Недавно она пошла во Дворец нефтяников на вечер. Встала с подругой у колонны и увидела свое отражение в овальном зеркале напротив. И даже понравилась сама себе: синее платье с меховой оторочкой вокруг шеи и запястьев, густо искрящийся пышный кок волос под невидимой сеткой, глаза горят, румянец во всю щеку… И вдруг в зеркале же она заметила Анатолия: с каким-то непривычным, досадным, пожалуй, восхищением он глядел на нее. Все напряглось у Любки внутри, она непроизвольно сделала шаг в его сторону и… ушла в зал.
«А что если просто тронуть его за рукав и сказать: не надо так, Толя! Ты ведь совсем не такой, наверно! Слышишь? Нет не буду. Не хочу. Сам не маленький».
Любка снова взялась за лебедку. А в голове вертелась глупая, как ей казалось назойливая мысль: у него очень красивые пальцы. Длинные, чуткие. И глаза отдают чем-то матовым, если взглянуть на них сбоку.
«О чем ты думаешь!»
…Протяжный сигнал заставил Анатолия обернуться. Из окошка догнавшей его дежурной машины выглянул Сергей.
— Ты куда?
— Туда. — Анатолий показал на далекий домик диспетчерской.
— А чего это ты такой крюк сделал?
— Люблю прогулки на свежем воздухе. Укрепляют нервную систему.
— Ничего себе прогулочка, да еще в рабочее время.
— Мяч беру, Сергей Ильич: через пять минут конец вахты.
— Ладно, лезь в кабину.
— Дойду.
— Залезай, говорю.
Дорога была неважная. Накануне здесь прошел бульдозер, и узкий коридор в снегу петлял, едва ли не пересекая самого себя.
Анатолий мельком взглянул на сосредоточенное лицо начальника участка, оглянулся украдкой: за темным мыском уже исчезла та самая 78-я скважина, широко расставившая свои суставчатые ноги. Там — Люба.
— Разряд с тебя сняли. Видел?
— Еще бы не видеть. А мне как-то до фонаря.
— Кончай паясничать, Толя. Как ты думаешь, из детских штанишек не пора вылезать, а?
— Может, хватит воспитывать, Сергей Ильич? Образцово-показательного из меня не выйдет все равно.
— А никто и не хочет, чтобы ты херувимчиком был. Думать-то не научился, что ли? Вроде неглупый парень, соображаешь, что к чему. Если о себе не беспокоишься, хоть обо мне как о начальнике участка подумай. Как ты считаешь, сколько я могу тебя выгораживать? Ты в общем-то неплохой парень, но ведь это к делу не пришьешь. Совесть поимей, честное слово.
— А что я? — взъерошился мгновенно Анатолий. — Украл что?
— Не строй из себя ребенка. У нас как в анекдоте: «Ты куда идешь?» «В баню». «А-а, — я-то думал, что ты в баню идешь». Словом, уговаривать больше не буду. Ясно?
— Куда ясней.
— Ну слава богу. Да, не забудь: завтра в три участковое собрание.
— Свободен буду — приду.
— Будешь свободен, ваша вахта с утра. Приехали — диспетчерская.
Любка быстро освоилась на участке. Через несколько дней после появления в Сафинской бригаде она перезнакомилась со всеми. Вскоре они ходили в обнимку со смуглощекой, никогда не унывающей башкирочкой Танзилей, фыркали по углам, задирали невозмутимого Генку, который все так же охотно и часто ел, одновременно косясь на свой любимый журнал «Знание — сила».
Генка Фролов — забавный парень. Год назад, придя на промысел после десятилетки, он заявил тогдашнему старшему инженеру Трояновскому:
— Я решил поработать в нефтяной промышленности.
— Да ну? — будто бы удивился старший инженер.
А Генка, основательно усевшись в кресле, продолжал:
— Решил. Вы знаете, я пришел к такому выводу давно, еще в пятом классе. Нет, не семейная традиция. Отец у меня — полковник в отставке. Брат — капитан-инженер, на Дальнем Востоке сейчас. Мать — элементарная домохозяйка. Меня привлекает некоторая загадочность профессии нефтяника. Возьмите, к примеру, работу металлиста. Он знает, под каким углом затачивается инструмент. Потому что изучил струк-ту-ру металла. Летчик прочно усваивает законы аэродинамики, например, тот предел скорости пикирования, перейдя за который самолет может разрушиться. Да что авиация! Космонавтика идет вперед быстрее, чем та же геология, ибо она подчинена более точным и жестким законам. А вот вы не всегда со стопроцентной уверенностью можете сказать, что в каждой, пробуренной скважине будет нефть.
— Ну-ну!.. — чрезвычайно заинтересованный, подбодрил его Трояновский.
— Так вот, если все это рассматривать с философской точки зрения, то вполне понятно стремление человеческого интеллекта к непознанному, к езде в незнаемое, как сказал поэт, кажется, Маяковский.
— Товарищ теоретик, — перебил его старший инженер, — а как отразится на вашем… мм… интеллекте очистка территории склада? Ведь тоже в некоторой степени езда в незнаемое.
— Работа, конечно, не творческая, но если брать в целом, то польза обществу несомненна.
Раздался хохот.
А Генка, выметая мусор с плитчатого пола материального склада, думал о том, что старший инженер — веселый человек и что с Фатеевым, завпромыслом, так просто не потреплешься.
