том высшему духовенству, привыкшему к роскоши, которую давало привилегированное положение, было нечего противопоставить катарским «совершенным», чей образ жизни сильно отзывался в душах верующих. Подобно католическим проповедникам, катарские «совершенные» учили своей вере других людей и отпускали им грехи. Они являли собой тот самый пример апостольской бедности, удивительной кротости и доброты, который люди искали и не находили в католическом духовенстве.
Последователей катаризма становилось все больше. В апреле 1198 года Иннокентий III направил во Францию своих эмиссаров — монахов Ренье и Ги, наказав им разгромить катарских проповедников на диспутах, но, кроме того, наделив их — видимо, на случай, если разгромить не удастся, — полномочиями организовать преследование еретиков и применять против них не только «духовный меч отлучения», но и «железный меч». Однако успеха Ги и Ренье не снискали, и в 1202 году их заменили монахи-цистерцианцы Пьер де Кастельно и Арнольд Амальрик — с еще более решительными указаниями по отношению к еретикам. Вскоре к ним присоединился вернувшийся из дипломатической поездки в Данию испанский католический проповедник Доминик де Гусман Гарсес, более известный современному читателю как святой Доминик.
Пораженный размахом катарской ереси в Южной Франции, Доминик решил посвятить себя проповеди Евангелия и борьбе с еретическими заблуждениями в Лангедоке. К 1206 году в Пруйле ему даже удалось основать женскую общину, в состав которой вошли обращенные из ереси женщины и дочери католического дворянства. Подражая образу жизни катарских «совершенных», то есть действуя методами своего злейшего врага, проповедники, подчиненные понтифику, странствовали по Лангедоку в нищенском облачении и призывали на борьбу с ересью местное население, которое, однако, не спешило становиться на их сторону. Даже святой Доминик не сумел, несмотря на свой знаменитый дар убеждения, существенно проредить ряды еретиков и вернуть их в лоно католической церкви.
Если вдуматься, то сами по себе катары ничего угрожающего в себе не несли. Они не собирались силой обращать католиков в свою веру, хотя многие их утверждения называли предрассудками и относились к ним с иронией. В катарском трактате «Книга о двух началах» говорится: «Становится совершенно непонятным, каким образом ангелы, созданные добрыми, могли возненавидеть добро, подобное им и существовавшее вечно, а также, почему эти добрые ангелы склонились ко злу, еще не существовавшему, и полюбили его…»
Катаризм — во всяком случае, в том состоянии, в котором он находился к 1208 году, — не стремился к власти как таковой. Катары не пошли по пути воинственного расширения влияния, и насаждение своей веры не стало их первостепенной задачей. Бессмысленно пускаться в рассуждения о том, что было бы, просуществуй катарская ересь еще несколько веков и привлеки к себе еще больше последователей. Исключен ли вариант, что нашлись бы люди, которые увидели бы в этом веровании золотую жилу — прочнейший фундамент для становления своей власти? Не предприняли бы они попыток пройти с помощью догматов катаризма тот же путь, что прошла католическая церковь? Как знать. Но история не знает сослагательного наклонения.
Таким образом, угрозу как таковую римско-католической церкви катарская ересь если и представляла, то минимальную и в дальней перспективе. И не о том, чтобы отвести ее, пекся Иннокентий III, призывая к крестовому походу. В своем воинственном послании он заявил: «Объявляем по сему свободными от своих обязательств всех, кто связан с графом Тулузским феодальною присягою, узами родства или какими другими, и разрешаем всякому католику, не нарушая прав сюзерена, преследовать личность сказанного графа, занимать его земли и владеть ими. Восстаньте, воины Христовы! Истребляйте нечестие всеми средствами, которые откроет вам Бог! Далеко простирайте ваши руки и бейтесь бодро с распространителями ереси; поступайте с ними хуже, чем с сарацинами, потому что они сами хуже их. Что касается графа Раймона… выгоните его и его сторонников из их замков, отнимите у них земли для того, чтобы правоверные католики могли занять владения еретиков». О спасении заблудших душ в этом послании ни слова. А вот об изъятии у приспешников графов Тулузских их владений сказано прямым текстом.
Об этом говорит и историк Роже Каратини в своей работе «Боевой путь альбигойской ереси». По его мнению, «глубинная и основная причина [крестового похода] не имела никакого отношения к религии», он был «неизбежным следствием политики территориальной экспансии, которую вел Филипп Август… Второй глубинной причиной, объясняющей, в частности, жестокий характер этой войны под религиозным предлогом, была алчность северных баронов. Они увидели в этом крестовом походе средство получить в качестве феодов земли графа Тулузского и его вассалов, и произошло это в тот момент, когда материальная и территориальная выгода от крестовых походов в Святую землю начала уменьшаться». И лишь побочной причиной, предлогом для начала Альбигойских войн Каратини называет распространение на юго-востоке Франции катарской ереси.
