— Передвинь поплавок, чтобы между ним и крючком было расстояние примерно в метр, и бросай все это в воду. Теперь сиди и жди. И гляди на поплавок. Думай о всякой всячине, о смысле жизни или о том, почему полосатая гракула имеет одну ноздрю. Лучше, как рекомендуется в инструкции, ни о чем не думай. И представь, червяк в воде шевелится, рыба, не зная, что он заводной, глотает его вместе с крючком… О! Тяни. Быстрее!
Олле взмахнул удилищем. Рыбка описала в воздухе серебряную дугу и забилась в траве. Они ошеломленно смотрели на нее. Потом Олле торопливо высвободил крючок, завел червя и закинул удочку. Налили воды в котелок, туда пустили рыбку. Долго сидели молча.
— Я себя как-то странно чувствую, Олле. Эта тишина, сосны… И воздух удивительный… Сколько это стоило: звукоизоляция, дождь? А изменение маршрутов транспорта?
— Примерно четыре-пять тысяч человеко-часов.
— Ради нас троих!
— Дед выбрал сутки в настоящем лесу и натуральные ощущения древних охотников. А забытые ощущения и одиночество дорого стоят. И, мне кажется, он что-то задумал. Зачем бы иначе он так долго готовился?
— Сатон — могучий старик.
— И он неплохо распорядился правом выбора, а?
— Я бы до этого не додумался, — пробормотал Нури. — После Марса это изобилие леса, воды и прочего весьма впечатляет. Кто это там шумит?
— Собаки воду пьют.
Пес взобрался на камень и, свесив морду, уставился выпуклыми глазами на поплавок. Нури пристально разглядывал его. Пес постоял, ловко спрыгнул с камня и протяжно зевнул, передернувшись всем телом. Уловив взгляд Нури, он помахал хвостом, отвернулся и улегся на траве.
— Что ты там заметил?
— Да так, почудилось, — ответил Нури. — А, собственно, зачем она, собака?
— Сейчас просто для забавы. Но я читал, собака — доброе и ласковое животное. Когда-то она была нужна человеку. Собака, лошадь, олень и другие звери. Потом машин становилось больше, животных меньше. Затем мясо, молоко и все остальное стали выращивать на биофабриках, и нужда в животных отпала…
День в лесу пролетел незаметно. Когда сиреневые сумерки выползли из кустов, трое сидели у маленького костра. Сатон долго возился с вентилем баллончика. Наконец огонек перестал шипеть, послышалось легкое потрескивание смолистых пластмассовых сучьев. Он удовлетворенно крякнул и, откинувшись, прислушался к комариному звону.
Собаки, выдвинувшись из темноты, смотрели, как Нури помешивал пахучее варево в закопченном котелке. Потом Трезор лениво поднялся и приволок откуда-то кость. Он лег у костра, ухватил кость зубами и застыл, изредка помаргивая на огонек.
После ужина, когда Олле вымыл посуду, сложил ее в палатке и вернулся к костру, Сатон начал рассказывать:
— Не пойму, как мы умудрились подойти к нему настолько близко. Заяц сидел совсем рядом, у пенька. Он что-то жевал, и уши его казались красными, солнце просвечивало их насквозь. Он долго сидел, расставив широкие задние лапы, шевеля раздвоенной верхней губой. Затем он подпрыгнул, постучал по пню и стал кататься в траве. Он долго отряхивался и умывался, приводя себя в порядок, приглаживал мех на боках и животе. Это было смешно и трогательно… Что ты так смотришь на меня, Нури? Тут дело не в том, что у зайца, на мой взгляд, излишне обширная программа. Меня восхитило отношение механиков-фаунистов к своему делу. По сути, заяц — автомат разового пользования, а как он тщательно сработан…
— Значит, здесь все не настоящее, — со странной интонацией протянул Олле. — А мы-то радовались земному раю…
— Ты послушай дальше. Я подумал, что, если сразу выпущу пса, охоты уже не будет. Тогда я свистнул. Заяц сделал гигантский скачок и мгновенно исчез, как бы растворился в воздухе. Трезор присел, завыл нехорошим голосом и кинулся в погоню. Он нашел меня через час. Он был без зайца и из пасти у него валил пар — видно, перегрелись аккумуляторы…
Сатон пожевал травинку, наморщил лоб:
— Может, ты скажешь, Нури, в чем здесь дело? Собака должна поймать зайца, это предопределено программой.
— Я не знаю, зачем вам это понадобилось, профессор. Я смутно догадывался: здесь что-то не то, когда собаки не спрятались от дождя, когда они синхронно, точно повторяя движения друг друга, отряхивались от воды. Но эта догадка была совсем абсурдной, и я отбросил ее.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Не знаю… Коэффициент надежности у пса, как и у прочих автоматов этого класса, почти равен единице, навряд ли он испортился. Игровая ситуация по программе обычна: поиск источника энергии. Собака ловит зайца и подзаряжается от его батарей. Тривиально!
— Стандартная программа — это я и сам знаю. Ты уходишь от ответа. Заяц-то остался не пойманным!
Олле погладил пса.
— Заводной червяк, механический барбос полусерийного производства, кибер-заяц, — со скукой в голосе бормотал он. — Кому это надо?.. На твой вопрос, дед, лучше Трезора никто не ответит.
