од в океан субмарин Кригсмарине. Стационарные оккупационные дивизии, тихо, мирно простоявшие два года на побережье Ла-Манша, заменялись закаленными в битвах ветеранами, срочно прибывающими на их место с Восточного фронта, которые спешно пополнялись и довооружались новейшей техникой. Ведущееся до сих пор буквально через силу, строительство «Атлантического вала» получило один из высших приоритетов и теперь стремительно набирало обороты.
Рейнхард Гейдрих — создатель и бессменный руководитель РСХА, среди всех прочих присутствующий на этом многолюдном совещании, смотрел на всю эту суету с чувством снисходительного превосходства. Примерно так же взрослые следят за возней детей в песочнице. «Серый кардинал» Третьего Райха мог себе это позволить — он единственный из присутствующих, если не считать самого фюрера, мог похвастаться тем, что ему известен итог будущего противостояния. Или, вернее, его финал. Неизъяснимый каприз Судьбы (Природы? Богов?), забросивший из далекого 2010-го в недавний 1940-й год британского школьника-туриста, дал ему в руки просто неотразимые козыри. Неудачливого выпускника, решившего в честь окончания школы посетить Париж и неожиданно для себя провалившегося в прошлое, давно уже нет в живых, но информация, поведанная срывающимся от испуга голосом внимательному следователю Гестапо, продолжает жить своей собственной жизнью.
Не далее как шесть дней назад, он, Гейдрих, лично докладывал Гитлеру об одном из основных последствий скоротечного визита гостя из будущего. Курируемый его ведомством «Атомный проект» вышел на финишную прямую. Ученые, заботливо собранные его подчиненными по всей Европе, сделали свое дело — их теоретические расчеты полностью подтвердили сведения невольного путешественника во времени, превратив зыбкие общие фразы в непререкаемые физические формулы и математические расчеты — теперь дело только за промышленностью. Увы, но новые бомбы нельзя штамповать на конвейере, как старые добрые фугаски — нужно время и колоссальные материальные затраты. Фактически придется создавать с нуля новую отрасль промышленности, возводить новые заводы и электростанции, задействовать сотни тысяч рабочих и тысячи инженеров. НО! Это стоит того! В отличие от ученых и военных всего Мира, Рейнхард Гейдрих не просто предполагал, рассчитывал или надеялся на это — он это ЗНАЛ.
Будущее за тем, кто сможет первым создать новое оружие. Кто овладеет энергией атома, тот и будет устанавливать новый мировой порядок, высокомерно диктуя свои условия менее удачливым конкурентам. После визита в исследовательский центр в Гарце, Гейдрих был абсолютно уверен: именно сейчас Германия как никогда близко подошла к мировому господству. Еще два года (всего два!) и Мир содрогнется от ужаса при виде нового тевтонского меча, перед которым померкнут даже блистательные успехи танковых армий и эскадр пикирующих бомбардировщиков, заставившие склониться к ногам Германии всю Европу!
А впрочем…. эти два года еще нужно прожить… И обеспечить это должны именно войска с востока.
* * *
Эшелоны неслись на запад. И даже обычно монотонный стук колес на стыках звучал как торжественная барабанная дробь. По крайней мере, так казалось едущим в этих эшелонах солдатам. А почему нет? Ведь они принесли своей стране победу и при этом смогли уцелеть в безжалостной мясорубке Восточного фронта! Разве это не повод для гордости? Твердыни Москвы и Петербурга, Киева и Сталинграда пали под их натиском. Сотни и сотни километров дорог, струящихся среди украинских и донских степей, белорусских и смоленских лесов, новгородских и подмосковных болот, карпатских и кавказских гор были безжалостно растоптаны их сапогами. А теперь они едут домой, с победой, чтобы получить достойные их подвигов награды и почести. Так что пусть пиво льется рекой, а девушки достают свои лучшие платья — герои Райха не привыкли отступать!
Гауптштурмфюрер СС Ганс Нойнер со своей 3-й ротой противотанкового дивизиона «Тотенкопф», был среди тех счастливчиков, которые отправились на Родину в числе первых. Сразу после заключения Стокгольмского мира его дивизия была выведена из состава группы армий Листа и передана в резерв ОКХ, что сопровождалось переброской из предгорий Кавказа в Донбасс. А затем, даже не дав толком расположиться на новом месте, «мертвоголовых» загрузили в эшелоны и отправили на Родину. Правда, не смотря на то, что эшелоны с войсками и техникой имели высший приоритет и пропускались вне всякой очереди, путешествие явно затягивалось. Монотонное движение составов чередовалось с долгими стоянками на забитых эшелонами станциях, но, не смотря ни на что, поезда, везущие ветеранов Восточного фронта домой, неуклонно продвигались на запад. За открытыми дверями вагонов проносились, оставаясь позади, Купянск и Харьков, Полтава и Киев, Фастов и Житомир, Ровно и Ковель — места боев и отдыха дивизии в ее долгом пути на восток. Только сейчас, день за днем двигаясь по бескрайним просторам, некогда принадлежавшим СССР, бойцы начинали в полной мере отдавать себе отчет в том, насколько же далеко от родного дома завела их неверная военная удача.
А пока солдаты противотанковой роты проникались величием своих подвигов, мечтали о наградах и строили планы на будущее, Ганс, не теряя времени, занимался воспитательной работой с подчиненными.
