– Сейчас вы все умрете. Отдавай деньги.
– Шмыга! Верни кошель и предыдущий отдай, – тут же скомандовал главарь, возвращаясь взглядом ко мне. – Погоди убивать! Давай раз на раз смахнемся.
– Да запросто, – шагнул я навстречу, краем глаза наблюдая, что делают остальные. Впрочем, в едва разбавленном светом полумраке они не представляют угрозы.
– Эй-эй! – поднял главарь руки. – Давай хоть вый-дем из подземелий. Слово даю, что бежать не будем и в спину не ударим.
– Хрен я на тебя и слова твои клал! Уже был удар в спину, так что идите первыми.
По венам разгулялась шальная злость, и я чувствую силу. Очень сладко нагнать добычу и растерзать. Победа невообразимо приятна.
Выбрались на территорию дубильни – кругом растяжки с кожей и в нос просится резкий запах. Она на окраине портового района, дальше – поля и робкий лесок.
– Пошли к лесу, а то если стражники заметят – всем прилетит, – спокойно предложил белоглазый.
Я кивнул. Под солнечным светом они осторожно поглядывают, все, кроме вожака. Всего шесть парней. Пара здоровых кабанов, еще двое хлыщей, но юрких. Пятый – средний, с наметившимся горбом. Главенствует белоглазый.
Дошли в молчании, только Шмыга вернул кошель и прибавил сверху. Я оглядел полянку – хороша, почти арена. Сосредоточился на белоглазом.
Он начал сразу, едва остановились. Мне пришлось использовать все умение рукопашного боя, чтобы тут же не получить в лицо.
Бьет быстро, метко и наверняка с провалом. Такой пропустишь и всё – либо перелом, либо потеря сознания. Выносливость хороша, почти не сбился с дыхания. Опытный боец.
Я застыл, и удар в грудь пришелся со всей силы. Белоглазый не ожидал, что остановлюсь. Пошатнулся. Я же принял всю энергию удара, свернул в петлю, щедро расходуя ману, и вернул в кулак потерявшегося противника. Его отшвырнуло. Дружки рванулись, но вожак, морщась от боли, воскликнул:
– Стойте! Ослы, блин! Сказал же раз на раз, – кряхтя и шипя, он сел. Глянул с хитрецой. – Поговорить надо.
Одного взгляда хватило, чтобы банда разбрелась кто куда. Я подивился дисциплине. Белоглазый непрост.
– Значит, ты маг, – констатировал он.
– С чего взял?
– Ладно, не отбрыкивайся. Когда догнал нас в тоннеле, то сразу стало ясно. Простой человек так не может, – усмехнулся он и с трудом поднялся. – Да и эта твоя волна. Чуть плечо не выбил.
– Могу и убить, – холодно отозвался я, все еще ощущая злость.
Он приподнял светлую бровь, заглянув мне в глаза, и кивнул лысой головой, так что лучик солнца блеснул на загорелой коже.
– Да все, остынь. Не хочу я с тобой ссориться. Вижу, что серьезный парень. Деньги же вернули? Давай одежду подгоню или, вон, ребята постирают.
Он протянул руку. Я постарался понять, хитрит ли, но все оказалось чистым. Белоглазый искренне хочет подружиться.
– Хорошо, – пожал я его руку – мозолистую и сухую, как у матросов.
– Иван!
– Ин… – снова споткнулся я, спешно подыскивая русский аналог. – Игорь.
Он подмигнул.
– Ну, Игорь так Игорь. Может того, отметим встречу?
– Как?
– Выпьем, к девушкам наведаемся, – плотоядно обнажил он ряды ровных, здоровых зубов.
Я засомневался, но Иван спешит со словом:
– Расскажу, что тут к чему заодно.
– Пошли.
Глава 6
Портовая часть города все так же гудит работой. Что-то постоянно продается или покупается, с нескольких мест раздается стук столяра или удары кузнеца, как из ремесленной стороны справа. Дядька устало распрямился и утер обильный пот. Проводил нас взглядом. Вскоре молот снова стал бить, сдабривая каждый удар искрами. Запах кузницы вытесняет другие, и я блаженно надышался ее крепким духом, пока снова не вернулся кислый и дурной.
– Вижу, не местный ты, Игорь, – хитро покосился на меня Иван.
– Скажи лучше сразу, чего хочешь от меня.
– На вид из дворян, но стержень есть.
Меня беспокоит его смекалистость. Неужели тут все такие?
– Ошибаешься. Я простолюдин. Работал матросом.
– А магии где научился?
Я быстро пробежался взглядом по его банде – идут на расстоянии, кто-то в стороне. Давно же они воровством промышляют, раз научились маскироваться. Но сейчас главное, чтобы не слышали.
– Нашлись добрые люди.
– А ты непрост, Игорек.
Меня немного разозлил его тон и смешок, но удалось быстро успокоиться.
– Так и ты не рубаха.
– Да ну?
– Ребят хорошо вышколил.
– Сами такие прибились, – хитро улыбнулся он, но глазами похолодел. С их цветом выглядит пугающе, словно не человек перед тобой, а драуг.
Я собирался сказать что-нибудь колкое, как на улице, пересекающей нашу, стали разбегаться люди – шарахаются в стороны от копыт конного отряда, в середине коего мчит карета.
Я замешкался и получил в лицо грязи, как и на недавно выстиранную одежду. Вспыхнувшей злости не дал выйти Иван, вдруг повисший на плечах и умело оттянувший назад, выведя меня из равновесия.
