«Бам. Бам. Бам. Бам». И стоило мне сосредоточиться на этом самом звуке, как я его услышала. Ну, конечно, не удержалась.
Ворота расходились, ворота предупреждали, что впереди, за шлюзовыми трубами к кораблям — только тонкая пленка силового поля, а дальше сразу космос. Ангар освещали скупо, его часто продували аргоном, и здесь царил образцовый порядок, даже мусор складывали кучками. Я сделала несколько шагов и принюхалась: для меня космос пах именно этим помещением — органическими контейнерами со сверхтопливом, оружейным маслом, сваркой и озоном. Корабль, от рубки до реактора, не пахнет ничем, ну, то есть пахнет — но только тобой, а свой запах слишком привычен.
Сингл-класс — это такое обонятельное одиночество, столь же наполненное, как и вакуум.
Металл и пластик, суетящиеся дроны обслуги, кому-то по громкой выдают разрешение на вылет, а у стенки распатронивают переклинившую ленту с кристаллами для бортового лазера. Я присмотрелась: заправляя ее в модуль, техники перекосили вторую планку, и теперь протяжный механизм будет сбоить. Можно, конечно, подсказать, но этим двоим еще гражданство зарабатывать, вот пусть и корячатся сами.
Я обошла деактивированного боевого дрона — тяжелую дуру в активной броне — и оказалась у третьей бухты, прямо перед форштевнем «Нигоки».
«Ну, привет».
Четыре торпедных шахты, прикрытых полусферическими колпаками, всегда казались мне глазами. Еще мне вся эта конструкция спереди напоминала нос подводной лодки века так двадцатого, но с таким же успехом можно и с мордой умбера сравнивать.
Короче говоря, это была моя «Нигоки». Моя Красная.
Хорошо тебе, Красная. Ты можешь даже свои мозги отрастить, если выжгут. И модульное строение тоже многое решает: реактор пересобрать из космического мусора — звучит знаменито, фантастично и круто. Ты классная, «Нигоки». И знаешь, если мне есть, к чему вернуться после отпуска, так это к тебе. И продолжим охоту, да, Красная? Скотобойня — это дело такое, с кем не бывает при нашей-то работе.
Я смотрела в чешуйчатую морду, смотрела и ежилась: здесь было холодно, а вот на Бруствике… Мне вдруг стало отчетливо ясно, что в последний день отпуска я что-нибудь с собой сделаю. Откроется дверь, войдет портье, потому что я не ответила на пятнадцатый уже звонок, войдет охранник, и они увидят меня. Точка. Здесь я притормозила воображение.
«Ну и все, и хватит. Вдруг, влюбишься там. Или курортный роман таки исцелит».
Не влюблюсь, не исцелит — глупые это все надежды. Дальше все пойдет по накатанной задумке: пятнадцать неотвеченных, портье, охранник, остывшая ванна… Мой смысл жизни — космос и ты, Красная. И что-то этот смысл перестал меня радовать.
Чертовы нелегалы. Чертова работа.
Наверное, я дурею с жиру. Вот этих двоих техников, что перебирают кристаллы, разрежут на органы, если они не заработают гражданство, у них же на лицах написано: сто двадцать ай-кью на двоих. По всей Империи людей маршем водят в шахты за то, что в городе грохнули карателя. Статистический работяга каждому кредиту рад, он же жену убьет, если та вдруг понесет не в сроки, это ж бюджет перекраивать и заявку задним числом писать. А если еще и сосед донесет о беременности…
А я тут страдаю от смыслов жизни и от того, что лучший пилот на деле — просто смазливая мордочка с кучей проблем.
Я обхватила себя за плечи. Страшно. Все в никуда: и отпуск этот, и космоходка, и спарринги, и многочасовые допросы задержанных. Вот спросить тебя, Аска: зачем это все? Правильно, во имя Первого Гражданина, во имя человечества, восславим и вознесем. А сама ты кто, Аска? Лучший пилот? Винтик с самой классной шляпкой? Фрагмент программы?
Плечи никак не согревались: это все чертов холод, которым тянет прямо оттуда, из космоса. Лучше бы грели этот ангар честно, чем на аргон тратиться. Я вдруг поняла, что мне что-то тычется в ладонь, что-то ниже плечевой нашивки. Подняв руку, я увидела, что из-под капитанского шеврона торчит запал-карта «Нигоки».
«Я же…» Стало еще холоднее: я должна была сдать эту штуку, раз меня отправили в отпуск. Но ведь погодите: Кадзи-сан своими руками спрятал карту себе в стол, а потом…
«Ты отличный капитан, Аска», — и легкое пожатие чуть повыше локтя. Чуть пониже шеврона.
Это как логическая бомба во все три ядра борткомпьютера.
Я воровато оглянулась и спокойно пошла к рукаву стыковочного шлюза. И так ведь хотелось бежать, что просто ах. И в голове все пело: «Он меня понял! Вы все слышали? Он меня понял!!» В голове был праздник с бухлом и фейерверком, в голове униженно дрожали какие-то трусливые мыслишки, но самое главное было в том, что впереди космос, со мной «Нигоки», а я — снова в строю, пускай отныне — в своем собственном.
Шлюз, тепло огромного тела, и я уже внутри.
Фрегат оживал.
— Добрый день, Аска.
— Привет!
Я сбросила китель и побежала в рубку. На диспетчерском посту уже засветилась активация корабля, и оттуда сейчас пытаются прозвонить Красную, одновременно проверяя, нет ли у меня срочного вылета.
Еще пятнадцать секунд до прямого запроса, значит, придется уходить на полной синхронизации, а я такого не люблю, потом болит низ живота. Прогрев реактора вместе с кораблем — это как вторые месячные.
«Не хочешь? Так может, в отпуск?»
Смех. Мой собственный — впервые за последний месяц.
— Ключ на старт. Интерфейс синхронизации, порт экстренный.
— Разрешение на вылет?
Я ухмыльнулась и вставила запал-карту в интерфейс. Рубку тут же затопило аварийным светом, и в этом кровавом мигании я поняла, что сейчас все будет быстро. Быстрее, чем я успею отбить сердцем удара четыре. Скорее диспетчеры не опомнятся.
— Получена директива форсированного старта, — с недоумением в голосе произнес виртуальный интеллект. — Напоминаю, что диспозиция корабля…
— Кьеко, бесишь! Быстро порт синхронизации!
Я рухнула на крест пилотского ложа, и надо мной сгустился из ничего сияющий цифровой канал. Вот сейчас.
Поле зрения пошло трещинами, прогнулось и лопнуло, когда копье из света пробило мне голову. Вокруг горели сотни кнопок, существующих только в уме — уме «Нигоки» — и по этим кнопкам сейчас надо барабанить так быстро, что сгорят воображаемые пальцы.
Внешний сигнал — отсечь.
Шлюзовый стык — отсоединить.
Реактор — пакет сверхтоплива пошел. Пошел, я сказала!
Я осмотрелась: часть кнопок исчезла, стартовые процедуры умница завершала сама, а я просто смотрела на ангар. Здесь все было спокойно, но где-то за сотни метров проводов уже разгоралась тревога. Сейчас несколько команд, и пленка зарастет так, что я не пробьюсь без стрельбы.
Только это вы хрен успеете.
Я всем телом подалась назад — это как гребля, когда рвешь спину, не видя, куда плывешь, когда чувствуешь русло, когда опыт за тебя, — и впервые против тебя все остальное. Толчок — и я в стартовом пространстве, а прямо перед лицом разворачивается башня зенитного скорчера.
А еще в канале висит готовый к старту крейсер, который еще ничего не знает.
Ну что ж, в животе уже очень горячо. Достаточно горячо, чтобы управлять телом так, как надо. А надо — «чакру Фролова». Я рванулась вперед, пропуская первый залп зенитки левее — мимо, дружочек, и прощай девятый наблюдательный пост. По курсу был крейсер, старый добрый мульти-класс, а значит, — неповоротливая дура.
Ствол зенитки плюнул еще раз, и я пропустила его залп в кульбите.
Если вам кто-то скажет, что обратный кульбит с радиусом в свой корабль — это невозможно, посмотрите эту запись, вам понравится. Можете сказать, что это монтаж.
А мне плевать, я на свободе.
Скорчер проделал огромную дыру в дюзах крейсера и я, вернувшись из петли, прошла сквозь нее. Ноги свело судорогой, в животе подожгли напалм, но передо мной горели звезды. И по боку перехватчики: я ото всех уйду.
«Ты отличный капитан, Аска».
«Нигоки» кувырками уходила от наружных батарей и вскоре оказалась в недосягаемости.
Теперь пришла пора поболеть голове.
«Кьеко, подмодуль расчет апрыжка».
«Куда, Аска?»
В ничей космос, куда же еще. Подальше от звезд — новых, бывших, будущих и черных. Подальше от планет, подальше от людей и иже с ними… Карта зоны стремительно теряла возможные точки выхода из прыжка, я отметала их сотнями, за мной увязались перехватчики и один инквизитор даже, но меня это не гребло.
У меня голова болела.
«А-а, плевать. Да святится рандом».
Я пылала, мое тело готовилось исчезнуть, утонуть в изнанке космоса, и это было страшно, как всегда страшно, и на этом сгорали тысячи новичков, уходивших в прыжок. «Боииш-шься?» — шепчет изнанка. Она чует этот страх, чует все возможные ошибки и делает их все реальными.
Это ведь, прости господи, изнанка.
Я отстрелила мультипликаторы и прыгнула. Сейчас в изнанку ушли сотни три векторов, и у всех моя подпись: «С любовью, Аска». Меня несло, утаскивало в исподнее космоса, я хохотала, как идиотка, и это было восхитительно, это не шло ни в какое сравнение с погоней за дичью, с поцелуем того болвана, с первым удачным пуском.
«Свободна!»
Их радары меня теряют, радары сходят с ума от свистопляски мультипликаторов, борткомпьютеры греются, капитанов корежит мигрень, а я ржу, уходя в изнанку этого великолепного, восхитительного, свободного космоса.
И они ничего этого не видят.
«Невидима и свободна!»
Глава 2
Я ковырялась в схемах компьютера и жевала сухой кофесинт. Это так забавно — просто поставить радар на оповещение, жрать какую-то ерунду и болтать ногами в блоке, затыкивая тестером схемы.
— Три нановольта, Аска.
— А здесь?
— Три четыреста двадцать три нановольта.
У Кьеко была депрессия. Виртуальный интеллект оказался морально не готов к дезертирству, и теперь эта недо-личность с именем моей мамы пыталась оправиться от шока. Я всерьез уже подозревала, что логические схемы она пожгла себе сама, я так иногда себе лишний миллиметр ногтя отхватывала, когда жизнь не ладилась.