«В 1959 г. в Москве проводилось первое всесоюзное совещание по управляющим машинам. Прозвучал там и мой доклад об УМШН, которая уже начинала оживать. Он вызвал многочисленные вопросы. Меня включили в комиссию по подготовке решения совещания. В проект включили фразу: „Одобрить разработку УМШН в АН УССР“. На заключительное заседание комиссии явился начальник отдела вычислительной техники Госплана СССР Лоскутов. Я знал его по книге, посвященной различного рода РЦУ и специализированным ЭВМ (довольно примитивной). Держался он, как царский вельможа. Услышав фразу об УМШН, сказал:
— Убрать, чтобы и духу не было! Эта машина делается ради прихоти академиков и никому не нужна!».
9 декабря 1961 года «Днепр» был принят Государственной комиссией под председательством академика А. А. Дородницына.
Комиссия отметила:
а) машина УМШН является первой в СССР полупроводниковой управляющей машиной широкого назначения, предназначенной для контроля и управления рядом производственных объектов в различных отраслях промышленности, а также для изучения объектов. Кроме того, машина может использоваться как универсальная вычислительная машина средней производительности;
б) в машине имеется ряд оригинальных технических решений, реально обеспечивающих широкое назначение машины: секционность построения блоков памяти и коммутатора; программный обмен информацией между машиной и объектом; возможность подключения к нестандартным датчикам; электронный коммутатор сигналов и др.
Комиссия считает, что предъявленная техническая документация на машину УМШН пригодна для освоения серийного производства машины. Окончательную корректировку документации следует произвести в процессе освоения опытной серии машин.
Тем не менее, изготовление первых образцов УМШН в серийном производстве задерживалось. Директор киевского завода «Радиоприбор» М. З. Котляревский принял на работу вчерашних выпускников школы.
Один из 2300 электронных модулей УМШН «Днепр»
Они-то и занялись пайкой соединений (несколько тысяч). В результате первый образец «Днепра» пришлось полностью перепаивать и заменять поломанные разъемы, только тогда удалось приступить к отладке. Малиновский вспоминает:
«Лет через пять после этого тяжелейшего года, связанного и с моими переживаниями и с тем, что мне приходилось почти постоянно бывать в цехе завода, где шла подготовка к серийному выпуску УМШН, я, приехав из Швеции, где делал доклад на симпозиуме ИФАКИФИП по применению ЭВМ для управления в промышленности, встретил главного технолога завода той поры — В. А. Згурского (позднее он стал директором завода, а затем мэром Киева).
Он спросил меня:
— Борис Николаевич, что это Вы грустный такой?
— В США и Англии вычислительную технику внедряют уже те, кому она нужна, а у нас… — я махнул рукой.
— Должен Вам покаяться, — сказал Валентин Арсентьевич, — когда Вы передали заводу документацию на УМШН для ее серийного выпуска — мной делалось все возможное, чтобы машина не пошла в производство!
Я с изумлением посмотрел на главного технолога.
— А теперь готов встать перед Вами на колени, — продолжал он, — чтобы просить помочь установить УМШН в гальваническом цехе и создать на ее базе систему управления гальваническими автоматами. Я понял, что это очень перспективно!
После этого разговора стало ясно, почему „внедрение“ в серийное производство УМШН шло с таким трудом».
Электронный блок УМШН «Днепр» в сборе
Первые экземпляры «Днепра», для того чтобы доказать его широкое назначение, были установлены на нескольких производствах, и это потребовало немало усилий. Запомнилась история с системой управления колонной карбонизации на Славянском содовом заводе. Заводское руководство всецело поддержало этот проект, была уже готовая математическая модель колонны. Однако не обошлось без «луддитских» настроений. Б. Н. Малиновский рассказывает: «На Славянском содовом заводе дела шли с переменным успехом. В итоге НИОХИМ перевел УМШН в режим цифрового регулятора. Мой аспирант В. И. Грубов, приехав из Славянска, сказал мне:
— Ходил по заводу и оглядывался, как бы кто камнем в спину не запустил. Карбоколонна теперь управляется машиной, аппаратчикам нечего делать, остались без работы, вот и злятся».
Зато очень успешным оказалась система автоматизации испытаний в аэродинамической трубе, первоначально внедренная в КБ С. П. Королева в Подлипках (ныне г. Королев), а затем (уже без участия киевлян) и в ЦАГИ. Интересная работа также была проведена с Николаевским судостроительным заводом, где была спроектирована и внедрена система автоматизации проектирования и изготовления деталей судовых корпусов, причем для нее пришлось разрабатывать специальный алгоритм составления карт раскроя. Скепсис руководителей различных производств в отношении автоматизации постепенно сходил на нет. В середине 1960-х годов от заказчиков на «Днепр» было уже не отбиться. Усилиями директора «Радиоприбора» М. З. Котляревского был окончательно налажен выпуск серийных машин, а затем и построен завод вычислительных управляющих машин (ВУМ), где он стал директором, и где за последующие 10 лет были выпущены и нашли применения более пятисот «Днепров».
К этому времени Малиновский перестал быть заместителем директора. Что же произошло?
