— Конечно! — улыбнулся Саломатин. — Все как положено: шинели, каски, нагрудные бляхи… Даже мотоцикл. Правда, без бензина.
— Кто говорит по-немецки, кроме тебя?
— Никто, — покачал головой Саломатин.
— Будешь мотоцикл толкать? Не погнушаешься, полковник?
— За патроны я хоть паровоз! — Саломатин встал.
— Опасно, товарищ полковник! — встрял Ильин. — Ваши портреты на всех столбах. Сто тысяч марок за голову.
— Сэкономим немцам! — усмехнулся Саломатин. — Сами придем. Эх, Савелий! Вспомним молодость?!
Несколько минут спустя Саломатин, прижимая к груди маленький сверток, спустился в землянку, замаскированную кустом боярышника. У входа его встретила худенькая женщина в военной форме.
— Спит! — шепнула, прижимая палец к губам. — Еле укачала. Голодная.
— Вот! — сказал Саломатин, разворачивая сверток. — Поешь!
— Колбаса? — изумилась женщина. — Откуда?
— Хороший человек принес.
— Поужинаем?
— Ешь сама. Я сыт.
— Обманываешь?
— Вот! — Саломатин дохнул на жену. — Чувствуешь?
— Водкой пахнет, — согласилась женщина. — Пить пил, но ел ли?
— Танечка, жизнью своею клянусь, ел! Так нажрался, что брюхо трещит. У Ильина сидели. Он, я и гость. Ешь! Тебе дочку кормить надо.
— Что за гость? — спросила Таня, нарезая на дощечке колбасу. — Да еще с такими дарами?
— Брагин.
— Тот самый? — замерла с ножом Таня.
— Именно! — Саломатин подхватил жену и закружил по землянке. — Отыскал нас, пришел… Ох, и заживем теперь!
Таня засмеялась, но тут же испуганно прижала палец к губам. Саломатин осторожно опустил ее на земляной пол и все время, пока жена ела, не спускал с нее счастливого взгляда…
Глава 2
Молодой полицай встрепенулся и вытянулся у бруствера из мешков с песком.
— Кто там, Романчук? — спросил старший поста, мордатый, в засаленной шинели.
— Немцы, кажись.
Мордатый подошел и встал рядом. Из-за недалекого поворота появилась странная процессия. Двое немцев в длинных шинелях, упираясь сапогами в раскисшую грунтовку, катили мотоцикл с коляской.
— Заглохли! — сказал мордатый. — Эк, угораздило! Давно толкают. Мотоцикл трещит — за версту слышно, а было тихо.
— Я окликну! — сказал Романчук и, не дожидаясь позволения, закричал: — Стой! Кто идет!
Немцы не обратили на окрик ровно никакого внимания. Как упирались сапогами в грунтовку, так и продолжили.
— Дурак ты, Романчук! — снисходительно сказал мордатый. — Чего разорался? На кого? Счас подойдут да как врежут прикладом!
— У них автоматы.
— У автомата тоже приклад, железный. Раз сунут — и зубы вон. Видел такое. А жаловаться не станешь: зачем кричал?
— Вдруг партизаны переодетые?
— Станут партизаны среди белого дня на мотоциклах раскатывать! Они в лесу затаились и картошку последнюю доедают.
— Месяц назад пятерых в роте убили! — возразил Романчук.
— Тебе, дурню, место освободили! — хмыкнул мордатый. — Сидел бы в деревне да клопов давил. А так корову дали, муки мешок, форма вон какая! Жених! Немца от партизана всегда отличить можно: сытые, справные.
Передний немец, кативший мотоцикл за руль, словно в подтверждение слов старшего поста поднял голову, и полицейские увидели мокрое от пота, явно не худое лицо.
— Второй тощенький, — сказал Романчук.
— Люди, как коровы, разные бывают. Другую кормишь-кормишь, а у нее — рога да хвост, — философски заметил мордатый.
Тем временем немцы подкатили мотоцикл к посту, передний достал из кармана носовой платок и вытер мокрое лицо.
— Бензин? — сказал, указывая на мотоцикл.
— У них горючка кончилась! — догадался мордатый. — Бензин у господина начальника, там! — Он указал в сторону поселка. — По этой улице и сразу увидите!
— Ком!
— Чего? — не понял мордатый.
— Шиб ан! — немец сделал руками движение будто толкает кого-то и указал на мотоцикл. — Ком!
Мордатый понятливо закивал.
— Романчук! Помоги господам офицерам!
— Почему я? — насупился молодой полицейский.
— Меньше орать будешь!
— Один не справлюсь! Они вдвоем толкали!
— Пилипенко поможет.
Третий полицейский, все это время хранивший молчание, забросил винтовку за спину и взялся за ручки мотоцикла.
— Покататься бы на таком! — вздохнул Романчук, пристраиваясь за седлом.
— Рылом не вышел! — напутствовал мордатый.
— Шнель! — поторопил немец, и процессия из четырех вооруженных мужчин и одного мотоцикла направилась в поселок. Полицейские катили мотоцикл, немцы важно шагали позади.
— Нам в субботу что-нибудь перепадет? — спросил Романчук, который, как видно, просто не умел молчать. — Именины начальника!
— Тебя обязательно позовут! — сказал Пилипенко. — Место за столом подготовили.
— Ты не смейся! — обиделся Романчук. — В Торфяной Завод поедет только наш командир, знаю. Но могли бы и нам поднести.