Пес мотнул головой, кость откатилась в сторону. Внутри у пса что-то щелкнуло, и он сказал голосом подростка:
— У меня все в порядке. Неисправен заяц. Он бежал нелогично, вопреки программе. Я несколько раз рассчитывал координаты точки нашей с ним встречи и каждый раз ошибался. Когда в аккумуляторах закипел электролит, программа автоматически переключилась на поиски хозяина.
Нури слушал, машинально рассматривая кость. Заметил два углубления, армированных металлом (сюда Трезор всовывал клыки), вздохнул: проще было бы сменить аккумуляторы, чем каждый раз подзаряжать их. И корпус имитирован под кость не совсем удачно. Он осторожно положил батарейку возле собаки и сказал:
— Трезор ошибается, на мнение кибера в этом случае полагаться нельзя.
— Или неисправна собака, — проговорил Сатон, — или неисправен заяц. Третьего быть не может.
Олле глядел на огонек костра. Его массивная фигура казалась бронзовой в желтом мигающем свете. Он с тоскливой надеждой произнес:
— Третье может быть.
— Ты считаешь, что… — вскричал Нури.
— Вот именно. Ведь мог же в зоне случайно уцелеть хотя бы один настоящий заяц…
Прошло полгода. Олле сидел вечером за письменным столом и диктовал самопишущей машинке последнюю главу своего «Исследования мимики и жеста древних народов Средиземноморья». Дело спорилось. До установленного законом срока окончания работы оставался еще целый час, а за это время много можно успеть сделать. Помешал Нури. Он шумно ворвался в кабинет, забегал:
— Ты слышал?
Олле, вздохнув, выключил машинку. Все, сегодня уже не работать.
— Ну что, забраковали твоего кибера?
Как раз сегодня Нури должен был сдавать приемочной комиссии действующую модель элегантного и молчаливого робота-парикмахера.
— Кибер-то принят… — Нури, торопясь, включил информатор. — Ты лучше вот что послушай.
— «Повторяем последние известия. Совет Земли рассмотрел предложение Института Реставрации Природы (ИРП), сформулированное профессором Сатоном по результатам весьма интересного исследования. Товарищ Сатон экспериментально доказал, что человеческая психика отрицательно реагирует на замену подлинных животных имитирующими кибернетическими устройствами. Основные отрицательные реакции: скука, чувство досады, горестное недоумение. Совет одобрил предложение ИРП об увеличении ассигнований на заселение лесных массивов и водных площадей диким зверьем и птицей».
Экзамен
Нури сидел на дереве, а внизу бесновался и царапал кору какой-то пятнистый зверь. Это продолжалось уже минут десять и стало раздражать Нури. Зверь разбежался, прыгнул. Когти на растопыренных лапах промелькнули в сантиметре от башмаков. Нури поджал ноги, обхватил ствол, наклонился.
— Красивый, — сказал он. — Но совсем невыдержанный.
Зверь прислушался, рыкнул и полез на дерево. Нури вздохнул, крепче уцепился за сук.
— Нехорошо, ситуацию не учитываешь.
Он сдвинулся по стволу вниз и пнул зверя каблуком в нос. Зверь шлепнулся на спину, вскочил, зашипел и, словно забыв о Нури, кинулся к орнитоплану. Он вцепился зубами в пластиковую оболочку крыла и, урча, стал рвать ее. Крыло судорожно задергалось. Этого Нури стерпеть не мог. Бормоча: «В конце концов, нервы есть у каждого…», он спрыгнул с дерева, подбежал к зверю, ухватил его за шиворот и хвост у самого корня и отшвырнул в сторону. Зверь приземлился на все четыре лапы, взревел, ударил хвостом по бокам и прыгнул…
Нури копался в ящике под седлом, искал флягу, когда из динамика послышался голос дежурного ИРП:
— В чем дело, Нури? Вас не видно, вас не слышно.
Нури потер ладонь:
— Сел на опушке, хотел немного размяться, а тут такой пятнистый, усатый…
— И?
— Инструкцию к повестке помню. Уклонялся. Сидел на дереве. Так он укусил… Аппарат!
— На дереве… — мурлыкнул диспетчер. — Вам помочь?
— Обойдусь.
Нури перевернул зверя на спину, ополовинил флягу ему в пасть. Зверь захлебнулся и открыл глаза.
— Ну вот, — обрадованно сказал Нури, — жив-здоров. Только задумчивый немного.
— Доберетесь сами? — спросил диспетчер.
— Несомненно. Сейчас взлетаю.
Но взлететь Нури не пришлось. Зверь прокусил-таки пластик, и неперегоревшая глюкоза вылилась на траву. Нури стянул рваные края оболочки, наложил пластырь и задумался.
Запаса глюкозы не было. Можно бы, заменив ее сахарным раствором, кое-как добраться до центра, но сахара тоже не было. Где-то он читал, что если ввести адреналин, то можно какое-то время лететь на почти сухой мышце, но где взять адреналин?
Зверь уже сидел, щуря зеленые глаза.
— Видишь, что наделал, — сказал ему Нури и замер в тихом восторге.
Из леса на поляну трусцой выбежал пегий пузатый ослик, а на спине у него, задевая конечностями траву, ехал кибер. Его анодированный золотом корпус блестел. Развевалось страусиное перо на соломенной шляпе. Над головой кибера летел синий с красным попугай и картаво кричал:
— Кибер-р дур-рак. Дур-рак.
Неожиданно кибер дернулся, вскинул манипуляторы, пытаясь поймать попугая, и свалился с осла.