев и подопечных сборами трав от сердечных и мозговых болезней. Но и здесь коллеги по русскому полю упорно звали ее Викулечка-Викуся, чертыхались, вспоминали, что она Юлечка-Юлек. Беда пришла откуда не ждали. Последнюю каплю в жгучий кипящий ерш словокувыркания добавил отец Антоний, духовник Юлии Алексеевны, однажды слушая исповедь своей прихожанки, что Господь одарил ее здоровьем, долголетием, хорошими и верными друзьями, но совсем не подарил семейного счастья.
– Виктория, неужто тебе мало? Опомнись, у кого-то и здоровья нету. Господь все видит и знает, кому что раздавать и в какой срок.
Юлия Алексеевна посмотрела на отца глазами, в которых разгорались огни инквизиции.
– И вы туда же, батюшка, – произнесла она тоном инспектора инквизиции по налогообращению и, не прощаясь, вышла из церкви навсегда. Хотя это не обожгло сердца Юлии и она не перестала верить в истинного Бога, решив, что зря все это время ждала чуда, молясь небесам. Скорее всего, в планах Всевышнего было научить ее действовать ради своего счастья, а не ждать манны с небес 60 лет, как она делала до этого момента.
На следующий же день Юлия Алексеевна начала действовать, обратившись в ЗАГС по месту жительства с необычной просьбой. На нее посмотрели с открытым осуждением.
– Что ж вы, женщина, 60 лет счастливо прожили Юлией, а теперь Викторией хотите стать? – спросила регистраторша, представляя себе объем предстоящей работы.
– Несчастливо, – обмораживающим тоном налогового инспектора ответила Юлия Алексеевна.
Сотрудница примолкла, исподлобья глядя на странную визитершу.
– Ну хорошо, гражданка Кен… Кенла… Келнг… Кегалкина…
– Кенглаткина, – поправила ее тем же тоном все еще Юлия Алексеевна.
– Да, – потея, согласилась сотрудница ЗАГСа, протягивая список необходимых документов для смены имени.
– Может, заодно и фамилию смените? – мышиным шепотом посоветовала девушка и втянула голову в плечи, будто ее собирались рубить с плеча.
Юлия Алексеевна задумалась. Ушла домой. Но пришла на следующий день.
– Да, хочу быть Краюшкина Виктория Алексеевна. Краюшкина – девичья фамилия моей матери.
– Хорошо, – уже без осуждения со смирением проговорила Алена, сотрудница ЗАГСа. – Держите дополнительный список документов. Требуются все оригиналы. Ждать месяц, может, два. Кстати, нас объединяют с другим департаментом, поэтому как придете с новым паспортом, я же вам переоформлю прописку, загранпаспорт, всю документацию на дом, внесу изменения в домовую книгу и квитанции, помогу составить заявления в МВД, на права, на авто.., – перечисляла и перечисляла Алена. – Волокиты много. Но думаю, все сделаем наилучшим образом в кратчайшие сроки.
– Спасибо, – поблагодарила Юлия Алексеевна и легкой девичьей походкой отправилась по волокитным делам, занявшим все свободное время – она пропустила весенние выезды за первоцветами, такими ценными после зимней спячки.
– А ведь самое время заготавливать подорожник, Юля, – настоятельно советовала поехать в двухдневный тур Варвара Анатольевна. – Ой, то есть, Вика, – тут же поправилась коллега по травам, никак не могущая привыкнуть к капризу подруги сменить имя.
– Спасибо, Варечка, но надо уж закончить дело, раз начала.
– Тоже верно, …Вика, – соглашалась добрая подруга.
Не все из друзей девушки, знавших фамилию по слогам, согласились менять Юлю на Вику в телефонной книге. Кто-то в лицо отказывался, кто-то про себя. Некоторые, чтоб не запутаться, пока называли свою подругу «Юля с Викой» или «ВикЮля». Справлялись и привыкали кто во что горазд и как позволяли им чувство юмора и такта. Юлия Алексеевна не обижалась, так как отчасти понимала друзей: ведь это не им нужно было действовать, не им что-то менять в жизни, не им искать счастье, но ей.
Месяц сбора справок, оказавшийся трехмесячным трудовым лагерем, пролетел одним днем, и, когда все бумаги были отданы на руки Алене, которая разослала их всевозможным ведомствам на разумение, Юлия Алексеевна наконец смогла расслабиться и отправиться в долгожданную поездку по сбору трав. На дворе стоял май – самое прекрасное и чудесное время для этого нужного и полезного занятия. Решили ехать на Алтай, последний оплот диких полей, видавших еще расхождение земных плит, по которым гуляли стада мамонтов.