«Кто у нас директор?»
Виктор Михайлович Глушков, сделавший так много для развития компьютерной техники и кибернетики в Украине и в СССР, как уже упоминалось в очерке о нем, имел характер, который Борис Николаевич деликатно именует «сложным». О своих отношениях с Глушковым он писал:
«Перед новым 1960 годом Виктор Михайлович, вернувшись из Москвы, где встречался со своим бывшим руководителем по докторской диссертации А. Г. Курошем, очень удивил меня, предложив стать… директором вместо себя:
— Курош говорит, что я разбрасываюсь, — сказал Виктор Михайлович. Чтобы сосредоточиться на одном научном направлении, где я, действительно, могу многое сделать, мне надо освободиться от организационных вопросов и все свободное время посвящать научной работе.
Я ответил, что не могу принять это предложение, но всю организационную работу возьму на себя. Так и сделал». Через год в декабре 1961 года, сразу после отъезда комиссии по приемке «Днепра», между Малиновским и Глушковым произошел разговор, имевший большие последствия. Вот как его описывает сам Борис Николаевич:
«Чтобы отправить председателя Государственной комиссии по приемке „Днепра“ академика А. А. Дородницына на вокзал, понадобился автомобиль, и я распорядился, чтобы использовать легковую машину, обеспечивающую В.М. Глушкова, тем более, что в Киеве его в это время не было. На следующий день ко мне зашла Валентина Михайловна, жена Виктора Михайловича. […] Еще полный впечатлений от многодневной работы Госкомиссии, я поделился с ней своими переживаниями, упомянул, что отвез А. А. Дородницына на вокзал на машине Виктора Михайловича. […]
Вокруг УМШН «Днепр». Слева направо: Б. Б. Тимофеев, В. И. Скурихин, Б. Н. Малиновский, В. М. Глушков, Киев, 1960 год
На следующий день меня вызвал Виктор Михайлович. Я подумал, что речь пойдет о подписанном позавчера акте, и захватил его с собой. Вместо этого услышал:
— Борис Николаевич, какое право Вы имели взять мою машину? Я растерялся, не знал, что ответить.
— Меня спрашивают, — продолжал Виктор Михайлович, — кто у нас директор? Я не стал напоминать о взятом мной год назад обязательстве снять с Виктора Михайловича мешающую ему организационную работу, промолчал об акте — было не до того. То, что я услышал, задело меня до глубины души.
— Мне вполне достаточно должности руководителя отдела, — сказал я. — Прошу освободить меня от обязанностей заместителя директора!»
Оставшись заведующим отделом, а затем руководителем отделения кибернетической техники, в который вошли шесть технических отделов, Б. Н. Малиновский проработал рядом с Глушковым все время его активной деятельности, от появления в Киеве и до смерти Виктора Михайловича в 1982 году. В конце концов он нашел свои объяснения этим странностям в характере директора:
«[Зимой 1978 года] я только что приехал из Венгрии и пришел к Виктору Михайловичу рассказать об итогах прошедшей в Будапеште конференции по микропроцессорной технике. Мне было известно, что почти месяц назад в Академии было принято решение о выборах новых действительных членов и членов-корреспондентов по ряду специальностей. Вакансий, близких к вычислительной технике не было. Выборы начинались через два дня. Зашел к Виктору Михайловичу исключительно, так сказать, по микропроцессорным делам.
Не дослушав, Виктор Михайлович вдруг прервал меня:
— В отделении физико-технических проблем энергетики есть вакансия академика по специальности „автоматизации измерений“. Вы много занимались этой проблемой. Идите прямо сейчас к Пухову[82] и договоритесь с ним, как успеть подготовить необходимые документы. И тут же добавил:
— Вообще-то мало найдется директоров, имеющих смелость и мужество поддерживать своих соперников!
[…] И все-таки фраза о соперничестве вырвалась у Виктора Михайловича не случайно. Еще в детстве, в силу своей одаренности, он привык быть во всем первым. Если что-то не получалось сразу, то у него хватало характера, терпения и ума, чтобы получить желаемый результат. Привычка перешла в неодолимое стремление побеждать: лучший школьник, лучший студент, ученый-первооткрыватель, первый среди институтских „моржей“ и т. д. и т. п.
Естественно, что у первого появлялись соперники. Отсюда обостренное стремление распознать, кто стоит на пути, и найти возможность их превзойти. В том числе и тогда, когда это были лишь воображаемые соперники, как случилось со мной. Такую черту в характере В. М. Глушкова я долгое время не принимал во внимание. Только почти 20 лет спустя, осмысливая его фразу, сказанную мне в порыве откровения, — „не каждый директор имеет смелость и мужество поддерживать своих соперников“, — я понял, что стояло за этими словами, почему после первых трех лет тесной, воистину дружной совместной работы он круто изменил свое отношение, вычислив, что из меня может вырасти соперник. Скорее всего, эта мысль была ему подсказана и только тогда попала на благодатную почву. Мои старания помочь ему в организационной работе превратились, судя по всему, в мое стремление занять директорское кресло. Так рождался воображаемый соперник, с