— Что, Кристиан, всё тоскуешь по своей казачке?
Молодой худощавый унтерштурмфюрер, с унылым видом глядевший на проплывающие мимо пейзажи, хмуро покосился на подсевшего рядом Нойнера.
— Слушай, Ганс, а её точно никак нельзя было забрать с собой а?
Нойнер только сокрушенно покачал головой, как бы говоря всем своим видом: вот же ж раздолбай!
— Послушай, Свиненок, то, что ты дурак — не так уж страшно. В 21 год со многими бывает. Плохо то, что ты ничему не учишься. Я же вроде тебе всё популярно объяснил, хотя ты мог бы и сам догадаться, если б не поленился хоть немного подумать. Так в чем дело?
В ответ Кристиан издал поистине душераздирающий вздох, после чего промямлил:
— Да я понимаю, но всё-таки…
— Нет, не понимаешь! Свиненок, если называть вещи своими именами, то ты завел себе бабу из вражеского населения прямо во время боевых действий, при этом полностью утратив командование вверенной тебе частью. Думаешь это простое дисциплинарное нарушение? Нихрена подобного! В военное время это называется немного иначе. Парень, зачислив эту девку в «хиви» и отправив ее переводчиком в тыл, я фактически спас тебя от разжалования и отправки в штрафную часть, а ту соплячку — от петли. Но тебе всё мало. Пора взрослеть, камрад. Жизнь не похожа на сказку, а война — тем более. Так что забудь про свою пассию! Мы скоро приедем домой, все девки будут нашими — выберешь себе любую!
— Тебе хорошо говорить, тебя дома Кристина ждет…
Ганс коротко хохотнул:
— А тебе кто не дает обзавестись подружкой?
— Сам не знаю. Никак не могу забыть ту русскую…
Ганс с понимающим видом покивал:
— Это бывает. Называется «любовь с первого взгляда». Очень опасное заболевание — напрочь отбивает способность нормально соображать. Особенно опасно для таких как ты, которые от природы и так соображают плохо. Лучше всего лечится хорошей выпивкой и красивыми бабами. И то и другое ждет нас дома. Oktoberfest мы уже пропустили, но для тебя что-нибудь придумаем. Так что держись, камрад, спасение уже близко! — Ганс ободряюще хлопнул Кристиана по плечу и начал подниматься, собираясь уходить, как вдруг его осенило:
— Слушай, а зачем нам ждать до самого дома?
В ответ на недоуменный взгляд Кристиана, Нойнер уселся обратно и принялся развивать свою мысль, дополняя слова довольно активной жестикуляцией:
— Завтра мы должны быть в Ровно. Скорее всего, там мы застрянем на пару дней, как всегда на узловых станциях. Как на счет прошвырнуться по веселым заведениям? Глядишь и разгоним твою тоску, а заодно и потренируешься, чтобы на родине мордой в грязь не ударить. — Ганс подмигнул своему собеседнику и, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Зря, что ли нам отдел вещевого снабжения презервативы регулярно поставляет?
— Э, а как же твоя Кристина?
— Да отстань ты от нее! Она далеко, а Ровно — близко. И вообще: не о ней речь, а о том, как можно развлечься. Ну, так как, идешь?
Кристиан неуверенно кивнул, не проявляя никакого энтузиазма, Ганс громко щелкнул пальцами, как бы скрепляя устный договор и, вполне довольный достигнутым результатом, полез на свое привычное место. Однако налет на публичные дома Ровно так и не состоялся — в стратегические планы Ганса вмешалась только что окончившаяся война, вернее один из ее отголосков.
* * *
Когда эшелон остановился на какой-то небольшой станции, Нойнер не придал этому особого значения — такие задержки были обычным делом. Но когда через пять минут после остановки примчавшийся из здания вокзала посыльный разыскал его и пригласил срочно прибыть к начальнику станции, Ганс заподозрил неладное. К величайшему сожалению Нойнера, чутье на неприятности, необычайно развившееся за три года войны, не подвело его и на этот раз.
В кабинете кроме железнодорожного чиновника находился ни кто иной, как начальник штаба дивизии — штандартенфюрер Хайнц Ламмердинг, а незапланированное присутствие начальства, как известно, в подавляющем большинстве случаев, является предвестником неприятных известий. Вдобавок жесткое лицо одного из самых известных офицеров «Тотенкопф» выражало явное неудовольствие, что также не сулило ничего хорошего. Об этом же говорил и его крайне раздраженный голос, которым он поприветствовал вошедшего:
— Ага, явился.
— Гайптштурмфюрер Нойнер, командир 3-й роты противотанкового дивизиона «Тотенкопф», старший офицер эшелона…
— Знаю! — Ламмердинг нетерпеливо махнул рукой. — Иди сюда, смотри. — С этими словами штандартенфюрер вновь склонился над картой, которую он рассматривал перед приходом Нойнера.
— Мы сейчас здесь, — палец уверенно ткнул в карту — а теперь смотри сюда. — С этими словами Ламмердинг положил поверх карты расшифровку радиограммы, Ганс быстро пробежал ее глазами и тут же поморщился, уже понимая, что последует дальше. Губы Ламмердинга, внимательно наблюдавшего за реакцией собеседника, искривила жесткая усмешка: