На мой взгляд, чувствовать ритм времени папе позволяло его общение с людьми. Он с удовольствием общался с людьми разного возраста, разных профессий, разных взглядов на жизнь. Особенно интересно ему было общаться с молодежью. Он умел находить с молодыми общий язык, ему были интересны их мысли, взгляды, отношение к тем или иным событиям, жизненным ситуациям. Думаю, общение с молодежью делало его современным и заряжало оптимизмом.
Еще немного об увлечениях папы: музыка, шахматы, рыбалка, походы в лес за грибами.
Очень хорошо помню наши походы за грибами в Заходское, когда я была школьницей. Мы ездили или втроем (родители и я), или брали с собой кого-нибудь из моих подруг-одноклассниц. В Заходском невероятно красивые места: сосновый бор с белым оленьим мхом (ягелем), сопки – места специально для боровиков. Папа как раз и был «специалистом по боровикам». Он чувствовал лес, понимал его «законы развития» и неизменно выводил нас на грибные места. Он искал грибы неимоверно увлеченно и всех увлекал в этот процесс. Если случалось найти несколько боровиков или увидеть что-то необыкновенное, мы непременно звали друг друга и вместе радовались увиденному. Мы обычно находили много грибов, в основном собирали боровики и подосиновики, дома их сортировали, выбирали красивые, вспоминали, где и как мы совершили самые яркие и памятные находки. Потом, когда родители построили дачу в Лейпясуо, папа нашел там замечательные грибные места. У него были свои маршруты, свои кочки и деревья, там его обязательно ждали грибы. Ему удалось передать свое увлечение лесом внуку Павлу, научить любить природу и получать удовольствие от общения с ней. Кроме того, папа сумел заинтересовать Павла «дачным» трудом – научил его строить и работать с землей. Работу на даче папа воспринимал как хороший способ физической активности и поддержания формы, да и просто любил этим заниматься. После выхода на пенсию он посвящал благоустройству дачи все свое время. Там же работал над своей книгой, посвященной международному олимпийскому движению.
Рыбалка – еще одна страсть папы. Когда я была маленькая, у нас дома часто была рыба, которую привозил с рыбалки папа. Обычно он ездил на несколько дней, и улов, как правило, был очень солидный. Мне кажется, что такой крупной рыбы, какую привозил папа, не было даже в магазинах, хотя у нас на Васильевском на Среднем в рыбном магазине был аквариум, и там плавали большие сомы. Иногда и мы с мамой ездили вместе с папой на рыбалку на Вуоксу – останавливались в живописнейшем месте на острове, уплывали на лодке на целый день, возвращались с богатым уловом. И опять весь процесс проходил чрезвычайно интересно и увлекательно, и даже я, не будучи заядлой рыбачкой, увлекалась происходившим и сожалела, когда поездка заканчивалась.
Что касается музыки и шахмат, то они были важны для папы в течение всей жизни, даже в последние месяцы, когда он уже тяжело болел.
Болезнь проявляет характер человека. Тяжелая болезнь – серьезное испытание для каждого. Папа стоически переносил все сложности этого периода жизни, стеснялся своей немощи, страдал от потери силы, от увядания тела. Но до последних дней он не терял силы разума и силы духа. При нем оставались и его чувство юмора, и оптимизм. В последние месяцы, когда он в основном лежал и мог садиться только при посторонней помощи, он оживал в трех случаях.
Когда мы делали зарядку, а делали мы ее три раза в день (после перевязок, перед едой). Это были простые упражнения – для рук, для ног, на пресс, дыхательные упражнения. Делал он их всегда с удовольствием и радовался, если получалось выполнить «план».
Очень оживлялся, когда внук предлагал поиграть в шахматы. К сожалению, ни я, ни Павел не овладели шахматами так, как папа. Даже в последний месяц жизни он практически всегда выигрывал, но неизменно завершал матчи словами: «Победила дружба».
А еще он с удовольствием пел в последние месяцы жизни. Он вдруг вспоминал советские и русские народные песни, которые, видимо, знал очень давно. Я слышала, разумеется, эти песни, но слов не знала. А папа помнил!
Вообще, музыку папа очень любил. Когда я была маленькая, у нас дома по праздникам всегда были гости и за столом много и с удовольствием пели. Мы, дети (в основном мы с моей младшей двоюродной сестрой Леной), устраивали концерты: танцевали, разыгрывали «сценки», читали стихи. Эти начинания папа горячо поддерживал.
Когда я стала постарше, мы с папой регулярно ходили в Мариинский театр на оперу. Папа хорошо разбирался в оперной музыке, знал многие арии наизусть, мог оценить голосовые данные певца. Если приезжали солисты Большого театра или выступали звезды Мариинки, мы обязательно были среди зрителей. Папа часто вспоминал, не без гордости, что нам с ним (он всегда умел приобщать людей к каким-то примечательным обстоятельствам) удалось «открыть» Елену Образцову. Действительно, папа взял билеты на «Кармен» – в роли Хосе должен был выступать известный всем Владимир Атлантов. Мы и пошли, как говорил папа, «на Атлантова». В роли Кармен была на тот момент никому не известная Елена Образцова. Помню, тогда на всех, и на нас в том числе, именно ее исполнение произвело сильнейшее впечатление. После завершения спектакля мы оставались в зале в числе последних, многократно вызывали на «бис». Возвращались домой пешком, пришли во втором часу ночи – мама волновалась и долго нас журила, а папа не переставая говорил, что мы были свидетелями появления новый оперной звезды. Так и получилось. Каждый год папа брал абонемент «Музыка от А до Я» в Филармонию, и мы раз в месяц слушали музыкальные произведения под руководством известного дирижера Лео Корхина с его интересными вступительными рассказами по теме концерта.
Многие годы спустя, когда подрос Павел, благодаря папе у нас в семье появилась традиция ходить на концерты всей семьей – мы старались не пропускать ни одного выступления Дмитрия Хворостовского, Юрия Марусина, Любови Казарновской в Петербурге. Больше всего папа любил концерты Дмитрия Хворостовского, в которых он исполнял песни военных лет. Хворостовского называл по-отечески: «Дима». В зале мог крикнуть: «Браво, Дима!» Вообще, папа любил красивых людей – его привлекала и внутренняя, и внешняя красота человека. Для папы Хворостовский был образцом внешней и внутренней красоты. Он искренне восхищался красивыми людьми. Когда Дмитрий Хворостовский ушел из жизни, папа воспринял эту потерю очень остро, близко к сердцу.
Военные песни папа слушал со слезами на глазах. Особенно в исполнении Дмитрия Хворостовского его трогали «Журавли» и «Темная ночь». Возможно, в эти минуты он вспоминал старшего брата Павла, который погиб в боях под Смоленском 2 августа 1941 года. Ему было всего 19 лет. Папа часто рассказывал о Павле, было ощущение, что братья были очень близки, кстати, они и внешне очень похожи, и оба похожи на маму, Анну Максимовну. Папа сильно сокрушался, что не смог найти место его захоронения; он ездил на Смоленщину, но ему его найти не удалось.
В какой-то момент после ухода папы из жизни у меня возникло устойчивое ощущение, что я должна отыскать место захоронения Павла Сергеевича, было чувство, что папа ведет меня… Поиск получился непростым и небыстрым. С помощью поисковиков Смоленской области удалось установить, что сержант Павел Краснов был командиром отделения мотострелкового полка 104-й танковой дивизии под командованием генерала В.Я.Качалова. Этот мотострелковый полк 2 августа 1941 года вел тяжелейшие бои в районе деревни Борисовка Стодолищенского района Смоленской области. Благодаря сотрудникам военкомата г. Смоленска и г. Починка, работникам школьного музея Стодолище, научным сотрудникам исторического музея Рославля, работникам администрации Стодолищенского и Шмаковского районов Смоленской области, а также благодаря моей тете Алле Васильевне Красновой, которой удалось найти запись о фактах гибели Павла Сергеевича, стало понятно, что захоронен Павел Сергеевич Краснов в братской могиле в деревне Белик Смоленской области. К 75-летию Победы администрация района обещала увековечить память сержанта Краснова и установить мемориальную табличку с его именем. Мы обязательно съездим в Белик и поклонимся земле, где покоится Павел Сергеевич Краснов. Поклонимся от нас. И от Ивана Сергеевича Краснова.
С.И. Князев. Первая встреча, последняя встреча
Среди авторов этого сборника я знал Ивана Сергеевича меньше всех, и мне делиться воспоминаниями и размышлениями о нем явно не по чину, но дочь Ивана Сергеевича Татьяна Ивановна Ионова убедила меня все же несколько слов об Иване Сергеевиче написать.
С Иваном Сергеевичем я познакомился осенью 2013 года. В тот год я делал по заказу Фонда «Знаменитые универсанты СПбГУ» сборник «Университет олимпийский», и, когда книга уже версталась, моя приятельница, одна из авторов книги, осторожно поинтересовалась, не хотел бы я встретиться с совершенно замечательным человеком, много лет работавшим на спортивной кафедре. «Бывший тренер по легкой атлетике, дедушка просто супер, пишет книгу об олимпийском движении, хотел с кем-нибудь посоветоваться на предмет публикации». В голосе дамы явственно слышалось опасение, что я отмахнусь: мол, мало ли таких дедушек, бывших тренеров, которые там что-то сочиняют на пенсии.
Я, конечно, встретиться-пообщаться согласился.
Не только потому, что опасался показаться невежливым болваном, не уважающим возраст, но и потому, что никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, и вообще, никогда не упускай возможность сделать что-то хорошее – тем более если тебе за это ничего не будет.
В назначенное время в кафе торгового центра, где мы договорились встретиться, меня уже ждал очень пожилой, как мне тогда показалось, джентльмен с открытым, ясным взглядом. Взгляд этот казался несколько наивным из-за крупных очков.