Ян Дузентсшуэр: Вы тверды?
Хор горожан: Тверды.
Ян Дузентсшуэр: Для чего нужна вам твердость?
Хор горожан: Для того, чтобы оберегать честь Господню.
Ян Дузентсшуэр: Вы готовы?
Хор горожан: Готовы.
Ян Дузентсшуэр: К чему?
Хор горожан: К тому, чтобы принять смерть.
Ян Дузентсшуэр: Тогда и вам придется испить чашу горечи до самого осадка на дне. И только тем будете вы отличны от врагов ваших, что в царствии небесном, в Господнем раю, где ждет вас вечность, не будет позволено вам ни отрыгнуть, ни изблевать это вино из уст. А если попадете в ад, то будете отрыгивать и блевать. И будет это верной приметой того, что вы позабыли урок, преподанный вам столпами нашего Совета. Один Христос наше спасение, ибо вознесся между Смертью и Дьяволом, отделив их собой друг от друга. Где нет Христа, там Смерть протянет руку Дьяволу.
Под приветственные возгласы входят Маттис, Ротманн, Книппердолинк, Ян ван Лейден.
Маттис: Такова воля Господа. Пусть избранный народ живет в Мюнстере, как жили в Иерусалиме первые христиане. Пусть двери домов будут днем и ночью распахнуты настежь. Пусть имущество каждого станет имуществом всех, и пусть никто больше не осмелится сказать: «Это принадлежит мне.» Пусть все долги будут прощены и забыты. Пусть сгинут деньги. Ибо в глазах Господа нет ни лица, ни изнанки, нет ни высокого, ни низкого, ни близи, ни дали. Ибо самый богатый из людей нищ перед Господом, и последний бедняк вправе просить Его сокровищ. Братья, помните, что сказал Господь: «Да не будет у вас другой меры, чтобы мерить себя, кроме моей меры.»
Ян ван Лейден: Ведомо ли вам, братья мои, откуда берутся деньги? — Из утробы дьявола. Деньги, которые носите вы в карманах, которые храните в сундуках, суть испражнения дьявола. И потому выверните карманы, опустошите шкатулки, ларцы и сундуки, освободитесь от смрада преисподней. И руки ваши станут белы и чисты, благоуханны, как та манна, которой Бог питал сынов Израилевых в пустыне. (Ян ван Лейден снимает с себя плащ, расстилает его на земле. Горожане, охваченные религиозным экстазом, бросают на него принесенные с собой деньги. Они выворачивают карманы, а из окон некоторых домов летит содержимое ларцов и сундуков.) Очищайтесь, очищайтесь.
Хор горожан: Хотим, чтобы наши руки стали белы и чисты, благоуханны, как та манна, которой Бог питал сынов Израилевых в пустыне.
Книппердолинк: Вы считаете, что этого достаточно? Что, отринув деньги и их тлетворную силу, вы сделали все, что обязаны были сделать, как сыны Божии? Я смотрю на вас и вижу — вы разделены на заимодавцев и должников, и если верно, что из богатства одних и бедности других выросла на земле эта гора монет, верно также и то, что долговые расписки — капкан для должника, силок для кредитора — суть отсроченные смертные приговоры, ожидающие часа, когда приведут их в исполнение. И потому сожгите эти проклятые бумажки, сожгите их, если надеетесь обладать величайшим сокровищем земли и небес бедностью Господа нашего Иисуса Христа.
Разводят костер, на котором сжигаются долговые расписки, часть которых также выбрасывается из окон.
Книппердолинк: Жгите их, жгите! Никогда еще, со времен Адама, не разжигал человек такого чистого огня.
Хор горожан: Станем обладателями величайшего сокровища земли и небес бедности Господа нашего Иисуса Христа.
Ротманн: Помните, что говорил Он в Нагорной проповеди: «Не заботьтесь и не говорите „что нам есть?“ или „что пить?“ или „во что одеться?“ Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам. Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.»
Хор горожан: Хвала Господу.
Ротманн: Братья, сейчас, когда в святом нашем граде Мюнстере, по слову пророка Даниила, подходят к концу время и времена и полувремя, вы обретете слово Божие во всей полноте его. Помните, что Господь не сказал нам: «Я продам вам тебе все, что надо, чтобы есть, пить и прикрыть наготу.» Он сказал: «Ищи Царства Моего и правды Моей, а все прочее приложится тебе.» И вот пришел час, когда мы должны сказать Господу: «Господи, ты видишь — мы отреклись и отказались от всего достояния нашего, теперь твой черед, дай нам твое достояние.»
Ян Дузентсшуэр: Но Господь поставил нам условия.
Ротманн: Какие условия?
Ян Дузентсшуэр: Что мы будем искать Царства его…
Маттис: Мы заняты тем ежечасно.
Ян Дузентсшуэр:…и правды Его.
Ротманн: В царство Божие нельзя войти, не отыскав Его правды.
Маттис: Неужто, Ян Дузентсшуэр, ты хочешь сказать, что здесь, в Мюнстере, мы не ищем Божьей правды?
Ян Дузентсшуэр: Без сомнения — не всегда; определенно — не во всем.