Однако именно-фамильное проклятье продолжало висеть над Юлией Алексеевной даже в другом регионе, когда стречающий с табличкой, некий Виктор Алексеевич, пенсионер на подработке, не распознал между Краюшкиной Викторией Алексеевной и Юлией Алексеевной Кенглаткиной одну и ту же персону. Алтай – край далекий, красивый, но отсталый. Объяснения насчет смены фамилии и имени по философским измышлениям никак не укладывались в голове отставного майора полиции тоже с не самой выговариваемой фамилией в мире – Ватережскомский, не хуже Юлии Викторовны за жизнь рассортировавшего премного народу на друзей и врагов по той же причине. Схожести на этом не заканчивались. Как выяснилось позже, Виктор Алексеевич не нашел своей любви, хотя самолично отстроил замечательный двухэтажный дом со всеми удобствами с видом на фантастический сад и красоты Алтая. Не хватало только жены и сына, чтоб разделить сие счастье родиться в раю.
Таким образом, разбирательство полиции с налоговой с применением харизмы с одной и другой стороны шло ровно полчаса, пока не выиграла налоговая, продемонстрировавшая на экране телефона скрины документов о смене ФИ. Алтай – край очень красивый, но все-таки далекий. Виктор Алексеевич не верил горящим неоном квадратикам из пластика, но доверял полицейскому чутью, которое уверяло, что сумасбродная баба все-таки не врет. Бывшая налоговичка и настоящая пенсионерка точно свихнулась и под конец жизни решила поменять имя и фамилию.
– Так я и не понял, как вас лучше величать-то: Юлией Алексеевной или Викторией Алексеевной? сверившись с бумагами, допрашивал бывший полицейский.
– Если вам так угодно, называйте пока что Юлией, – тоном инспектора по налогам отвечала женщина, – пока не придет официальное извещение, после которого в одностороннем порядке я извещу вас для полного вашего спокойствия. И вы сможете со всем официалом обращаться ко мне как к Виктории Алексеевне.
– Нашла коса на камень, – смеялись в сторонку подружки, зная, что их Юлечку, крепенького орешка, никто доселе не мог проломить и вряд ли сможет.
На том и порешили. Взяли вещи, загрузили в старенький, но резвенький уазик и поехали в самые недры Алтая за ценными травами, которые могли мертвого поднять. По крайней мере, в это верили Виктория-Юлия Алексеевна и ее подруги по травничеству, уже много лет доверяющие свое здоровье натуральным снадобьям, проверенным традициями и веками славно жившей их родины. От чего пенсионерки и в самом деле выглядели и чувствовали себя лучше, чем 30-летние молодцы и девицы, годящиеся им во внуки.
Виктор Алексеевич пребывал в прекрасном настроении, так как любил свой край, как родную мать, очень гордился, что Алтай славится на весь мир природой, ископаемыми, травами, воздухом. Является достоянием всей планеты! Принимал множество гостей и даже из дальнего зарубежья. Для этого пришлось заучить ходовые фразы на английском, китайском, японском, французском и даже корейском, чтоб рассказывать несчастным о тех дарах и секретах, что хранит Алтай для каждого смельчака, ступившего на его землю.
Однако глядя на команду травниц, во главе с сумасбродной пенсионеркой, Виктор Алексеевич впервые удивился ее безэмоциональному отношению к буйному разноцветью полей, бурлящим горным речкам, черной вулканической земле, бездонному небу, вводящим в благоговейное настроение. Все туристы, как угорелые, снимались с каждым кустом и птичкой, но только не налоговичка – так обозвал про себя Юлию-Викторию Алексеевну Виктор Алексеевич. Несмотря на компанию, она стремилась отделиться, ходила по полям больше одна, не фотографировалась, только что-то записывала в свой блокнотик.
– Вас сфотографировать? – специально навязывался Виктор Алексеевич, пытаясь разглядеть каракули в ее дневнике – вдруг его грехи там записаны?! Ведь не даром час налоговая нагрянет, а он пенсионер, получается, работает нелегально. Чиновничьему отродью разве объяснишь, как нелегко прожить на одну на пенсию в наши дни? Да, даже дело не в этом, а в нужности и активности. Если человеку 60, что ж его на кладбище уже сносить? Или заставлять сидеть у дома на лавке и облака считать? Да у Виктора жизнь личная настоящая после пенсии только началась! Он родной край свой пешком исходил поперек да около. Огород возделывал. В следующем году пчел хотел завести. Все вечера чтению посвящал: мешал классику с пчеловодством. Уж больно и Тургенева мечталось познать, как раньше люди настоящие жили, и технику вопроса жизни в полевых условиях усвоить.
Но тетрадка быстро захлопнулась перед длинным носом молодого пенсионера. Виктор Алексеевич сделал выводы, что это чудо-юдо, хоть и весьма симпатичной наружности – конченый вариант. Во-первых, мужененавистница: сразу видно – вдова и, может быть, не единожды. Во-вторых, природонелюбительница – это являлось еще более страшным грехом в глазах аборигена этой местности, где даже самые черствые сухари размокали от красоты окружающей среды. В-третьих и в-четвертых, женщина, очевидно, – изгой по натуре и просто плохого воспитания. Кстати, в провинции это являлось истиной: все москвичи таковые, им лишь бы хавать, тратить и наслаждаться. Разжирели там на столичных харчах, уже небо голубое не в радость.