– Что за мрази?! – было возмутился я, но он зашипел:
– Тихо ты! Это боярин Скотович. Все здешние земли принадлежат ему.
– А император? – сглупил я.
– Он же не сам ими заведовать будет! – огрызнулся Иван.
Кавалькада далеко не уехала – остановилась чуть ниже, возле большого склада. Мы, как и прочие зеваки, осторожно стали приближаться.
В двери ворвались сразу около пяти воинов и почти тут же вышли. Я заметил сундучок в руках.
За ними, едва не падая, оглашая округу криком, выскочил полноватый мужичок, умоляющий пощадить.
Дверцы кареты открылись, и на свет показался осоловело-жирный, хрякоподобный человек в богато украшенной одежде. Тут тебе и нить золотая, и пуговицы костяные. И так пышное тело, словно торт, украшено всякими висюльками и камнями. Карета заметно склонилась под весом.
– Ваше благородие, умоляю, не забирайте все деньги! – бросился в ноги мужичок.
– А ну! – едва ли не взвизгнул боярин Скотович, и охраняющие воины тут же отбросили просящего подальше.
Следом выбежала женщина, вся в слезах, тоже пала в грязь, пачкая добротное платье. Я проникся к ним симпатией.
– У нас не монастырь прощения тут! – важно заявил пухлый дворянин, пуще прежнего краснея, словно вареная свекла. Противно прокашлялся. – Должен был давно налог уплатить… Кхак-кхе! Я тебе и так давал неделю.
Заведующий складом мужичок вдруг повернулся к жене, схватил за волосы и так поднял на ноги.
– Сгинь, дура! Пошла давай! – и, подкрепив слова пинком, толкнул ее в сторону дверей.
Женщину бросило в больший плач. Она, споткнувшись, растянулась на грязных камнях, завыла от обиды и боли. К ней подбежали зеваки, тоже женщины, и помогли подняться.
– Ваше благородие, – елейно заговорил муж, – вашими заботами мы тут все живы. Простите дурака несчастного. Отвернулась что-то от меня удача, жена вон дура. Дайте неделю срока еще, молю вас. Товар уже есть, осталось продать.
– Ну-у, – сочно проворчал Скотович и снова прокашлялся, – что бабе место указал и что раскаиваешься – это хорошо. Кхак-кхе! Пусть люди видят, что у меня есть чувство доброты. Даю тебе две недели срока. Верните ему сундук!
Мужичок на коленях, в слезах и соплях, начал кланяться и благодарить. Потом принял деньги и долго осыпал боярина лестными словами и пожеланиями, поминая всех известных богов.
Я с отвращением сплюнул.
– Чего? – с хитрецой глянул Иван.
– Противно! Жирный этот… грязью меня облил. Такое чувство, что не только снаружи, но и внутри.
– Ты потише, браток, – острым взглядом окинул окружающих белоглазый. – Услышат – тебе не жить.
Тон я убавил, но не пыл:
– Этот пирожок мне не соперник.
– А Гридь и два Воя в его охране?
Я сначала не понял, но быстро сообразил, что речь о чинах боевых магов. Вои – это вторая ступень развития способностей. А Гридень – третья.
– Не бреши!
– А я что? Такие слухи ходят, – пожал он плечами. – Если это правда, то от тебя мокрого места не останется. В самом прямом смысле.
Я закрыл глаза и сосредоточился на эфире. Отъезжающий отряд Скотовича растворился, слившись с синевато-серым фоном мира, но несколько бойцов остались. Четыре Новика, два Воя и тот самый Гридень. Огонь у первых и вода у последнего. Пришлось признать, что мне не тягаться с ними. Пока.
– Пошли тогда в кабак или куда ты меня звал! – зло бросил я.
– Сообразительный у меня друг, – обрадовался тот. – Было бы досадно потерять такого, едва обретя.
– Мы еще не друзья!
– Главное, что «еще», Игорь, главное, что «еще».
«Медный Пятак» оказался мутным местом. На отшибе портового района, он вобрал в себя весь преступный дух, оседающий в главном зале в виде посетителей. Моряки от роду склонны к разгулу, но и среди них есть деление. В «Медном Пятаке» же собираются преимущественно пираты. Иногда украшенные шрамами, но чаще изуродованные. С некой удивительной настойчивостью они носят свои шляпы, словно признаваясь в злодеяниях. Может, конечно, снимают, выходя из кабака, но тут, в мрачном полуподвальном зале, полном всякого дыма, крика и хрипа, стараются не снимать. Среди гиблого люда пираты пользуются уважением.
Ввиду пока низкого авторитета наше место оказалось почти у дверей. Я сижу спиной к проходу. Постепенно начинаю понимать, чего белоглазый посмеивался, усаживая именно на эту лавку. Проходящие мимо через раз цепляют то локтем, то рукой. Или влетят спьяну. Ясно, что ждать извинений или раскаяния со стороны публики не приходится.
– Ну ты можешь и подраться, если хочешь, – оскалился Иван. Сыграл бровями и забулькал содержимым кружки.
Я фыркнул, ловя очередной внимательный взгляд из зала, – присматриваются, хотя с виду разгульничают.
– Твоего разрешения забыл спросить.
– Только без фокусов.
– Фокусы тебе цирк покажет, а у меня мастерство.
– О чем гутарим? – склонился один из команды Ивана, который Шмыга.
– О фокусах, – сказал я.
– Знаю, други, знаю, – он громко прочистил зубы и срыгнул. – Недавно кокнули стражника. Хренового мага распотрошили.