– Ага, Бражник – такой маленький, глупенький мальчик, что тут же расплачется, попросит поставить его в угол и поклянется, что больше не будет. Так он и поверит, что мы его отпустим. Иди, дорогой. Бог с ней, с Анной Сергеевной, мы понимаем, ты не хотел, ты не специально… Она сама виновата, сказала, где деньги хранятся. Зато ты нам с Антоном помог… Спасибочки, эти песенки для малолеток годятся, да для кино про шпионов и милицию.
– А ты что предлагаешь? – возмутился Паша. – Только и знаешь, что критиковать. Тоже мне, Белинский!
– Я предлагаю не спешить, – ответил критик Белкин. – Нотариус к Бражнику не побежит, он не самоубийца. Я лично думаю, что Вадим Семенович не случайно поехал проведать дачницу. Знание лишней гадости о компаньоне не помещает. Как там дальше судьба обернется? Вдруг заминка в дружбе приключится? Так мы дружбу восстановим. Методом горестных воспоминаний.
Я предлагаю сегодня убедиться в подлинности истории с дачей. Связаться с местным отделением, еще раз поговорить с соседями, найти по возможности знакомых этой Анны Сергеевны. Кто-то с ней должен был общаться? Работа, подруги. Вдруг все окажется лажей, а мы будем Бражника грузить? Один день роли не сыграет, тем более вы отчаливаете.
– Колька с Лешей на чердаке?
– Там, вчера звонили. Пускай сидят. Чем больше наснимают, тем лучше.
– Хорошо, – окончательно решил Петрович, – копайте. Бражника действительно рановато снимать. Тем более вдвоем. Да еще, не дай Бог, новое убийство. Паша, пошли, нам по пути. Давайте, мужики, пока. Я дома, если что – звоните.
– Я тоже дома. Правда, жениться сегодня хотел, так что просьба по возможности не тревожить.
– Валяй.
Когда компания уменьшилась вдвое, Вовчик повернулся к Казанцеву:
– Ну что, старый, поработаем во благо ближнему? Хороший Бражник – сидящий Бражник. Эх, что ни говори, а люблю я это дело.
– Сатрап ты, Вовчик. Душегуб.
– Нет, Казанова. Я, как говорили в коммунистические времена, человек с обостренным чувством справедливости. Так оно у меня обострено, что порезаться можно. Поострее опасной бритвы будет. Ну что, готов? Погнали.
ГЛАВА 6
Узкие проходы между высоченными стеллажами книг чем-то напоминали лабиринт. Назад бы выбраться.
Вовчик поднял глаза. Впечатляет. Неужели есть тот, кто все это осилил? Однотонные, строгие корешки подчеркивали серьезность и мощь хранящейся здесь литературы. В книжных магазинах, пестрящих красочными, броскими обложками, такого не увидишь.
– Сюда, молодой человек. Несколько шагов вперед, тяжелая темно-зеленая ширма, маленький кабинет-уголок.
– Присаживайтесь. Вот стул, снимите рулоны.
Белкин бросил взгляд на круглый стол: стопка книг, две раскрыты. Вроде с картинками. Красиво.
– Можно?
– Да, Владимир, пожалуйста. Это Данте. Хорошие иллюстрации, правда?
– Ничего. Фантастика?
– Что вы?! «Божественная комедия». Не читали?
Белкин пожал плечами:
– Я все больше по юридической линии. УК, УПК.
– Очень советую. Философия непревзойденной глубины. Непременно прочитайте. Изумительнейшая вещь.
Вовчик положил книгу. С земными бы делами разобраться.
Женщина присела на второй стул:
– Я не знаю, смогу ли вам чем-нибудь помочь, Владимир. Анна была очень скрытной женщиной.
– Заведующая сказала, что с вами она поддерживала наиболее близкие отношения.
– Просто у нас отделы рядом. Но, пожалуй, Да-с другими она была менее близка, хотя проработала здесь более пятнадцати лет. Что я могу сказать? Несомненно, очень образованная женщина. Четыре языка, поистине энциклопедические знания, но в обыденной жизни, наоборот, человек до обидного наивный и где-то даже неприспособленный. Вы говорите, что она продала дачу? Собиралась в Америку? Дача, да, действительно у нее была. Но я думаю, за помощью она обратилась бы к кому-нибудь из нас, если б захотела ее продать. Это ведь нешуточное дело, а с ее-то жизненной наивностью…
– Могла найти кого-нибудь. Необязательно на работе. Она, кстати, не упоминала фамилию Бражник?
– Нет, не помню.
– Его звать как меня, Владимиром.
– Да, она разговаривала по телефону с каким-то Володей. У нас аппарат там, в холле.
– Вы не спрашивали про него?
– Спросила один раз, но Аня ответила, что просто знакомый. Я же говорю, она была очень замкнутой женщиной. Возможно, это отпечаток профессии. Работа с книгами сказывается на психологии.
– Вас удивила ее смерть?
– Не знаю, что и ответить. Сейчас я склоняюсь к мнению, что нет, не удивила. Не хочу недостойно отзываться об Анне, но, если честно, некоторые отклонения в ней замечались.
– Какие отклонения?
Женщина сделал неопределенный жест рукой:
– Нет, не подумайте ничего такого, не сумасшествие… Но нечто похожее. Иногда она бывала словно не в себе. В последнее время ее особенно интересовала тема инферно. Возможно, это как-то повлияло…
– Что-что интересовало?