— Дурак ты! — отозвался Пилипенко. — Не успел форму надеть, а губу раскатываешь! У начальника таких, как ты, три сотни, каждому наливать? К нему немцы приедут из района, с ними и выпьет. Вчера двух кабанов в Торфяной Завод повезли, Сымониха неделю самогон гнала да угольками чистила. Начальник сказал: не понравится немцам, спалит вместе с хатой! Они будут пить, а ты службу усиленную нести, чтоб партизаны не помешали!
Романчук в ответ только вздохнул. Вдвоем они подкатили мотоцикл к большому дому в центре поселка. По всему видать, что до войны здесь располагался сельсовет: на бревенчатой стене светлел прямоугольник от содранной некогда вывески. Новой на здании не было, только над крыльцом жалкой тряпкой висел белый флаг с красной полосой вдоль полотнища. Навстречу гостям выскочил низкорослый человечек в полицейском мундире.
— Что случилось?
— Бензин! — сказал высокий немец, указывая на мотоцикл.
— Айн момент! — залебезил полицейский начальник. — Новиченко! — крикнул он в распахнутую дверь. — Неси канистру!
Спустя минуту появился полицейский с канистрой. Подойдя к мотоциклу, он свинтил пробку с бензобака и поднял канистру.
— Найн! — остановил его высокий немец. — Курт!
Худенький немец извлек из багажника за спинкой сиденья коляски жестянку, свинтил пробку и налил в мерный стаканчик густое машинное масло. Опустошил стаканчик в бензобак, забрал у Новиченко канистру и наполнил бензобак до горловины. Завинтил пробку и несколько раз качнул мотоцикл, перемешивая содержимое.
— Видишь, как! — укоризненно сказал полицейский начальник Новиченко. — Культура! А ты хотел просто плеснуть.
— Откуда мне знать? — пожал плечами полицейский. — Я на мотоциклах не ездил.
— Ты и на тракторе ездил так, что не успевали ремонтировать! — хмыкнул начальник. — Выгнали из МТС, как собаку. Неси книгу!
Новиченко забрал канистру и обратно появился с амбарного вида книгой.
— Бите, герр офицер! — попросил начальник, раскрывая книгу. — Положено записывать, кому выдавали. Начальство требует. Отчетность. Орднунг по-вашему.
Высокий немец молча взял книгу и карандаш, быстро написал что-то и поставил подпись. Тем временем худенький, покопавшись в свечах, завел мотоцикл. Высокий немец сел в коляску, худенький запрыгнул в седло, и мотоцикл, распространяя вонь от выхлопных газов, покатил по улице.
— Хоть бы спасибо сказали! — заметил Новиченко.
— За что? — рассердился начальник. — Твой бензин, что ли? Немцы дали, немцы взяли. Скажи спасибо, что расписались! Уперся бы фельдфебель, доказывай потом, что бензин не продал!
— А сколько взяли, не написал! — заметил Новиченко, заглядывая через плечо начальника. — Можно самим поставить. Столько, сколько нужно.
— Разберемся! — осадил его начальник. — Он поднес книгу к близоруким глазам. — Фельдфебель Штирлиц! Странная фамилия…
— Нам что Штирлиц, что Мюллер! — сказал Новиченко. — Детей не крестить. Там Сымониха принесла продукцию на пробу. Пойдем, Иваныч?
— Тебе бы только пьянствовать! — укорил начальник. — При советской власти за это гоняли, при немцах захотел?
— Так уехали! — махнул рукой Новиченко. — Бензина у них под завязку, не вернутся. Пойдем, Иваныч! Там сальце свеженькое, яички вареные…
— Ладно! — мотнул головой начальник. — А вы что стоите?! — набросился он на Романчука с Пилипенко. Марш на пост!..
Заправленный полицейскими мотоцикл выбрался с проселка на большак и остановился у перекрестка. Оба немца оставили машину и стали рядом на обочине.
— Откуда знал про бензин? — спросил Саломатин, поправляя съехавший ремень.
— Немецкая система снабжения на оккупированных территориях, — ответил Крайнев. — В каждом населенном пункте, находящемся под их контролем, имеется запас на непредвиденный случай. Немцы порядок любят.
— Умно! — похвалил Саломатин. — Только полицейские бензин могли пропить. Видал рожи!
— Немцы за такое — к стенке!
— Да им побоку. Маму родную пропьют! Родину продали, сволочи! — Саломатин плюнул. — Руки чесались…
— Успеешь! — сказал Крайнев. — Не оказалось бы бензина в Петришках, послали бы полицаев в Торфяной Завод. Там наверняка есть. Сами тем временем культурно провели бы досуг. Опробовали продукцию бабки Сымонихи, сало с вареными яичками…
— Не трави душу! — Саломатин снова сплюнул. — Живот к хребту прилип… Как действуем?
— Как в сорок первом. Колонны пропускаем, одиночные грузовики останавливаем.
— Не опасно повторяться?
— Немцы — народ консервативный и не любят что-либо менять. Как останавливала грузовики фельджандармерия, так и останавливает. Никому не объясняя почему.
— Ладно! — сказал Саломатин, поправляя на груди «МП-40».
До полудня они пропустили мимо пять колонн и остановили три грузовика. Все остановленные везли или запчасти к технике, или снаряды к пушкам. Напарники так освоились на дороге, что на короткое время смотались в недалекую деревню, где, изо всех сил изображая не понимающих по-русски немцев, купили у молодки два ломтя хлеба и горлач молока. Молодка оказалась боевой, содрала с них три марки, да еще плюнула вслед. Крайнев с Саломатиным сделали вид, что не заметили. После обеда они повеселели и с новым рвением стали тормозить грузовики. В одном из них оказалось продовольствие. Саломатин, забравшись в кузов, увидел мешки с мукой, штабеля ящиков с консервами, жестянки с маргарино