Так, с легкой руки Трояновского, и прилепилось к Генке Фролову прозвище «теоретик». Частенько Генка, взяв девчат под руки, по пути домой обстоятельно развивал свои мысли:
— Вот, к примеру, колбаса. Та самая, которую я ем. С утилитарной точки зрения, это пища. Мясо. Необходимый культ. Но, с другой стороны, вкусовые ассоциации, которые обогащают гамму ощущений…
Наверно, намного скучней было бы на вахте, не будь его забавных ахинеи, которые он выдавал на-гора каждый день.
— Иди на философский факультет, — совершенно серьезно посоветовал ему как-то Сергей. — Абстрактное мышление — это, брат, тоже штука, я тебе доложу.
«Теоретик» покачал головой.
— Не-ет, у меня другая планида. Сине-зелено-голубая…
Нет, корреспондент газеты «Заря» нисколько не сожалеет о том, что задерживается здесь. Ему уже было знакомо подобное состояние, чем-то напоминающее состояние охотника, напавшего на след крупного зверя. Тема разговора с Сергеем, к которой он отнесся вначале довольно прохладно, вдруг в один неожиданный момент блеснула иной, значительной гранью. Ей-богу, в этом «кость есть». Бог с ним, с отпуском, с путевкой на Арский камень! Чутьем газетчика он оценил значение того, что предлагает Сергей. Но события торопить не стоит. Взвесить и еще раз взвесить, ибо скептиков и так будет предостаточно.
Целых десять дней он приглядывался к чернявому начальнику участка, порывистому, резкому на язык и в поступках. Думающий парень. Что особенно ценно — неплохо ориентируется в экономике, не замыкается в кругу чисто инженерных обязанностей. Как бы не помешал только его темперамент, этакие всплески непокладистого характера.
На днях он зашел в приемную начальника нефтепромыслового управления. И за одной из неплотно прикрытых дверей услышал любопытный разговор. Спорили — определил по голосам — Сергей и начальник управления Азаматов.
— Да не размахивай ты руками, Сергей! Неужели нельзя спокойней? Я новую вазу доставать не буду.
— Сам куплю, за ту еще не рассчитался. Ахмет Закирович, какого хрена вы меня назначили начальником участка, если я даже необходимых прав не имею?
— То есть?
— Я получил на три дня пропарочную установку. Начал обработку пятьдесят восьмой скважины. В самый разгар приезжает какая-то группа, старший из них, довольно-таки нахальный ханурик…
— Не ханурик, а кандидат наук Тищенко, — суховато уточнил Азаматов.
— В общем, забрали установку, а взамен прислали корыто на колесах: давление не держит, сифонит изо всех дыр. А ту угнали для каких-то экспериментов.
— Пойми ты, научные исследования…
— Да неужели во всем управлении не нашлось другой установки? Из тридцати-то штук? Смешно! А у меня пятьдесят восьмая скважина — гвоздь программы, ею перекрываем недобор нефти на других скважинах. Нельзя так, в конце концов. Раз установка отдана в мое распоряжение, разрешите ее использовать так, как я считаю нужным.
— Ну-ну… Больше не буду, честное пионерское.
Вот эта запальчивость и внушала Станиславу опасения. Все-таки по-разному воспринимаются идеи, высказываемые солидным, уважаемым человеком, и таким, как Сергей, будь он стократ мозговитей первого. Как-никак, по одежке еще часто встречают.
«Все это хорошо, а отпуск подходит к концу. Надо будет смотаться в редакцию и попросить сюда командировку. Шеф, думаю, не откажет».
Станислав, слегка въедливый по натуре, дотошный во всем, не любил неясностей. Поэтому статьи и корреспонденции делал не торопясь, и должность специального корреспондента пришлась как нельзя кстати. Мало того, решив специализироваться на промышленных проблемах, кроме факультета журналистики заочно окончил индустриальный техникум. Станислав втайне гордился тем, что в журналистской среде слыл «цепким». Были в его послужном списке материалы, которые он вспоминал с гордостью: дело о крупном рацпредложении, присвоенном директором фабрики, история с дорогостоящим экранированным кабелем, уплывавшим «налево». И поэтому с редактором, человеком прямым и ершистым, не очень-то заботящимся о своей карьере, они почти всегда находили общий язык. Станислав был уверен, что начинание Сергея придется редактору по душе.
Слегка удивила Станислава позиция Андрея Осташкова. Даже поверхностный взгляд на взаимоотношения его и Сергея говорил о том, что их связывает крепкая дружба, завуалированная легкой иронией, необидными насмешками и подначками. Андрей так и не высказал определенной точки зрения, несмотря на наскоки Сергея. Казалось, он относится к затее друга с изрядной долей скептицизма. Он ограничился замечаниями насчет неизбежных в новом деле неувязок, посоветовал сколотить вокруг себя сторонников.
— Кто за твоей спиной? — спрашивал он. — Может быть, Азаматов? Пусть будет так. А технический отдел сразу закусит удила. О мастерах бригад подземного ремонта говорить вообще не приходится. Такой гвалт поднимут — держись только. Ну, твой старший оператор — как его, Сафин? — скажет «за», поскольку он тебя любит, кажется; по-моему, он в подземном ремонте разбирается так же, как я в хореографии.