– Инферно. Существование злобных потусторонних сил и их влияние на психику человека. В нашей библиотеке можно найти кое-что об этом. Вот, взять хотя бы Данте. Аня серьезно увлеклась, может быть, даже чересчур. Я, конечно, ничего не хочу утверждать, но, возможно, ее смерть связана именно с этим.
– Вас вызывали в милицию?
– Нет, ведь мы сами тревогу подняли. Она три дня на работе не появлялась и не звонила. Мы сообщили в местное отделение, потом приехали. Ужас. Там, на столе, книга лежала. Я поэтому и решила, что это на почве последних увлечений Ани. Участковому рассказала.
– Человеку, не знающему истории с дачей, ее смерть и в самом деле может показаться самоубийством.
– Господи, неужели вы допускаете, что ее могли специально… специально убить?
– К сожалению, сейчас убивают и просто так. А тут деньги.
Женщина пристально посмотрела на Белкина. Вовчику, однако, было не до «гляделок».
– Вы до того были у нее дома?
– Да, Аня как-то пригласила меня на день рождения. Полгода назад.
– Вы помните обстановку? Может, Анна Сергеевна показывала какие-нибудь ценности? Знаете, одинокие люди любят похвастаться своими фамильными реликвиями.
– У нее были старинные иконы. Две штуки. Какие-то уникальные.
– Она была верующей?
– Нет-нет, в потусторонние силы верила, в Бога – нет. Иконы достались ей по наследству. Аня, похоже, очень ими дорожила. Даже обмолвилась о том, что заберет их в могилу.
– Иконы действительно были ценными?
– Не могу ничего сказать. Со слов Ани, очень дорогие раритеты, но, сами понимаете, часто люди выдают желаемое за действительное, особенно когда речь идет о чем-то личном.
– Когда вы обнаружили труп Анны Сергеевны, иконы находились на месте?
Женщина слегка растерялась:
– Правду сказать, я не обратила вни… Бог мой, их, кажется, не было. Они должны были стоять прямо на комоде. Подождите… Кажется, их действительно не было!
– Странно. Так были или не были? Вспомните.
– Я могу объяснить, почему не придала этому значения. Во-первых, я заходила в комнату буквально на минуту. Меня попросили опознать покойную. И второе… За три дня до трагедии когда Аннушка уходила из библиотеки, она сказала одну фразу… очень странную на тот момент. Но когда я увидела Аннушку в петле, вспомнила ее и решила, что это именно само убийство.
– И что же она сказала?
– Я дословно не помню, но примерно следующее: «Знаешь, Наталья, я нашла сущность инферно. Я боюсь, Наталья. Оно приближается. Оно требует новых жертв. Мы не замечаем его, потому что оно проявляется только через наши дела. И скоро, очень скоро оно завладеет нами целиком. Надо бежать, Наталья, надо спасаться. Мы не выживем. Ты можешь мне не верить и считать меня сумасшедшей, но я говорю тебе – оно идет, оно очень близко. Оно не пощадит никого. Спасайся, Наталья…»
– Слышь, Казанова, мне снова эксперт звонил, панику поднял. На вчерашнем убийстве снова тот же отпечаток нашли.
– И где же?
– На этот раз на стакане с лекарством. Обалдеть, на четвертом убийстве один и тот же след. Тут и вправду в маньяка поверишь. И главное – никакой связи с предыдущими тремя. Эксперт этот отпечаток тоже в компьютер заслал.
– Ладно, может, кто попадется, сразу четыре «глухаря» поднимем.
– Да, хорошо бы.
– Ну что, прокатиться за юрисконсультантом?
– На чем? Я звонил в гараж, бензин на нуле, по талонам не заправляют, а на метро – не солидно. Тоже мне, милиция…
– Тогда вызовем по телефону. Правильно говоришь, нечего на этого дятла государственные деньги переводить, сам доедет. В конце концов, он у нас проходит официальным свидетелем и удивиться вызову не должен.
– Фактор внезапности теряется.
– А то он не подготовился! Давай телефон.
– Белкин, ты бы лучше не отсвечивал здесь. Кто знает, как там разговор повернется, – вступил в разговор молчавший до этого Паша Гончаров.
– Дудки, Гончар! Как в сводку вписаться, так ты первый, а как в камеру – внешностью не вышел. Я и так, кажется, педикулез заработал. Чешусь, как собака бездомная. Больше я туда не сяду.
– При чем здесь сводки? Я за совесть работаю. Нашел, чем попрекнуть. Сводка, ха!
– Потише. – Казанцев снял трубку и уже набрал номер. – Владимир Сергеевич? Здравствуйте, отдел по раскрытию убийств. Да, да, милиция, как ни странно. Инспектор Казанцев. Нам необходимо встретиться. Правильно, именно по этому поводу. Хотелось бы сегодня в два. Отлично. Пишите адрес.
– Приедет?
– Обещал.
Таничев взглянул на Белкина:
– Вовчик, может, все-таки попробуешь?
– Да пошли вы все подальше, – злобно отреагировал Белкин. – Я что, штатный подсадной? Вон, Казанова пусть садится…
– Надо раскрывать, Вовчик. За низкий процент без новогодних подарков останемся.
– Чего-чего? Процент?! Знаешь, Петрович, ты опер, конечно, авторитетный, вроде как в законе, но я тебе вот что скажу – если я и сяду в камеру, то не ради этого процента, а потому что лишнюю гниду хочу убрать из города. И вшей, и вонищу камерную перетерплю. И начальству, если надо, еще раз по физии съезжу. Потому что я опер по масти! Понял?