Книппердолинк: С городских стен и башен мы отражаем натиск католической рати под водительством епископа Вальдека.
Ян ван Лейден: Мы изгнали из Мюнстера католиков и тех протестантов, которые не желали подвергнуться обряду вторичного крещения.
Ян Дузентсшуэр: Да, это так, однако мы не истребили ядовитые следы их пребывания здесь — их книги, их идолов, их иконы.
Ян ван Лейден: Я видел, как шевелятся твои губы, но не слышал произносимых тобою слов. Ибо в этот самый миг все заглушил глас Господа, который говорил мне: «Маттис, сожги все книги, какие сыщешь во граде Моем, ибо только Мое слово должно читаться и звучать в нем. Я — Господь.» Братья, исполним же веление Бога, возожжем огонь, который уничтожит наши сомнения. Предадим очистительному пламени богомерзкие книги — они нечувствительно превращали нас в невольников и данников сатаны.
Ян Дузентсшуэр: А картины? А статуи?
Маттис: Огонь, топор, молот — и пусть не останется ни одного лживого и ложного, обманного и предательского слова, обломка камня, кусочка холста! В доме Божьем должно быть место только Богу.
На площади, охваченной бешеной яростью иконоборчества, воцаряется безумие.
На сцене — Маттис и Ян ван Лейден. Затем к ним присоединится Ян Дузентсшуэр.
Маттис: Порой бывает так — проснешься посреди ночи неведомо почему и лежишь с открытыми глазами, напрасно ожидая, когда вернется к тебе сон. И если вера твоя пошатнулась, тьма и тишина вселят в тебя смертельный страх, и ты почувствуешь себя ребенком, заблудившимся в дремучем лесу, где со всех сторон подступают хищные волки. Но если Господь не оставил тебя, в безмолвии прозвучит Его голос, и свет озарит темную страницу Книги, в которой Его рука выводит строки. Знамение будет тебе. И тогда ты поднимаешься, как поднялся с одра смерти Лазарь, ибо и живой человек подобен мертвецу, покуда не явится к нему Господь со словами: «Встань и иди.» И вот ты встал, и отворил окно, и даже не ощутил, как холодит твою кожу ночной студеный воздух, потому что смотрел на небо и на звезды. А потом, когда ты опустишь глаза и взглянешь на землю, то увидишь за городскими стенами огни костров — это разбила свой лагерь армия епископа Вальдека. И снова ты услышишь обращенные к тебе слова Господа: «Встань и иди.»
Ян ван Лейден: Это сон, Маттис.
Маттис: То, что для обычных людей — всего лишь сон, Ян ван Лейден, для пророков — внушение Господа.
Ян ван Лейден: И как же ты понимаешь его приказ?
Маттис: Он хочет, чтобы я отворил свое окно.
Ян ван Лейден: Чтобы ты глядел на звезды в небе и славил Его величие.
Маттис: Не только. И чтобы я мог видеть костры католического воинства.
Ян ван Лейден: Не понимаю.
Маттис: Господь показал мне эти костры и лишь потом приказал: «Встань и иди».
Ян ван Лейден (нетерпеливо): Знаю, знаю. Ты уже говорил об этом раньше.
Маттис: Тебе лишь кажется, что ты знаешь. А вот я на самом деле знаю, что покуда мы пребываем в этом мире, Господь будет обращать к нам слова, которые когда-то уже произносил здесь. Ибо новые слова Его мы не услышим до тех пор, пока не окажемся в Его раю. И поэтому мы обязаны искать и находить в прежних его словах новый смысл и иное значение. И по-иному толковать Его волю.
Ян ван Лейден: Какой смысл? Какое значение?
Маттис: «Встань и иди на битву», — вот какие слова хотел донести Господь до моего слуха. — «Ибо никогда не войдут в число избранных Мною те, кто безропотно сносят тяжкое поношение жилища Моего. Разве не взято оно в осаду?» И мы, стало быть, должны собрать наши силы, двинуть их из города и в чистом поле дать бой католикам. Господь и так уже — на нашей стороне, но теперь, когда мы свершим деяние, Им же вдохновленное, Он будет обязан произнести свое последнее и окончательное суждение.
Ян ван Лейден: Ты считаешь, что такова воля Господа?
Маттис: А ты сомневаешься в этом?
Ян ван Лейден (опасливо): Нет в Мюнстере человека, который был бы ближе к Господу, чем ты.
Маттис: Господь воспламеняет душу кого хочет, на тот срок и для тех целей, какие Ему угодны. Мы же одновременно — и урожай, выращенный Господом, и серп Его. И сегодня я — Его пророк, а завтра, быть может, стану самой бессловесной овцой в стаде Его.
Ян ван Лейден (как бы размышляя вслух): Разумеется, Господь ясно яснее некуда — выразил нам свою волю, повелев нам выйти за стены Мюнстера и дать решительное сражение армии епископа Вальдека. Но подумай сам, Маттис, он ведь не сказал: «Встаньте и идите», как следовало бы сказать в том случае, если бы Он хотел, чтобы мы все вместе ополчились на папистов. Ясное и властное Слово Его: «Встань и иди» было обращено к тебе. К тебе одному, Маттис.