Но вернемся к истории. Отчаявшийся заручиться поддержкой графа Раймона VI Тулузского Пьер де Кастельно отлучил его от церкви, и ответ графа не заставил себя ждать: 15 января 1208 года один из приближенных Раймона VI убил Кастельно. Это был прекрасный повод для развязывания военного конфликта, и 10 марта 1208 года папа Иннокентий III выступил с посланием, приведенным выше. Послание папы нашло отклик у жителей Северной Франции, и Лангедок погрузился в разорительную войну.
Иннокентий III тем временем с большим жаром продолжал расправляться с еретиками не только в Лангедоке, но и в папских владениях. Тысячи еретиков были изгнаны из своих домов и даже из родных городов без каких-либо средств к существованию, лишены своего имущества, а сильно упорствующие — были казнены.
Менее чем за год до своей внезапной кончины в Перудже Иннокентий III созвал XII Вселенский собор (он же известен как IV Латеранский; 1215 год), который предопределил развитие антиеретической политики папства. Собор запретил духовенству участвовать в судебных ордалиях[4], что, по сути, стало поводом к стремительному исчезновению ордалий из практики судопроизводства. Там же, на IV Латеранском соборе, был принят третий канон[5], который являлся, по сути, постановлением по борьбе с ересью и фактическим юридическим основанием для учреждения инквизиционных трибуналов. В тексте этого постановления раскрывается воинственная политика римско-католической церкви касательно преследования инакомыслия. Церковь не просто призывала, но и обязывала всех светских правителей к борьбе с ересью, а в случае отказа напоминала им о возможном отлучении от церкви.
Во время IV Латеранского собора внимание папы было обращено прежде всего к монастырям и монашеским орденам, то есть к нижестоящему духовенству, поскольку, проанализировав ситуацию на религиозном фронте, он осознал, что одной из причин роста популярности еретических течений стал моральный упадок духовенства высшего звена и соответственно падение его авторитета в глазах верующих. Потенциально монастыри и ордена могли послужить понтифику подспорьем в его борьбе, так как являли собой положительный пример следования католической вере. Однако наделе все обстояло немного иначе, потому что большинство монастырей и орденов подчинялись, скорее, локальной светской власти, нежели напрямую папе[6].
Посему напрашивалось иное решение: учредить новые монашеские ордена, которые были бы в непосредственном подчинении понтифика.
Реализовать эту идею Иннокентий III не успел. Это сделал сменивший его на святом престоле камерарий[7] Ченчио Савелли, ставший папой под именем Гонорий III. Он утвердил уставы кармелитов и францисканцев, а немногим позже выпустил буллу «Gratium omnium», в тексте которой впервые назвал доминиканцев братьями-проповедниками. Основателем ордена доминиканцев, или, как его еще стали называть, ордена братьев-проповедников, был святой Доминик, известный своей преданностью папству[8].
Папа платил доминиканцам взаимностью и оказывал им всяческое покровительство. Обратил он свой взор также на созданный в 1209 году орден францисканцев, основателем которого был Джованни Бернардоне, более известный как святой Франциск Ассизский, знаменитый своим смирением и призывами к верующим отказаться от всякой собственности, а пропитание себе добывать физическим трудом. Поначалу высшее духовенство отнеслось к «серым братьям» (так называли францисканцев за цвет их сутан) с подозрением, уловив в содержании их проповедей схожесть с учением вальденсов[9], однако вскоре Франциск, выступавший перед населением как апологет политики папства, все же расположил к себе понтифика.
Вскоре доминиканцы и францисканцы, на которых более не распространялся контроль местных епископов, начали рассредоточиваться по миру, наделенные правом проповедовать, исповедовать, налагать/снимать епитимьи, отлучать от церкви, вести партизанскую деятельность в общинах еретиков (даже притворяться таковыми при необходимости) и совершать едва ли не любые деяния, если это было в интересах церкви. По сути, активная деятельность именно этих орденов в XIII веке удержала католическую церковь от угрожавшего ей развала.
Но вернемся к последствиям IV Латеранского собора и проследим дальше все предпосылки к рождению Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium.
В 1227 году на папский престол взошел племянник Иннокентия III Уголино деи Конти ди Сеньи, известный под именем Григория IX, который продолжил политику по укреплению католической церкви. Это третий папа, с именем которого историки связывают процесс учреждения и становления инквизиционных трибуналов.